Элла Грайфер. Глядя с Востока. 41. Чего же они не знали?

Loading

 


Элла Грайфер

Глядя с Востока

41. Чего же они не знали?

Я не извозчик – я водитель кобылы!

Л. Утесов

Они клялись и божились, что ничего не знали. Что немцы в сорок пятом, что русские (и примкнувшие) в пятьдесят шестом. Под боком у них дымили крематории, под носом исчезали люди, начальство вещало с высоких трибун, что намерено окончательно разделаться со всеми расово/классово чуждыми элементами, а они, не сговариваясь, твердят: «Не знали ничего!». Интересно было бы, кстати, какому-нибудь китайцу или кампучийцу тот самый вопрос задать – как бы они ответ сформулировали в понятиях своей культуры? Во всяком случае, в России и в Германии ответ звучит в унисон, хотя не то чтобы слишком убедительно.

…И все же – не торопитесь обвинять их во лжи, не так там все было просто. Первая странность обнаруживается, если прислушаться к заявлениям того самого начальства. С одной стороны оно, как указано выше, торжественно клянется ликвидировать, искоренить и окончательно решить соответствующий вопрос. С другой – тщательно избегает каких бы то ни было намеков на необходимые практические действия. И даже прямо маскирует их, изобретая, например, формулы, типа: «Спецобработка» или «Десять лет без права переписки». Гиммлер, выступая перед офицерами СС в Познани 4 октября 1943 года, сказал об уничтожении европейских евреев: «Это не записанная и никогда не подлежащая записи славная страница нашей истории». С одной, стало быть, стороны «славная», с другой – записывать строго воспрещается. Такая, понимаете ли, секретная выходит слава…

Впрочем, когда люди, вроде бы, непричастные, с этой секретной славой сталкиваются, чувства она в них вызывает разнообразные – от отчаянья до восторга – одного только наблюдать не доводится: недоумения. Вот, к примеру, жители Киева в начале тридцатых видят на улицах умирающих от голода крестьян, кто посмелей их даже подкармливает, но ни о чём не спрашивает никто. Солдаты тыловых подразделений Вермахта в Риге в 1941 году, услышав о готовящейся в гетто очередной «акции», прячут работающих у них еврейских ремесленников, т. е. безошибочно ориентируются по обстановке.

Отвлечёмся на минуточку от морального аспекта, попробуем рассуждать прагматически. Разрываемая непримиримым конфликтом двух религиозных общин Франция скатывается в гражданскую войну. Отчаянная попытка ее предотвращения называется «Варфоломеевская ночь». На окраине Османской империи живут народы, которые в грядущей войне выступят, скорее всего, на стороне врага. И турки устраивают армянскую (и ассирийскую!) резню. В сформированном европейскими колонизаторами государстве Руанда живут на весьма небольшом пространстве две издавна враждующих народности. Дело кончается геноцидом. Хочется верить, что даже в таких ситуациях возможны и другие варианты развития событий, но соображения тех, кто прибегал к массовым убийствам, легко проследить на уровне здравого смысла. Если их цель и не оправдывает средства, то уж, по крайности, объясняет их.

Но можно ли подобным образом объяснить сталинский террор, «окончательное решение», «культурную революцию» в Китае, или кампучийские мотыги по слишком умным головам? Руандиец, гробанувши «чуждого элемента», поле его заберет себе, станет пахать и с него кормиться. А товарищ колхозный активист, кулака раскулачивши, либо с голоду сдохнет, либо дети и внуки его с той деревни при первой же возможности в лимитчики побегут. Турки, прогнавши армян, обеспечили безопасность своей границы, а красных кхмеров вьетнамская армия чуть что не голыми руками побрала как курей. Не были немецкие евреи Германии врагами, да и Бухарин против Сталина ничего, честное слово, не замышлял.

В ответ на вопрос «зачем?» слышишь, как правило, нечто фантастическое, типа: И отрет всякую слезу, и волк возляжет рядом с ягненком, и кто был ничем – тот станет всем. Открывши впервые в жизни христианский Апокалипсис, «Откровение Иоанна», я долго соображала, отчего же мне этот текст таким знакомым кажется, что-то подобное я уже читала… и наконец, припомнила: «Коммунистический манифест». Но даже и это, в сущности, не ответ, поскольку не могут наши радетели всеобщего счастья внятно объяснить, как это ликвидация мировой буржуазии должна непременно привести к вечному и бесконечному миру, притом что межплеменные войны случались регулярно, задолго до появления проклятой частной собственности…

Обратите внимание: с той же самой проблемой столкнулся наш старый знакомый Родион Романович Раскольников при попытке мотивы своего поступка малограмотной Соне Мармеладовой разъяснить. Прежде всего, он обнаружил, что и сам-то над этим толком никогда не задумывался. Вот – перебирает он версии:

«Я вот тебе сказал давеча, что в университете себя содержать не мог. А знаешь ли ты, что я, может, и мог? Мать прислала бы, чтобы внести, что надо, а на сапоги, платье и хлеб я бы и сам заработал; наверно! Уроки выходили; по полтиннику предлагали. Работает же Разумихин!

<…>Не для того, чтобы матери помочь, я убил – вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного: а там стал ли бы я чьим-нибудь благодетелем или всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину и их всех живые соки высасывал, мне, в ту минуту, все равно должно было быть!.. И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое… <…>Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…

Стало быть, целью Раскольникова никоим образом не являлось уничтожение старухи как таковой – ни с тем, чтобы избавить от нее мир, ни с тем даже, чтобы завладеть ее деньгами. Целью было – решить некую внутреннюю, психологическую проблему, конкретно – проблему самоутверждения. Родион Романович чувствует себя униженным, людьми ли, или обстоятельствами – не в этом суть. Так вот, для самовозвышения надобно ему непременно решиться на убийство. И тогда… что же будет? Тогда (и в том он уверен!) эти самые люди и обстоятельства непременно покорятся ему… Да, почему же?

Нет, не убеждают ссылки на Наполеона, ибо все убийства Наполеона смысл имеют логический, а вот у Раскольникова приобретает оно МАГИЧЕСКИЙ смысл. Как только «переступлю» – изменятся мир, и человек, и, прежде всего, разумеется, сам Родион Романович. Это – вопрос веры, где неуместны никакие «почему». Вам ведь не приходит в голову спрашивать, как связан неторопливо трусящий через дорогу черный кот с падением курса любимых акций.

Вы скажете: «глупости», – скажете: «суеверия»! Да кто же в наше время всерьез?!!! Не торопитесь. Как раз в «наше время», время ослабления и измельчания традиционных религий, пышным цветом расцвела магия. Каждому известно по опыту, что судьба наша, увы, далеко не в нашей власти, но как-то неуютно чувствовать себя беспомощной игрушкой каких-то таинственных, возможно, даже враждебных сил. Прежде верили люди, что судьбой их распоряжается Некто, настроенный к ним, в конечном итоге, скорее благожелательно. Тем более что требования Его были вполне постижимы и реально исполнимы.

Ныне же, когда самая передовая марксистская наука постановила, что «ни бог, ни царь, и ни герой» избавления нам не даст, а свои собственные руки очевидно коротки, возник ажиотажный спрос на магические средства, позволяющие поставить себе на службу силы могучие, таинственные и непостижимые. Особенно, когда создается та самая воспетая Ильичом революционная ситуация, когда низы не хотят, а верхи не могут – т. е. все основательно сбиты с толку, ума не приложат, как беде пособить. И вот тут-то на белом броневике въезжает Вождь и вещает: «Я знаю, как надо!».

Вождь на броневике – не тот, Кто Внёс Самое Умное Предложение, ибо умное предложение от глупого отличить можно лишь по определенным критериям, а вот их-то в ситуации хаоса как раз и нет. С броневика ожидают Откровений, которые установят новые критерии, лучше прежних. Вождь – это Deus Ex Machina, явившийся для уничтожения старого и создания нового мира. Все как бы рациональные, а на самом деле магические его «теории» сводятся вкратце к тому, что в мире есть лишние детали (то бишь, лишние категории населения), которые надо только удалить – и тотчас настанет Золотой Век, и молочные реки потекут в берегах кисельных. На всякий случай еще раз уточняю: речь идет не о реальных врагах, которые что-то против кого-то делают или хотя бы замышляют, а о тех, кто только из завтрашних газет узнает, что вчера назначен врагом.

Точку разрыва причинно-следственной связи во всех этих теориях обнаружить нетрудно, но очень мало, кто склонен ее искать. Большинство принимает их, ведомое инстинктом толпы, что лежит в основе всякого погрома и самосуда: когда непонятно «что делать», проще всего найти, «кто виноват».

И потому, по первоначалу, любое действие, предпринятое по указанию Вождя, будет рассматриваться как СВЯЩЕННОДЕЙСТВИЕ, а результаты его (особенно, если положительные), – как первые признаки наступления «Новой эры». Например, вполне похвальные усилия по уборке мусора с Красной площади, сделанные некогда при непосредственном участии тов. Ленина (см. «надувное бревно»), становятся знамением «нового отношения к труду». В ехидной немецкой книжке, по которой был сделан прекрасный фильм «Мы вундеркинды», описывается экскурсовод первых лет нацизма, с энтузиазмом демонстрирующий своей пастве трамваи, которые «ездят в оба конца» (можно подумать – при Веймарских бонзах трамваи ездили только в один конец и обратно уже не возвращались!).

Периоды этих самых «необоснованных репрессий» сопровождаются обыкновенно взрывами самого неподдельного народного энтузиазма. Сомневающимся предлагаю посмотреть еще раз «Веселые ребята» или «Волга-Волга». Туфты там, конечно, много, но атмосфера – не придуманная. С немецкой кинохроникой соответствующих времен ознакомиться можно, например, по «Обыкновенному фашизму» М. Ромма. Признаюсь – впечатляет! Ну, в Германии-то энтузиазм был раздавлен катком военного поражения, но вот Россия, наоборот тому, выиграла войну. Не помните, что энтузиазм в ней убило? Так я напомню – двадцатый съезд. Все без исключения репрессии, имевшие место после него, были уже осмысленными: сажали тех, кто был в каком-то смысле действительно против, да еще и открыто об этом заявлял. Народ это воспринимал с полным пониманием, но равнодушно, без признаков восторга. Стало быть, массовые убийства секретом все-таки не были, но были они как бы и не убийствами, а…

«Убийством» называют люди отнюдь не всякое лишение кого-то жизни. Под эту категорию не подходит, к примеру, смертная казнь, отсюда – самооговор  как необходимый элемент сталинских процессов. Но был он, отметим, тоже скорее декоративным. В первых советских уголовных кодексах понятия «наказания» не было вообще. Расстрел всего лишь «высшая мера социальной защиты». И уж точно никому в голову не приходило какие-то обвинения предъявлять евреям на пути в газовые камеры. Наказание есть ответ общества на вину преступника, в каком-то смысле вступление с ним в диалог, признание его личностью, способной на выбор и на ответственность за него. В тоталитарной же бойне жертва не цель, а средство, «лишняя деталь» мироздания, ее убрать необходимо, иначе не наступит золотой век. Тоталитарная власть не считает себя убийцей, ибо убить можно только живого, а ее жертвы, согласно единоспасающей теории, заранее обречены ходом исторического развития, еще до умерщвления они как бы уже мертвы. Как разъясняла Ханна Арендт, заявление тоталитарного деятеля: «Миссис Смит скончалась», – следует, на самом деле, понимать как: «Ну, я пошел убивать миссис Смит».

Уничтожение вражеского солдата на войне убийством тоже не считается. Пропаганда старательно изображает его зверем и монстром – как бы дегуманизирует его. Похоже – но не одно и то же. Ведь на войне враг действительно угрожает если не существованию, то хотя бы интересам твоей страны, а поскольку угроза реальна, она или есть, или ее нет. Пленный или побежденный враг, по общепринятым правилам, дегуманизации уже не подлежит. В нашем же случае – дело хуже. Не могут жертвы перестать «вредить», даже если бы очень захотели, ибо в каких действиях (или бездействиях!) их вредность заключается, определить не может никто. Дегуманизация становится абсолютной, категория, предназначенная для уничтожения, определяется как «недочеловек», проще сказать – «животное».

Среди многочисленных ценителей куриного бульона (к каковым не премину отнести и себя) немного найдется таких, что не подозревают о необходимости умерщвления курицы. Тем не менее, утверждаю с уверенностью: абсолютное большинство ни за какие коврижки не согласится проделать эту операцию самолично, очень многие с негодованием откажутся даже при сем присутствовать. Тут срабатывает обыкновенно процесс, который Фрейд именовал «вытеснением»: информация, которая угрожает поставить под сомнение наш «образ себя», заталкивается в подсознание и до осмысления не додумывается. И кто бы спорил – цыпленки тоже хочут жить, но «убийцей» того, кто до этого их не допускает, никто, кроме вовсе уж отмороженных вегетарианцев, не станет звать, потому как курица, может, даже и птица, но уж точно – не человек.

Вот и Родион Романович тоже, ничтоже сумняшеся, заявляет Соне, что старуха-то и была не более как «вошь». Куда проблематичнее для него незапланированная и теоретически неоправданная жертва – Лизавета… У многих, ох многих наших советских людей такие «Лизаветы» были, из друзей и родни… даже у самых искренних патриотов Третьего райха бывал на уме какой-то лично им знакомый один-единственный «хороший еврей», но… для тех, что никак не лезли в категорию «вшей», другая существовала категория: «лес рубят – щепки летят». Во имя великой цели, хоть и жалко, но пожертвовать можно.

На это и работает «специальная лексика» Сталина и Гитлера. Отказываясь употреблять слово «убийство», они не факт умерщвления скрывают, но переводят это действие в категорию иную: суровая необходимость, магический акт, совершаемый ради счастья человечества. И потому единственный способ борьбы с их идеологией – не указание на белые нитки, торчащие из теорий (магия обходится спокойно без логики) и не пробуждение сочувствия к жертвам (так можно вызвать лишь восторг перед «мужеством» палачей, наступающих на горло собственной песне), а только и единственно наглядная демонстрация того, что счастье НЕ НАСТУПАЕТ.

Именно таким способом удается Порфирию Петровичу пробить глухую ментальную оборону Раскольникова. Улик-то ведь у него, на самом деле, нет, на теоретическом уровне опровергнуть построения Раскольникова он не может (они оттого и неопровергаемы, что, по умолчанию, включают недоказуемое!). Но вот сумел он Раскольникова убедить, что не сверхчеловеком тот стал, а пошлым уголовником. …убил, да за честного человека себя почитает, людей презирает, бледным ангелом ходит… Немцам надо было убедиться, что войну они проиграли. Очень интересны в этом смысле предсмертные попытки Гитлера, средство выдать за цель: все-де было не напрасно, раз шесть миллионов евреев удалось гробануть. То-то, должно быть, обрадовались бы, это услышав, немцы, замерзшие Сталинграде или в Дрездене заживо погребенные: не за свою победу умираем – за чужую погибель! Русским почувствовать пришлось, что если даже (что вовсе не очевидно!) вследствие «эффективного менеджмента» Сталина живут они не хуже, а может даже где-то и лучше, чем при царе-батюшке, мир и человек остались прежними, нет ни нового неба, ни новой земли. Если ценою раскулачивания только и получилось, что ВПК построить, то… это уж вовсе выходит по Щедрину: Сжёг три деревни, перепалил кучу народу, в результате чего взыскал недоимок два рубля с полтиною.

Отсюда – два вывода:

1. Для интеллектуалов, аристократов духа, вырабатывающих общественное мнение: Не только к действиям власти подходить надобно критически, но и к собственным воззрениям. Верить (если хочется) можно в Бога. Теории же надлежит проверять – особенно те, что обещают мгновенное осчастливливание рода людского.

2. Для борцов за всеобщий гуманизм, а также собственное выживание: Бесполезно доказывать тоталитарным убийцам, а равно и аплодирующей им широкой общественности, что жертвы не «вши», доказывать надо (лучше не словом, а делом), что ожидаемых результатов магическое убийство не даст, а проистекут от него исключительно одни неприятности. Проще сказать – Гитлера надо разбить, Раскольникова – послать на каторгу, совка на всю жизнь поставить в очередь за колбасой, изготовленной из туалетной бумаги.

Средство это эффективно не потому, что сила солому ломит, а нищета всю душу выматывает. В борьбе за власть случается сторонникам тоталитаризма терпеть поражения, но на этой стадии не пугают и не переубеждают их ни страдания, ни жертвы: «за оружие браться нужно, только более решительно и энергично». Только поражение, нанесенное уже находящемуся у власти тоталитарному режиму, а еще лучше – его самопроизвольный распад – действует ошеломляюще, ибо в мыслительную парадигму не вписывается: как это может отсталый старый мир победить «новое небо и новую землю»? Не сработавшая магия отвергается без рассуждений, как прежде без рассуждений принималась – король оказывается голым.

И вот тут-то с изумлением узнают спасители человечества, что если совершить массовое убийство, то получится много трупов. А если ОЧЕНЬ массовое, то трупов будет ОЧЕНЬ много. И больше ничего… Поверьте – они не лгут, прежде они действительно НЕ ЗНАЛИ этого. И никакой логикой невозможно было в этом их убедить, ибо не отбросивши прежде логики не смогли бы они поверить в решаемость своих проблем, в достижимость целей типа мирового господства и счастья для всех даром.

Но чудес не бывает. Все шесть миллионов еврейских трупов не смогли даже на день продлить жизнь «тысячелетнего райха», раскулачивание не прибавило плодородия истощенным землям центральной России, и даже отстрел номенклатуры в конце тридцатых русского чиновника от взяток не отучил.

Из вышеизложенного следует, в частности, весьма неутешительный вывод: Беспокойный и нестабильный мир, в котором мы живем, набит под завязку магами, волшебниками, телезаклинателями банок из-под огурцов, снимателями порчи и отстирывателями кармы. К сожалению, реклама самого опасного из всех современных суеверий – политической магии – публикуется обыкновенно не рядом с гороскопами, где ей бы самое место, но в как бы серьезных, как бы аналитических разделах СМИ. С ученым видом знатока обсуждают потенциальные вожди, не сподобившиеся еще забраться на свой броневик, кого и сколько надобно истребить во имя мира, согласия и гармонии. Вчера в качестве допустимого объекта рассматривались китайские профессора, сегодня в моде израильские евреи, а завтра?..

Возможно, кое-кто из сегодняшних обсуждателей (бывали уже прецеденты). Сами они об этом, конечно же, не догадываются. Они уже опять ничего не знают.

2009

Print Friendly, PDF & Email