Лев Сидоровский: «На свете лишь одна Армения…», или Путешествие по неснятому фильму

Loading

… где человек на улице — при всех непростых своих проблемах — чаще всего улыбается — причём, не болтая при этом с кем-то по смартфону, а просто так… Такое уж удивительное это место — ведь, вы же помните: «На свете лишь одна Армения…»

«На свете лишь одна Армения…», или
Путешествие по неснятому фильму

Как утверждает календарь,
именно 12 октября в 782 году до нашей эры
урартский царь Аргишти основал Ереван

Лев Сидоровский

У НАС в родительском доме никакой библиотеки, увы, не было. И среди моих немногих, в общем-то, абсолютно случайных детских книжек каким-то образом оказалась и та, которая под зелёной обложкой таила «армянские сказки». Едва самостоятельно «по кубикам» (А — «арбуз», Б — «барабан» и так далее) в шесть лет выучившись читать, вызубрил её наизусть. Особенно — про «храброго Назара». Но вот о том, что иллюстрации и к ней, и к другим сделал уже знаменитый на весь мир художник Мартирос Сарьян, понятия, конечно, не имел…

А спустя тридцать с лишним лет, в мае семьдесят второго, предварительно объехав с туристами пол-Армении, потом, уже под небом Еревана, оказался в его доме, где взял (как очень скоро, увы, выяснилось) самое последнее в жизни Мартироса Сергеевича интервью и сделал самое последнее фото великого художника.

Спустя ещё семнадцать лет, в октябре восемьдесят девятого, я в зале ереванского, взметнувшегося над склоном Канакерского плато 14-этажного Дворца молодёжи (прозванного местными жителями за внешнее сходство «Кукурузой», а точнее — «Крцац кукуруз», то есть «Погрызанной кукурузой»), где всякий раз собиралось почти четыре тысячи зрителей (и так подряд — три дня, причём каждый день — четырежды), предварял фильм «Кома» получасовым рассказом о своих журналистских расследованиях преступлений сталинщины. Принимали тепло. В общем, Армения у меня — своя. Как сказала Мария Петровых:

На свете лишь одна Армения,
Она у каждого своя.
От робости, от неумения
Её не воспевала я.

Но как же я себя обидела —
Я двадцать лет тебя не видела,
Моя далёкая, желанная,
Моя земля обетованная!..

Ну а я после тех «гастролей» не видел эту землю уже тридцать один год. И поэтому ещё в конце 2019-го мы с Таней заранее приобрели авиабилеты и забронировали номер в отеле, чтобы в мае 2020-го снять в Ереване, и не только там, видеофильм под названием «На свете лишь одна Армения…».

Однако подлый коронавирус нашу мечту перечеркнул. А теперь в том краю вдобавок и жуткая война началась, боюсь — очень надолго. В общем, скорее всего, фильм, который скрупулёзно продуман и даже «прожит» от первого до последнего кадра, так навсегда мечтой и останется. Поэтому сейчас, в день рождения Еревана, мне остаётся лишь хоть чуть-чуть прогуляться по, увы, неснятым кинокадрам…

* * *

ТАК ЧТО, дорогой читатель, представь, что ты вместе со мной и Таней — на высоком Кенакерском холме, и что над нами вкладывает в ножны меч «Мать-Армения», а далеко впереди — священный двуглавый Арарат, к которому, согласно армянским легендам, Ной свой Ковчег причалил. А когда воды Всемирного потопа стали убывать, он, глядя на восток, наконец, увидел землю и воскликнул: «Еревац!» — «Появилась!». И вот теперь перед нами внизу распростёрся обращённый к Арарату этот самый Ереван, которому уже (он на 29 лет старше Рима) 2802 года! Да, изо всех в нынешнем мире столичных городов — самый древний, который ещё величают «каменной симфонией». Впрочем, это же можно сказать и обо всей стране. Помните у Осипа Мандельштама:

Орущих камней государство — Армения, Армения!
Хриплые горы к оружию зовущая — Армения, Армения!
К трубам серебряным Азии вечно летящая — Армения, Армения!
Солнца персидские деньги щедро раздаривающая — Армения, Армения!

А Николай Тихонов добавил:

В ладонях гор, расколотых
Стозвучным звоном времени,
Как яблоко из золота
Красуется Армения…

Где-то там, внизу, по одной из тутошних площадей, мчит на колеснице основатель Еревана царь Аргишти I, который здесь знаменит не меньше, чем тоже изваянные герой древнеармянского эпоса, бившийся с арабскими захватчиками, Давид Сасунский и прародитель армянского народа лучник Айк Напет.

Впрочем, с 782 года до нашей эры город был известен как урартская крепость Эребуни (скорее всего от чередования этих звуков и произошло название Еревана). О том, как на излёте тридцатых годов XX века неподалёку отсюда, под холмом Кармир-Блур, ленинградские археологи откопали город урартов Тейшебаини, а потом, после войны, вот здесь, на холме Арин-Берд, что на южной окраине нынешней столицы Армении, обнаружили город Эребуни, мне ещё лет сорок назад в стенах Эрмитажа поведал директор музея академик Борис Борисович Пиотровский, главный участник той эпопеи.

И теперь (как значится в сценарии) мы с Таней на раскопанной крепостной стене разглядываем найденную здесь клинописную табличку:

«Величием Бога Халди Аргишти, сын Менуа, эту могущественную крепость построил; установил её имя Эребуни для могущества страны Биайни и для устрашения вражеской страны. Земля была пустынной, могучие дела я тут совершил…»

Эта табличка — паспорт Еревана, в котором указана дата его выдачи: 782-й год.

* * *

И ДАЛЬШЕ (опять-таки согласно очень кратким выдержкам из сценария) мы из этой древности перемещаемся в самую сердцевину нынешнего Еревана, на огромное пространство площади Республики (раньше, естественно, носившей имя Ленина), одной здесь из красивейших — благодаря великолепному архитектурному ансамблю: всё — в стиле неоклассицизма, из розового туфа различных оттенков на базальтовом цоколе. Это — визитная карточка города! Да, здесь здание Правительства — с главными часами Армении на фасаде, под которыми ереванцы обычно назначают свидания. А ещё — Исторический музей, где много всякого богатства… И в этих же стенах, на верхних этажах, — Национальная галерея, где — крупнейшая в мире коллекция армянского изобразительного искусства, особую ценность которой представляют более шестидесяти полотен «великого русского художника армянской национальности» Ивана (по-местному — Ованеса) Айвазовского… Ну а вечером, как мы скоро убедимся, площадь превращается в музыкальную, где под аккомпанемент классических произведений в небо взлетают яркие цветные струи шикарных «поющих и танцующих» фонтанов…

Потом, на улице Абовяна, нам повстречался старенький продавец цветов, который преподнес Тане розу. Когда-то его, Степана Арутюняна, который поменял имя на Карабала, знал весь Ереван — потому что каждый день, утром и вечером, на этом самом месте, он дарил девушкам розы. Знакомый с цветочником поэт Егише Чаренц посвятил ему стихи: «То макинтош он надевал,// То тряпок рвань на нём была.// С того неясно, — он артист// Иль продавец Карабала…» Но, увы, однажды зимней ночью старик замёрз, тоже на этом самом месте. И теперь его лукошко с цветами, как и сам он, — из бронзы…

Ну а дальше, за Северным проспектом, на берегу рукотворного, созданного и — наречённого в честь нетленного творения Чайковского — Лебединого озера, нам явился — за роялем, в муках творчества — талантливо изваянный Арно Бабаджанян, чей классический профиль ярче всяких слов.

И вот уже — Театр оперы и балета имени Александра Спендиаряна (впрочем, с советских времен я привык, что он Спендиаров), чьё скульптурное изображение — перед входом, рядом с другим — поэту ОванесуТуманяну. И не случайно, ведь именно по мотивам баллады Туманяна «Взятие крепости Тмук» Спендиарян создал армянскую оперу «Алмаст», которая вот уже 90 лет звучит на этой сцене. А с другой стороны здания — Концертный зал имени Хачатуряна, перед которым в бронзе увековечен, естественно, сам Арам Ильич. Раньше эта площадь справедливо называлась Театральной. Однако бесконечные митинги и демонстрации в конце 80-х связали её имя со Свободой.

Рядом — Площадь Франции, в центре которой — сотворённый самим Огюстом Роденом его земляк — французский художник Жюль Бастье-Лепаж. А в сквере Сарьяна — сам гениальный художник, которого я помню живым, высечен в белом мраморе. А напротив, в сквере Комитаса, навеки застыл в одном из своих странствий тоже сам он — великий основатель армянской школы полифонической музыки, чьё настоящее имя, впрочем, — Согомон Согомонян. И тут же — беломраморный Саят-Нова, а на стене — его строки:

Не всем мой ключ гремучий пить: особый вкус ручьёв моих!
Не всем мои писанья чтить: особый смысл у слов моих
!

И струится вода — словно родник («особый вкус ручьёв моих») вечно живой его поэзии… И чуть дальше вытянулся во весь рост «забронзовевший», усатый, на весь мир известный писатель-американец с армянскими корнями — Уильям Сароян…

А вот и великий зодчий Александр Таманян в раздумье склонился над высоким столом, на котором генеральный план Еревана. Стол — это каменная плита на двух камнях: один камень — старая архитектура, второй — новая, и генплан перекинул между ними мост. (Чтобы воочию понять, какой «ералашной» эта, по счёту двенадцатая, столица Армении была до Таманяна, мы на минутку заглянули в Конд, самый старый ереванский квартал). Да, Таманян, сформировав совсем новую концепцию, заодно со своими учениками и продолжателями на месте весьма непритязательных кварталов сотворил неповторимый город, где камень переливается всеми цветами радуги: ведь дома тут — из фиолетовых, розовых, оранжевых, белых туфов; бежевого, коричневого, чёрного и даже молочного оттенка травертина; серых базальтов — и когда прикасаешься к тёплым поверхностям здешних стен, они звучат джазом! Этот «розовый город» ещё называют «городом любви», потому что Таманян посвятил его своей жене…

Ну а за Таманяном — «Сквер скульптур», в котором — оригиналы «хулиганистых» творений популярных современных мастеров — Ботеро, Чедвика, Пленсы, Флэнагана, Ансворта… Впрочем, мы уже у подножия «Каскада» — гигантской широченной (увы, всё ещё недостроенной) лестницы из белого травертина по склону Канакерского холма, с удивительными экспонатами, красующимися и снаружи, и внутри, вдоль эскалаторов; с фонтанами на террасах — и всего этого, в конечном счёте, устремлённого ввысь, к величественному обелиску «Возрождённая Армения».

Вверх по склону поднялись ступени,
Виден в лёгкой дымке Ереван.
А внизу, склонившись, мыслит гений,
Чтоб его мечта вместилась в план…

Здесь, на вершине Канакерийского холма, — Дом-музей великого армянина, хоть и жил он в Париже, Шарля Азнавура, с которым мне посчастливилось общаться более полувека назад, в 1964-м. И совсем рядом — Парк «Ахтанак» (что значит — Победа) с уже возникавшим (помните?) в первом кадре почти шестидесятиметровым монументом «Мать-Армения», которая когда-то, слава богу, на этом месте заменила самое громадное во всём СССР изваяние Сталина. И — Вечный огонь над Могилой Неизвестного Солдата: на полях сражений Великой Отечественной пали 200 000 сынов Армении, что значит в республике — каждый седьмой… А ещё — ротонда с множеством колонн: памятник жертвам политических репрессий. По самым скромным подсчётам, тогда в маленькой республике их погибло 42 тысячи, в том числе — цвет интеллигенции. Это, как здесь считают, был второй геноцид армянского народа.

* * *

А ЧТОБЫ вспомнить о первом, что случился в 1915-м, мы поднимаемся на печальный холм Цицернакаберд, над которым стела — этот символ воли к возрождению народа Армении, пронзающая небо на огромной высоте, расколота пополам — как сама страна, разделённая на Западную часть (которая в составе Турции) и Восточную, независимую. Рядом — стена с высеченными названиями исконно армянских городов и сёл, где творились резня и депортации. А с другой стороны — памятные таблички с именами тех, кто помогал армянам — во время геноцида и после него. И — Вечный огонь в окружении двенадцати наклонённых плит, которые символизируют двенадцать провинций Великой Армении, оказавшихся в составе Османской империи и в результате опустошённых. К Вечному огню люди спускаются по крутым ступеням под низким потолком — и невольно склоняют головы… Ещё ниже, под землёй, — Музей геноцида… Трагедия в том 1915-м началось 24 апреля. И теперь ежегодно в этот день десятки тысяч армян приходят сюда, чтобы отдать дань уважения и памяти своим безвинно умерщвлённым соотечественникам… Как горестно написала Аршалуйс Маргарян:

О Цицернакаберд, ты храм суда,
Ты Вечность, где мгновенья отгорели,
Ты урна погребальная, куда
Засыпан прах армянского апреля…

И льётся над этим печальным простором мелодия дудука, который не просто «армянская дудочка» — как, может быть, скажет кто-то, но «тайна» — как задумчиво промолвит посвящённый, и «сама звучащая душа народа» — как добавлю я. Как Слеза Бога над грехами людей. Недаром же это тёмное терракотовое тельце из абрикосового дерева берут в руки благоговейно. Отполированное вначале тончайшей шкуркой и сукном, а потом руками исполнителей, оставивших на нём своё дыхание, своё сердце, ветхие думы и тайные мечты…

Послушай, друг мой, как поёт дудук,
Как сердце светлой грустью наполняет,
Как наши души вновь объединяет
Пропитанный судьбою горький звук…

* * *

ПОТОМ, оказавшись снова в центре города, мы (по сценарию) отыскали маленький храм Сурб Зоравор Аствацацин, куда, согласно преданию, после принятия Арменией в начале IV века христианства, из Константинополя перенесли мощи святого апостола Анании. А ещё люди называют церковь Сарьяновской, потому что проживавший поблизости Мартирос Сергеевич спас её от сноса: он обожал вид из своего окна на Аствацацин, за которым — двуглавый Арарат. И я тоже впервые узрел её почти полвека назад именно из его окна — вот этого, в его мастерской, где нас встретили внучка великого художника Рузана, которая теперь директорствует в музее деда.

А затем мы устремились по проспекту Месропа Маштоца, создавшего ещё в IV веке армянский алфавит, и скоро увидели его самого — каменного, весьма похожего на Карла Маркса, который вместе со своим преданным учеником Корюном предваряет вход в Матенадаран, то есть — «Хранилище рукописей». Причём тут рукописи V–XVIII веков (которых свыше 20 тысяч, и ещё около 500 тысяч дипломатических и архивных документов) не просто хранят, но и исследуют. В этих стенах нашли приют самая большая и самая маленькая, самая толстая и самая тонкая книги на всей планете. Например, та, что под названием «Проповеди», написанная около 1200 года в окрестностях армянской провинции Тарон, весит двадцать семь с половиной килограммов и имеет размер семьдесят пять на пятьдесят один сантиметр. В ней 600 страниц из телячьей кожи. Но пришли захватчики, владельца убили — и книга попала в руки мусульманского судьи. Тогда монахи из Муша собрали пожертвования, книгу выкупили, и потом она оберегалась под крышей монастыря в Западной Армении. Когда же наступила трагедия 1915 года, две женщины, спасаясь от резни, захватили «Проповеди» с собой. Но из-за тяжести разделили книгу пополам. Одна половина попала в Эчмиадзин, через какое-то время близ Эрзрума нашли и вторую часть, закопанную во дворе армянской церкви. Однако не хватало нескольких страниц. Слава богу, шестнадцать обнаружились в Венеции, одна — в Вене, две передали Матенадарану из нашей «Ленинки». В общем, «Проповеди» словно разделили судьбу армянского народа…

* * *

ЕРЕВАН расположен в чаше гор, как бы на самом донышке «блюдца». И, повторяя по очертанию это «донышко», здесь, охватывая с востока весь центр города (так называемый Кентрон), проложили «Бульварное полукольцо», в котором — сплошные парки. И двинувшись по ним, мы первым делом в кафе «Арагаст» восхитились игрой на рояле самого знаменитого в Армении джазмена Левона Малхасяна, или просто Малхаса. О нём тут говорят: «Малхас в джазе — это как Минас в живописи (Минас Аветисян — уникальный армянский художник), как Параджанов в кино и как Довлатов в литературе». Вообще джаз в Армении — это не просто джаз, а состояние души.

Дальше, на парковой дорожке, наши шаги сначала придержал «бронзовый», исполненный лиризма Ваан Терьян («Нет, я в горах не одинок — // Со мной трава и синь густая, // И тихо ластится у ног // Тумана дымка золотая…»). А потом нас подивили беломраморные «Руки дружбы», которые символизируют побратимские связи между Ереваном и итальянским городом Каррарой, где, как известно, добывают самый лучший в мире мрамор. После помолчали у двух стел, воздвигнутых в память об евреях — жертвах холокоста и армянах — жертвах геноцида, который холокосту предшествовал… А следом оказались у изваяния «Житие Вечности», которое — те самые две женщины, со спасённым ими от турок величайшей святыней, древним священным манускриптом «Проповеди»… И ещё тут встретился нам «классик армянской поэзии» Аветик Исаакян: («Быстролётный и чёрный орёл // С неба пал, мою грудь расклевал, // Сердце клювом схватил и возвёл // На вершины торжественных скал…»). И другие две женщины, из пепельно-белого гранита, которые склонили головы над крестом, как бы защищая его своими телами: такой вот трогательный монумент под названием «Единый крест», ненавязчиво олицетворяющий вековую дружбу двух наших православных народов!.. И Микаэл Налбандян тоже здесь («Когда крылатый бог свободы // Впервые жизнь вдохнул в меня // И подарил мне беззаботно // И солнца свет, и краски дня — // Я в то же самое мгновенье // Свободы в первый раз глотнул // И неуверенным движеньем // К свободе руки протянул…»). И устремляется ввысь Егише Чаренц, рядом с которым журчат сорок фонтанчиков — как сорок коротких лет, прожитых поэтом и оборванных в 37-м палачами из НКВД («В моих глазах сто раз погашен май, // Сто звёзд в больной душе моей остыло. // Но в час прощальный да не проклинай // Ты жизнь мою. И не смотри уныло…»). И мирно соседствуют: и лихо оседлавший боевого коня полководец Вардан Мамиконян, который в далёком 449 году нашей эры в битве у Арташата разбил армию персов; и композитор Армен Тигранян, создавший первую армянскую оперу «Ануш»; и ещё один герой освободительной борьбы, но уже конца 19-го — начала 20-го веков, Зоравар Андраник, который почему-то гарцует сразу на двух жеребцах; и наш Александр Сергеевич Грибоедов, который в 1828-м, за год до своей трагической гибели, помог возвратить сюда тысячи армян, насильно угнанных в Персию. Причём все они — словно в объятии величественного кафедрального собора Святого Григория Просветителя.

* * *

ГДЕ мы здесь ещё только ни побывали! И в малюсенькой жемчужинке XVII века — церкви Катогике. И в другой, викариальной, Святого Саркиса, что — на крутом берегу Разданского ущелья. И в Голубой мечети, восхитительно облицованной фаянсовой плиткой с майоликой. Потом, проигнорировав знаменитый коньячный завод «Арарат» и коньячно-виноводочный «Ной», оказались в парке, который носит имя главного из «двадцати шести бакинских комиссаров» Степана Шаумяна. (Где, кстати, смогли вдоволь утолить жажду — поскольку там, в честь прошедшего 2750-летия Еревана, дарят людям воду аж 2750 пулпулаков, то есть — питьевых фонтанчиков). Затем — в другом старинном парке, Английском, полюбовались той самой эстрадой, на которой когда-то начинал свой блистательный путь Рашид Бейбутов. Оттуда перебрались в уютнейший Парк Влюблённых, где, по воле ваятеля, как и прежде (поскольку жил совсем рядом), прогуливает свою любимую кошечку Геворк Эммин. Земляки величают его — «наш главный лирик». И цитируют: «Юнец, впервые девушку целуя, // Что думает? Спросите у него! // Он думает, что, кроме поцелуя,// Не существует в мире ничего…». И в «Сквер хачкаров» заглянули, где эти священные камни своим присутствием прямо-таки подавил подпирающий небо государственный деятель Гарегрин по фамилии, для меня почти не произносимой, — Нжде. А на популярнейшем «Вернисаже» восхитились всевозможными изделиями лучших армянских мастеров. А на улице Алика Манукяна, перед Домом радио, растерянно застыли перед Памятником «Армянскому радио» — тому самому, из анекдотов. Помните? «Армянское радио спросили, хорошо ли в Армении с мясом?» — «С мясом в Армении хорошо, а вот без мяса очень плохо»…

* * *

А В ПАНТЕОНЕ поклонились мы праху тех, кем Армения гордится особо: творцов волшебных мелодий Комитаса и Арама Хачатуряна, божественной певицы Гоар Гаспарян, блистательного музыканта Константина Орбеляна, солнечного живописца Мартироса Сарьяна, великикого зодчего Александра Таманяна, дивной поэтессы Сильвы Капутикян, могучего романиста и драматурга Уильяма Сарояна, грандиозного трагика Ваграма Папазяна, грустного комика Фрунзика Мкртчяна, создателя фильмов вечного обаяния Сергея Параджанова…

И потом оказались в ином Пантеоне, который — в предместье Еревана, на военно-мемориальном кладбище Ералбур (то есть — Три холма), где покоятся герои Карабахской и других освободительных войн: Андраник Озанян, Монте Мелконян, Вазген Саргсян — впрочем, перечислять имена этих благородных защитников Отечества можно долго…

* * *

И ОТКРЫЛСЯ нам Эчмиадзин — эта духовная столица армян всего мира. Впрочем, у сего места есть и другое имя — Вагаршапат: так его называли ещё в те времена, когда являлся столицей Армении. В конце III века здесь по приказу царя Трдата III были замучены Рипсимэ, Гаянэ и ещё тридцать пять тоже святых дев, сбежавших от гонений римского императора Диоклетиана. Случилось такое потому, что Трдат, как до этого и Диоклетиан, не смог заставить красавицу Рипсимэ стать своей женой: она сказала, что принадлежит только Христу. Однако после казни невинных христианок (спастись удалось только святой Нине, будущей крестительнице Грузии) царь заболел тяжелым недугом. От безумства его исцелил Григорий Просветитель, вызволенный из темницы, где провёл пятнадцать лет. И тогда, поверив в силу веры христианской, Трдат III в 301-м году крестился сам, крестил народ и провозгласил христианство государственной религией Армении.

По преданию, после этого святому Григорию явилось видение: Господь золотым молотом ударил по земле — и поднялся золотой жертвенник, от которого исходил огненный столп, а над столпом сиял лучезарный крест. Тут же явился ангел, который объявил: на месте, указанном Господом, должен быть возведён главный храм Армении. Так в 303-м году возник Кафедральный собор, посвящённый Пресвятой Богородице, который, как и весь созданный вокруг него монастырь, обрёл имя: Эчмиадзин, в переводе — «Сошествие Единородного», то есть Иисуса.

И мы в то раннее утро, пройдя мимо свезённых сюда из всех уголков Армении многочисленных древних хачкаров (и одного современного — в память о жертвах геноцида 1915 года), оказались перед этим самым первым в мире государственным христианским храмом, чей фасад украшен тончайшей резьбой. А его интерьер поражает гармонией и изяществом росписей.

Однако Сокровищница Эчмиадзина подивила ещё больше. Здесь и главная святыня — наконечник Святого копья, которым римский сотник Лонгин пронзил бок Иисуса Христа на кресте: его привёз в Армению святой апостол Фаддей, который совместно с апостолом Варфоломеем считаются первыми проповедниками христианства и основателями армянской церкви. Сколько раз перед этим копьём армяне накануне сражения молились и побеждали врага… Здесь и частица Ноева ковчега, ниспосланная Богом епископу Акопу Низибинскому в V веке на склонах горы Арарат. И частица Святого, Пречестного и Животворящего Креста Господня. И мощи святого Андрея Первозванного и других апостолов, святого Стефана Первомученика, святого Григория Просветителя и других почитаемых общехристианских святых. Здесь и рукописные Евангелия, старинные одеяния священнослужителей, кресты и предметы церковной утвари, филигранно украшенные драгоценными камнями.

С трудом, так сказать, «переварив» всё это, мы миновали «Ворота царя Трдата» и оглядели резиденцию Католикоса. И храм святой Рипсимэ. И храм святой Гаянэ…

А неподалёку уже поджидал нас давно порушенный храм Звартноц (то есть, храм Небесных Ангелов), близ которого когда-то Григорий Просветитель встретился с больным Трдатом III.

И опять вспомнилась Мария Петровых:

Орлы Звартноца в камень врублены,
Их оперенье — ржавый мох…
О край далёкий, край возлюбленный,
Мой краткий сон, мой долгий вздох…

Отсюда величественная панорама Арарата открылась нам по-новому. Ну, словно у Валерия Брюсова:

Благодарю, священный Хронас!
Ты двинул дней бесценных ряд, —
И предо мной свой белый конус
Ты высишь, старый Арарат!..

А потом, всего в одном километре от турецкой границы, разыскали монастырь Хор-Вирап, что переводится как «Глубокая яма». Здесь, действительно, в глубокой яме, по приказу Трдата III, после пыток провёл в заточении тринадцать лет святой Григорий Просветитель. И Арарат тут возник пред нами ещё ошеломительней и даже как-то пугающе своей совсем близкой огромностью. И вспомнилась девушка-гид в Цицернакаберде, её стихи:

Мой Вождь, мой Бог, моя Икона.
Дороже жизни во сто крат,
Отчизны царская корона,
Седой Великий Арарат!

Победы день придёт, конечно,
И всех Богов моих парад
Возглавишь ты, святой и вечный,
Опять свободный Арарат!

* * *

И НАСТУПИЛ наш последний здешний вечер… В небе пылал восхитительный ереванский закат, про который Карен Хачатрян написал:

Люблю твои закаты, Ереван,
Когда стыдливо улицы краснеют.
Я повидал закаты многих стран,
Нигде они так сердце мне не греют.

Багряный круг над крышами застыл,
Лучами между ветками играя,
Верхушку Арарата осветил,
И город заиграл цветами рая…

Но ещё громче звучали в моей душе строки Евгения Евтушенко:

Нет, армянину русский брат не тот,
Кто вникнуть в боль Армении не хочет —
Лишь, развалясь, коньяк армянский пьёт,
О радио армянском анекдотит.

А тот вам русский брат, кто смог понять
Весь путь ваш страшный, все резни и бойни,
Кто вашу боль сумел в себя принять
Как если б это было русской болью.

Мы с вами вместе знали столько бед,
И вместе гибли мы на поле брани,
Когда есть братство честное, то нет
Ни младших и ни старших — просто братья.

И потому — как отнятый мой брат
Неоторвимо и неотрубимо
С мольбою и укором Арарат
Зовёт меня, как будто армянина.

И верю я — настанет день, когда
Границ не будет — только арки радуг,
Исчезнут в мире злоба и вражда —
И я прижмусь щекою к Арарату.

А если нет — лишь бы хватило сил! —
Пусть надорвусь, пусть мой хребет дробится, —
Я Арарат на плечи бы взвалил
И перенёс его через границу…

* * *

ТУТ, согласно киносценарию, нам пора проститься со страной камней, хранящих молчание об увиденном и услышанном за долгие века… Страной, где царит удивительная гармония между архитектурой и природой. Страной, где есть нечто едва уловимое, что приводит душу в смятение и заставляет её изнутри светиться. Страной, где всё текуче, томно, приглушённо, как-то щемяще, раздумчиво и красиво…

Так до свиданья, розовый город, пропитанный солнцем, пронизанный добром, насыщенный ароматом абрикосов, звучащий песней дудука и ритмами джаза! Город, где сильные духом мужчины сходятся в боевом танце, который называется «Ярхушта», а девушки творят чудо на армянских гуслях — «канонах»; и где самая популярная автомодель — почему-то наша «Нива», причём непременно белого цвета; и где, кстати, за абсолютной ненадобностью нет ни одного вытрезвителя; и где удивительно красиво расписаны подворотни; и где человек на улице — при всех непростых своих проблемах — чаще всего улыбается — причём, не болтая при этом с кем-то по смартфону, а просто так… Такое уж удивительное это место — ведь, вы же помните: «На свете лишь одна Армения…».

Print Friendly, PDF & Email

8 комментариев для “Лев Сидоровский: «На свете лишь одна Армения…», или Путешествие по неснятому фильму

  1. «..Я шёл из «Армении» (магазина) в редакцию «Нового времени»…через кипевшую народом Пушкинскую площадь. Ко мне подскочил небольшой темпераментный кудрявый парень и без слов подтащил к столику, на котором в каком-то списке столбиком я обязан был подписаться…тут же объяснили мне сразу несколько аматоров, что еврею нельзя не расписаться на обращении непосредственно Горбачёву о признании Арцаха (Карабаха) частью Армении. «Армяне и евреи породнены несчастьями!»…я поинтересовался, как доберутся до своих кишлаков высадившиеся молчаливые спутники в потрёпанных халатах и чалмах…меня ждала машина директора, но они направлялись по тропе вверх, в горы; вероятно, на какой-то перевал. «Да хрен с ними, — утешили меня. — это азеры»… Так вот, вспомнил я тогда это — и отказался подписаться» — — Что тут скажешь, — правильно, что не подписался? Я бы подписался тогда,в 1989-ом, несмотря на… Но сегодня, когда доступно столько информации, после того как увидел/прослушал столько новостей, после бесконечной пропаганды-ФЕЙКОВ вокруг кровоточащих тем — грузинской, украинской, белорусской, а теперь — Нагорного Карабаха…Нет не подписался бы сегодня. Небезинтересны также роли Турции и России в этой войне — https://www.youtube.com/watch?v=J0KAs_Wt_8A …Соглашусь с М.Т.- «народам, какую БЫ историю они за собой не числили, надо научиться жить в мире…» Добавлю — ВСЕМ народам надо научиться жить в мире, соблюдая ЗАКОНЫ и договорённости. Увы, при нынешних политиках, нарушающих законы своих собственных стран, нельзя ожидать соблюдения МЕЖДУНАРОДНЫХ договорённостей.

  2. Мне стыдно, что государство Израиль до сих пор не признало геноцид армян. Как я понимаю, ради сохранения отношений с Турцией

  3. Шнорокалеум! (Спасибо по армянски.)
    И Саше Окуню тоже.
    Рекомендую «Звенья цепи» Иона Дегена, «Заметки по еврейской истории», №11 (158), ноябрь 2012 года.
    Только стихотворение, которое папа, как он полагал, привёл без всякой правки и редактирования, он на самом деле воспроизвёл по памяти. А она его в тот раз слегка подвела. И, как назло, он не показал мне «Звенья цепи» перед публикацией, как обычно, поскольку я был в заграничной командировке.
    Вот стихотворение в том виде, как оно было написано:

    ПАМЯТНИК ЖЕРТВАМ ГЕНОЦИДА

    Запад чёрными тучами бесится,
    Арарат похищая снова.
    Ятаган ущербного месяца
    Отсекает куски живого

    И кромсает плоть иноверцев,
    Мне по крови родных и близких.
    Я примёрз оголённым сердцем
    К рассечённому обелиску.

    На горе, над пенным Разданом,
    Переполненный гневом ярым,
    Возвышаясь над Ереваном,
    Он стоит и над Бабьим яром.

    Он кричит уцелевшим младенцем
    На груди остывающей мамы,
    Проклиная нацистов-немцев
    И кровавую мерзость ислама.

    Проклиная мрак фанатизма
    И фашизм всех цветов и устоев…

    Город, полный огней и жизни,
    Расстилается подо мною.

    И библейским горам и долинам,
    Я с почтением кланяюсь низко.
    Я, еврей, становлюсь армянином,
    Осязая боль обелиска.

  4. Я шёл из «Армении» (магазина) в редакцию «Нового времени» с душевным подарком (белым, отливавшей к центру золотистым цветом, полукругом «Сулугуни») через кипевшую народом Пушкинскую площадь. Ко мне подскочил небольшой темпераментный кудрявый парень и без слов подтащил к столику тут же, на котором в каком-то списке столбиком я обязан был подписаться. Я затормозил — спросил, в чём дело. Дело, оказалось в том, как тут же объяснили мне сразу несколько аматоров, что еврею (узнали во мне!,,) нельзя не расписаться на обращении непосредственно Горбачёву о признании Арцаха (Карабаха) частью Армении. «Армяне и евреи породнены несчастьями!» Был, надо думать, 1989-й год.
    Как принято говорить, «в одно мгновение передо мной прошла вся жизнь». Ну, не в одно и не вся — но вспомнилось, как в одной из командировок (документальная повесть «Моё дело или…), прилетев на «кукурузнике» в Зангезур (Кафан-Каджаран), я поинтересовался, как доберутся до своих кишлаков высадившиеся молчаливые спутники в потрёпанных халатах и чалмах (один с козой). Ниже полянки, на которую опустился «кукурузник», был горнодобывающий комбинат — и меня ждала машина директора, но они направлялись по тропе вверх, в горы; вероятно, на какой-то перевал. «Да хрен с ними, — утешили меня. — это азеры»…
    Так вот, вспомнил я тогда это — и отказался подписаться. И был провожаем презрительными свистками.
    Хотя, полагаю, Нагорный Карабах — земля армянская. Но народам, какую замечательную историю они бы за собой не числили, надо умерить высокомерие. Научиться жить в мире.
    Ну, а нынешний премьер Никола Пашинян мне сразу не подравился. Своей лихостью. Ещё года три назад.

  5. Путешествие по не снятому фильму
    —————————————————-
    Неуверенность большинства пишущих современников в правилах правописания частиц НЕ и НИ привела к тому, что теперь стали писать НЕ отдельно (раздельно) даже в тех случаях, когда лучше было бы написать слитно. Вот и в данном случае, по-моему, вернее было бы написать «неснятый фильм».
    Неспетая песня моя, там на неведомых дорожках следы невиданных зверей, невесёлый разговор, неправый суд и т.д.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.