С Новым 2021 годом! Окончание

Loading

Разве мы все не ощущаем себя подчас игрушками, мечтающими о том, чтобы с ними бережно обращались и чтобы их никогда никуда не выкидывали?.. В Новом году пожелаем — да будет он более щадящим, бережным, радостным, чем и этот, только что завершившийся, и все ушедшие ранее.

С Новым 2021 годом!

Праздничный капустник

Алекс Манфиш, Дмитрий Гаранин, Елена Кушнерова, Лев Мадорский, Марина Ясинская, Наталия Шайн-Ткаченко, Юрий Бужор и др.
Окончание. Начало
Лев МадорскийЛев Мадорский
Я — новогодняя ёлка

Моему внуку, поступающему в Университет (в Германии, при поступлении в престижные вуз, абитуриенты должны пройти собеседование) дали к назначенной дате не совсем обычное задание: придумать предмет, на который он считает себя похожим и обосновать почему. Что проверяют у него — интеллектуальное развитие, умение фантазировать, что-то ещё — не знаю, но меня задание заинтересовало. Вспомнив о ежегодном ноывогоднем капустнике, я решил проверить свои возможности…

* * *

Натуральная, живая, но выросшая не в лесу, а возле дома, где живут люди, которых я считаю своими близкими. Не помню точно сколько мне лет, но помню время, когда хозяин дома Саша был ещё маленьким мальчиком. Он принёс веточку из леса и посадил в землю. Мою жизнь в лесу помню смутно. Запомнилось только, что, когда Саша отломал меня, было немного больно и не хотелось расставаться с мамой и другими веточками-братьями и сёстрами.

И ещё запомнилось, что день, когда меня посадили в землю, был праздничным днём. В окно было видно, что все сидели за столом, пили вино, пели песни и танцевали. Видно было также, что в доме находится моя родственница. Взрослая ёлка. Очень красивая. Вся в игрушках и цветных лампочках. Признаюсь, я ей тогда позавидовала. Вот мне бы такой наряд. Дети и взрослые водили вокруг моей родственницы хоровод и пели песенку, из которой я узнала, что она тоже родилась в лесу. Потом все вышли во двор, запускали в небо огни, что-то весело кричали. Было празднично и шумно. Саша подошёл ко мне, погладил и сказал: «Расти ёлочка большая, пребольшая».

Через несколько дней я перестала завидовать своей кузине. Кончился праздник и её уже без красивого наряда выбросили на улицу. Мне было кузину жалко. Так я впервые поняла, что мы, ёлки, нужны только на один праздник, который называется Новый год. С тех пор я весь год ждала этого праздника. Это был мой день. В этот день Саша и его родители уделяли мне особое внимание, наряжали в красивые одежды, а на голову надевали звезду. Поздно вечером, как и в тот первый Новый год, они выходили из дома, запускали в небо огни и кружили вокруг меня хоровод, распевая всё ту же песню обо мне и моих родственниках — других ёлках.

Шли годы. Я росла. Становилась всё больше и больше. Саша тоже подрос и превратился в Александра Александровича. Он привёл в дом жену, а вскоре на мой день рождения в Новый год в хороводе вокруг меня танцевали уже мальчик и девочка. Родители Александра Александровича постарели и превратились в бабушку и дедушку. Они по-прежнему в Новый год танцевали, но уже не так быстро, как раньше.

Я росла и, наверно, с годами становилась умнее, потому что мне пришла в голову мысль, что Новый год это не только мой день рождения, но и день рождения каждого человека. Я поняла что все люди мечтают, что у них с Нового года начнётся новая жизнь. Жизнь которая будет лучше, чем в прошлом году. И я, новогодняя ёлка, желаю, чтобы в эту праздничную ночь в дверь к каждому постучалось счастье. Старые болезни исчезли, а новые позабыли к ним дорогу. Чтобы в Новом году люди помирились со всеми, с кем в течение года поссорились. Чтобы сбылись в эту волшебную ночь самые сокровенные желания.

Сейчас на дворе заканчивается старый год и я хочу также пожелать людям, чтобы в новом, 2021-м году закончилась, наконец, эта ужасная пандемия. Пусть люди как и раньше подают друг другу руку и даже, если есть желание, обнимаются. Пусть все, кто уже заразился короной, выздоровеет. И ещё пусть старики и особенно, ставшие мне близкими бабушка и дедушка Саши-Александра Александровича, в Новый год вспоминают о еврейском пожелании — до 120-ти!

С Новым годом!

* * *

Алекс Манфиш
«С точки зрения плюшевого мишки»

Это, конечно, не детские стихи, но они — отклик на детство, они об игрушках… И о нас, потому что разве мы все не ощущаем себя подчас игрушками, мечтающими о том, чтобы с ними бережно обращались и чтобы их никогда никуда не выкидывали?..

В Новом году пожелаем — да будет он более щадящим, бережным, радостным, чем и этот, только что завершившийся, и все ушедшие ранее.

* * *

Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу.
Всё равно его не брошу.
Потому что он хороший.
Агния Барто

Подобрали мишку с полу.
Был он плюшев и глазаст.
И с тоской, припав к подолу,
Он подумал: «Всё. Абзац.
Лапа напрочь. Уши в каше,
Нос — в подтёках киселя.
Завтра — в мусор… Ну, а Маше
Купят Барби… Voila.»
Но в потёртую макушку
Ткнулась мокрая щека;
И подумал он: «Неужто
Всё ж не выбросят пока?..»
Был он девочкой обласкан
И на полку водворён
Между кукольной коляской
И цветастым букварём.
И с матрёшкой, чей повыцвел
Сарафан, когда-то ал,
Он до первых птичьих свистов
Всё о жизни толковал.
«Лапы нет. На плюше пятна,
Но не выкинули всё ж…
Я пока ещё занятный —
Разве нет — скажи, матрёш?..
Я всё тот же мягкий мишка;
Лапа? Мне ж Берлин не брать…
Мной пока ещё — отмывши, —
Интересно поиграть.
Но признайся — если честно,
Между нами, на ушко, —
Что игрушкой интересной
Быть на свете не легко.
Заиграют, затаскают,
Раскурочат в дых и в чох —
До тряпья, или до гаек,
Иль до стружек… а, матрёх?..
А пожить бы… эх, трёхлапый,
Размечтался… как вон тот —
Ты ж не высмеешь, — у шкапа,
Глянь, Амур… иль, блин, Эрот.
Он — на бархатной подушке,
Под стеклом — не дунь, не тронь.
Сувенир. А мы — игрушки…
Интересные, матрёнь…»

И в ответ, светясь устало
Цепью выщербин в боку,
Та матрёшка: «Всё бывало
На игрушечьем веку.
Мяты, биты — будто с фронта…
Только… ты, миш, под тахтой
Просидел перед ремонтом,
Ты не видел чистки той…
А меня совсем уж было —
В тюк, на вынос, в битый хлам…
Но девчушка обхватила,
Разрыдалась — не отдам.
Ну, а этих, что из гипса,
Хрусталя — не тронь, не дунь, —
Их, коль краешек отшибся
Иль пятно, — в тот тюк, мишунь…
Иль сияй на всю катушку,
Или — что ж за сувенир…
И, крича «Отдай игрушку!»,
Вслед никто не семенил.
Так что если хрустнул, треснул, —
На такой лихой расклад
Быть игрушкой интересной
Лучше бархата у пят.
Глянут вскользь — и забывают
Тех, кого — не двинь, не трожь…
Ну, а тех, в кого играют, —
Мятых, битых, — любят всё ж.
И хоть нету нам поблажек —
Отдохни и вновь устань, —
Ты, выходит, нужен даже
И без ла… прости, мишань…»

И сказал — чуток насмешлив, —
Мишка, плюшев и глазаст:
«Чем любить — куда б утешней,
Если кто поблажку даст.
Нам с тобой… и к тем, под склянкой,
Зависть побоку… ведь их
Тоже, значит, — в том и лямка, —
Любят круто… в чох и в дых…
Любят так, что, не сверкая,
Не сносить небитых лбов.
Это, значит, вот такая
Любовальная любовь…
Ну, а нас чуть свет, матрёшка,
По любови игровой,
Вновь ни за что и ни про что
Вмажут в плинтус головой;
И, по швам однажды треснув,
Мы с тобой — конец один, —
Из игрушек интересных
В хлам тот самый угодим…
А представь, что вдруг — поблажка,
И не надо — ты прикинь, —
Ни сиять солдатской пряжкой,
Ни в игру, чтоб швырк да дзынь.
И не плачут над тобою,
Чтоб потом за шкирку хвать,
А дают — представь такое, —
Отдохнув, не уставать.
Эх, матрёшка… если б кто-то —
Пусть бы взрослый, пусть дитё, —
Нас спросил, о чём забота,
Что болит да как житьё, —
Мы сказали б: дай поблажку!..
Что ни делай, а она
Мне, тебе, тому, в кудряшках,
Паразиту, — всем нужна…
Ну, и кто б — дитё иль взрослый, —
Услыхал чутьём шестым,
Как сквозь будней сизый росплеск
Все мы в лад звеним-шуршим,
Все — игрушки, сувениры,
Мать их родина Китай, —
Шепчем в сонный лик квартиры
Пару слов: «Поблажку дай…».

Вот такой сумел подслушать
Я, поэт и фантазёр,
Двух потрёпанных игрушек
Философский разговор.

* * *

 Елена КушнероваЕлена Кушнерова
Борщ

Помните, у Драгунского «Денискины рассказы»?

Так вот, я могла бы написать серию «Анюткины рассказы» про мою свекровь, Анну Борисовну, горячо мною любимую. Она была невероятным человеком, с постоянной жаждой действия и неистребимой энергией. Для нее важен был не результат, а само действие. А потом — противодействие и попытка исправить последствия предыдущего действия. Думая об Анне Борисовне, всегда чувствовала в ней мощный заряд креативных сил и думала о том, каких высот могла бы она достичь, если бы направила эту силу в одно русло. Кстати, нам это посчастливилось увидеть. В 92 года она начала писать и к 95 годам закончила целую книжку о своей непростой жизни.

Но этот рассказ — Новогодний, поэтому разрушений в нем нет или почти нет.

Как-то перед Новым Годом, ещё в стране происхождения, в городе-герое Москве, позвала нас свекровь на обед. Анна Борисовна замечательно готовила, ну, когда у неё не сгорало или она не перепутывала ингредиенты для пирогов с оными для мясных блюд. Нет, голова у нее работала отменно, просто она всегда думала о высоком, а руки в это же время делали рутинную домашнюю работу.

Так вот. Приезжаем мы к ней в Измайлово. Как обычно, сердечная встреча, и она нас приветствует фразой: «Проходите, ребятки, сейчас я вас угощу борщом!».

Анна Борисовна Вельковская
Анна Борисовна Вельковская

Садимся за стол, сразу начинаются высокоинтеллектуальные беседы, но это только мы сидим, а Анна Борисовна все время в движении. Подогревает борщ, нарезает мелко чеснок, зелень всякую — петрушку, укроп… Черный хлеб уже нарезан, сметана выставлена на стол. Мы в предвкушении подставляем тарелки под половник и получаем по порции борща. Меня сразу смутил его цвет. Не густо-бордовый, как обычно, а нежно-розовый. Но так как со своими сомнениями в интеллектуальный разговор влезать не хочется, думаю… ну, цвет и цвет. Мало ли какие инновации свекровь применила. В наши тарелки, не прерывая разговора, накладывается сметана, чеснок, зелень, очень так симпатично и многообещающе. Беру ложку, дую на неё, так как борщ с пылу, с жару, откусываю кусочек ржаного хлеба и подношу ложку ко рту. Не обращая внимания на странный запах, глотаю борщ… Нет, не то, чтобы вкус был отвратительный, скорее, какой-то странно-сладковатый и ещё консистенция какая-то неожиданная. Какой-то этот борщ несколько тягучий и липкий что ли… Думаю, странно, но на вопрос: «Ну как?», конечно, отвечаю, что вкусно, хотя у меня уже закрадывается смутное подозрение, что тарелку этого борща вряд ли осилю. Дима же ест, как ни в чем не бывало, правда, подсыпает соли и перцу, и продолжает беседу.

Напомнило мне это старую историю в доме у наших друзей, как один молодой человек отказывался пить водку, утверждая, что он никогда в жизни её не пробовал. Тогда мы налили ему в водочный стаканчик простой воды. При этом, все мы уговаривали его, что водку надо пить залпом. Он, зажмурившись, так сказать, наступив на горло собственной песне, с размаху опрокинул в себя стаканчик с водой. При этом он крякнул и полез сразу закусывать, так как его, как он сам выразился, «обожгло». По-видимому, с Димой происходило то же самое. Зная, что это борщ, он не обращал внимания на вкус, ну, борщ, так борщ!

А я, стало быть, глядя на него, попробовала тоже его посолить и поперчить, правда, это не сделало борщ вкуснее. В общем, с большим трудом и даже где-то с насилием над собой, продолжаю есть и все думаю: на что похож этот борщ? Мне ничего в голову не приходит. От добавки отказываюсь. Дальше едим котлеты или что там было на второе, и тут Анна Борисовна торжественно объявляет: «А на десерт я вам сварила кисель!». И тут я с ужасом смотрю на Диму, а Анна Борисовна уже наливает нам в чашки холодный… БОРЩ!

* * *

Дмитрий Гаранин
Эконавт

Нас было много на Земле.
Мы вместе климат напрягали,
когда, не ведая печали,
к прогрессу шли навеселе.
Нам вдаль светил учёный умный,
в непроницаемую муть,
чтоб указать счастливый путь,
и мы плодились не чуть-чуть…
Но вдруг народ какой-то шумный
понабежал, кричит «Капец!
Примите горький леденец —
выходит всё вокруг из строя!
Мы измочалили свою
планету, бездны на краю!
Назад, в леса! Заводы — сроем».

И хоть привычен нам комфорт,
мы ведаем, что паразиты,
и что без меры плодовиты
и что предписан нам аборт.
Мы съели слишком много стейков,
коров повсюду развели —
уж нет для их копыт земли —
для новых пастбищ лес вали —
ведь всё прожорливей семейка!
Нет, с нами завершать пора!
Мы — ненасытная дыра,
мы жрём и пукаем ретиво!
Нам надо тракторы на слом
и приуменьшиться числом
и выдыхать в презервативы.

Совет старейшин порешил —
ни самолётов, ни машин
на конской перебьёмся тяге.
Лекарства больше не нужны.
Болезни — следствие вины.
По городам пошли овраги…
Уж нет когда-то шумных толп
и на химфаке целых колб —
ветшает здание пустое…
А я, искатель новых троп,
свой разрядившийся лэптоп
под дубом сказочным зарою.

New York, 18 October 2019

Живу один как царь

Живу один, как царь.
Совсем ведь, мля, один!
Зачем наврал пушкарь,
что музам господин?

Треножник окосел.
На нём поэмы жгу.
Что, отойдя от дел,
их слать в журнал врагу?

Мне Фёдор родный брат.
Скрывайся, грит, молчи!
И в рубище заплат
депрессию лечи!

Ведь не к лицу же вам,
ещё один сказал,
с известными на срам
переть в колонный зал!

Мне лучше жать раба
и, выветрив всю дурь,
раз голова слаба,
залечь вдали от бурь.

New York, 3 March 2019

Не надо с людьми слово за слово

Не надо с людьми слово за слово —
и тем и другим оскорбительны
все выпады мнения частного,
что мудрости учат учителя.

Не мнения даже, а сущности
у нас различаются в корне.
Себе мы все самые лучшие.
Других презираем упорно.

И чтоб избежать конфронтации
и слыть средь людей социальными,
пора языками уняться нам —
должны быть границы поставлены.

Чтоб жить нам в согласье и в мире
и ока не выдрать за око,
воззренья свои не топыря,
чирикайте в рамках смолл-тока!

New York, 25 September 2019

Холодная весна, как девица фригидная

Холодная весна, как девица фригидная,
нас отрезвляет ветром и дождём.
Повсюду хмарь, природа небогата видами,
и мы расцвета понапрасну ждём.

Она нам говорит, не вечно всё под куполом!
Видали много, надо знать и честь!
Пусть всяк надеется на бесконечность глупую —
её не состоится праздник здесь!

Густеет ранний мрак, и листьям пожелтение
чуть распустившимся уже грозит.
Существованья нет. Повсюду только тень его.
Тут будет каждый, как папирус, свит.

Планета злобная, напрасно ты надеешься,
разрушив климат, всех нас извести!
Пускай депрессия твой горизонт сереющий
и проницает холод до кости,

мы на лице твоём плодимся паразитами —
мутаций молодые мастера!
Что ни изобрети, с тобою будем квиты мы.
Нас невозможно выгнать со двора.

New York, 14 May 2019

В магазине

Африканский осьминог,
сгусток щупальц красноватых,
весь в присосках для захвата,
отпугнул меня ценой.

Дальше — больше. Ставки ввысь.
Вся куриная витрина,
от которой не спастись,
мне грозит холестерином.

Только овощи не столь
вредоносны, хоть и лень их
шинковать, и утешенье
обещает алкоголь.

New York, 24 March 2019

Мудрость познания

Лишь только выпью когняку —
проблем как нет, и сладок транс.
Уже припомнить не могу —
в чём коньятивный диссонанс?

New York, 4 December 2019

* * *

Лайки и байки

Сегодня после долгого пребывания в Европе проехался в нью-йоркском автобусе и в метро. Отовсюду слышится «Лайк! Лайк!» Как будто я уже на Фейсбуке. Щедрые люди! Вот я, например, пишу стихи и прочие хохмы, ставлю их на Фейсбук, жду лайков. А френды гордо проходят мимо, поджав губы. Лайк им дать западло! Скорее удавятся! Только за фотки лайки дают, особенно за котиков…

Решил, что надо попробовать этих зафрендивать, которые в автобусе и в метро. Особенно понравилась мне молодая девушка, сидевшая сбоку и с кем-то разговаривавшая, одновременно тюкая по смартфону. В английском я не силён, нити разговора не улавливаю. Но через каждое слово — Лайк! … И пауза. Лайк! … И пауза. Понимаю, что она лайкает какие-то хорошие посты, типа моих, а, может быть, и котиков, какая разница! И после каждого лайка пауза в секунду. Смотрит, значит, ещё на пост, не может оторваться, чтобы к следующему перейти.

Извинившись, сказал я девушке, как мог, что я тоже на Фейсбуке и хотел бы с ней дружить. Вижу, говорю, какой вы хороший френд, всё лайк да лайк! А она как-то смутилась, покраснела. Из её объяснений на ломано понятом английском вырисовалось неясно, что это совсем другие лайки, не фейсбучные. Мною давно забытые. С помощью них даётся понять, что говорится не совсем то, что имеется в виду, но чем-то похожее. Или что-то говорится, а подразумевается гораздо большее, но не произносится, чтобы людей не утомлять. Это, конечно, высший пилотаж! Надо в этой стране родиться и вырасти, чтобы виртуозные лайки вылетали сами собой. Мне их из себя выжать не удавалось, как я ни старался. Всё говорю впрямую, примитивно, по-стариковски. Не могу достичь такого хорошего английского, как у этой девушки и у многих других. Вот ещё никак не получается это самое «ю ноу». Потому что не знаю наверняка, знают ли они уже то, что я ещё только пытаюсь сказать. А говорю я только то, чего никто не знает.

В общем, опростоволосился я, не удалось мне девушку в автобусе зафрендить. В сердцах вспомнил Мишу из Северной Каролины, брата моего хорошего друга. Он тоже знал язык в какой-то мере, наверное, как я. Однажды по приезде в Америку присутствовал Миша на встрече новоприбывших иммигрантов с опекавшими их американцами. После, возвращаясь домой, он недоумевал, почему там всё время говорили о велосипедах. Оказалось, что эмигранты говорили на плохом английском и через каждое слово вставляли «Бэйсикалли». Пытаясь этим сказать, что говорят только в самых общих чертах, а подразумевают гораздо большее, но не произносят, чтобы людей не утомлять. Так что Миша тогда всё не так понял, как и я сегодня.

Кстати, велосипедным недостатком страдают не только русские, но и вообще большинство эмигрантов, не всосавших тонкости языка с молоком англоязычной матери. Колёса выдают их в разговоре. Хочу посоветовать всем, кто хочет быстро и без проблем пересесть в лодку плавно текущего аутентичного и правильного английского, срочно заменить все свои «бэйсикалли» на «ю ноу» и «лайк».

* * *

Юрий Бужор
Сны Дракона

Мне отовсюду: Хаг, мол, Самеах.
Ешь пончик, но и помни о грехах.
Забудешь тут. Ох, ждёт меня Лилит.
И хагнул[1] бы — да вирус не велит.

* * *

Он тридцать лет истошно верещит,
При том что орган речи — там, где клизма.
Политик? А по мне так п@ц аид.
И, если что, здесь никакого изма.

* * *

Несет тебя течением, но ты держись бодрей.
Свершится чудо, выйдет что-то внятно —
Ты станешь исключением по типу ‘друг-еврей’,
Не выйдет — люди скажут: ‘Всё понятно’.

* * *

Забытого обрывком анекдота
Явился Некто и провозгласил
Моё могущество и прелести полёта
В пространстве и во времени. Спросил,
К чему ещё есть у меня охота?
Скажи, избранник!
— Я б немножко жил.

* * *

Да что там этот, как его, Аман.
Здесь и сейчас фартовый недомерок
Уже и царь. Шарфов и табакерок
Запас иссяк. Плебс терпит. Правь, тиран.

* * *

Усвоил status quo и dura lex ты,
А главного понять пока не смог.
Покуда правит Гог в стране Магог,
Поступкам верь и не ведись на тексты.

* * *

Как к людям вы, так и они к вам.
Но «вы» сервильное пора нам отменить бы,
Как встарь — незавоёванные бритты,
До них — жестоковыйные семиты,
А выхухолям, выпям, прочим выдрам
Поклоны бить возвысившимся тыквам.

* * *

Успел подумать умный Олоферн:
«Зачем я столько пил, олигофрен?»

Залепухи

Как прописали Тора и Талмуд,
Крепчаем мы, пусть даже наc шпыняют
Правители и всячески пeняют,
Покуда не приходит им капут.

* * *

Мой друг живет в Израиле, в Афуле.
Зачем он там? Он пишет мне: «Я знаю,
Кто недруг и кого я обнимаю.
Жить можно, несмотря на зной в июле»

* * *

На Капри есть харчевня «У колодца»,
Там помнят лысого общительного дядю.
Он приводил болезненную Надю
И пел с ней на слова Арона Коца.

* * *

Подросток дерзкий надавал амбалу,
Ничуть не убоявшись, по загривку.
Враг уничтожен. Укатали сивку.
Дух испустил. Три дня потом шибало.

Двушки

От свечи осталась гарь.
Не скучай в пути, Агарь.

* * *

Не то беда, что в комментах хамит.
Беда, что это делает семит.

* * *

Чувствительную тему сервировал смешком,
Как осетра запретного, с чешуйкой и душком.

* * *

Вчера канализацию пробило.
План Сороса и козни Гейтса Билла.

* * *

Успел подумать умный Олоферн:
‘Зачем я столько пил, олигофрен?’

Новая хронология

— Это правда, что в Итиле
Иудеи жили? — Или!
Моисея они чтили,
Хоть не родственник он им.
Под защитой каганата
Всяким сукам типа НАТО
Было сунуться чревато —
Получили бы экстрим.
Представитель ветви Глинской
Пал в бою на угро-финской,
В ходе ереси латинской
Поднялась в Москве буза.
— Хорошо, а что там Киев?
— Взял его Таривердиев,
В смысле выкормыш Батыев,
Накурившийся мурза.
Лезли к нам германокельты
Чтоб загадить наши дельты
Выметайся, мол, отсель ты,
А не то иду на вы.
Заявились и варяги
Проводить свои риксдаги,
Тут мы выбросили флаги.
Мы б их вдули, но увы.
Все же некто долговязый,
Неврастеник пучеглазый,
Не oканчивал инязы,
Ну да хватка еще та.
Захватил нам эстуарий.
Тюрк, якут ты или арий,
Тихо жуй на свой динарий,
А иначе — от винта.
Потерявшись в этом флуде,
Прут этнические люди,
Видя в этом чуде-юде
Корифея всех времён.
Неужели неизбежно
Их иметь все так же нежно
Будет дальше безмятежно
Паханат со всех сторон?

Пояснения от автора

Табуированная лексика, учат нас классики, бывает ради красного словца, а бывает и художественно оправданной. В «Залепухах» плохих слов нет в явном виде. А в неявном есть. Раз вы эти рифмы видите, значит, уважаемый Редактор как-то их художественно оправдал.

«Этнические люди» в «Новой хронологии» — выражение, доподлинно заимствованное из умопостроений по этническому вопросу одного небезызвестного деятеля.

___
[1] Лилит — демоница. Hug (англ.) — обнимать.

* * *

Марина Ясинская
Горбун

Я долго считала, что мне надо было родиться в другом месте и в другое время.

Мы были настолько разными, насколько это возможно.

Я , выросшая в самой что ни на есть обычной реальности, как и все мои сородичи-люди, воспитанная на рациональной логике, с жизнью, распланированной далеко вперед, представляющейся мне прямой дорогой. И с тщательно запрятанной от мира мечтой, с которой я сама была почти незнакома.

Он, чужой и загадочный, и из-за этого столь притягательный — один из вымирающего народа гламов. Летающих людей.

Мы встретились у моря.

Он говорит, что в тот день ко мне его привела парящая над моею головой мечта.

Я часто уставала от запрограммированных будней и искала утешения у волн и у бескрайнего простора, являющего мне границы куда более широкие, чем те, в которых я жила. Моя мечта-незнакомка, которая обычно таилась на дне сознания, при близости раскованной стихии волшебным образом освобождалась и парила над моею головой. Я ощущала ее, но так и не могла рассмотреть — она избегала моего взгляда, устремляясь в такую высь, которая мне была неведома.

Безлюдные дюны и далекий горизонт утешали и угнетали меня.

Утешали потому, что стоя у самой кромки воды, я как никогда отчетливо понимала, что мир безграничен, а свобода — вот она, рядом, совсем не такая, какой она представляется в привычном быту.

Угнетали потому, что соленый воздух, наполнявший легкие этим пьянящим воздухом свободы, не мог меня освободить. Суровый и бескомпромиссный реализм удерживал меня на берегу сильнее всяких пут.

Успокоение и смятение, умиротворение и тревога встечали и провожали меня всегда вдвоем. Когда море становилось свинцовым от низко нависших туч, к ним присоединялось одиночество.

Он появился в день, когда волны стелились по берегу широкими белыми кружевами и выбрасывали на белесый песок подводные сокровища. Высокая сутулая фигура, появившаяся будто бы из ниоткуда и молча застывшая неподалеку, абсолютно недвижимая, не считая плаща, полы которого увлеченно трепал ветер.

Обычно любое посторонее присутсвие меня сердило — оно спугивало мечту, а неразлучные близнецы умиротворение и смятение не встречали меня.

Но его они не боялись. И из-за этого в конце концов я украдкой глянула на него. Спокойный взгляд темных глубоких глаз, крыльями чайки разлетающиеся брови, и — горб на спине, разбудивший во мне робкое сочуствие.

Будто почуяв это, горбун повернулся и весело сказал:

— Не стоит, не жалей меня!

Откинул плащ. Под ним оказались сложенные крылья.

— Полетаешь со мной?

Ошеломленная, я только покачала головой. «Летать? Нелепица!» — услужливо шепнул мне голос разума, взращенного на здравом смысле и холодной логике.

Он посмотрел на меня, слегка склонив голову — печально и сочуственно, словно знал что-то такое, чего мне не дано, расправил огромные крылья и взмыл ввысь.

Я возвращалась опустошенной — одиночество вознамерилось сопровождать меня до самого дома.

Той ночью мне не было покоя. Я долго не могла сообразить в чем дело, пока не поняла, что моя пугливая, не кажущаяся даже мне мечта, улетела с ним, крылатым горбуном.

Он оказался настойчив и терпелив.

Подолгу стоял молча рядом. Ждал, когда заговорю сама, а потом увлекал меня удивительными рассказами, слушая которые, я забывала обо всем на свете.

Он рассказывал о высоких прозрачных далях, о голубых небесных просторах, о нескончаемых нежных рассветах. Он рассказывал о себе и о гламах — летающих людях. О печальной истории их народа, почти исчезнувшего в нашем мире.

— Почему вы вымираете? — спрашивала я.

— Потому что мир меняется, и нам нет в нем места, — отвечал он, но грусть в его голосе была совсем не похожа на ту мрачную тяжелую горечь, с которой была знакома я.

— Разве у вас не рождаются дети?

— Нет, — отвечал он. — Дети гламов рождаются обычными людьми, и у них далеко не всегда вырастают крылья.

— Почему? — со страхом спрашивала я, и сердце замирало в предвкушении ужасной тайны.

— В один прекрасный день ты об этом узнаешь, — легко отвечал он и добавлял, чуя мои сомненья, — Сейчас еще рано.

А потом был тот самый незабываемый первый раз. Когда я наконец решилась, и он, крепко прижав меня к себе, резким взмахом крыльев поднялся в высоту.

О, это ощущение полета, в котором напрочь забываешь о земле! В тот вечер я до слез не хотела возвращаться.

С тех пор я каждый день спешила к берегу моря, и мы летали над бескрайней гладью. Он усаживал меня на легкие облака, катал по рельсам вертяных потоков. Иногда вдалеке я видела парящих в выси гламов. И радовалась, что они все-таки еще есть.

Затем настал день, когда мы, сидя на кромке горизонта, глядели на закат, и он вдруг сказал:

— Переселяйся ко мне!

— Как? — спросила я. — Куда?

— Сюда, — легко и просто ответил он.

— Я не могу, — ответила я с грустью.

— Это невозможно, — добавил разбуженный логикой мой практичный разум.

— Почему? — недоуменно спросил он.

— Ну как же, — растерялась я, — Это как жить в песчаном замке. Они разрушатся при первом же прикосновеньи. Я — человек, ты — глам. У нас ничего не выйдет.

Он посмотрел на меня, как тогда, в первый день — печально и сочуственно, как-будто знал что-то такое, чего мне не дано.

— В песчаном замке? … Полетели, — сказал он вдруг и протянул мне руку.

— Куда? — спросила я, с готовностью вставая.

— Я покажу тебе твою мечту.

— Она от меня прячется, — беспомощно пожаловалась я. — Она всегда рядом, но ее невозможно увидеть.

— Можно, — уверенно ответил он. — Просто надо взлететь повыше.

Тем вечером он поднял меня высоко — как никогда. Оттуда мир казался крошечным, далеким и смешным. Я, наконец, увидела свою мечту.

Той ночью я осталась с ним, задремав на легкой дымке над водою. А когда проснулась, то поняла, что у меня выросли крылья. Я стала гламом.

Люди, встречаясь со мною, не видят моих крыльев. Я кажусь им горбатой — так же, как и он показался мне горбуном в день нашей встречи.

… В то утро, когда я проснулась гламом, он подарил мне песчаный замок. С тех пор прошло немало лет. У нас появился на свет малыш, и мы приложим все усилия к тому, чтобы у него выросли крылья.

Что же до замка… Вылепленный неведомым мастером из песка и клея, он и по сей день красуется на полке, завораживая нас своей сказочной хрупкостью.

* * *

Наталия Шайн-ТкаченкоНаталия Шайн-Ткаченко
Праздничные шаржи

Мы завершаем новогодний капустник дружескими шаржами Наталии Шайн-Ткаченко. Один был прислан несколько дней назад, аккурат к Новому Году. Другие пришли несколько раньше, к 75-летнему юбилею создателя нашего Портала и его бессменного главного редактора, Евгения Михайловича Берковича. Я решил включить в авторскую подборку шаржей Натальи (на мой вкус, замечательных) все эти работы.

С наступившим Новым 2021-м Годом, дорогие читатели!

Всем здоровья и благополучия, а об интересном круге чтения позаботятся для вас наши авторы и мы, сотрудники редакции.

Выпускающий редактор Мастерской

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “С Новым 2021 годом! Окончание

  1. Прочитал про ёлку, про творческие задания и вспомнил…
    Я своей старшей дочке, когда ей было меньше, чем четыре года тоже давал задания — стать вентилятором, лампочкой и т.д.
    Вообще — я был «неконвенциональным» папашей, возможно, потому, что крыша у меня серьёзно поехала из-за ТРИЗ (теория решения изобретательских задач) и я — взрослый идиот — донимал маленького ребёнка играми, развивающими системное мышление, функциональный подход и т.д.
    Потом писал статейки и их даже публиковали в журнале, где публиковались такие же «двинутые», как и я.
    Слава Богу с дочкой всё нормально — у неё уже свои дети. Старшая как раз того самого возраста, какого была её мама, когда я дурил ей голову. Мама, кстати, до сих пор иногда придумывает новые слова и даёт просто блестящие определения, но до уровня маленькой девочки, определившей «думать». как «говорить головой (в голове)» так и не поднялась: (
    А с младшей я, поумнев, наверное, в эти игры не играл, но выросла она уж никак не менее творческой, чем старшая. Думаю, что развивают не развивающие игры, какими бы «равивающими» они ни были, а… что-то другое.
    С Новым Годом!

  2. Спасибо, Анатолий! Мне особенно понравилось стихотворное творчество. Всех авторов без исключения. Идея выпусувющего редактора каждый год поднимает настроение.

  3. Интересная идея у Мадорского. Сравнивать себя с вещью. С любой. Своеобразный тест на интеллектуальный уровень и художественность. Поскольку смысл любого искусства состоит в метафоре, в перевоплощении, как, например, у Л.Н.Толстого в повести «Холстомер». Автору — БРАВО!!!

Добавить комментарий для Лев Мадорский Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.