Лев Сидоровский: Вспоминая…

Loading

Мысленно сравнивая Монтана с теми, кто «одари­вает» нас песнями последние годы, — с разными там газмановы­ми, пресняковыми, агутиными, киркоровыми, михайловыми, отчетливо осознаю, что никто из них к ЕГО ИСКУССТВУ не имеет ну никакого отноше­ния.

Вспоминая…

Об Иве Монтане, Александре Печерском и Лермонтове

Лев Сидоровский

13 ОКТЯБРЯ

«ЗАДУМЧИВЫЙ ГОЛОС МОНТАНА…»
99 лет назад родился
великий французский артист и шансонье
(13 октября 1921–9 ноября 1991)

ВЕСНОЙ 2005-го, дорогой читатель, заявившись на берега Сены, чтобы снять фильм под названием, навеянным давней кинолентой Юрия Мамина, — «Окошечко в Париж», я перво-наперво отправился с видеокамерой не к Эйфелевой башне и не в Нотр-Дам или Сент-Шапель. А там же, на острове Сите, в самой западной его части, на площади Дофин, разыскал дом № 15. По­тому что в этом доме многие годы жил человек, который когда-то, в 50-е, без преувеличения, потряс и меня, и всех тех моих земляков, кому удалось увидеть и услышать его, что называет­ся, «живьём». Звали этого человека — Ив Монтан…

* * *

ВООБЩЕ-ТО, при рождении он носил другое имя — Иво Ливи, и на свет появился в тосканской деревне Монсуммано, в семье небогатого итальянского еврея. Но Джованни Ливи был воинс­твующим коммунистом и, когда к власти пришел Муссолини, вместе со своей Джозиппиной и тремя детьми от фашистов сбе­жал к соседям, в Марсель. Однако бедность их семью не остав­ляла и под небом Франции. Мастерская по изготовлению мете­лок, которую организовал Джованни, быстро сделала его банк­ротом. Старший сын, Джуллиано, перебивался скудным заработ­ком официанта, а дочка Лидия в помещении гаража открыла па­рикмахерскую. Так что пришлось одиннадцатилетнему Иво, высо­ченному и худющему, бросив школу, пойти на завод. Какие про­фессии он только не перепробовал, пока не взошел на Олимп Славы — бывший посудомойщик, бывший парикмахер, бывший моло­тобоец, бывший шофер, бывший мальчишка, копивший деньги, чтобы лишний раз попасть в кинотеатр и снова увидеть Фреда Астера…

Бить чечетку, почти как Фред, все же научился. А еще у парня оказался красивый голос, и он тайком от всех ре­петировал песенки любимого Шарля Трене. В 1938-м режиссер местного маленького мюзик-холла решил нанять его, дабы «ра­зогревал» публику перед спектаклем. И в первый же вечер зал был «разогрет» так, что потом уж не желал никого другого! Пришлось дирекции срочно сшить новоиспеченному артисту сце­нический костюм и попросить… поменять имя. Как придумать псевдоним? Ему вспомнилось, что, когда мальчишкой играл во дворе, мама кричала из окна: «Иди домой! Поднимайся, Иво!» Вот от этого самого маминого «Ivo, Monta!» и получилось — Ив Монтан. А Montand по-французски, между прочим, значит «вос­ходящий»…

* * *

СПУСТЯ год он дал концерт в легендарном марсельском «Альказаре». Его ковбойские песни и шляпа, как у Гарри Купе­ра, имели оглушительный успех. Восемнадцатилетний исполни­тель обрел своего импресарио, оба были полны планов, но начавшаяся вскоре война, а затем — оккупация спутали все кар­ты… Монтана определили в строители. Однако, поработав на строительных лесах, он потом все ж вернулся к песне, даже свершил гастроль по городкам родного Прованса — и, как ут­верждают мемуаристы, все местные дамы были сражены напо­вал… Но в январе 1944-го пришла грозная повестка об отп­равке на принудительные работы в Германию. И тогда он сбежал от местной полиции в Париж, где нашел надежное убежище: сначала на сцене театра «ABC», после — в «Бобино», и наконец — в «Мулен-Руж»… И вот там, под крыльями «Красной Мельницы», Ив Монтан встретил Эдит Пиаф…

* * *

ОНА была уже в зените славы, но отнюдь не пресыщена ус­пехом. Нерв ее выступлений был самого высокого накала, и этим нервом она ощутила в молоденьком марсельце Божественный Дар. Их взаимное чувство вспыхнуло мгновенно. Но вместе с всепожирающей страстью Женщины к Мужчине она учила его, как стать Великим Артистом, который завоюет весь мир… Каждый день репетируя с ним у рояля и имея тончайший вкус, сразу отвергла его ковбойский наряд. Именно тогда у него появился сценический костюм, которому не изменит до конца дней: ко­ричневые брюки на кожаном поясе и коричневая рубашка с отк­рытым воротом. С одной стороны, сие одеяние являлось как бы данью аскетической эпохе, с другой, в этом костюме, который Монтану шел чрезвычайно, он — стройный, очень пластичный, спортивный, с удивительной длины ногами — мог на сцене быть абсолютно свободным, выдавать такую эксцентрику, что каждая его песня становилась воистину спектаклем! Маленький «па­рижский воробышек» (так называли в народе Эдит) научила Ива искусству любви, пыла, нежности… К тому же Пиаф сразу до­билась от Марселя Блистена, режиссера фильма «Погасшая звез­да», где у нее была главная роль, что рядом на экране будет и Монтан… Ах, как славно, что лет тридцать назад пришло время, когда я смог дома поставить кассету с этой очень старой лентой — и снова увидеть их обо­их, молодых и счастливых…

В 1946-м они расстались. А в 1949-м Ив Монтан встречает Симону Синьоре (Главную Женщину своей жизни, бросившую ради него верного супруга, режиссера Ива Аллегре; гениальную акт­рису, сумевшую пожертвовать собственной карьерой ради успеха любимого) — и навсегда приводит ее вместе с маленькой дочерью в этот дом № 15 на площади Дофин…

* * *

ПОТОМ оказался я на бульваре Капуцинок, в зале «Олим­пия». О, эта сцена навсегда запомнила Монтана — как и дру­гих, самых лучших шансонье мира! Тогда, в середине 50-х, он блистал и тут, и в «Этуале», и везде… Кроме того, в ту же пору мы на невских берегах увидели фильм Анри-Жоржа Клузо «Плата за страх», получивший гран-при Каннского кинофестива­ля, где Монтан в главной роли нас поразил. И Симона Синьоре в картине Марселя Карне «Тереза Рокен» тоже ошеломила…

Кстати, имя Монтана тогда в СССР было ну очень популяр­ным: ведь он — не только великолепный певец и артист, но и, по семейной традиции, — член Французской компартии, да еще подписал «Стокгольмское воззвание», направленное против ис­пользование ядерного оружия, а также выступил против войны в Алжире. Что же касается Симоны, то в годы гитлеровской окку­пации она сражалась в рядах Сопротивления! Так что их приезд сюда готовился почти на государственном уровне…

И вдруг — октябрь 1956-го: наши танки в Будапеште давят повстанцев! Весь мир взбудоражен. Друзья отговаривают Монта­на от гастролей в Советском Союзе, но он хочет сам здесь во всем разобраться… Поэтому, приехав, первым делом спросил Хрущева: «Вы уверены, что ввод танков в Будапешт пошел на благо социализму?» Тот как отрезал: «Мы спасли социализм от контрреволюции». Монтан возразил: «Может, народ счел себя вправе потребовать большей свободы в обещанном вами новом социализме, а вы этого не поняли?» Хрущев вспылил: «Это вы не понимаете!» Монтан: «В таком случае нас очень много — тех, кто не понимает!» Дальше — анекдотический момент: ока­завшийся рядом министр культуры Михайлов поинтересовался у Симоны насчет творческих планов. Актриса сказала, что ей предложили главную роль в советско-французском фильме «Мадам Бовари». И главный по культуре в СССР воскликнул: «Ах, Бова­ри!.. О-о, Бальзак!»

* * *

НУ А ПУБЛИКА встречала его восторженно. Сначала — в Москве, потом — в Ленинграде. Мне тоже посчастливилось про­никнуть в зал «Промки» (Дворец культуры Промкооперации тогда еще не носил имя Ленсовета) и вместе со всеми внимать этому чуду по имени Ив Монтан. Его песни-истории, полные не только дивных мелодий, но и мимики, движения, его голос, артистизм, невероятное обаяние покорили нас мгновенно. И он, ощутив на­ши чувства, ответил взаимностью, с блеском выдавая шедевр за шедевром — и про Большие бульвары, «где столько увидишь все­го»; и про парижского мальчугана, у которого «не счесть забавных выходок»; и про солдата, который несет с войны в ранце «лишь горе, омерзенье и усталость»; и про красавицу на качелях… А еще: «О Париж! Здесь любви нет преград…» (Это для него написал Франсис Лемарк). А еще: «Море синее лижет следы влюбленных, что нынче расстались…» (Эти знаменитые «Опав­шие листья» Жозеф Косма сочинил для него на стихи Жака Пре­вера). А еще: «Я люблю, люблю, люблю, люблю…» А еще: «Се си бон!», что значит: «Хорошо!» И ему действительно было хо­рошо, не зря же, так восклицая, лихо делал на сцене «коле­со»… Это «се си бон» стало тогда для нас неким признаком, даже символом хрущевской «оттепели» — не случайно спустя два года на сцене БДТ, в володинских «Пяти вечерах», беззаботный студент Славка, которого играл Кирилл Лавров, весело рифмо­вал «се си бон» и «сессия»…

Сейчас, мысленно сравнивая Монтана с теми, кто «одари­вает» нас песнями последние годы, — с разными там газмановы­ми, пресняковыми, агутиными, киркоровыми, михайловыми, отчетливо осознаю, что никто из них к ЕГО ИСКУССТВУ (когда песня творится не только великолепным голосом, но и гибким телом, очень скупы­ми, но выразительнейшими жестами, всякий раз превращаясь в самостоятельный мини-спектакль) не имеет ну никакого отноше­ния. Даже выгодно отличающийся от всей этой попсы и, безус­ловно, талантливый, очень профессиональный Кобзон был по сравне­нию с Монтаном — словно скучная, застывшая маска…

Дома по Интернету я часто просматриваю кинохронику тех дней: вот он в огромном цехе московского ЗИЛа — и от его песни лица работяг так и светятся; вот во время концерта в Зале имени Чайковского бледная Симона из-за кулис, волнуясь, следит за любимым Ивом; вот они оба плачут, когда хор уча­щихся ФЗУ поет им и по-русски, и по-французски: «Задумчивый голос Монтана звучит на короткой волне. И ветви каштанов, парижских каштанов в окно заглянули ко мне…»

* * *

ОНИ останутся вместе до конца. Даже короткий, но бурный роман Монтана с Мерилин Монро в Голливуде, на съемках фильма «Займемся любовью», Симону от Ива не оттолкнул. А ведь кроме Симоны и Мерилин, у него в избытке были и другие очарова­тельные партнерши: Ширли Маклейн, Джейн Фонда, Роми Шнайдер, Катрин Денёв…

Работая со многими, зачастую выдающимися кинорежиссера­ми, Монтан доказал миру, что он — большой артист. Ну а его песни (Монтан даже в эпоху твиста с рок-н-ролом все равно оставался верен своей музыкальной стилистике) покорили всю планету… Что же касается нашей страны, то после августа 1968-го великий артист здесь стал неугоден, его песни и фильмы оказались под запретом — потому что, когда советские танки вошли в Прагу, Монтан с компартией решительно распро­щался. Потом, в 1981-м, он приветствовал польскую «Солидар­ность». Затем у себя, во Франции, выступил против национа­листической политики Ле Пена. Земляки даже прочили его в Президенты…

* * *

СИМОНА умерла в 1985-м, 30 сентября, и с того дня на всех его концертах занять её место в восьмом ряду не позво­лялось уже никому. Монтан ушел из жизни в 1991-м, 8 ноября. И теперь они лежат под одной плитой, на кладбище Пер Ла­шез…

Я принес к этой плите цветы и их фотографии. Долго сто­ял там, а в ушах всё звучало: «Море синее лижет следы влюб­ленных, что нынче расстались…» Нет, они не расстались…

* * *

От редакции

Публикации на Портале на эту тему:

Артур Штильман. Ив Монтан — певец Парижа

Артур Штильман. Мирное лето и опасная осень 1956 года. Глава 7. ИВ МОНТАН ЕДЕТ В МОСКВУ

и др.

* * *

14 ОКТЯБРЯ

ГЕРОЙ ИЗ СОБИБОРА
Рассказ о трагической судьбе Александра Печерского —
руководителя единственного за всю историю Второй мировой
успешного восстания евреев в фашистском лагере смерти,
которое произошло 77 лет назад.

О ПОДВИГЕ Александра Печерского я услышал на исходе 60-х в Польше — от моего друга и коллеги Сташека Ходынецко­го. Потрясённый, вернувшись домой, постарался разузнать здесь какие-то подробности. И с трудом выведал, что о нем в 1945-м написали Павел Антокольский и Вениамин Каверин для «Черной книги», которую составили Илья Эренбург и Василий Гроссман, однако вскоре весь сборник еще до выхода оказался запрещенным… А спустя годы мне про этого человека поведали коллеги в Из­раиле, даже дали его ростовский адрес. Я туда написал, но, как выяснилось, — было уже поздно…

* * *

РОДИЛСЯ он в украинском Кременчуге, потом семья перебра­лась в Ростов-на-Дону. Учился, работал — электриком, бухгал­тером, занимался музыкой. Перед самой войной руководил худо­жественной самодеятельностью. В сентябре 1941-го лейтенант Печерский вынес из окружения раненого командира. Но в октябре, снова окруженный, теперь уже под Вязьмой, и вдо­бавок сам раненый, — оказался в плену. Там переболел тифом, чудом избежал расстрела, после неудачного побега был пойман. Далее — штрафной лагерь в Борисове, за которым последовала минская Голгофа. Десять суток в подвале СС, так называемом, «еврейском погребе»: полная темнота, ни еды, ни воды… По­том — «рабочий лагерь» СС на улице Широкой, устроенный тоже для его соплеменников — узников минского гетто, военнопленных. А в 1943-м, 18 сентября, их всех «для окончательного решения вопроса» направили в концлагерь Собибор…

* * *

СОЗДАННЫЙ в апреле 1942-го на юго-востоке Польши, неда­леко от Люблина, «для полного уничтожения еврейского населе­ния, проживавшего на территории генерал-гу­бернаторства» Собибор скоро стал принимать того же сорта смертников из Нидерландов, Франции, Чехословакии, СССР… Здесь, в лесу, железная дорога заканчивалась тупиком. Выглядел лагерь основательно: между высоченными вторым и третьим рядами колючей проволоки постоянно шастали патрули, между третьим и четвертым — всё пространство было заминиро­вано. Да и с вышек пулеметчики наблюдали круглосуточ­но. Ну а угарный газ от танковых моторов по трубам в специ­альные газовые камеры, так называемые «бани», поступал без перебоев. Узников в основном убивали сразу: по прибытии им предлагали принять душ. Как только немец-«банщик» через застеклённое окошко сверху убеждался, что очередная партия — восемьсот человек — «отработана», пол раздвигался — и трупы падали вниз. Потом, из подвала, их на вагонетках доставляли в лес, ко рву. А в лагерь въезжали следующие двадцать ваго­нов… Таким образом, здесь за полтора года уничтожили больше четверти миллиона…

* * *

ОДНАКО с подобной судьбой смирились не все: узники с «ходовыми» профессиями (Печерский, например, объявил себя плотником), которым казнь пока отложили, приняли решение о восстании. Но времени на подготовку было ничтожно мало: в любой день их могли отправить в газовые камеры. И 12-го октября состоялось совещание руководителей под­полья, на котором Печерский (в лагере все его звали Сашко) изложил свой план: под вечер поодиночке (каждому гитлеровцу назна­чив отдельное время) заманить эсэсовскую верхушку лагеря в мастерские — будто бы для получения одежды, обуви и мебели — и там бесшумно уничтожить. Потом, завладев их оружием, прер­вать телефонную связь, перерубить электричество и организо­ванно вырваться за проволоку — в окружающие леса, к партиза­нам… Для прорыва он выбрал место, где преодолеть минную полосу было проще. Запланировал, что бегущие в первых рядах будут бросать камни и доски перед собой — дабы мины предварительно подрывались. К тому же предусмотрел, чтобы у надёжных людей для преодоления проволочных заграждений были ножи, ножницы, лопаты и чтобы двигатели автомашин в гараже оказались повреждёнными. Кроме того, организовал группы для нападения на оружейный склад, для обрыва линий связи, электросети… В общем-то, Печерс­кий и другие, которым здесь были уготованы газовые камеры, боролись даже не за жизнь: они дрались за достойную смерть.

* * *

И ВОТ 14-го свершилось! Всего за полчаса, между 16.00 и 16.30, они из двенадцати эсэсовцев уничтожили одиннадцать. Всех их заранее, на определённое время, пригласили в мас­терские. Первым в портняжной был сражен ударом топора явившийся за костюмом начальник лагеря — гауптштурмфюрер Иоганн Нойман. Труп бросили на койку и завалили одеждой. Следом возник унтерштурмфю­рер Эрнст Берг: стащил с себя ремень с кобурой, начал приме­рять мундир — и тоже получил топором по голове. Затем здесь же Семен Мазуркевич прикончил начальника всей лагерной охраны Михеля. Одновременно в сапожной мастерской Аркадий Вайспапир грохнул начальника третьего, «смертного», сектора оберштурмфюре­ра Геттингера… Телефонную и электролинию перерезали, автотранспорт повредили. Из караульного помещения по­лицаев в водосточных трубах незаметно вынесли шесть винто­вок, и те на сторожевых вышках и других дозорных постах ни­чего не заподозрили…

А два так называемых «капо», то есть — надсмотрщиков из числа заключённых, которые сами стали участниками восстания, Пу­зичка и Чепик, в 16.45 приказали всем строиться — якобы на обычную вечернюю поверку. Многие непосвященные узники почувствовали нечто необычное, но понять, что именно, не смогли. Как заранее было предусмотрено, в первых рядах колонны встали советские военнопленные и члены подполья. Не­которые — с припрятанным оружием. По плану намечалось: «капо» ведут всю колонну к наружным воротам, и по пути повстанцы пытаются захватить оружейный склад. Как только охранники-по­лицаи начнут стрелять, им отвечаем огнем — и восстание пере­растает в вооруженную схватку. Далее силой прорываемся через ворота, а также — сквозь ограждения возле жилых поме­щений эсэсовцев.

И вот тут всё пошло не так. Вдруг на территорию лагеря въехал и остановился возле штаба грузовик, водитель которого, обнаружив убитого эсэсовца, начал палить из автомата. Одновременно на плац, где стояли колонной заклю­ченные, ворвался командир полицаев и стал орудовать плетью, за­гоняя узников в барак. Повстанцы зарубили его топорами… Возникла паника. Охранники на вышках открыли по колонне огонь. И тогда Печерский не стал дожидаться, пока (как было задумано) соберутся все, и дал команду на штурм. С криками «Ура!» одни прор­вались через лагерные ворота и последовали в сторону рощи, а другие сбоку пробили проход в проволочном ограждении. Бежавшие первыми подрывались на минах, прокладывая остальным дорогу своими телами. Те, кто были с винтовками, уничтожили четверых полицаев. Ворваться в оружейный склад не удалось, однако охранника прикончили и его оружие забрали. Всего из пятисот пятидесяти заключенных до леса добрались триста двадцать. Оставшихся нацисты на следующее утро расстреляли…

* * *

СООБЩЕНИЕ о восстании немцев переполошило. По тревоге были подняты кавалерийская рота жандармерии, рота солдат, дополнительные подразделения жандармерии и СС из Влодавы, Люблина, сто пятьдесят полицаев из Собибора — всего около шестисот карателей. С воздуха поиск и обстрел вели несколько самолетов. Больше недели нацисты интенсивно прочё­сывали местность, потом — конные жандармы. Главной их зада­чей было не позволить бежавшим присоединиться к партизанам по другую сторону Буга: ведь тогда неминуемо страшная правда о массовых уничтожениях в Собиборе стала бы широко известна. Всего за неделю карателям удалось схватить и уничтожить сто семьдесят беглецов…

А сто пятьдесят все-таки спаслись и стали партизанами. В том числе и Печерский, который с восемью сотоварищами переправился через Буг и после, близ Бреста, в отряде народных мстителей, отменно пускал фашистские эшелоны под откос. В общем, вырвавшиеся из концлагеря люди бились с врагом беспощадно, но, конечно, и погибали — так что встретить День По­беды из тех ста пятидесяти довелось лишь пятидесяти трём. А Семен Розенфельд даже дошел до самого фашистского логова и на стене рейхстага начертал: «Барановичи — Собибор — Бер­лин».

* * *

ДА, это было единственное за время Второй мировой по­бедное восстание узников-евреев — ведь бежали сотни заклю­ченных, была убита большая часть эсэсовцев. А все другие по­пытки сопротивления в лагерях смерти заканчивались поражени­ем: в Заксенхаузене — в октябре 1942-го, в Треблинке — в ав­густе 1943-го, в Освенциме — в октябре 1944-го… Причем подвиг восставших (и это поразительно!) привёл к уничтожению самого Собибора: спустя неделю по приказу Гиммлера он был ликвидирован, и его перепаханную землю засеяли многолетней травой: мол, обыкновенное поле… Спустя полвека, открывая там Мемориал, президент Польши Лех Валенса сказал, что узники Собибора «отстояли достоинс­тво человеческого рода»…

* * *

А ЧТО ЖЕ герой Собибора, про которого мой рассказ? Пос­ле соединения их партизанского отряда с Красной Армией Пе­черский вместо представления к награде был смершевцами направлен в один из штурмовых стрелковых батальонов, которые благодарная Родина создала специ­ально для офицеров, побывавших в плену, и, по сути, ничем не отличались от штрафбатов. Их батальон формировался в Подмосковье, и его командир, майор Андреев, потрясённый рассказом Печерского о Собиборе, весьма рискуя собственной карьерой, всё ж направил штрафника в Москву — в Комиссию по расследованию немецко-фашистских злодеяний. Там его выслуша­ли писатели Павел Антокольский и Вениамин Каверин, которые потом в журнале «Знамя» опубликовали очерк «Восстание в Со­биборе», предназначенный для «Черной книги»… А Печерский, отважно сражаясь в рядах штурмбата, заслужил звание капитана и снова был тяжело ранен, после чего его комиссовали. В госпитале капитана выходила медсестра Оля Котова. Они полюбили друг друга и в 1945-м приехали в Ростов-на-Дону.

Там Печерский стал администратором в театре оперетты. В 1946-м Международный Нюрнбергский трибунал вызвал его в качестве свидетеля по делу Собибора, но вместо командировки в Германию Александра Ароновича выгнали из театра и даже на короткое время арестовали (а его брат, схваченный тогда же, быстро погиб в тюрьме от диабета). Выйдя на волю, Пе­черский (уже развернулась кампания против «безродных космополитов») никуда устроиться не смог. Что ж, пришлось научиться… вышивать, и красивые рукоделия героя Собибора на рынке пошли нарасхват… Только после смерти Сталина его приютил «Ростсельмаш» — сначала в качестве прос­того рабочего, потом — бригадира. В 1964-м выступил свидетелем обвинения на процессе одиннадцати охранников ла­геря Собибор в немецком городе Хагене… В 1980-м его посетил Томас Тойви Блатт — выживший после того побега польский еврей, который стал американским историком и литератором. Пронзительный труд Блатта «Из пепла Со­бибора» потом был опубликован в США, а в Израиле появился перевод «Чер­ной книги». В 1987-м в Голливуде режиссер Джек Голд по книге Ричарда Рашке снял блокбастер «Побег из Собибора», за который исполнитель главной роли — солдата Сашко — Рутгер Хауэр получил «Золотой глобус». Самого же Печерского, приглашенного на премьеру, в кинозале, конечно, не оказалось: советская власть ему с женой поездку в США не позволила. Кстати, в американском Бостоне имя Александра Печерского запечатлено на стеле, в израильском Цфате оно — в названии улицы, и слава Богу, что теперь его дом в Ростове тоже наконец-то помечен мемориальной доской. Там, на Северном кладбище, — его скромная могила: Александр Аронович скончался в 1990-м, 19 января.

* * *

А СПУСТЯ двадцать восемь лет замечательный артист Константин Хабенский, уже как режиссёр, снял свой первый, свой мощный фильм «Собибор», в котором сам же исполнил главную роль. Правда, есть там несколько исторических ошибок. Например: на самом деле евреев в Собиборе охраняли не только немцы. Кроме двадцати-тридцати немецких эсэсовцев, руководивших процессом уничтожения, непосредственное участие в издевательствах над узниками принимали около сотни служивших там вахманов СС. Все они были выпускниками учебного лагеря СС в Травниках, близ Люблина, по происхождению в основном — украинцы… Ну, а в конце фильма на экране возникает странный текст о том, что «Печерский перешёл линию фронта…» От Собибора до линии фронта осенью 1943-го Печерский и его товарищи явно добраться не могли. Они пробились к партизанам, в составе партизанского отряда воевали и только к лету 1944-го соединились с частями Красной армии… Мог бы ещё кое на какие «огрехи» указать, но делать этого не буду, потому что Хабенский совершил, безусловно, творческий подвиг. И очень жаль, что Александр Аронович Печерский до этого фильма не дожил…

* * *

От редакции

Публикации на Портале на эту тему:

Генрих Бабич. Восстание и побег из лагеря смерти Собибор

Ефим Макаровский. Собибор

Семён Виленский. О статье Ефима Макаровского «Собибор»
Приложение. Д-р Ицхак Арад. Восстание в Собиборе

Семен Виленский, Григорий Горбовицкий, Леонид Терушкин.
Собибор. Восстание в лагере смерти. Фрагменты из книги
(окончание)

Лев Симкин. «Фашизм — это действительность, а не выдумка евреев»
Послесловие к книге Александра Печерского «Восстание в Собиборовском лагере»

Лев Симкин. Александр Печерский на суде над «рядовыми солдатами геноцида»

Светлана Богданова. Восстание в Собиборе. Александр Печерский

Юлия Могилевская. Сельма Вейнберг, женщина, пережившая Собибор

Яков Иовнович. Памяти Александра Печерского

Лев Симкин. Полтора часа возмездия

Лазарь Любарский. 25 лет со дня смерти Печерского

Людмила Дымерская-Цигельман: Об историке Шоа Анатолии Кардаше и герое “Собибора” Александре Печерском

и др.

* * *

15 ОКТЯБРЯ

ТАЙНЫ ПОЭТА? НЕТ, ТАЙНЫ ВРЕМЕНИ…
В этот день, 15 октября 1814 года,
родился Михаил Юрьевич Лермонтов
(погиб 27 июля 1841 года)

ГЛАВНЫМ своим богатством, дорогой читатель, я считаю то, что Антуан де Сент-Экзюпери называл «роскошью человеческого общения». Да, профессия журналиста за прошедшие более чем полувека сводила меня с огромным количеством замечательных личностей, причем порой такое знакомство перерастало в дружбу. Именно так случилось в моих отношениях с одним из крупнейших отечественных историков литературы, ученым с мировой известностью и непререкаемым научным авторитетом Вадимом Эразмовичем Вацуро. Четыре десятилетия под крышей Пушкинского Дома Вадим Эразмович (он, увы, в 2000-м скончался) занимался не только пушкиноведением, но и скрупулезно — еще со студенческой скамьи — изучал жизнь и творчество Михаила Юрьевича Лермонтова. Сегодня, когда исполнилось 179 лет со дня гибели поэта, вспоминаю одну из наших бесед…

* * *

ТОТ наш разговор начался с того, что я поинтересовался: часто ли лермонтовед ныне может порадовать новым открытием? Вадим Эразмович вздохнул:

— Увы, крайне редко. В чем сложность работы лермонтоведов по сравнению, ска­жем, с пушкинистами? Очень невелик материал. Собрание сочинений Пушкина — это семнадцать томов, да еще с полутомами. Собрание сочине­ний Лермонтова укладывается в шесть небольших томиков. У Пушкина — четыре тома пи­сем, которые дают огромный материал о связях поэта с ли­тературным движением време­ни, о его общении, знакомст­вах, а у Лермонтова сохрани­лось всего около сорока пи­сем — маленьких и в литера­турном отношении малоинте­ресных. Первый том летописи Пушкина занимает более вось­мисот страниц, летопись жиз­ни и творчества Лермонтова — около двухсот пятидесяти… Это всё, что мы о нем знаем. В общем, Михаил Юрьевич — один из самых известных рус­ских классиков и в то же вре­мя — один из самых «закры­тых».

— Почему же, — удивился я, — Лермонтов так «закрыт»?

Вацуро пояснил:

— У него была кочевая, бродячая жизнь. Он не любил писать писем, да и вообще лермонтовское время не было временем писем, вот пушкин­ская эпоха — другое дело…

— Вроде бы, жили в одно время!

— Нет, Лермонтов — это уже совсем другое поколение, и соотношение обоих поколе­ний — целая проблема, Лер­монтов многого уже не пони­мает и в психологии пуш­кинской эпохи, и в ли­тературном стиле, где-то даже вступает с Пушкиным в полемику, никогда его не копирует, а продолжает. Про­должает и деформирует — то сознательно, то бессознатель­но. Лермонтов и Пушкин — до какой степени противопо­ложные психологические ти­пы! Например, Михаилу Юрье­вичу никогда не удавалось написать хорошей эпиграммы, а Александр Сергеевич делал это великолепно. Лермонтов для эпиграмм был слишком саркастичен и невесел. Или — постоянный блеск пушкинского эпистолярного стиля: ведь это же тщательно отделанные ху­дожественные произведения! Пушкин, когда брал в руки перо, всегда имел в виду ад­ресата и даже под него как бы подстраивался. Лермонтов позволял себе это очень ред­ко, культура письма у него совсем другая… Между поко­лениями пролегла резкая об­щественно-психологическая грань, которую определило 14 декабря: оптимизм и «винное брожение» двадцатых годов сменяется «уксусным броже­нием» лермонтовской эпохи, Вроде бы разница в возрасте между поэтами — всего пятнадцать лет, но эти пятнадцать лет очень много значили: из­менились и быт, и эпоха, и ли­тературные привычки. То, что Лермонтов не умеет напи­сать эпиграмму с пушкинским блеском, — это индикатор эпо­хи. И то, что упала культура письма, тоже очень характер­но для этого времени. Лер­монтов и его поколение — люди замкнутые, скептики, вот почему мы знаем о них так мало, вот почему очень не­просто осознать Михаила Юрьевича в литературном движении времени. И находки новых его текстов — исклю­чительна» редкость: с момента выхода книги Ираклия Лаурсабовича Андроникова в 1964 году таких открытий просто не было. Автографы порой появляются, но для изучения самого Лермонтова они дают не так уж много.

— Конечно, хорошо, — подумал я вслух, — когда новый материал попадает в руки Андроникову. А если — в руки человека, который не имеет такой широты знаний лермонтовской эпохи и лермонтовской биографии! Тогда, наверное, находка может превратиться в более или менее пустую сенсацию!

Мой собеседник не возражал:

— Вы правы: самое важное — понять, что ты нашел… В 1979-м Пушкинский дом выпустил сборник, который ох­ватывает в значительной сте­пени новый, или малоисследо­ванный, или практически неизвестный материал по Лер­монтову. Например, мы обна­ружили довольно большое ко­личество лермонтовских автографов, которые не носили ли­тературного характера и поэто­му не подверглись специаль­ному литературоведческому изучению, — допустим, его учебные записи лекций. Дело в том, что мы очень мало зна­ем об образовании Лермонто­ва. Более того, в нашем распо­ряжении нет даже полной био­графии поэта: Николай Леонть­евич Бродский сумел ее дове­сти только до 1832 года.

Удивляюсь:

— Неужели трудно продолжить это дело?

— Трудно, потому что био­графию Михаила Юрьевича надо собирать по крохам, книжка Бродского сделана именно так, по крохам: исполь­зованы косвенные материалы, тщательно исследовалось лер­монтовское окружение, выяс­нялось о каждом из его това­рищей — скажем, по благо­родному пансиону, по Москов­скому университету… В био­графии Лермонтова есть пе­риоды, которые очень важны, но мы о них ничего не знаем. Вот в 1837 году стало извест­но стихотворение «На смерть поэта» — и его автор явился в русской литературе, как Ми­нерва из головы Юпитера, сблизился с пушкинским кру­гом. Но как это сближение было подготовлено? Не ясно. С кем он общался за год, за два до пушкинской дуэли, ког­да создавались «Боярин Орша», «Песня про купца Ка­лашникова», когда в творче­ском сознании поэта подготав­ливалось «Бородино»? Увы, пе­риод, когда Лермонтов «соз­ревал», для нас почти абсо­лютно скрыт. Поэтому так ин­тересует исследователей воп­рос: был ли он при гробе Пушкина? И виделся ли когда-нибудь с Пушкиным лично? Здесь, вероятно, может по­мочь какой-то косвенный ма­териал — на первый взгляд, совершенно не важный, не ав­тограф, не дневник, не письмо, а может быть, какое-то случайное свидетельство сов­ременников, которое усколь­знуло от нашего внимания.

— Простите, — поинтересовался я, — вы упомянули о том, что обнаружили учеб­ные конспекты Лермонтова. Что же они проясняют?

— Да, записи лекций по истории в московском благо­родном пансионе и по сло­весности — в школе гвардей­ских подпрапорщиков и кава­лерийских юнкеров. Речь в них, в частности, идет о фран­цузской революции и Напо­леоне. Вроде бы, обычные учебные записи, но если про­читать углубленно, то станет ясно, как приобретенные зна­ния преломлялись в раннем творчестве Лермонтова, как недавняя политическая жизнь отражалась в его художест­венных концепциях и социаль­но-политических представле­ниях… Далее. Тщательно иссле­дован альбом с записями Лорера (это довольно известный деятель декабристского движения), где — письма людей, с которыми Лермонтов общался, по этим косвенным данным как-то восстанавливается кав­казское окружение поэта, в том числе — и декабристское окружение… В США, в Колумбийском университете, хра­нится альбом с рисунками Лермонтова. Рисунки в Америке опубликовали, но дать до конца комментарии к ним, ко­нечно, не смогли. Нам кое-какие из этих рисунков объ­яснить удалось… Кроме того, мы, наконец, получили науч­ную публикацию писем Карам­зиных о Лермонтове и сейчас имеем возможность про­читать их не в цитатах, как это было раньше, а в больших фрагментах — и лермонтов­ское окружение в 1838-1841 годах, его среда, его интере­сы опять-таки складываются в живую картину. Иногда ма­ленький документ, казалось бы, совсем пустяковый, мно­гое открывает…

— Пожалуйста, — попросил я, — поясните эту мысль каким-нибудь примером из собственного опыта…

— Листая однажды «Реестр рукописей и книг, поступивших в Санкт-Петербургский цен­зурный комитет в 1839 году», я обнаружил, что под номером 97 значится «Демон, восточная повесть» на семидесяти страницах, по­ступившая 7 марта «от г. Ка­рамзина», 10 марта процензурованная Никитенко и 11 мар­та возвращенная Карамзину, расписавшемуся в получении. Эта запись чрезвычайно важ­на, ибо нет сомнений, что Вла­димир Николаевич Карамзин передал в цензуру именно лермонтовского «Демона» (по­скольку фамилия автора здесь не значится, исследователи внимания на запись ранее не обратили). До этого нам были известны строчки из дневника императрицы Александры Фе­доровны от 9 февраля 1839 года с упоминанием о чтении «Демона», однако оставалось неясным, была ли поэма одоб­рена к печати. Теперь же ста­ло очевидным, что Карамзин передал рукопись в цензуру после чтения поэмы при дво­ре, а сам факт такого чтения был для цензора, конечно, весьма важен. Из записи сле­дует, что поэма была одобре­на — в противном случае здесь бы появилась отметка о запрете, и рукописи надлежа­ло остаться в делах цензурно­го комитета. Итак, Лермонтов мог отдавать поэму в печать, но не сделал этого — по при­чинам, о которых нам судить пока трудно. Заодно стало ясно, что из всех многочислен­ных вариантов «Демона» мы публикуем именно тот, кото­рый сам Лермонтов собирался печатать 7 марта 1839 года…

Еще пример. В свое время мне удалось найти одно письмо: автор — полковник Траскин, в котором подозревали едва ли не главного врага поэта, а письмо, между тем, очень доброжелательное и дает по­нять, что военная среда к Лер­монтову относилась сочувст­венно.

Однажды мне пришлось делать доклад об отражении «Моцарта и Сальери» в «Ма­скараде». Да, в «Маскараде» существует сюжетная линия, которая идет из «Моцарта и Сальери», — та, что связана с отравлением Нины. Ей есть много аналогов в литературе, но у Лермонтова — одна осо­бенность: он чрезвычайно реминисцентен, и в «Маскара­де» выстраивается целая до­рожка, которая показывает нам углубленное чтение Лер­монтовым «Моцарта и Салье­ри». Фигура Сальери, безус­ловно, отразилась в характере Арбенина. Это видно и по строчкам, и по тому, как Лер­монтов следует за пушкин­ской сюжетной ситуацией, со­вершенно ее переворачивая. Более того: он ее интерпрети­рует. Например, ощущает, что в сознании Сальери всё время существует тема самоубийст­ва, которая присутствует и в сознании Арбенина. Казалось бы, — мелочь, реминисцен­ции, маленькие цитаты, кото­рые имеют значение как буд­то только для комментария, но они оказываются сущест­венными для установления происхождения и эволюции одного из центральных обра­зов лермонтовской драматур­гии.

Я не унимался:

— Итак, материал рассеян, собирается по крупицам. Зна­чит, его нужно где-то и как-то объединить!

Вацуро меня успокоил:

— Именно это сейчас и сде­лано: Пушкинский дом вместе с издательством «Советская энциклопедия» подготовил к изданию «Лермонтовскую эн­циклопедию». (Она вышла в 1981-м — Л. С.) Исследователь скоро возьмет в руки книгу, которая позволит ему сберечь годы самостоятельной работы и получить полную, целостную картину того, что такое лер­монтовское творчество и что такое лермонтовская среда. Здесь — статьи о всех произ­ведениях поэта, о каждом из современников, с кем он об­щался, о всех писателях, на творчество которых так или иначе опирался, о крупнейших литераторах, на которых воз­действовал…

— Вы один из тех счастли­вых людей, — позавидовал я, — кому не раз дове­лось работать с лермонтовски­ми автографами. Трудны ли они для исследователя с чи­сто внешней стороны? Ну, например, какой у Михаила Юрьевича почерк?

Вадим Эразмович улыбнулся:

— Своеобразный, почти дет­ский: строчки к концу лепятся либо вверх, либо вниз (рази­тельное несходство с пушкин­ским — выработанным, нео­быкновенно красивым). Да, здесь почерк неустойчивый, нервный, но написанное им — гениально.

Михаил Юрьевич Лермонтов
и его исследователь Вадим Эразмович Вацуро

* * *

От редакции

Публикации на Портале на эту тему:

Грета Ионкис. Велижская драма и трагедия Лермонтова «Испанцы»

Даниэль Гольденберг. Размышления о «Мцыри»
К 199-й годовщине со дня рождения со дня рождения М.Ю. Лермонтова

Анатолий Зелигер: Преднамеренное убийство

Виктор Финкель. Величайшая вневременная поэзия. Космическая поэтическая душа
К двухсотлетию рождения Михаила Юрьевича Лермонтова

Валерий Хаит. О чести (Пушкин, Лермонтов…)

Евгений Шраговиц. Пушкин и Лермонтов в стихах Окуджавы

и др.

Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Лев Сидоровский: Вспоминая…

  1. Читательская благодарность с израильскими дополнением
    ***
    Спасибо за приятные воспоминания, особо за «Терезу Ракен». Автор достойно отметил эту яркую артистическую пару и верно напомнил всплеск колоссального нашего (тогда) интереса к их пребыванию в СССР. Сейчас многие из нас в Израиле. Поэтому позволю себе добавить то, что автору, возможно, неизвестно. 

    По рождению Симона Синьоре — Симона-Анриэтта-Шарлотта КАМИНКЕР, по отцу, французскому офицеру, и своё еврейство она не отрицала, а бывало, афишировала.
    Эта звёздная чета объехала весь мир. Еврейские корни влекли их в молодое еврейское государство. Первая поездка в Израиль состоялась в 1959 году. Бен-Гурион и его супруга Поля пригласили их в гости. Вспоминая об этом, актриса с теплым юмором отмечала: «Мадам Бен-Гурион была настоящей аидишэ мамэ. Накануне она слышала и видела Монтана. Он ей понравился. Относительно меня она колебалась, рассматривала, раздумывая. После подачи сыра она все же пообщалась со мной. С сильным русско-польским акцентом она спросила меня по-английски: «А вы хорошая актриса?» Я обдумывала ответ, который был бы одновременно и нормандским и талмудистским, но тут Бен-Гурион обратился к ней: «Мама, мама, я уверен, что она очень хорошая актриса». Побывали они и в кибуце марокканских евреев, где говорили на французском. Монтан танцевал с ними еврейский танец ора так, будто делал это всю жизнь. И конечно, пел. «Для Монтана петь перед всеми этими людьми означало петь сразу в десяти городах Европы», — пишет Симона. По возвращении в Париж она с волнением рассказывала о случайной встрече с молодым парнем, который сел в их машину по пути в Иерусалим. Он был американским евреем и в 1945 году солдатом американской армии одним из первых вошел в немецкий концлагерь Берген-Бельзен. После службы он вернулся в Нью-Йорк, чтобы повидаться с родителями, и через неделю уехал в Эрец Исраэль, чтобы воевать за новую родину.
    Впоследствии Синьоре не раз еще приезжала в Израиль. Она снималась в израильских фильмах «Мадам Роза» (1978), «Я послал письмо возлюбленной» (1981). 
    И ещё: Симона написала роман «Прощай, Володя!» о жизни польских и украинских евреев во Франции в период между двумя мировыми войнами.
    ***
    Достойно отметил уважаемый автор и годовщину восстания в Собиборе, отдав лолжное памяти его предводителя Александра Ароновича Печерского. Кстати, о каком израильском городе Цфас он говорит? Возможно, Цфат?. Но если Израиль упомянут, то необходимо напомнить, что в Тель-Авиве есть памятник герою и событию. Его открытие широко освещалась. Более того.
    На открытии памятника по приглашению израильской стороны побывала внучка Печерского — Наталья ЛАДЫЧЕНКО. Ниже фрагмент интервью, которое дала Наталья Юрьевна, вернувшись из поездки.
    «— Как выглядит памятник вашему дедушке, установленный в Тель-Авиве?
    — Он сделан в духе современного искусства: большой необработанный камень, на котором изображена стилизованная фигура с поднятой вверх рукой. А рядом, на стене дома, есть ещё и мемориальная доска, где на двух языках — иврите и русском — сказано, что она установлена в память о двух узниках Собибора: Александре Печерском и Семёне Розенфельде. Семён — друг дедушки, который помогал организовывать восстание, живущий в Тель-Авиве. В установке памятника помогла организация «Амигур», она занимается делами ветеранов войны. Наша семья очень признательна всем, кто поспособствовал установке памятника.
    — Вам понравилась торжественная церемония открытия?
    — Конечно. Израиль представляли два министра, было много известных личностей. Из России приехали тележурналист Николай Сванидзе, радиожурналист Алексей Венедиктов, режиссёр Александр Марутян, снявший документальный фильм «Арифметика свободы» об узниках Собибора, в него вошли кадры с интервью дедушки. Для меня стало большой неожиданностью то внимание, которым меня окружили в Израиле. Ведь одно дело — дедушка, а другое — я. Но там были рады видеть представительницу семьи Печерских. Моя мама, Элеонора Александровна, — его единственная дочь, ну а я — единственная внучка, и ко мне отнеслись с огромным уважением, всюду приглашали: на встречу с советом ветеранов войны, с другими организациями».
    Господину Сидоровскому ещё раз спасибо и творческих успехов.

  2. Добавлены «От редакции» ссылки на публикации по темам очерков.

  3. P.S. Хотелось бы поблагодарить автора. «Со ртом, открытым от восхищения», как сказал Сэм по совершенно другому поводу 🙂

  4. Интересный вопрос.
    Наверное по крайней мере половина из тусующихся на сайте дбровольно уехала из той страны.
    Так надо ли постоянно с открытым от восхищения ртом вспоминать то, от чего мы уехали?

    1. Уехал на чужбину жизнь прожить…
      Туда, где ничего бы не мешало
      Мне бесконечно Родину любить,
      Забыв её привычное е…хлебало…

    1. Зачем? По сугубо техническим причинам. Не все наши авторы (и читатели) будут довольны, если очерки одного их коллеги станут появляться в Мастерской ежедневно, а то и по паре в день, так что мы вынуждены их группировать по два-три в одной публикации. Не знаю, все ли читатели обратили внимание, что на наших глазах уважаемый автор, Лев Сидоровский, осуществляет грандиозный проект — пишет к каждой (или почти каждой) календарной дате очерк о человеке, родившемся или умершем в этот день года, о событии, случившемся в этот день. И очерки — отнюдь не сухие, дежурные историко-биографические справки (как в википедии), но живые воспоминания о современнике, с которым автору довелось общаться, либо исторические мини-разыскания, интересные и написанные отличным русским языком. Мы со своей стороны будем стараться добавлять в конце очерков для дальнейшего чтения списки ссылок на публикации в изданиях Портала о данном человеке/событии. И разумеется, каждый очерк (даже если их несколько сгруппировано в одной публикации) имеет отдельную запись и ссылку на авторской странице Льва Сидоровского.

Добавить комментарий для Б.Тененбаум Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.