Лев Сидоровский: «Глоток Европы»

Loading

Стряхнув с себя в 1990-м путы СССР, прибалты поступили по справедливости. И всё-таки очень жаль, что уж не придётся, как прежде — да, безо всякой визы, а просто — если на душе тошно, сесть возле дома в старый мой «жигуленок» и отправиться туда — за этим самым долгожданным живительным «глотком Европы»…

«Глоток Европы»

80 лет назад, в начале августа 1940-го,
Латвия, Литва и Эстония
оказались в составе Советского Союза

Лев Сидоровский

КАК-ТО, в ноябре 1957-го, я с двумя самыми близкими своими подружками по отделению журналистики филфака ЛГУ — с двумя Светочками, Поповой и Чесноковой, да еще с их приятельницей Людочкой (все трое уважительно именовали меня в той авантюре «командором»), отправился в почти что «заграничный» вояж. Сразу после лекций приобрели на Балтийском вокзале билеты до Таллина (название которого его жители тогда писали именно так, с одним «н») и ночным поездом выехали в столицу «братской Эстонии». В ту пору туристского бума в стране еще не существовало, и сие путешествие казалось весьма экзотичным…

Неведомый Таллин открылся нам ранним-ранним, совсем еще темным утром, и мы, перво-наперво, ощутили его особый, терпкий, «не наш» запах. Это был запах сланца, которым здесь топились все печи, все камины… В полном мраке (толь­ко чуть-чуть на горе проглядывал «Длинный Герман») мы шли наугад: по Пикк-Ялг (потом узнали, что это значит «Длинная нога»), поднялись на Тоомпеа (так по-эстонски звучит русский «Вышгород») и в первых проблесках рассвета увидели и Замок, и Домскую церковь, и дом Рыцарского собрания, а со специальной видовой площадки — знаменитые таллинские черепичные крыши, шпили, флюгера, за ними залив и даже полуостров Копли… Тут и там открывая какие-то непривычные нашему глазу пре­лестные уголки, мы сразу в этот городок влюбились… Ну а спустились по каменным ступенькам маленькой, изогнутой Люхике-Ялг («Короткой ноге») к церкви Нигулисте, неподалеку от которой высилась Ратуша, увенчанная воином с флагом: «Вана Томасом», Старым Тоомасом…

К полудню, опьяневшие от впечатлений, мы попытались было устроиться в какой-нибудь отель, но ни в «Паласе», ни в «Балтии», ни в какой другой гостинице (их всего-то было тут тогда три-четыре) свободных мест не оказалось, и мы немножко растерялись. Однако, к счастью, я вспомнил, что в Таллине проживает с семьей мамин двоюродный брат, морской офицер. В справочном бюро мигом получил номер его домашнего телефона и тут же с уличного таксофона «обрадовал» родичей известием, что прибыл к ним на постой аж с тремя девицами… Наверняка, на том конце провода случился лёгкий шок… И вот мы уже вламываемся в их деревянный домик на улице Тёэзтусе…

На наше счастье, кроме очаровательных хозяев с маленькими детьми, там оказалось и пианино (дядина жена преподавала музыку), я к нему рванулся — и мы вчетвером закатили та-а-акой концерт, что все сразу друг друга мигом страстно полюбили…

А потом мы снова постигали Таллин — и улицу Виру, и улицу Харью, и башню «Толстая Маргарита», и другую — «Кик-ин-де-Кёк», и Олевисте, и Кардиорг, и Пириту… Повто­ряю: туристов тогда там еще не наблюдалось, на узеньких улочках всё равно было просторно, в кафешках («Пёрл», «Гном», «Тульяк») необыкновенно уютно, и, когда мы их поки­дали, люди нам «душевно» говорили: «Айга!», а мы в ответ — не менее ласковое: «Хэат айга!»

Постель гостям — всем вместе! — хозяева соорудили на полу. Причем для автора этих строк сие еще было и «царским подарком», ибо назавтра мне исполнялось от роду двадцать три года…

Решили это событие отметить пышно, в ресторане «Глория». Цены там днем оказались совсем смешными, и мы здорово попировали в роскошной обстановке на «кусочек» от моей студенческой стипендии. Один из тостов я поднял за тех «несчастных» будущих журналистов, которые в этот субботний день, как раз в эти минуты, слушают лекцию по философии — насчёт Канта. (Увы, спустя месяц с небольшим на экзамене мне попался именно Кант, которого я так и не законспектировал).

В общем, здорово обогатившись духовно и немножко прибарахлившись, мы, теперь уже автобусом, «усталые, но довольные», вернулись домой.

* * *

И ПОТОМ, лет тридцать, я твердо знал, что совсем недалеко от Питера (всего-то 365 километров) есть благословенный Таллин, куда, если на душе уж совсем тошно, можно всегда поехать, дня на два, чтобы глотнуть немножко «воздуха Европы», чуть-чуть отключиться… Я бывал там каждый год, по нескольку раз, — и в командировках, и просто так. Добирался и по железной дороге, и по воз­духу (за 40 минут!), и по воде. Но чаще всего, все-таки, — автобусом, ибо крепко был связан с Бюро путешествий и с так называемым ГЭБом, Городским экскурсионным бюро. Поэтому сто­ило лишь к восьми утра прийти на Думскую улицу, как любой «Икарус», следовавший до эстонской столицы, гостеприимно распахивал двери. И дорога не стоила мне ни копейки. А в Таллине всё было чётко: жи­ву в «Виру», где на завтрак — блинчики и кофе, на обед — кура-гриль; ужин — под журчание ручья в «Тульяке»… Там у меня оставалось много друзей, и, пожалуй, самый экзотичный из них — старейший в городе трубочист Эльвар Вескимяги…

И старая добрая Рига — с ее Домским собором и Замком, с церквями Петра и Екаба, с Пороховой башней и потрясающим кафетерием «Пут, вейни!» («Вей, ветерок!») — тоже не раз меня при­вечала… И к белым пескам Юрмалы, в автокемпинг «Яун-Кемери», как приятно было на своих «колесах» прикатить из Питера… Под этим небом я общался и с великой актрисой Вией Артмане, и с великим шахматистом Михаилом Талем, и с великим пивоваром Виталом Приеде…

А как был всегда мил мне древний город, поднявшийся в долине, где Нярис сливается с Вильней… Идешь, бывало, по Вильнюсу, ну хотя бы старинным переулочком Пилес, где мосто­вая из красного кирпича напоминает паркет, и буквально на каждом шагу открывается всё новая перспектива, которую разнообразит то скат черепичной крыши, то грань карниза, то вычурный портал… Совсем близко — Университет, уже давно отметив­ший свое трехсотлетие: готика и ренессанс, барокко и классицизм… Костёлы — Иоанна, Терезы, Петра и Павла… Красно-кирпичный костёл Анны — высшее достижение готики, воистину ее шедевр: недаром же Наполеон мечтал перенести «Анну» в Париж… Ратуша близ Кафедрального собора… Как слав­но было смотреть на всё на это сверху, с башни Гедеминаса… Здесь у меня тоже хватало добрых знакомых — например, всемирно известный фотомастер Марюс Баранаускас… А в Каунасе — потрясающий художник-керамист Вацлавас Минкевичюс… А в Пане­вежисе — Донатас Банионис, тут никакие пояснения не требуются… Кстати, в 70-х я к тому же в Питере, как собкор, представлял вильнюсскую газету «Червоны штандар» — единственную, выходящую в СССР на польском языке, и даже, как лауреат какого-то международного конкурса, в очередной раз ездил от них на берега Вислы…

А в начале 80-х была у нас с друзьями дивная традиция: дважды в год, весной и осенью, тремя семьями, на двух авто­машинах, катили на выходные в Тарту. Отчаливали обычно в во­семь утра, и к часу дня уже располагались в любимом старинном отеле «Парк», все окна которого действительно выходили в парк, да какой! Особенно красив был он осенью, когда разные парковые скульптурные — из камня и дерева — изображения уто­пали в золоте листвы… Ах, Тарту — с другим его парком, Тяхтвере, с речкой Эмайыги, с древней готикой Яановской церкви, с памятником хирургу Пирогову, со знаменитым Университетом, где тогда еще преподавал сам Юрий Лотман, с театром «Ванемуйне», которым еще руководил сам Каарел Ирд… А совсем недалеко от Тарту — Вильянди, Пылтсамаа… Как там нам было хорошо…

Знакомым москвичам, которые пытаются подчеркивать преимущества столицы перед Питером, я всегда говорил: у вас нет моря, у вас нет рядышком Прибалтики…

В самый последний свой приезд туда, поздней осенью 1990-го, когда ворота в «советскую Прибалтику» уже захлопывались, неожиданно для себя вдруг новыми глазами увидел Пярну: «Боже! Зачем прежде мчался отдыхать на юг, когда рядом — такая жемчужина, воспетая Давидом Самойловым…» Но кусать локти было уже поздно…

* * *

И ЕЩЕ вспоминается такая история….

В 1967-м, незадолго до Дня Конституции (еще той, «сталинской»), отправился я на границу Ленинградской области и Эстонии — подготовить для праздника «материал» размером на всю газетную полосу. И 5 декабря «Смена» опубликовала очерк под названием: «Так живут два берега у одной реки…» С подзаголовком: «Рассказ о русском Иван-городе и эстонской Нарве, которые стали навеки друзьями».

О ком поведал я читателю в том своем творенье? О жителе Нарвы, эстонце Александре Стамме, который строил здесь Прибалтийскую ГРЭС. Об ивангородце Федоре Афонине, который возводил Эстонскую ГРЭС. О гордости «Кренгольмской мануфактуры» Олеге Клушине, который к тому же в ПТУ имени Амалии Крейсберг, что на краю Иван-города, прозванном в народе «Парусинкой», обучал ребят с обоих берегов не только разным текстильным профессиям, но и пониманию изобразительного искусства. О художнике Борисе Калакине, который открыл для всех на «Парусинке» художественную студию. О семидесятилетнем Рихарде Юрьевиче Китсе — знаменитом местном «артисте»… А для первой полосы сфотографировал двух местных красавиц (обнару­жил их в нарвском книжном магазине «Авангард») — черноволосую россияночку Ларису Лобанову и беленькую эстоночку Анну-Лииз Яанис.

Потом всем этим героям очерка я выслал по одному экземпляру газеты, но благодарственный ответ пришел лишь от Анны-Лииз…

Наступило лето 1968-го, и однажды автобус повез питерских журналистов в Таллин. По дороге остановились пообедать в Нарве. Быстро перекусив, забегаю в знакомый книжный магазин, но, оказывается, в этих стенах подруги уже не работают… Сел в автобус, и тут все принимают решение заехать на часок в Усть-Нарву, искупнуться в заливе… И вот абсолютно случайно заглядываю там в местный книжный магазин и вижу: Лариса! А рядом с ней, но не за прилавком, в зале, — Анна-Лииз! Я к очаровательной золотоволосой эстоночке бросился аж с объятиями: мол, сердечно благодарю за доброе письмо! Но она смотрит как-то напряженно… Почему?! Оглядываюсь и замечаю: такой же беленький малыш на руках хмурого парня, явно эстонца. Ясно: ее муж и сын… Значит, объятия отставить! Надо прощаться… Попрощался, пришел к автобусу, занял свое место. Вот-вот тронемся… И вдруг соседка, что у окна: «Там, кажется, тебя спрашивают». Выглянул в окно: Анна-Лииз с букетом цветов. Явно зовёт… Выхожу и слышу ее взволнованный, с большим акцентом, монолог по-русски:

— Еще раз очень благодарю вас за прекрасную статью и снимок. Сегодня вы — опять гость эстонской земли, и я хочу, чтобы у вас всегда здесь было тепло на душе. Счастливого пути! Приезжайте еще!..

Она всё это говорит, а муж с ребенком на руках издали наблюдает. Конечно, ему неприятно, даже противно, что какой-то тип из Питера «положил глаз» на его несравненную. Но этот тип сейчас — гость, и супруг, очевидно, сам посоветовал Анне проводить гостя по-человечески, с цветами… Вот это да! А еще «холодные эстонцы»… Европа!.. С той поры сколько лет минуло, а не забыть…

* * *

ДА и свою Таню я встретил лишь благодаря Эстонии. Тогда, в мае 1979-го, группа журналистов из Питера отправлялась в недолгий вояж: через Таллин — на остров Саарема. (В ту пору в конце сего названия второго «а» ещё не было). И вот подходит к автобусу незнакомая девушка. Я в сторону двери делаю широкий жест и восклицаю по-польски (обожал эту страну): «Проше!» А она мне — вместо ожидаемого: «Ой, что вы сказали?» — мгновенно, и тоже чисто по-польски: «Чы пан ест полякем?» Это всё и решило… Так что Таллин и Саарема стали в моей судьбе судьбоносными. Кстати, освободили остров от немцев как раз в день моего рождения, когда мне исполнилось десять, — это я из отрывного календаря запомнил с детства.

* * *

ХОРОШО понимаю, что, стряхнув с себя в 1990-м путы СССР, прибалты поступили по справедливости. Да и мы сами спустя год от того ленинско-сталинско-брежневско-черненковского государства, тоже, слава Богу, избавились. В общем, всё, вроде, правильно. И всё-таки… И всё-таки очень жаль, что уж не придётся, как прежде — да, безо всякой визы, кстати, воспользовавшись которой, я в 2013-м снял там фильм «Тэрэ, Вана Тоомас!», а просто — если на душе тошно, в общем, без всяких проблем, сесть возле дома в старый мой «жигуленок» и отправиться туда — за этим самым долгожданным живительным «глотком Европы»…

 

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Лев Сидоровский: «Глоток Европы»

  1. Для Н.Ф.
    Вы не поняли. Не имеет значения, какого цвета была чужая армия и власть, которые хозяйничили в Балтии пол-века. Дело в глотке Европы — то, о чем пишет автор. За эти пол-века латыши в Латвии уже были в меньшинстве, в Эстонии ситуация была лишь немногим лучше.
    С тех пор прошло еще 30 лет. Не надо быть историком, чтобы предположить, что если бы так и продолжалось, то от Европы здесь к настпящему времени не осталось бы и глотка.НЖ

  2. Дорогой Лев! Я родился в Л. / СПб (использую библиотечные сокращения, поскольку имя этого города, — в действительности, Nyen). И понимаю Вашу ностальгию, потому что мой путь в Эстонию, где живу больще пол-жизни, начался с автобуса в Нарву. Но с тех пор я многе узнал, а переоценил — наверно, все. И не могу не сказать Вам.
    Ведь Вы же, поскольку публикуетесь здесь на этом сайте — Вы не можете не понимать, — чего каждый глоток ленинградской блатийской свободы стоил каждой из трех стран. Это не Холокост, но это — в трех странах Балтии вместе — многие десятки тысяч депортированных — в ходе трех депортаций — граждан. Непосредствено перед началом , и вскоре после окончания советско-германской части 2МВ. Которую Россия приватизировала в отдельную ВОВ (да, не WOW).
    Это еще и жертвы 1940 года в ходе аншлюса. И погибшие на, и после после окончания войны солдаты и партизаны (лесные братья), и их репрессированные семьи, — кто на расстрел, кто в тюрьму, кто в ссылку очень далеко, и откуда мало вернулось.
    Знаете ли Вы, что Нарву, красивейший средневековый город, СА не только сравняла с землей (за исключением нескольких случайно уцелевших зданий, которые Вы определинно видели среди безликого совковочо новостроя). — СА «освободила» всю Ida Virumaa (северо-восточную Эстонию) от эстонцев почти полностью, а позже руины Нарвы были выравнены бульдозерами с запретом восстановления и с запретом возвращения эстонцев на эту землю. Там и сейчас некому говорить по-эстонски. Вам просто повезло
    Знаете ли Вы что милые скверики в старом Таллинне (да, с двумя N, не с одной Н) — это следы бомбежек СА? Так же как и скверики в Тарту.
    Знаете ли Вы, что город Тарту, Ваши воспоминания о котором я прочел с таким удовольствием, был в 1944-м на 3/4 уничтожен СА в ходе карательной бомбардировки? Уже после немецкого отступления…
    Я не пишу никаких цифр, потому что в наше время на каждую цифру жертв можно найти противоцифру. Но.
    Человеческие потери 1940 — 1941 годов в ходе аншлюса Эстонии с ссср в разы больше, чем при последующей немецкой оккупации. Общее число человеческих потерь Эстонии за весь период двух советских оккупаций с 1940 по 1990 год — на порядок больше таковых в результате немецкой оккупации 1941 — 44.
    Ваша ностальгия мне понятна, но xочу, чтобы Вам была понятна и ее цена.
    Я не уверен, что мой комментарий появится на сайте (если я не прав, прошу модератора — начиная с этой строки — сделать корректуру). Но я надеюсь, что Вы его все же увидите.
    И спасибо за, в какой-то мере, наши общие воспоминания.

    1. Пишете об исторических событиях, но элементарных вещей не знаете! Вы всё время употребляете сокращение СА (которое было неизвестно до 1946г.) вместо «Красная Армия». Переименование Красной Армии в «Советскую» произошло после войны, причём безо всяких объяснений. Были, конечно, разговоры, что, мол, возможно, Сталину не нравилось, что основателем Красной Армии был Троцкий, вот он и решил переименовать её. Но историк, описывающий события начала и середины 1940-х годов так ошибаться не должен.

      1. Мой предыдущий постинг является ответом на постинг
        Ilia
        26 августа 2020 at 20:46 | помещён в окне «Reply».
        Это необходимо разъяснить, потому что в Гостевой книге постинг появляется без указания, что он
        был написан в окошке «Reply» к другому постингу.

  3. Я тогда же, в 1958-м, прошёл каботажем под парусом по всей советской Балтике — от Питера до Кенигсберга и обратно, потом бывал в командировках в Латвии, но таких впечатлений не вынес — так что завидую автору. Наоборот, помню изнывающую скуку в крохотных портах во время полного штиля или серьёзного шторма при встречном ветре, ну, и то, разумеется, как в шторм, уже в 1973 г., при падении за борт мне вывернуло левую руку. Вправляли в эстонском Хаапсалу (я впервые был под наркозом), перебинтованным отправили каким-то пустым автобусом (со мной, единственным пассажиром, и почему-то с двумя водителями) в Таллинн — и по дороге я не просто ощущал, но воочию наблюдал ненависть ко мне этих эстонских парней. Рука сильно болела, я старался пристроится в кресло рядом с водителями (взгляд на скатывающуюся под колёса дорогу меня всегда успокаивают) — они всякий раз решительно гнали меня на заднее сиденье, откуда ничего не было видно…

  4. Город, конечно, впечатляет, но еще больше портрет автора на его фоне (если это на самом деле он).

Добавить комментарий для Маркс ТАРТАКОВСКИЙ. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.