Лев Сидоровский: Он был полон обаяния…

Loading

Если на сцене или экране — Лавров, мелкого разговора быть не может. Сама личность актера не располагала к чему-либо второстепенному, проходному.

Он был полон обаяния…

Слово о Кирилле Юрьевиче Лаврове
(15 сентября1925 — 27 апреля 2007)

Лев Сидоровский

ПОЧТИ полвека я находился во власти его обаяния. Причем это, может быть, самое главное качество Кирилла Юрьевича, мигом ощутил уже при первой нашей личной встрече, случившейся в декабре 1959-го. Именно тогда, потрясённый «Пятью вече­рами», я вскоре самонадеянно заявился в БДТ, дабы одним махом взять интервью у Товстоногова, Копеляна, Шарко и Лавро­ва. Самое удивительное, что такое оказалось возможным. К то­му же и Георгий Александрович, и Ефим Захарович, и Зинаида Максимовна к намерению начинающего журналиста отнеслись вполне уважительно, ну а Лавров (в спектакле он играл племянника главной героини Славку), которому тогда было трид­цать четыре, с неумелым интервьюером держался столь легко и просто, что вообще скоро показался мне чуть ли не приятелем-сверстником…

И потом это лавровское обаяние — и артиста, и человека — долгие годы ощущал я при каждом нашем общении, в каждой его роли, и «положительной», и «отрицательной». Даже находясь в любом «руководящем» кресле, Кирилл Юрьевич излучать сей добрый свет всегда умудрялся. Откуда такой дар? Может — гены?..

* * *

ЕГО родители — коренные петербуржцы. Юрий Лавров участвовал в спектаклях только что рождённого БДТ. Потом на сцене «Молодого театра», в «Бесприданнице» (она — Лариса, он — Карандышев), встретился с Ольгой Гудим-Левкович. Позже Юрий Сергеевич играл в Москве у Мейерхольда, затем — на Дальнем Востоке и, наконец, прочно обосновался в Киевском театре имени Леси Украинки, где получил звание народного артиста СССР. Когда к началу войны семья распалась, Кирилл в 155-й ленинградской школе окончил седьмой класс, после чего, уже в эвакуации, дабы прокормить маму, бабушку и трёхлетнюю сестрёнку, вкалывал грузчиком «Заготзерна», токарем на военном заводе:

— Смены были по шестнадцать часов, и кормили нас макаронами, которые поливали какой-то олифой. И никаких выходных. Я — как доброволец — просился на курсы радистов для заброски во вражеский тыл, но направили в Астраханское военно-техническое училище. Потом на Курилах пять лет обслуживал самолеты… Там же, в самодеятельном театре (всё-таки аукнулись гены!), сыграл свою первую роль — Боба Морфи в «Русском вопросе» Константина Симонова…

(Спустя годы он подружится с Константином Михайловичем, который для фильма «Живые и мёртвые» выберет Лаврова на роль Синцова. Однажды в разговоре с Симоновым я заметил: «А ведь своими чисто внешними данными артист портрету героя, обрисованному в романе, не очень соответствует». Константин Михайлович кивнул: «Да, в книге Синцов — длинный, долговязый, а Лавров — среднего роста, но, пожалуй, всё-таки лучше актер хороший, чем длинный»).

После демобилизации вернулся на родной невский берег, однако в театральный институт не взяли: нет «аттестата зрелости»! А вот на днепровском берегу, в том самом «отцовском» театре (хотя родитель выбор сына не одобрял), главреж Хохлов отсутствием «аттестата», слава Богу, пренебрёг. И скоро на спектакле «Слуга двух господ» киевляне бурно аплодировали Кириллу Лаврову и его жене Валечке Николаевой…

В 1955-м только что назначенный худруком ленинградского БДТ Хохлов Кирилла и Валентину перетянул к себе. Но, увы, вскоре Константин Павлович скончался, и, когда это место занял Товстоногов, Лавров засомневался: нужен ли он новому руководителю? Тем более что обоих супругов очень звал к себе Акимов. Так что написал заявление с просьбой освободить от работы.

— Через день я был вызван к шефу, который сказал: «У меня есть правило — никогда никого, если хочет уйти, не задерживать. Кроме того, я получил право на реорганизацию труппы, и мне предстоит уволить из театра около двадцати человек. Своим заявлением вы облегчаете мне задачу на одну единицу. Но в данном случае я решил изменить своему правилу и предлагаю вам остаться на один год… Если через год вы захотите уйти, обещаю не чинить никаких препятствий. Согласны?» Не знаю, почему я сразу ответил: «Согласен». И за последующие, проведенные рядом с Георгием Александровичем, тридцать три года ни разу о принятом тогда решении не пожалел…

* * *

КОНЕЧНО, роли, созданные им под началом такого наставника, такого Мастера, помню все до одной. К примеру, самым первым впечатлением от его Платонова из «Океана» по пьесе Штейна было: «Ну и педант, ну и сухарь!» А потом (сначала смутно, но от реплики к реплике, от паузы к паузе) всё яснее ощущалось, что за внешней сухостью моряка — страстность мысли, одержимость идеей, даже душевная тонкость… А его Молчалин мне впервые по-настоящему открыл пьесу «Горе от ума», которую когда-то «проходил» в школе. Ведь как объясняли нам Молчалина на уроках литературы? Каким представал сей персонаж в многочисленных театрах? Жалким подхалимом — и только. Но в таком случае непонятно, за что же подобного человечишку могла полюбить Софья? А если Софья способна на высокие чувс­тва к лизоблюду, то как мог отдать ей сердце Чацкий? А Лавров всё поставил на свое место: его Молчалин был вовсе не жалок, а, наоборот, грандиозен! Угодничая, он спины не гнул — этот умный и зловещий маленький Наполеон, который только еще готовится к будущим сражениям, но уже предвидит свое торжество. Да, такого Софья полюбить точно могла! (Потом, в жизни, эти молчалины, пронзительно предвосхищённые актером полвека назад, эти бездуховные «деловые люди», молодые, образованные циники, равнодушно переступая — если «надо» — через трупы знакомых, друзей, а то и родных, стреми­тельно делали и продолжают делать сейчас свои вожделенные карьеры)… А его штабс-капитан Солёный в «Трех сестрах» — этот позёр, вообразивший себя «посланцем рока», одиноким романтиком, лермонтовским героем, которому между тем ничего не стоит загубить чужую жизнь… А его открытый сердцем Нил в «Мещанах»… А гоголевский Городничий, которому не занимать ума, хотя страх и застлал глаза… А чеховский доктор Астров со своим поздним, горьким прозрением… А истязавший себя совестью Иван Карамазов из старого пырьевского фильма, который у Лаврова в своём трагизме был тоже крупен, могуч…

Вообще мы как-то быстро к этому привыкли: если на сцене или экране — Лавров, мелкого разговора быть не может. Сама личность актера не располагала к чему-либо второстепенному, проходному. И, конечно же, совсем не случайно в его «послужном списке» оказалось немало героев, так или иначе связанных с темой революции. Да, сегодня у нас на то, что случилось в октябре 1917-го и позже, иной взгляд, но Лавров — сын своего времени, который всегда стремился это время выразить честно, именно так, как тогда его понимал. Вот почему, допустим, его матрос Швандя или Семен Давыдов в своей революционной убежденности были вовсе не примитивными «братишками», а нормальными живыми людьми — с их страстями, ошибками, болями. И вовсе не случайно то, что, когда БДТ поставил спектакль «Правду! Ничего, кроме правды!», роль «От театра» в нем доверили именно Лаврову: этот человек из партера в том непростом разговоре был как бы и одним из нас, зрителей… Кстати, и его «ленинские» театральные и экранные работы тоже отнюдь не вызы­вали нашего протеста. Наверное, потому, что никогда не было в его Ленине ничего ходульно-традиционного: этих давно известных, зачастую почти опереточных жестов, этой бьющей в уши «картавости». Зато были — боль, жёсткость, трагизм судьбы… Уже в постсоветское время Кирилл Юрьевич мне говорил:

— Нисколько не жалею, что довелось воплотить этот образ, потому что считаю Ленина (как бы его сейчас ни «разоблачали», ведь задним умом мы все сильны) всё-таки весьма значительной фигурой в истории двадцатого столетия. Кстати, вско­ре после выхода на экран фильма «Доверие» Элем Климов захотел меня попробовать в своей «Агонии» на роль Николая II, однако кинематографическое начальство встало стеной: «Как можно?! Он же только что с ы г р а л Л е н и н а!» Узнав про это, я пришел в ЦК, к заву по культуре Шауро, и устроил большой шум: «Вы что, хотите меня, как артиста, загубить?!»

* * *

МЕЖДУ прочим, когда Лавров сыграл Ленина, к нему — как к депутату Верховного Совета СССР — разные просители потяну­лись с еще большей надеждой на справедливость. И он, как мог, старался эту их веру оправдать. Однажды мне признался:

— Осточертело сидеть в разных президиумах… И ведь ни к какой политической карьере сам никогда не стремился. Но у нас так уж заведено: если на кого-то выпадало «сверху» какое-то внимание, то это колесо (уже независимо от воли человека) крутилось и крутилось, всё быстрее. Когда-то, придя из армии, я в киевском театре имени Леси Украинки стал комсомольским секретарем. Поскольку с детства был приучен любое поручение выполнять добросовестно, то и тут старался. А оказалось, что это была первая «ступенька». С той поры и пошло… И здесь, в Питере, поочередно избирали — в члены рай­кома, горкома, обкома… В делегаты, в депутаты…

Но никакое «членство», никакие звания, награды не могли поколебать его нравственный стержень, его устои — поэтому за людские судьбы сражался не по официальному «долгу», а по велению души. Вот и автору этих строк тоже помог: крепко врезал городским чиновникам, которые — вопреки решению общего собрания членов нашего жилищного кооператива — полгода не позволяли мне поменять в моем же доме однокомнатную квартиру на двухкомнатную. (Помню, поведал Кириллу Юрьевичу в его гримёрке о своих мытарствах, он мигом подошёл к телефонному аппарату на стене закулисного коридора, набрал номер: «Говорит депутат Верховного Совета СССР, народный артист СССР Лавров. На каком основании издеваетесь над моим другом, журналистом?» На том конце провода обалдели — и вопрос был тут же решён). В общем, и руководство местным отделением Союза теат­ральных деятелей России было доверено Лаврову вовсе не случайно. (А потом — президентство в Международной конфедерации театральных союзов стран СНГ). И уж абсолютно закономерно, когда не стало Георгия Александровича, возглавить осиротевший БДТ коллеги попросили именно Лаврова. И эту труднейшую из всех своих миссий Кирилл Юрьевич восемнадцать лет осуществлял тоже очень достойно. А на сцене оставался всё таким же великолепным Артистом. Для подтверждения этих слов достаточно вспомнить и пушкинского Пимена, и Маттиаса Клаузена из пьесы Гауптмана «Перед заходом солнца», и прощальную его роль — старого оперного певца Реджинальда Паджета из пьесы Рональда Харвуда «Квартет», которую Лавров исполнил с иронией и щемящей тоской…

Ко всем (после «полтинника») его юбилеям я сочинял веселые «капустники», в которых были и озорные стишата, и пародийные куплеты, потому что юмор юбиляр обожал. К тому же, помнится, по случаю присуждения ему в 1982-м на мои тексты, Ленинской премии я «выпустил» длиннющую, чуть хулиганистую, закулисную стенгазету, на которой многочисленные фотографии из жизни артиста сопровождались короткими стишатами. Открывалась стенгазета двумя снимками: на одном — маленький кудрявый Володя Ульянов, на другом — точно такой же Кирюша Лавров. И подпись: «Как утверждает руководство, уже тогда в НАС было сходство!». А заканчивалась снимком, на котором — финал спектакля «Перечитывая заново»: Лаврова — в образе Ленина — сжимает в объятиях сам Худрук. И подпись:

«Ещё далёко до итогов,
Хотя и важный взят редут!
Вот обнимает Товстоногов,
А там и Премию дадут!»

Потом, на банкете я прочитал «оду», где, в частности, были такие строки:

… И стал театр мечтой Кирилла,
Но путь к мечте лежал суров:
Недаром помнят все Курилы,
Каким солдатом был Лавров!
Стоял на вахте в снежной буре
И пел в землянке под баян…
Лаврову, точно, по натуре
Пришёлся Тихий океан…

Или:

От Городничего — до Нила!
Молчалин, Астров, Ким, Сергей…
Всё волновало! Всё пленило!
Любая роль — как апогей!
К тому же на киноэкране
Он новые открыл нам грани.
Примером стали для юнцов
Его Башкирцев и Синцов!..

Или:

Он самым первым на субботник
Спешит апрельскою порой,
Он — мореплаватель! Он — плотник!
Он — академик! Он — герой!
И в нападенье, и в защите
Врубает в сетку так мячи,
Как не умеют ни в «Зените»,
Ни в «Пахтакоре», ни в «Нефтчи»!..

А на его 60-летие я сочинил, так называемую в эстрадном мире, «Мозаику», когда свой рассказ про юбиляра актёры вели в форме куплетов на популярные мелодии. Например, на мотив «любимого города», который «может спать спокойно»:

Лавров живёт красиво и достойно,
Он — из породы истинных орлов!
Любимый Гога может спать спокойно,
Пока на Невском, в ВТО, — его Лавров!..

Или:

Кира, тебе не хочется покоя!
Кира, ты горы запросто свернёшь!
Кира, как хорошо, что ты т а к о е…
Спасибо, Кира, что ты на радость нам живёшь!

А на его 70-летии я тоже выдал «оду», которая завершалась так:

Пускай актёрский век Ваш дивно длится!
И я мечту заветную таю,
Что Вы опять — лет этак через тридцать —
Радушно мне дадите интервью!

И пели артисты:

Хорошо, что к коллегам не суров,
Хорошо, что нет в меню твоём жиров,
До ста лет будь так же молод и здоров,
Наша гордость, наша радость, наш Лавров!

Да и сам он в таком же жанре, на мои тексты, под хорошие мелодии, поздравлял других-то, в связи с круглой датой, — Товстоногова, то, например, победивших в чемпионате страны игроков своего любимого «Зенита»:

За тебя «Зенит» болею тридцать лет,
Для меня другой команды в мире нет,
В этом зале я признаюсь тет-а-тет:
На тебе сошёлся клином белый свет!..

Несмотря на прожитые годы и тяжелые утраты этот талантливый, обаятельный человек всегда держался молодцом: и мяч по полю (бессменный капитан футболистов из БДТ) гонял, и на теннисном корте класс показывал. И снова пополнял свою домашнюю библиотеку. И опять услаждал свой слух музыкой Грига, Рахманинова, Малера. А еще — классическим старым джазом, оркестром Джеймса Ласта, блюзами…

* * *

ПОТОМ скончалась Валентина Александровна. А следом и к Кириллу Юрьевичу подкралась проклятая болезнь, которой он сопротивлялся очень мужественно. Помня, каким Лавров был тогда, в 1959-м, и видя его теперь, источённого, почти невесомого, я испытывал ужас.

В декабре 2006-го я переслал ему в больницу экземпляр газеты «Невское время» с такими моими стихами:

Хоть наша жизнь, увы, сурова
(Она порой сечёт, как плеть),
Кирилла Юрьича Лаврова
Я умоляю не болеть…

Любой актёр у нас не лишний,
Но жизнь — покою поперёк!
Молю я Бога, чтоб Всевышний
Вас от хворобы уберёг!

Ваш дивный взор подобен маю!
Вы от рождения — атлет!
Я вас сердечно обнимаю!
Для нас живите тыщу лет!

Увы, пророка из меня не получилось…

Слава Богу, нашлась добрая женская душа, которая уходящего из жизни артиста поддержала… Некоторые бестактные представители моей профессии, «журналюги» (особенно из «Комсомолки»), то и дело публиковали фотоснимки: «Лавров со своей женой». С какой, чёрт возьми, ж е н о й?!

Рядом с женой Кирилл Юрьевич упокоился в апреле 2007-го на Богословском…

Таким я запечатлел его в 1979-м
Фото Льва Сидоровского. Публикуется впервые
В кинороли Синцова («Живые и мёртвые», 1964-й)
Мы встретились во дворике БДТ. 1978-й
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Лев Сидоровский: Он был полон обаяния…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.