Единый рассказ, но шитый белыми нитками. Окончательная редакция истории Кораха относится к тому, достаточно позднему этапу редактирования, когда самое полное сохранение всех ранних традиций, пусть не вполне ясных самому редактору, стало намного важнее, чем стремление к гладкости и непротиворечивости рассказа.
Недельный раздел Корах
Михаил Ривкин
Рассказ о восстании Кораха отражает, в мистифицированной форме, некие реальные события, которые относятся к достаточно позднему времени, вероятно — к эпохе Второго Храма.
Родословная Кораха, согласно нашей недельной главе (Бемидбар 16:1), а также другим упоминаниям в Торе (Шемот 6:21, 24) восходит напрямую к Леви, сыну Яакова. Однако внимательное чтение ТАНАХа позволяет усомниться в этом. Подробные генеалогические списки в книге Брейшит уверенно возводят происхождение Кораха либо к самому Эдому, либо к Элифазу, его сыну:
Вот родословная Эйсава, он же Эдом Эйсав взял своих жен из дочерей Кынаанских: Аду, дочь Эйлона, Хэйтийца, и Ооливаму, дочь Аны, внучку Цивона, Хиввийца. И Басымат, дочь Ишмаэйла, сестру Нывайота /…/ А Ооливама родила Йыуша, Ялома и Кораха. Это сыновья Эйсава, которые родились у него в земле Кынаанской /…/ И вот сыновья Ооливамы, дочери Аны, дочери Цивона, жены Эйсава: она родила Эйсаву Йыуша, Ялома и Кораха /…/ А вот сыновья Ооливамы, жены Эйсава: старейшина Йыуш, старейшина Ялом, старейшина Корах. Вот старейшины сынов Эйсава. Сыновья Элифаза, первенца Эйсава: старейшина Тэйман, старейшина Омар, старейшина Цыфо, старейшина Кыназ, Старейшина Корах, старейшина Гатам, старейшина Амалэйк. Это старейшины Элифаза в земле Эдома; это сыновья Ады. /…/ Это старейшины Ооливамы, дочери Аны, жены Эйсава.(Брейшит 36:1-3, 5, 14-16, 18)
Когда мы читаем этот пречень имён, нам кажется вполне очевидным, что это список конкретных людей, потомков Эсава. Именно так понимали этот перечень традиционные толкователи и комментаторы. Однако историки, библеисты и этнологи давно научились смотреть на эти имена совсем по-другому.
«Текст содержащий имена трёх жён Эсава и пяти его сыновей, родившихся в Кнаане, обозначает конфедерацию трёх основных племенных объединений /…/ На самом деле, эпитет «Жёны из дочерей Кнаанских» вводит в заблуждение, как становится понятным при внимательном прочтении Брейшит 26:3, 27, 27:46, 28:1, 6, 8./…/ Ада и Ооливама в нашем отрывке помещены рядом, что подчёркивает их нежелательное кнаанское происхождение. Дочь Ишмаэля так назвать нельзя. Исторически, разумеетмя, все эти браки отражают сложные межэтнические отношения, и фиксируют постепеннную интеграцию кнаанских кланов в сферу Эдома»1
Из этой, многократно повторенной, с минимальными вариациями, родословной, можно понять, что Корах это эпоним (персонификация в лице родоначальника) одного из кнаанских кланов или родов. Этот клан на очень ранем, прото-историческом этапе был, так или иначе, интегрирован в амфиктион Эдома.
Частое употребление слова «старейшина» не должно вводить нас в заблуждение. Это всего лишь не очень удачный перевод слова АЛУФ (אלוף). Перевод Сончино предлагает близкое по смыслу слово «вождь», но и оно очень далеко от изначального смысла оригинала на иврите. Г. Сарна объясняет значение этого слова, комментируя третий вариант родословной Эдома (там, 36:15-19):
«Это — третья родословная Эсава. На сей раз каждое имя сопровождается определением АЛУФ. /…/ Это слово, несомненно, связано с ивритским ЭЛЕФ (אלוף), которое обозначает социальную ячейку, иди секцию, более мелкое подразделение племени, что-то вроде клана. Этот термин имел большое значение в домонархический период, когда племена ещё не распались. /…/
Некоторые имена АЛУФов, идентичны именам, уже встречавшимся в предыдущих списках. Так, мы видим двух Корахов, один из которых — внук, сын Элифаза, а другой — сын, как и ранее. /…/ наиболее убедительное объяснение этих разночтений в том, что список, который мы имеем, отражает политическое размытие племенной истории эдомитов. Он восходит к тому времени, когда клан Кораха отделился от группы Оолиамы, и присоединился к конфедерации Элифаза, куда входил и Амалек»2
Спустя много веков этот клан присоединился, наряду с множеством других иноземных семейств, к личной гвардии Царя Давида. Книга Хроник перечисляет несколько знатных потомков Кораха, которые присоединились к Царю Давиду, во время его пребывания в Циклаге:
А вот те, что пришли к Давиду в Циклаг, когда укрывался он от Шаула, сына Киша /…/ Элкана и Йишийау, и Азарэйл, и Йоэзэр, и Йашовам, корахияне, (I Хроник 12:1, 6)
С тех пор корахияне служили в царской гвардии и, со временем, получили определённый статус в храмовом церемониале. Тогда же, или несколько позже они стали исполнять обязанности церемониальной стражи при входе в Храм:
И Шаллум, сын Корэйа, сына Эвйасафа, сына Кораха, и братья его по отцовскому дому его, корахияне, исполнявшие работу стражей у порогов шатра, а отцы их охраняли вход у стана Г-сподня (I Хроник 9:19).
Со временем, наряду с чисто «гвардейскими» функциями стражи, корахияне стали выполнять и некие ритуальные функции, хотя и достаточно скромные:
И Маттитйе из лэйвитов — он первенец Шаллума, корахиянина, — (поручено было) постоянное приготовление хлебного дара, что на сковородах (I Хроник 9:31).
Со временем корахияне получили одну из самых важных функций в Храме — они стали псалмопевцами. В Техилим имеется одиннадцать псалмов, которым присвоено имя корахиян. Среди них особенно интересны псалмы 42, 44. В этих псалмах найдена необычная и яркая метафора для описания духовной жажды человека, стремящегося к Источнику Света и Истины:
Как олень стремится к источникам вод, так душа моя стремится к Тебе, Б-же. Жаждет душа моя Б-га, Б-га живого. Когда приду и явлюсь пред Б-гом? Стали слезы мои хлебом для меня днем и ночью, когда говорили весь день: «Где Б-г твой?» Техилим 46:2-4)
Псалом 44 выражает восторг и трепет народа Израиля, воспевающего те времена, когда Всевышний прямо и явно вершил судьбы своего Избранного Народа, чередующиеся с тоской и горечью в ту минуту, когда Б-г, по-видимости, их покинул. 46-й и 46-й псалмы, напротив, полны торжества и гордости в час победы.
Эти одиннадцать псалмов по праву считаются одними из лучших в Техилим. Важно понимать, что они относятся к разным историческим периодам. Реакция на некие конкретные события внешнего мира чередуется в них с глубоким взглядом, проникающим в глубь человеческой души. Из этого можно понять, какое важное место занимало, в своё время, семейство Кораха, подарившее народу Израиля целую плеяду талантливых поэтов.
Но в какой-то момент корахияне были отлучены от службы в Храме. Когда они захотели вернуть себе свой прежний культовый и социальный статус, у них ничего не получилось. Поскольку историю всегда пишут победители, то и про восстание семейства Кораха мы узнаём от тех, кто смог окончательно вытеснить корахиян из Храма, от жрецов, возводивших свой род к Аарону. Так родилась история про Кораха и его присных.
Но это не сухой рассказ, не отчёт, адресованный современникам, а поэма, полная образов и ассоциаций, которые должны были быть хорошо понятны слушателю (читателю) во все времена. Это, достаточно позднее (времён Второго Храма), поэтическое творение, постоянно отсылает нас к более ранним, которые, так или иначе, описывают ситуацию гордости, своеволия, бунта против Моше. Так, «совки с воскурениями» (Ваикра 10:1), которые взяли два сына Аарона, сразу приходят нам на память, когда мы читаем про испытание, которому подвергли себя стороны в истории Кораха (Бемидбар 16:16-18). И в данном случае, как и в случае сыновей Аарона, является «слава Г-сода» (там ст. 19). И точно так же, как в истории Надава и Авиу:
«… огонь вышел от Г-спода и пожрал эти двести пятьдесят человек, принесших курение» (там п. 35).
Ещё одна история, которая приходит нам на ум, это история суровой кары, которая постигла Мириям за ропот против Моше. В обоих случаях наказание носит явно сверхъестественный характер. Все эти истории были уже известны автору рассказа про Кораха, что указывает на достаточно позднее время появления этого рассказа. Но была и ещё одна история, хорошо известная автору, но, в отличие от историй про сынов Аарона, к тому времени сохранившаяся только как древняя сага, освящённая вековой традицией, но уже не очень понятная. Многие ее детали как-то перекликаются с рассказом о Корахе, поэтому и она «пошла в дело» при редактировании окончательной версии. Это история про Дотана и Авирама.
И что Он сделал с Датаном и Авирамом, сынами Элиава, сына Рыувэйна, когда разверзла земля уста свои и поглотила их и семейства их, и шатры их, и все достояние, которое при них, среди всего Исраэйля (Деварим 11:6).
Из этого короткого отрывка невозможно понять, в чём суть дела, но ясно, что никакой связи с Корахом нет. Но эта сверхъестественная, более впечатляющая, чем просто огонь, картина гибели восставших против Моше настолько понравилась автору, что он, нисколько не сомневаясь, приписал её и самому Кораху тоже, несмотря на то, что чуть дальше сказано, что Корах «принёс курение» и сгорел:
И раскрыла земля уста свои, и поглотила их и домочадцев их, и всех людей Кораха, и все имущество. И сошли они со всем принадлежавшим им живыми в преисподнюю, и покрыла их земля, и исчезли они из среды общества (Бемидбар 16:32-34)
Эту историю редактор автор предпочёл соединить воедино с историей Кораха, в результате перед нами некий единый рассказ, но шитый белыми нитками. Видно, что эта, окончательная редакция истории Кораха относится к тому, достаточно позднему этапу редактирования, когда самое полное сохранение всех ранних традиций, пусть не вполне ясных самому редактору, стало намного важнее, чем стремление к гладкости и непротиворечивости рассказа.
___
1 Nahum Sarna, Understanding Genesis, The Jewish Theological Seminary of America, NY, 1966, p 247
2 Nahum Sarna, Understanding Genesis, The Jewish Theological Seminary of America, NY, 1966, p 250
