Генрих Иоффе: Бином Ньютона

Loading

На других партах начали хихикать, потом смеяться. Он поднял голову и к ужасу своему увидел, что вместе с ребятами смеялась учительница Елена Павловна. И он заплакал…

Бином Ньютона

Генрих Иоффе

 Генрих Иоффе

Как и когда Марик стал «заикаться» ни родители, ни соседи не знали, не помнили. Да дома он и не «запинался», говорил гладко. Врачи говорили:«логлневроз, к 16 годам должно пройти». Ничего себе: к16! А Марику еще и 8 нет. Плохо становилось во дворе Там мальчишки сразу заметили, стали дразнить:

— З-з-з-аика! Тебя как звать? М-м-м-аркушка!

Он перестал с ними играть. Насупившись, уходил с сестренкой за стеку старого сарая, и они там вдвоем рылись в песке. Марик плакал, сестра успокаивала:

— А ты не слушай их, не слушай и все!

Он думал: а как это «не слушай!» Как? Ведь слышно, как они дразнятся. Как же сделать, чтобы не слышать? Он не понимал.

Еще хуже выходило, когда мама стала посылать его в соседнюю булочную. Он боялся этих поручений. Покупать нужно было почти всегда одно и тоже: три батона (один для соседки) и пол-кило черного. Марик не спешил идти: внутренне готовился.

— Ну ступай, ступай, — говорила мать, — чего ты ждешь?

Он молчал. Не хотел, чтобы мама знала о том, что он боится. Очередь в булочной обычно была небольшая, но пока Марик стоял его охватывал жар, а ладони становились потными. Он думал, что продавщица опять будет ворчать за то, что он протянет ей «какие-то мокрые рубли» и вытерал руки, сунув их в карманы. Еще хуже было у прилавка. Тут надо было сказать продавщице тете Клаве: «Три батона…». Но как раз сочетание этих трех букв — — три — труднее всего давалось Марику. И еще гласные, если с них начинались слова: «а», «о», «и»… А прилавок и тетя Клава — уже вот они. Его очередь подошла.

Марик молча протянул деньги.

— Чего, сколько — спрсила продавщица.— Или опять как в прошлый раз: «ри батона»?

Марик кивнул головой, сказал поспешно:

— Ага, ри, ри..

Позади засмеялись. Вступилась тетя Клава:

— Чего ржете-то? Ну не выговаривает парнишка букву «тэ» и что? Вон моя Наташка букву «шэ» не выговаривает, зовет себя «Натафкой». Дак мне что, смеяться теперича? Глупость — вот он наш ум-то…

К школе Марка подготовили хорошо. Он мог поступить сразу во 2-й класс, но родители решили не форсировать время. За парту рядом с Мариком посадили девочку с двумя косичками и бантиками.

— Тебя как зовут, — спросила она.

— М-а-арик.

— А почему ты как-то смешно говоришь?

Марик не ответил и спросил:

— А тебя как з — з-вать?

— Инна.

Ему стало не по себе. Букву «и», он это знал, ему сразу не произнести. Он отвернулся и, глядя в пол, сказал:

— А фамилия твоя какая? Можно я тебя по фамилии называть буду?

Она засмеялась, хотела что-то ответить, но раздался звонок, и в класс вошла учительница Елена Павловна —

— Сегодня, — сказала она, — будем упражняться в таблице умножения. Я называю цифры и называю фамилию того, кому надо отвечать. Итак, начинаем! Восемью три… Вытянутая рука Елены Павловны пришла в движение, на мгновение останавливаясь над партой, где сидел названный ученик или ученица. Большинство ребят отвечали быстро и правильно. Но Марк боязливо следил за рукой Елены Павловны, двигавшейся к его парте. Так и есть. Голос откуда-то из глубины:

— Семью пять? Отвечает Марк Довгалевич!

Марик встал, чувствуя как краска все сильнее заливает ему щеки. Он мог ответить мгновенно, но знал, что ненавистное начало «три…» скривит ему лицо и припечатает язык к гортани. И вцепившись руками в крышку парты, молчал. На других партах начали хихикать, потом смеяться. Он поднял голову и к ужасу своему увидел, что вместе с ребятами смеялась учительница Елена Павловна. И он заплакал…

На все десять школьных лет Марк запомнил смех учительницы Елены Павловны и на все десять лет он вызвал у него отвращение к математике. Кое-как тянулся на троойку и то потому, что преподаватели, учитывавя его речевой дефект, «делали скидку». Ребят по классу и двору он сторонился: стеснялся своего заикания. Дружил только с Инной, в которую тайно был влюблен и которая, он так считал, жалела его. Мучился он, когда надо было позвонить ей по телефону. Сказать фразу: «Инну, пожалуйста, позовите» ему не удавалось. Он придумал выручающий ход, спрашивал: «С Инной можно поговорить?». Буква «с» соединялась с «и» и фраза выходила «гладкой». Но на другом конце провода смеялись: «сейчас выясню, я ее личный секретарь».

Чудо, как всегда, явилось неожиданно. К сестре Марка Рите зашел ее знакомый, студент физмата Олег Верковский, веселый, даже немного разбитной парень. Сидели, чай пили., разговаривали. Кто-то помянул математику.

— А вот он, — сказала Рита, — показав на Марка, — математику терпеть не может, еле — еле на тройку тянет.

Верковский удивился:

— Как так «терпеть не может»? По какому праву? С математикой дружить надо, кто ей друг, как говорил один литературный герой, «у того девятка на руках». На математике все держится.

— Его в детстве учителка арифметикой напугала, он даже сильнее заикаться стал, — объяснила Рита.

Верковский замахал рукой:

— А в математике заикающихся нет. Это в истории там да, в литературе тоже, а у нас в математике нет.

И обратившись к Марку спросил:

— Вы сейчас что проходите?

— Б-б-бином Ньютона. Я его б-б-идоном зову.

Верковский пересел на другой стул, хлопнул ладонью по сиденью освободившегося стула и сказал:

— Садись сюда! Буду тебя «бидону» учить. Потом дальше пойдем. Полюбишь математику и говорить станешь, как Демосфен. Слыхал про такого? Давай бумагу, карандаш, твой учебник. Готово? Только сосредоточься. Пошло!

Через месяц занятий сработало чудо. Марк вырвался из группы отстающих по математике и стал догонять отличников. Учителя пожимали плечами. А чудо продолжало действовать. Из многолетней корявой речи Марка уходило заикание. И настал день… Инне он всегда звонил из кабинки в подъезде театра, построенного в виде звезды. Он снял трубку, набрал номер.

— Слушаю, — сказал давно знакомый ему голос.

Марк молчал, волновался: как позвать Инну? Как ранше: «С Инной можно поговорить?», Или…

— Ну чего молчите?,— уже немного раздраженно сказал голос на том конце провода.

Марк глубоко вздохнул и четко проговорил:

— Инну, пожалуйста, попросите к телефону.

Оглянулся по сторонам — нет ли рядом людей — и… поцеловал мембрану.

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Генрих Иоффе: Бином Ньютона

  1. Насколько я помню свои детские и школьные годы — заикающихся детей никто не дразнил. Как не дразнили и хромых, такие тоже были. И потом, как мальчик мог заикаться на букву И? Ведь заикающиеся заикаются как правило, при произнесении согласных букв?

  2. Написано хорошо — стиль лёгкий. Ну а в Чудо избавления от заикания с помощью математики, конечно, верится с трудом.

Добавить комментарий для Взрослый Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.