Ефим Гаммер: Догадки играют в прятки. Окончание

Loading

Первое — здоровье, второе — творчество и взаимная любовь, все остальное в свободном расположении по ранжиру, желательно, конечно, в том объеме, чтобы внутренне осознавать, что жизнь прошла не зря.

Догадки играют в прятки

Ефим Гаммер

Окончание. Часть третья. Часть вторая. Часть первая

13

Люди боятся повышенного холестерина.

Чем это грозит, знают все. А какая польза от него, далеко не каждый, даже не десятый или сотый.

Будем считать, что я тысячный. Согласны? Тогда — вперёд, в мир науки и последних открытий.

Оказывается, информация записывается на холестериновых кристаллах. А они, эти самые холестериновые кристаллы, оказывается, входят в состав побелки русской печи. А печь, оказывается, и не печь только, хотя, конечно, и тепло даёт, и обед подогреет, нет, она ещё и хранительница мыслей, слов, видений и образов обитателей избы, живших здесь с момента закладки и побелки семейного очага.

Каких мыслей? Каких слов? И боже упаси, каких это видений и образов?

Закрой глаза. Сосни хотя бы часок, и увидишь.

Думаете, это мои фантазии? Э, нет, господа хорошие! В семидесятые годы, когда я жил в таёжном городе Киренске, работал журналистом в газете «Ленские зори» и спал в уютной комнатушке, всего в пяти метрах от давным-давно побеленной русской печи, какие только мысли, видения и образы не донимали меня по ночам.

Рассказать, не поверите. Поэтому пусть это остаётся во мне, пока не напишу новый роман. А сейчас, для интереса, вот маленький эпизод для небольшого романа. ненаписанного.

Но сначала о Киренске…

Назван он не в честь Керенского. И не рожден от слова «кирять». Древний царь Кир нам тоже до лампочки в этом невыдуманном повествовании.

Город возник в давние стойкие времена. Из острога.

Непонятно? Пояснение: в давние стойкие времена, при завоевании Сибири, заложили в междуречьи бревенчатую тюрьму: «бежать не моги!» Справа надежной преградой Лена, слева взбаламошенная река Киренга, а кругом тайга до Британских морей с авторитетным даже для преступников Хозяином. (Кстати, психоватая Киренга и передала свое имя городу, потопив предварительно немалое количество его основателей).

Заложив острог, целинники подняли его до стропил. А затем заложили пятистенники для тюремщиков и обслуживающих тюремный люд работных людишек и всяких прочих сварных родственников, домочадцев и нарождающихся ненароком детишек. Потом, спустя годы и годы, для жен декабристов, сидящих в тамошней Кутузке. Они, эти жены, достигшие после кончины бессмертия, мало-помалу — при жизни — поднимали невысокий, надо признаться, интеллект местного населения, очень неохочего до учебы. Все бы им, местным, в тайгу, по кедровый орех, али на медведя. Еще рыбу горазды выгребать сетью, перепелку рукой безоружной сцапать, да и соболика в глаз примочить — все могли, не учась, по призванью. Вот Бомонд и французский язык, честное слово, ни то, ни другое им не давалось. И бежали они, местные, от училок — силки ставить, рысь раздевать донага, волку пасть выворачивать. А все стремление к просвещению скинули на собственного летописца, выкормленного ими за тягу к наукам березовой кашей с олениной.

Вот он — единственный — и учился. Учился и превозмог. Бонжур — говорил. И мерси — говорил, даже если били его невзначай по морде за эти неприличные слова.

Летописца звали Ким. Не путать с коммунистическим интернационалом молодежи или с популярным именем стахановцев и ударников. Ким располагал седой бородой, китайско-русско-якутской внешностью, родословной от Ермака, верительной грамотой от Чингис-Хана и нержавеющим стилом неведомого происхождения, из химически чистого железа, в ту пору — да и сегодня! — еще недобываемого. Была у Кима утеха — писать летописи. То бишь подноготную города Киренска. И писал, благо грамотный.

Мне доводилось читать его летописи, выправленные грациозным пером дворянского происхождения. Ошибок много. Оценки за сочинения явно завышены. Впрочем, я догадывался: поставь ему двойку, и один-разъединственный ученик звезданет тут же в гнездовище жень-шеня и накарякает там такое, что и через сотни лет Россия не отмоется от его наркотического бреда.

Поэтому ему, летописцу, позволялось училками из Петербурга писать только в классе, за партой. Иначе — кол. Угрозы эти Ким воспринимал по-азиатски. Во французском прононсе слышалось ему — на кол! И он из класса не выходил даже по нужде. Поэтому много сотворил летописей.

По ним выходило, что Киренск основан за двести лет до Москвы и по праву первородства наделен мессианским предназначением встать во главе Российского государства до скончания имперских времен.

Обман? Или намек на сегодняшний день?

Стилист, однако, он был превосходный. Вот примерец из его писаний.

«День вертит солнечный жернов к ночи. Ночь извергает небесный огонь на рассвете. И вспыхивают облака зорным заревом. Первые российские облака, нарожденные у восточных границ. Облака, коим нести очищающее пламя на запад, к отстающим в развитии от нового времени градам и весям Матушки-Родины. Сапоги там правят бал. А на паркет надо бы валенки».

Так, приблизительно, писал летописец Ким.

Теперь загадка на сообразительность…

Как Киренск оказался островом? Вот вопрос! Вопрос всех вопросов! Для несведущих! Это известно любому старожилу глубинки, по летописям того же плодовитого автора. Хотя бы уже потому, что об этом случае из биографии Киренска он писал от первого лица. Слова такие… Впрочем, слов его употреблять не буду. Перескажу их, как в сочинении на вольную тему.

Итак…

Когда Ким повышал образовательный уровень у жен декабристов, его не выпускали из класса ни по малой, ни по большой нужде. Не дай Бог, убежит в тайгу, башебузик. К жень-шеню. Клюкве. Медведю и подругам его росомахам. Он и не бегал. Терпел и малую, и большую. Безденежье лютое доконало! А если посмотреть в корень, то там легко обозначено: у Кима, кроме учения, была специальность! Печник он! Печник! Самой высокой квалификации! По советским временам, считался бы ударником производства, на Доске Почета имел бы право висеть на зависть лодырям и прогульщикам.

Как-то раз получилось, что Городской Голова предложил ему сложить печь. И где? Не у черта на куличках. В собственном доме! Более того, за монеты звонкие, царской чеканки.

Ким и согласился, хотя вынужден был прогуливать занятия. Приработок все же дороже бесплатной грамоты.

Печь он сложил. Из глины первоклассной. Так как обладал секретом добычи этого строительного материала.

Но тут необходимо подчеркнуть: в ту пору Киренск еще не слыл островом и не стал посмешищем для деревенской публики. Да, его отлогие берега обегали две реки. Сибирские, естественно. Лена и Киренга. Между них был перешеек. Что позволяло доже в половодье выбираться в тайгу. По кедровый орех. Или на сохатого-рогатого. Белка тоже в хозяйстве пригодится.

Глину Ким добывал в потаенном месте. Где? Секрет производства, скажем, в пещере Альзам, на речном плесе. Притом с риском для жизни. Поскользнешься и завернешь вниз головой в своенравную Киренгу. Следовательно, если не убережешься, то непременно попадешь на корм рыбам, охочим до бесплатного мяса.

Но Ким был мастак! Не утонул.

Глину добыл, замесил. Печь поставил.

Деньги захотел получить.

Городской Голова сказал ему в день зарплаты:

— А шел бы ты! К репрессированным декабристкам!

Ким догадался: денег не будет никогда, потому что никогда их не будет. И ответил русскими словами. Без бонжура и мерси.

— Ты мне это припомнишь! И дети твои! И дети детей твоих! И все прочие потомки!

И пошел. Но не за парту. А к Киренге, туда, где выковыривал глину для печи. И там, на том примечательном месте, подвернул саперной лопаткой слабый на умишко грунт. И Киренга — не сразу, доложим, — а спустя несколько трудоемких лет тоже подвернула, вернее, вывернула дугой свое русло. И потекла, бурля негодованием, в обход Киренска. На встречу с полноводной подружкой Леной. Обхватила город объятием небывалой силы, окружила, как Паулюса в Сталинграде, и капут!

Вот и вся история. Вот вам и весь остров, невзначай возникший на территории Киренска. Вот вам и весь Ким. Грамотным был. А выучили его жены декабристов. На свою голову выучили. В результате он под их мужей-декабристов и взбунтовался, заодно взбаламутил всю Киренгу.

14

Бытует мнение: мы потомки инопланетян, прибывших на нашу планету в допотопные времена.

Но когда антропологи исследуют останки наших предков, выясняется…

Да-да, наши давние предки были довольно дикими созданиями. Вот ведь загадку оставили в наследство: догадайся, мол, потомок, что да как произошло с нами?

Что ж, попробуем.

Почему же они, прибывшие на звездолётах, выявились после приземления до неприличия примитивными созданиями, не способными даже вручную разжечь костёр?

Хороший вопрос. Но не на засыпку.

Представим в уме те немыслимые расстояния, какие им предстояло преодолеть от звезды до звезды с момента старта и прикинем, сколько столетий на это потребуется. Ого-го! — вот единственное, что приходит в голову, пока не сядем за арифмометр.

Итак… Первое поколение, вышедшее в полёт, положим, из созвездия Плеяд либо другого, было всесторонне подготовлено и обучено не только нажимать на кнопки и переключать тумблеры. А последующие, летящие уже на автопилоте, теряли за сидением у саморегулирующегося компьютера обычные человеческие навыки. Положим, такие, как в лавку сходить за стопариком, порох выдумать, саблю заточить.

Когда всё на кнопках, практические навыки атрофируются. Вполне разумный внутри корабля человек, потомок стартовавших пятьсот лет назад в космос первопроходцев, выйдет в дикую природу из автоматически открывшейся двери звездолёта и в первозданной природе, где ни электричества, ни канализации, ни 200 каналов спутникового телевидения, внезапно обретёт «безрукость» — ни дров наколоть, ни шалаш из веток сложить, ни-ни… Только одно остаётся при нём, сексуальная одарённость и неискоренимая склонность к деторождению. Впрочем, эта склонность не зависит от образования. И мы, их потомки, тому живое свидетельство.

15

По версии учёных, для адаптации европеоидного, положим, гомосапиенса к Африке таким образом, чтобы он приобрёл соответствующий местному населению цвет кожи, требуется миллион лет. Обратите внимание, лет, а не баксов. Такой же срок потребуется человеку разумному, чтобы в Америке окраситься под героев Фенимора Купера, а на Дальнем Востоке, скажем, под китайцев.

Всего же человек, также по версии ученых, развивается на Земле не дольше 40 000 лет, что явно мало для перелицовки цветового кожного покрова.

Выходит, каждая разновидность людей прибыла на нашу планету самостоятельно, именно в том обличье, какое мы наблюдаем и ныне. И выбрала для проживания наиболее подходящую им по климатическим условиям местность.

Догоны утверждают, что их предки пришли из созвездия Плеяд.

Египтяне — из созвездия Ориона.

А чтобы убедиться в их правоте, следует слетать по указанному адресу и проверить местность на соответствие с земными природными условиями.

Есть добровольцы? Думаю, найдутся.

Но кто оплатит командировочные?

Вот в чём вопрос!

16

Почитаешь газеты, положим, рубрику «Здоровье и долголетие», послушаешь радио, особенно советы врача, и констатируешь: живешь под дамокловым мечом.

Когда после 50-ти повышается вес, надо опасаться сахарного диабета.

Когда начинаешь худеть, приходится опасаться рака.

Не жизнь, а медицинский лабиринт: туда ли, сюда ли, везде натыкаешься на визитку Минотавра.

А не проще ли подумать о том, что в детстве и двадцатилетнюю девушку называли тётенькой?

— Тетенька, сколько сейчас времени?

Вот именно, сколько сейчас времени на наших биологических часах? И убеждаемся, минуту подумав, отнюдь не то время, что было у наших ровесников в предыдущую эпоху. Можно приводить примеры из Пушкина, Толстого, Достоевского, называющих своих, молодых на наш нынешний взгляд героев тридцати-сорока лет пожилыми людьми, а то и стариками.

Отсюда — и самовнушение или внутренняя установка: наша время иное — и мы под стать ему. В Израиле проще, тут до 50, порой и дальше, остаешься солдатом-резервистом, дважды в году ходишь на месячные армейские сборы. Волей-неволей, находишься в форме. К тому же и дети подрастают, и тоже — с 18 лет — уходят в армию. Подчас оказываетесь рядом в боевых порядках матушки-пехоты. И что? На глазах собственного ребенка выглядеть слабаком? Простите, это не для нас! Я, например, в 1998 году, 53 лет от роду, в день, когда мой сын Рони был призван в армию, решил вернуться после 18-летнего перерыва в бокс, чтобы «в случае чего» встать ему на замену. Так что о беспомощности говорить не приходится, да и о ненужности тоже. Ведь на пенсию у нас выходят в 67 лет, из бокса по собственному желанию. А из творчества — никогда, в особенности, когда уже изначально осознал: если будешь самим собой, всё остальное приложится.

17

Жизни нет, а смерть приближается. Притом, незаметно, будто и её нет в наличии. А нет, так нет! И радуемся куску хлеба, рюмке водки, свежему воздуху и приятной встрече с любимой. Жизнь — вот она, хоть её и нет. А смерть… кто её видел?

Никто не откликается.

Что ж, придётся черпать из собственного опыта. В 1980 году, в августе, сдавая кровь, я отключился от жизни, и ушёл в небеса. Поднимаюсь всё выше и выше, небо тянет подобно магниту, при этом выглядит как редкие снежные хлопья. Они медленно сближаются, скрепляются в одно целое, и вот уже передо мной плотный снежный наст. Пробью его головой, и окажусь там, в неимоверно притягательном мире. Эйфория, непередаваемое счастье.

Однако — главное! — о чём я подумал в этот момент?

«А кто издаст мои книги?» — подумал я, и тотчас по касательной ушёл в своё тело и очнулся на каталке, чуть ли не объятиях медсестры, добывающей мою кровь стахановским методом.

Вскоре я внезапно стал художником. Не просил об этом, не помышлял. Просто — взял в руки рапитограф, и пошло-поехало, как по велению свыше. Первая коллективная выставка не где-нибудь, а в Кнессете — израильском парламенте, среди лучших художников-репатриантов из разных стран. И призы — медали и грамоты — с международных выставок: из Франции, США, Канады, Австралии, теперь уже 15.

К чему я об этом? Да к тому, что время тебя самого переключит, если назрела определенная неудовлетворенность в настоящем, и ты не израсходовал свою жизненную энергию на пустяки. А во мне в тот момент жизни — назрело. Печататься было негде, не то, что ныне. Советский Союз был закрыт для наших произведений. Книги нужно было издавать за свой счёт, а денег у нового репатрианта не очень. Вот душа и рвалась к равноценному заменителю, дающему творческую удовлетворенность, к какому-то эсперанто, в данный момент визуального толка, не требующему перевода на иврит или английский. Разуй глаза — смотри на картину, и всё тебе понятно, будь ты еврей, русский, англичанин, француз или китаец.

18

Старость не побеждают. С ней борются. Побеждает она, если в это соревнование не вмешивается предварительно смерть.

Если от старости все тело болит и ноет без всякой причины, то значит, пора боксом заниматься.

Будет тело наконец-то болеть и ныть по причине вполне объяснимой. И о старости думать не захочется.

Но если только боксом заниматься, то вскоре появится и душевная боль: что ты понапрасну себя гробишь, где твои законченные рукописи, написанные картины? В голове? Так зачем ты её подставляешь под шальные кулаки? Ах, затем, чтобы накопились свежие мысли? И где же они? Покажи.

Смотри, не жалко.

Моя картинная галерея. Мои стихи и проза. Моя галерея творческих наград.

С молодых лет я создал для себя понятие творческой спирали. Вот это и позволяет мне находиться в тонусе и быть исключительно работоспособным. В чём секрет? Представьте себе, вы пишите роман, и где-то на 120-й странице застопорились, вдохновение ушло, музу отправили в помощь студентам на уборку картошки. И что? Пить горькую? Впадать в депрессию? Зачем? Берёшь какой-нибудь подвернувшийся под руку литературный журнал, открываешь и, смеясь, читаешь чью-то нетленку, умершую под пером своего создателя.

Тут же само собой сочиняется:

Она лежала на диване
И думала о Дяде Ване.

Включаешься в юмористический настрой, и тонус уже зашкаливает. То ли он хохочет, то ли ты сам. Но бумага всё терпит, и на неё в сопровождении карикатурного толка рисунков вываливаются неуловимые «Засланцы» — герои моего юмористического романа.

А устанешь от юмора, переходишь к детским стихам, чтобы затем вновь обратиться к серьезной прозе, а коли ещё не созрел, отправляешься проветрить мозги на ринге. Вот такая творческая спираль — спасительница, с ней не соскучишься и не проиграешь, если ты по натуре творческий человек.

Человек со стороны, досужий теоретик от искусства, подобный тем, что когда-то, в годы развитого партийными бесами соцреализма, проповедовал узкую специализацию, вряд ли поймёт, проверенное мной до мелочей: разносторонность привносит нечто новое, когда переключаешься в иные сферы творчества. Предположим, ты переходишь со стихов на прозу, от прозы на юмор, с юмора на детскую поэзию или живопись. Элементарный разброс таланта? Или? Это способствует — во всяком случае, во мне так и было — рождению новых жанров. У меня это: стихография — соединение стихотворения и рисунка в одно неразъемное целое, стиходжаз, а также повесть и роман ассоциаций, о чём писала в журнале «Знамя» №8–2007 критик Анна Кузнецова.

В живописи у меня вообще собственное направление — гаммеризм, название включено в Лексикон израильских художников, изданный в начале девяностых в Тель-Авиве. Под этим названием прошла и моя персональная выставка в Доме художников Иерусалима.

19

Вчерашний день мы помним. Завтрашний предвидим. О послезавтрашнем задумываемся. И всё бы хорошо, но на самом деле, пусть вчерашний день мы помним, но завтрашний никак не предвидим, даже если собираемся проводить вечеринку и заранее радуемся предстоящему удовольствию.

21 июня 1941.

5 августа1945.

10 сентября 2001.

Отсюда и китайская мудрость: не радуйся заранее.

Впрочем, мудрость ли это?

Так что плюс нашего возраста, когда мы становимся уже зрелыми и не подвластными идеологическим обманам политических вертихвосток, вчера — ярых атеистов, сегодня — верующих, в том, что мы хорошо знаем прошлое и, попадая на знакомые кочки, тотчас понимаем: нет это болото не для нас.

Мне вспомнился забавный случай, недавно случившийся со мной на фейсбуке. По какой-то причине я упомянул об ушедших в утиль книгах Леонида Брежнева, некогда издаваемых миллионными тиражами. И сказал, что в честь того, чтобы генсека принять в Союз писателей СССР и ему выдать членский билет за номером 00001, провели обмен этих билетов, напечатали тираж, и вручили. И вот мой френд на фейсбуке, сотрудник «Литературной газеты» первого десятилетия 21 века, не доверяя моим воспоминаниям, попросил ссылку.

Какая ссылка, написал, я, если это вручение Брежневу писательского билета видели по телевизору миллионы советских граждан, часть из которых вздыхало из-за впустую растраченных государством средств на красные корочки, когда в магазинах очереди, нехватка многих продуктов, а зарплата — дожить бы до получки.

Вот вам и реальная разница в возрасте. Следующее за нами поколение не знает реально прошлого своих старших братьев и родителей. А ведь — вспомним! — 2012 год был объявлен в России Годом российской истории. И в эфире то и дело звучали слова Максима Горького: «у человека, который не знает своего прошлого — нет будущего».

20

Учёные доказали, что 2 миллиона лет назад человек начал есть рыбу и морепродукты. В них, как доказали те же учёные, присутствуют жирные кислоты, за счёт которых стал увеличиваться человеческий мозг, и в результате венец творения умнел раз за разом, пока, наконец, не достиг нынешнего интеллектуального развития.

— Ох, уж эти учёные, — набегает шальная мысль. — Всё бы им показать свою образованность. Нет, чтобы поинтересоваться уровнем интеллекта у акулы. А ведь она начала употреблять жирные кислоты вместе с телом рыбы задолго до человека.

В чём отличие человека от акулы? Акула — самодостаточна: всё при ней, океан и живое мясо, плавающее поблизости. И без всяких тренировок она набирает вес и убойную мощь. Человеку же от природы даётся только желание — быть. А еврейскому мальчику, которому беспардонно тыкали в лицо, что евреи воевали в Ташкенте, хотя его старшие двоюродные братья сражались с фашистами, приходилось, подражая тем же старшим братьям, бить, чтобы быть. Уже в первом классе, в 1952 году, я повел своих друзей в бокс. Но нас не приняли. Сказали — маловаты. Пришлось подрасти. К тринадцати годам я пришел со значительным перевесом — долго болел, лежал в постели, вот и набрал лишних 5 кг. Как войти в форму? Решение одно — бокс. И я кинулся в бокс без оглядки, согнав на пути в чемпионы излишки веса. И к 17 годам уже обладал многими титулами, самые приятные из них — победитель первенств Латвии и Прибалтики. Дальше — больше. Но после демобилизации из советской армии, где тоже чемпионил, я оставил бокс из-за того, что учился в институте. При этом совершенно не предполагал, что в 1978 году, готовясь к репатриации в Израиль, опять надену кожаные перчатки, сгоню в этот раз 19 кг. веса с 70 до 51 и вновь поднимусь на пьедестал почета первенства Латвии, чтобы в Израиле попасть в сборную страны и приехать на Московскую олимпиаду 1980 года. Однако, в связи с вторжением советских войск в Афганистан, западные страны проигнорировали Московскую олимпиаду. И я повесил свои боевые перчатки на крючок, опять-таки не думая, что спустя 18 лет вновь брошусь в бокс, согнав на этот раз 15 кг. С 69 до 54.

Что поразительно в этом боксерском марафоне? Каким-то образом, не сговариваясь с самим собой, я обращался к боксу в 13–33–53 года, возвращался, согласно этой формуле дважды, через каждые 20 лет. То ли это заданная потребность организма омолаживаться каждые двадцать лет, то ли какая-то пунктирная ориентировка свыше. Но одно я знаю точно: и в 33 и 53 бокс мне спасал жизнь, вытачивая мускулистую фигуру из телесной массы, отягощенной всякими хворями, калорийной пищей, коньячными напитками, сигаретным дымом.

1 июля 1998 года, провожая сына в израильскую армию, я выпил последнюю рюмку коньяка, и пошел в бокс, попутно бросив курить. А как я боксировал в этаком пенсионном для спортсмена возрасте, тридцать раз становясь чемпионом Иерусалима, лучше всего расскажет известный израильский комментатор, мастер спорта и тренер Элияху Бен-Мордехай.

Иерусалимский мемориал Сиднея Джаксона
Журнал «Заметки по еврейской истории»
№6(153) июнь 2012 года

В первой паре жеребьевка свела легенду израильского бокса Ефима Гаммера с молодым Лироном Розенталем — (оба из столичного клуба, вес полулегкий, воспитанники Эли и Гершона Люксембург).

Уму непостижимо, в этом году Гаммеру исполняется шестьдесят семь! У него толпы зрителей, которые приходят болеть исключительно за него.

Гаммеру в этом возрасте делать бы ставку на опыт и технику. Но нет, вопреки здравому смыслу, он добывает свои победы неутомимостью ураганных атак, гоняя противников по всем углам и канатам.

Месяц назад Лирон впервые стал чемпионом Иерусалима. И вот — решил у Ефима добыть победу. Но до победы не дотянул. Опыта и воли ему не хватило. Золотая медаль и Кубок за лучшую технику, достались Гаммеру — «бородатому динозавру».

21

Кто признанный долгожитель на земле нашей — матушке?

Попугай! Но почему-то, будь пернатому аксакалу хоть за сто лет, это не мешает его хозяину говорить своему любимцу: «Попка-дурак».

Однажды я наблюдал довольно забавную картину, находясь в гостях у потомка одного из посольских работников, покинувших Израиль из-за разрыва дипломатических отношений в связи с Шестидневной войной.

— Скажи, попка-дурак, — спрашивал этот потомок, стоя у клетки и хитро подмигивая мне. — Чего нам ожидать в ближайшей исторической перспективе?

— Кар-р! — взволнованно и громко провозглашал попугай.

— Вот дурак! — смеялся наследник собственного папы. — Остолопу за сто лет, а по-человечески говорить не научился под вашими пальмами. Каркает, как будто его мама-ворона родила.

— А он не каркает! Он предостерегает! — встал я на защиту мудрой птицы.

— От чего же он предостерегает?

— От нового ледникового периода. Почитай, пятьдесят лет вас предостерегает, а вы насмехаетесь над ним, дураком называете за прозорливое карканье.

— Это как же?

— А так, что на иврите «кар» — это «холод». Следовательно, когда спрашивают, чего ожидать, он даёт прогноз погоды на ближайшее будущее — «похолодание».

— А выживем?

— По попугаю, всё зависит от генетики. Допустим, если ваши родители, деды и бабушки жили до глубокой старости, то и вам предстоит.

— Мои жили, — говорит наследник своего папы. — Молотов — 96, Ворошилов — 88, и примкнувший к ним Каганович — 98. Значит, и мне? Что ж, тогда выпьем за здравье.

Только налил, только пригубил, как тут, откуда ни возьмись, прилетела пуля террориста.

И долголетие, не начавшись, кончилось, как и советская власть, которая, казалось бы, навсегда.

22

Маленькие паучата спрашивают у мамы.

— Каким был папа?

— Вкусным! — отвечает мама.

А я скажу так: самое правильное — это думать о детях ещё до их рождения. Дело в том, что мы передаем свой генный код нашим потомкам. Следовательно, необходимо быть в отличной форме, чтобы передать по эстафете здоровье, родовое долголетие, разнообразные таланты, тягу к творческой работе и отсутствие зависти — самого страшного хищника, уничтожающего в человеке всё перечисленное выше. Например, мой папа Арон Гаммер (1913-2001), обладающий всевозможными талантами — музыканта, изобретателя, жестянщика, художника, поэта, но не раскрывшийся полностью по вине обстоятельств той жизни, когда, если не война, так погром, передал мне, моей сестре Сильве — музыкальному педагогу, моему брату Борису — известному джазовому саксофонисту, очень многое. И мы, в свою очередь, это передаем нашим детям. Мой сын Рони, например, закончил израильский ВГИК, сегодня он режиссер кино и преподаватель киноискусства. Моя дочь Белла профессор психологии, работает над докторской диссертацией. Надо ли им помогать? Разумеется. Чем могу, помогаю. Как никак я теперь не только папа, но и дедушка, у меня четыре внука, три от Беллы, один от Рони, все мальчики, мал мала меньше. Стихи ещё не пишут, но рисунки в подарок от старших я уже получил. Так что эстафета, начатая от царя Давида — музыканта, поэта, певца и победителя Голиафа — продолжается.

И никаких конфликтов.

23

Вот ведь вопрос: что такое счастье?

Подумаем и пофантазируем.

После кораблекрушения вынесло его приливной волной на берег.

Счастье? Счастье!

В ближайшем лесу он натолкнулся на раскопанный клад.

Счастье? Счастье!

Смотрит-радуется: груды золота и брильянтов. И никого вокруг, ни одной живой души, то бишь грабителя.

Через две недели другой искатель приключений, выброшенный приливной волной на берег, обнаружил его обглоданные койотами кости. А рядом — раскопанный предшественниками клад. Когда же обрадовался везенью, подоспели и койоты.

Так что счастье — это не подарок судьбы. Счастье мы носим в себе. И оно в полной красе проявляется в момент исполнения желаний.

Не желай — и не встретишь счастья.

Пожелай — и оно выйдет к тебе навстречу. Но не сразу. Не в первый момент. На то оно и счастье, чтобы материализоваться лишь тогда, когда нужно позарез. Иначе надейся на сказки, где дуракам — счастье.

24

Практически каждого отрясла, как липку, первая любовь. А вторая? А третья? Но всё это вроде бы по молодости. А в зрелости, на пятом-шестом десятке?

На эту тему есть у меня

ОЧЕНЬ КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Любовь ушла. Утром он не проснулся.

А если ближе к реальной жизни, что ж… В пору, когда семейная лодка дала трещину, что обычно случается накануне пятидесятилетия, я пригласил в студию на интервью израильскую поэтессу Лиору, с которой был хорошо знаком. После эфира мы поехали к ней, чтобы пообщаться с её парнем, прибывшем из России в гости. Я прихватил с собой бутылку израильского коньяка, чтобы заморский гость почувствовал себя в Израиле, как дома. Потом оказалось, что надо было брать водку. Но дело не в напитках, сорок градусов там, сорок градусов здесь и ни в одном глазу.

Почему? Дело в том, что глаза мои затмила подруга моей израильской поэтессы Белла, аспирантка Еврейского университета Иерусалима, пришедшая к ней за письмами от родных, которые она получала на её адрес, так как своей квартиры не имела, а жила в университетском общежитии. Кроме того, она была тоже поэтесса, известная на Украине, в России — печаталась в «Юности», и в США — переводилась на английский язык.

— Откуда ты такая? — спросил я.

— Из Одессы.

— Вот это да! Ты мне и нужна! У меня все предки из Одессы!

С тех пор и не расстаёмся.

А вы говорите: какая она любовь в возрасте? Да такая же, как всегда, если она есть. А если нет, то можно писать:

Любовь удалилась по малой нужде

И больше домой не явилась.

А ты в телевизор смотри на вождей,

Роняя из глаз своих сырость.

25

Славой сочтемся. Так считал и в юности, и сейчас. С молодых лет внутри меня сработалась система антизависти, как в творчестве, так и в спорте. В самом простом представлении это выглядит так.

Мопассан? Хотел бы его славу? Но ведь при этом надо взвалить на себя и его жизнь. И угасание в психушке, и смерть от сифилиса. Нет, это не по мне.

Перечислять имена великих можно и дальше. И каждый раз, как мысленно назовешь имя, внезапный стопор: то у них жизнь была слишком короткой, то умерли, не дописав главного своего произведения, то наяву, если отбросить хрестоматийный глянец, творили всяческие безобразия.

Карьера? В советские времена развитых в социализме семидесятых годов я закончил отделение журналистики Латвийского университета. К тому времени выпустил уже документально-художественную повесть «В прицеле — свастика», которая — даже в 2015! — оказалась не только востребованной, но и получила диплом «Лучшая книга года» на международном конкурсе в Германии. Но работы по журналистике, после ухода из «Латвийского моряка» не нашел, хотя уже был членом союза журналистов СССР и печатался во многих газетах и журналах. Почему? Можете не верить, но это — правда. Не брали на работу в редакцию из-за пятого пункта, потому что по национальности еврей. В лучшем случае, если бы даже взяли в штат редакции, ни о какой карьере не пришлось бы мечтать. Потому что я не собирался вступать в партию, как традиционно и все члены моей многочисленной семьи — от дедушек до родителей и старших братьев и сестёр. Тогда-то я уехал в Сибирь, работал в районе взрыва Тунгусского метеорита, в районной газете, где даже не подозревали о квоте для евреев при приеме на работу в газете. В результате родились роман «Один на все четыре родины», принёсший мне Бунинскую премию в 2008 году, повести «Укрылась женщина в снегу» и «Тунгуска». Словом, вместо карьеры обогатился новым жизненным материалом для произведений, что мне дороже всего.

Следовательно, могу утверждать: первое — здоровье, второе — творчество и взаимная любовь, все остальное в свободном расположении по ранжиру, желательно, конечно, в том объеме, чтобы внутренне осознавать, что жизнь прошла не зря. Для меня это главное: внутреннее осознание того, что сделано.

26

Как-то Голда Меир сказала: сорок лет Моисей водил евреев по пустыне, чтобы привести в единственное место на Ближнем Востоке, где нет нефти.

От себя добавим: а почему? Наверное, затем, чтобы отыскать самое незавидное место на земле, из-за обладания которым евреям никто не будет завидовать и не станет претендовать на их Израиль.

Однако…

Вот это и беспокоит.

27

Однажды мне задали вопрос: как вы относитесь к человеческому равнодушию?

Я ответил таким образом:

— Об этом можно говорить разве что со статуей царя Давида в Санкт-Петербурге, которой, по требованию некоторых из возмущенных представителей взрослого населения 2016 года, необходимо прикрыть тряпочкой в отсутствии фигового листка половой орган, дабы не возмущал детишек, шагающих в школу. На самом деле, этот половой орган, прицепленный к телу еврейского царя, может возмутить только евреев, так как он не обрезанный — не прошел брит-мила, если вспоминать об иврите.

А если говорить о русском языке, то вернусь к своим литературным делам.

В последние время у меня вышло две книги в издательстве «Бёркхаус». Проза, документально-художественного направления «Эмигранты зыбучего времени», стихи и поэмы ассоциаций «Стечение космических секунд». А в Москве, в издательстве «Вече» в серии «Военные приключения» опубликована книга «Приемные дети войны», о подростках, сражавшихся наравне с взрослыми на фронте и в партизанских отрядах, во многом построенная на документальном материале. В нее вошел одноименный роман и документальная повесть «В прицеле — свастика», впервые увидевшая свет в далеком 1974 году в рижском издательстве «Лиесма». Что показательно, и роман «Приемные дети войны», который в нынешнем виде написан в Израиле, в первом варианте под названием «Мы были такими, какими были» был также создан в Риге, в семидесятых годах. Но советская цензура поставила перед ним заслон. Причина? Причину обычно не называют, но, скорей всего, цензуру не устраивало, что среди героев книги — юных героев минувшей войны — немало евреев. В те годы, прототипы моих литературных героев были еще живы, и могли бы прочитать о себе, но сегодня, когда, спустя сорок лет их уже нет в живых, эта книга становится для них своеобразным памятником. А что касается 2020 года, поражённого коронавирусом, то мне до ухода в самоизоляцию удалось выпустить в свет фантастический роман «Миссия Мессии», издательство «Млечный путь». Это в полном смысле авторская книга. Помимо текста мне принадлежить оформление обложки и весь иллюстративный материал, помещенный на её страницах. Чем ещё порадовал меня 2020 год? Международной премией имени Саши Чёрного. И тем, что я назван лучшим автором 2019 года по разделу «Проза» в российском журнале «Сура», по разделу «Художественная публицистика» в российском журнале «Приокские зори», а на 6-ом международном поэтическом конкурсе «Россия, перед именем твоим…» удостоен 1 места и стал Победителем международного конкурса драматургов, проведенном в Санкт-Петербурге театром «ВелесО».

28

«Мне пришло в голову»…

Как часто мы слышим эту фразу и не задумываемся о её происхождении. А ведь она из породы непознанного.

Задумайтесь — «пришло»…

Само пришло? Или кем-то послано?

Причём, послано не кому-нибудь. А мне.

Зачем? Наверное, чтобы я поделился этим.

Вот и делюсь.

Как пришло, так пусть и идёт дальше.

У нас ведь свобода на передвижение, без виз и таможни.

Счастливого пути!

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Ефим Гаммер: Догадки играют в прятки. Окончание

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.