Снова вспоминаю тот их, в 1962 году, счастливый спектакль «Божественная комедия», тот их, Адама и Евы, искромётный танец, которым оба ослепительно являли нам переполняющую их радость жизни, восторженное удивление перед чудесным, им принадлежащим миром, нежность и любовь, которую испытывали друг к другу…
«Настоящая актриса идеальной труппы»
Вспоминая Зинаиду Шарко
Лев Сидоровский
ПОМНЮ, как двадцать один год назад коллеги в театре «капустником» отмечали ее 70-летие, и потом, уже в конце веселья, Зинаида Максимовна в ответном слове вспомнила сентябрь 1956-го, когда Товстоногов пригласил ее под крышу БДТ:
— Именно тогда и началось мое счастье, длившееся тридцать три года…
Именно так — «Мое счастье» — озаглавила она и свой о любимом режиссере рассказ, который в числе прочих составил весьма объемистый книжный том, посвященный Георгию Александровичу. И хотя хороших авторов там много, ее очерк оказался самым пронзительным…
«Я не знаю, как это назвать — судьба, рок, путеводная звезда, ангел-хранитель или сам Господь Бог, но это Что-то четко, определенно и последовательно вело меня к встрече с единственным и абсолютно МОИМ режиссером…»
Да, вот такая великая удача выпала девочке из захолустных Чебоксар, которая заслужила медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» — потому что все те четыре года после уроков читала в госпиталях раненым бойцам стихи. После, отмеченная за учебу еще и золотой медалью, отправилась в Москву: ведь очень мечтала о студии при том самом МХАТе, в котором играла ее кумир — Алла Константиновна Тарасова (фильм «Без вины виноватые» готова была смотреть без конца). Однако в священных стенах ей сразу же плюнули в душу: секретарша грызла соленый огурец. Секретарша спросила: «Что вы хотите, девушка?» Зина ответила: «Ничего не хочу». Вышла на улицу, капли дождя путались со слезами, а в голове почему-то стучали строки Маргариты Алигер: «Ленинград, Ленинград, я тебе помогу. Прикажи мне, я сделаю всё, что могу…» И отправилась туда, на невские берега, где в Театральном институте ее наставником, к счастью, оказался Борис Вульфович Зон. (Дабы читатель понял, какой это был педагог, назову лишь некоторых его воспитанников: Павел Кадочников, Николай Трофимов, Эммануил Виторган, Лев Додин, Алиса Фрейндлих, Эмилия Попова, Наталья Тенякова). Мудрый профессор направил третьекурсницу Зину Шарко на практику в Ленинградский Областной театр, и там ей сразу даже доверили роль в одном спектакле. Молоденькую актрису увидела на сцене в ту пору очень знаменитая Лидия Атманаки и пригласила в свой коллектив при Ленгосэстраде (предшественнице Ленконцерта). Так Шарко оказалась в эстрадной программе под названием «Один день», которую ставил Георгий Товстоногов — главреж еще не БДТ, а лишь «Ленкома», но уже «народный» и даже дважды лауреат Сталинской премии…
«Он произвел на меня оглушающее впечатление! На меня обрушился какой-то шквал! Шквал искрометности, легкости, остроумия и таланта…»
На одной из репетиций он ей сказал: «Вы мне нравитесь, потому что сразу берете быка за рога». И тут же предложил аж две роли в своем театре. Однако по ряду причин этого не случилась, и Шарко с коллективом Атманаки объездила всю страну, а после играла у Акимова. Однако, приняв Большой драматический, Георгий Александрович о Зине вспомнил сразу.
* * *
С ТОЙ ПОРЫ автору этих строк посчастливилось видеть актрису во всех ее «бэдэтэшных» ролях — начиная с очаровательной студентки Раи Ковригиной в спектакле «Когда цветет акация» (когда после премьеры Мастер сказал ей: «Молодчина»). А дальше были и мещаночка Леночка («В поисках радости»); и исполненная неуемной силы Катя Резодубова в «Варварах»; и отчаянно-смелая Женщина в «Не склонивших головы»; и хулиганисто-лукавая Ева в «Божественной комедии». (Ах, как в паре с Юрским-Адамом она там отплясывала, одновременно выдавая искрометные куплеты!) И как не вспомнить чеховские «Три сестры», где она в образе Ольги, по совету Мастера, сыграла «капитана тонущего корабля».
А еще на самом исходе 1959-го увидели мы володинские «Пять вечеров» (наверное, самый главный спектакль из всех, какие мне вообще выпало посмотреть!), когда Шарко и Копелян в каждое мгновение сценического действа свой «роман жизни» раскрывали нам с такой пронзительной силой, что зритель не мог сдержать слез, и даже в антракте его сердце продолжала рвать все та же, казалась бы, немудреная песенка: «Миленький ты мой, возьми меня с собою…» Такая вот внутренняя мелодия оказалась у актрисы, которая прежде считалась «острохарактерной», «гротесково-комедийной», а тут вдруг взметнулась до подлинно драматических высот.
Другая щемящая песня — «На тебе сошелся клином белый свет…» — окрашивала особенным флером ее актерский дуэт с Кириллом Лавровым в спектакле «Сколько лет, сколько зим». А уж в «Трех мешках сорной пшеницы»…
«В сцене ареста Адриана у меня был душераздирающий плач, подслушанный где-то в деревне композитором Валерием Гаврилиным…»
Там она играла Маньку, которой в повести Тендрякова не было, но Шарко вместе с Товстоноговым свой персонаж «сочинила». Да, тот плач не позабыть:
Ох, ты мне, да тошненько,
Невмоготу пришло горюшко…
Эту пробиравшую до мурашек песню-вопль мне на репетиции услышать посчастливилось, а вот зрителям потом — нет, потому что, «принимая» спектакль, церберы из обкома вместе с другими замечаниями в адрес «очередной товстоноговской антисоветчины» потребовали плач выкинуть тоже…
Да, путь актрисы к образу порой оказывался самым непредсказуемым. Например, ну никак не получалось найти «ключик» к весьма престарелой героине в «Кошках-мышках». Причем творческие муки дополнились физическими: поскользнувшись на льду, получила весьма серьезную травму… На людях еще кое-как держалась, а когда никто не видел, буквально ползала по стеночке. В такой момент ее узрел Товстоногов: «Зина, что у вас с ногами?» Начала было подробно объяснять, но он радостно перебил: «Это же поможет вам в роли!»
«И вы будете смеяться, но это действительно помогло. На мою Эржи сработало всё вновь приобретенное — и моя хромота, и шерстяные гольфы, которые врачи не разрешали мне снимать, и неуверенная походка, и «примеривание» к дивану перед тем, как сесть. Короче, роль была готова. Вот в таких муках родилась моя Эржебет Орбан. И мы с Люсей Макаровой, игравшей мою сестру, получили премию «За лучший актерский дуэт года». С тех пор я твердо убеждена — роль, не политая слезами, не приносит настоящего удовлетворения, а, следовательно, и успеха…»
Товстоногова боготворила:
«Как я хорошо училась, чтобы папа с мамой были довольны, так я хорошо играла, чтобы Георгий Александрович был доволен. Когда ему нравилась игра, он хрюкал от восторга. И если ты, играя, услышишь хрюканье — ты наверху блаженства. Хрюкнул — значит, всё в порядке!»
Даря ей свою книгу «Зеркало сцены», он написал: «Настоящей актрисе моей идеальной труппы». Однажды Доронина обмолвилась, что может работать только с режиссером, который в нее влюблен. Для абсолютно во всем ей противоположной Шарко наоборот был необходим режиссер, в которого влюблена сама. Когда Георгий Александрович скончался, ощутила: счастье длиной в тридцать три года закончилось. Его сестра, Нателла Александровна, сказала: «Зина, он тобой гордился. Помни об этом»…
* * *
И ОНА ПОМНИЛА все прошедшие с того черного дня годы, стараясь жить и творить именно таким образом — чтобы Георгий Александрович продолжал ею гордиться. Что ж, он, наверное, бы порадовался, например, ее поздней игре на родимой сцене — вместе с Фрейндлих, Басилашвили и Лавровым (которого потом сменил Ивченко) — в «Квартете». И разные ее работы в «Приюте Комедианта» (вот даже и образ самой Сары Бернар в спектакле «Она бросает вызов…» блистательно там воплотила) тоже наверняка пришлись бы ему по душе. А сколько еще кинопобед! После «запрещенных» муратовских «Долгих проводов», которые Товстоногов, слава богу, увидеть успел, — «Сочинение ко Дню Победы», «Цирк сгорел, и клоуны разбежались», «Луной был полон сад», «Механическая сюита», другие фильмы… Только в начале 2000-х (а могли бы коллеги и пораньше оценить столь редкостный талант) появились у неё награды — Московского международного кинофестиваля и того, который в Монте-Карло, имени Станиславского и многие другие: «Киношок», «Кинотавр», «Созвездие», «Ника», «Лики любви», «Золотой софит»… Особенно нравилась ей красивая формулировка премии «Петрополь»: «За поэтический рисунок театральных и киноролей»…
* * *
С ЮНЫХ лет она не считалась какой-то особой красавицей. Привлекательная внешность актрисы была очень своеобразной, не всем понятной. Но вот ножки — на зависть подругам слыли первыми в Ленинграде. В шутку её называли «мисс Ножки Ленинграда». Когда она прогуливалась по городу, пожалуй, каждый мужчина во след ей оборачивался…
У нее было два мужа — и каких!
Первый — сам Игорь Владимиров: красивый, харизматичный, статный… Толпы поклонниц мечтали хотя бы рядом с ним постоять… А она к своей внешности всегда относилась очень критически. Смеялась:
«Моя мама, выдавая меня за Владимирова, сказала будущей свекрови: «Ну что делать, она у нас некрасивая». А Владимиров говорил: «Вам не понять, в ней черт сидит!»
Да, черт! Например, давным-давно, еще в 1957-м, когда Владимиров поставил в БДТ спектакль «Дали неоглядные», а один артист-красавец неодобрительно о нем отозвался, Зина при всех отвесила красавчику оплеуху. И после этого коллеги переименовали «Дали неоглядные» в «Дали Ненаглядному»…
У них родился сын Ванечка.
Однако Владимиров при удобном случае не прочь был метнуться на сторону. И тогда она сказала знаменитую фразу:
— Из твоих девиц мог бы получиться третьесортный бордель, а из моих мужиков — лучший театр в Европе!
Вторым её мужем стал Сергей Юрский… Снова вспоминаю тот их, в 1962 году, счастливый спектакль «Божественная комедия», тот их, Адама и Евы, искромётный танец, которым оба ослепительно являли нам переполняющую их радость жизни, восторженное удивление перед чудесным, им принадлежащим миром, нежность и любовь, которую испытывали друг к другу… Да, на сцене было так. А вот жизни в конце концов, увы, тоже не сложилось…
* * *
ПОТОМ больше сорока лет она жила одна — в однокомнатной квартире, где выращивала потрясающие гиацинты и тюльпаны. Цветы были ее особой страстью. И совсем не случайно, что во время японских гастролей, когда пришло известие, что Товстоногов в связи с семидесятилетием стал Героем Социалистического Труда, она подарила Георгию Александровичу сказочные орхидеи. Кое-кто из коллег это безрассудство осудил: «Цветочки с собой не увезешь»…
Что ж, она была вот такая. Другие — и «народные», и «не народные», гастролируя за границей, обычно ради шмоток экономили на всем. А Шарко покупала экзотические овощи и фрукты. Однажды, заглянув в ее номер, подруга рубанула с плеча: «Ты же сегодня прожрала и пропила три с половиной пары туфель и десять пар кроссовок!» А Зина в ответ потянула негодующую приятельницу к столу: «Да ты попробуй, попробуй, ка-а-ак вку-у-усно!»
Она была замечательной мамой, бабушкой, прабабушкой. Всю жизнь вела дневник. Очень много читала. И ценила хорошую шутку. Вот почему тогда, к тому ее юбилею, я подготовил веселый «капустник», где, в частности, на очень известную мелодию Владимира Высоцкого актеры пели:
Мы, Зин, полны к тебе доверия!
Мы помним все твои дела:
Была ты в «Дачниках» — Калерия,
В «Трёх сестрах» Ольгою была!
Плясали Ева и Адам
Так, что восторг шёл по рядам!
Не верим мы твоим годам!
Вперёд, мадам!
Однако жизнь припасла ей новое испытание — онкологию, с которой боролась очень мужественно. Но чуда не случилось: 4 августа 2016 года Зинаиды Максимовны Шарко не стало…
Да, была не так знаменита в БДТ и за его пределами, но всегда любима зрителями. Теплая и совсем не пижонистая. У меня очень хорошая память о ней.
Хорошо! Добрые слова, каких всё меньше становится.