Борис Тененбаум: «Вылечить раны нации». Линкольн. Продолжение

Loading

Начиная со второй половины 1863 года, когда конечный исход войны уже сомнений не вызывал, Линкольна занимала мысль о целях войны и об условиях заключения мира. Было понятно, что прежние отношения Севера и Юга разрушены бесповоротно и что нужна какая-то новая основа. Ее следовало построить заново — но как?

«Вылечить раны нации»
Линкольн

Борис Тененбаум

Продолжение. Начало

Геттисбергская речь

I

В начале сентября 1863 года Чарльз Адамс, посол Соединенных Штатов в Лондоне, обратился к лорду Расселу, министру иностранных дел Великобритании, с письмом. В нем он выражал резкий протест против передачи заказчику двух судов, строящихся на британской верфи в Ливерпулe. Заказчиком была некая французская компания, которая официально действовала по поручению Его Светлейшего Высочества, паши Египта.

Какое, собственно, дело американскому послу до египетских заказов на британских верфях, за выполнением которых наблюдает французская фирма-посредник? Тем не менее, письмо требовало остановить сделку и содержало, в частности, такие в высшей мере недипломатические слова:

«… было бы излишним для меня указывать Вашему Лордству, что это [передача судов] — акт войны…»

Лорд Рассел, однако, не очень удивился. На верфи Лэйрд действительно строились два судна, и, хотя технически они считались невооруженными, тем не менее, оба корабля были оснащены не только паровыми машинами, но и броней, и двумя поворачивающимися во все стороны бронебашнями. К тому же каждый из кораблей имел специальный таран на носу, помещенный чуть ниже ватерлинии. Этот «элемент конструкции» был оружием — при ударе тараном в борт любое деревянное судно сразу же шло ко дну.

В общем, это несомненно были военные суда, хоть пока и без пушек. Что же до «…французской фирмы, хлопочущей в интересах паши Египта…», то это была ширма в чистом виде. Корабли строились по заказу представителя Конфедерации Штатов Америки, мистера Буллока, и он самым серьезным образом рассчитывал вывести их в океан и заняться рейдами против торгового судоходства США.

Англия вмешиваться в войну на стороне Юга, в общем, не желала, а уж после Виксбурга и Геттисберга исчезла даже и тень такого намерения. Правительство и само собиралось запретить выход достраиваемых судов в море, так что письмо Адамса в этом смысле ничего, кроме раздражения, не добавило. Премьер-министр, лорд Палмерстон, в короткой записке к лорду Расселу рекомендовал ему послать Чарльза Адамса к черту. «Впрочем, — добавлял премьер, — сделайте это вежливо…»

Но суда в итоге все-таки были задержаны, и в США этот факт был воспринят как дипломатическая победа, по значению равная военной победе под Виксбургом.

Джеймс Буллок с сокрушенным сердцем перенес свои операции во Францию. Он думал вооружить там несколько судов для «коммерческой войны» против США и сильно надеялся на благожелательное отношение властей. Император Наполеон Третий совсем недавно, в июне 1863 года, свалил правительство в Мексике. Это было сделано вооруженной рукой — 35-тысячная французская армия вошла в Мехико в принципе по соглашению с лидерами местных крупных землевладельцев.

Предполагалось учредить Мексиканскую империю, снабженную даже и государем — предложение было сделано Максимилиану, эрцгерцогу Австрии и брату австрийского императора. Южане были в восторге — они надеялись на то, что в Мексике у них появится союзник. И одно время казалось, что их надежды готовы сбыться. Но к концу 1863 года намерения Наполеона Третьего изменились, и вовсе не потому, что ему подавались какие-то особые дипломатические протесты со стороны США. Просто в Техасе, на самой границе с Мексикой, вдруг показались федеральные войска.

II

В 1860 году Авраам Линкольн был частным лицом. Да, конечно, он был «…одним из трех лучших юристов Иллинойса…», но в Иллинойсе занимались и другими делами, и Линкольн был всего лишь политиком местного разлива. Припомним, что в США в 1860 году имелось 30 штатов, что в каждом из них имелось минимум три важных человека — губернатор штата и два сенатора, предcтaвляющих этот штат в верхней палате конгрессa, в сенате — и мы увидим, что Авраам Линкольн в лучшем случае был «…одним из первой сотни…», да и в этой-то сотне принадлежал разве что к последнему десятку.

Взметнувшаяся волна «революции республиканцев» вынесла его на самый верх — он, политик даже не второго, а третьего ряда, оказался фигурой, на которой могли согласиться и бывшие виги, и аболиционисты Новой Англии, и «нечегонезнайки», и даже новые иммигранты-католики. Линкольн вступил в должность президента США в 1861 году в тот момент, когда волна «превентивной контрреволюции южан», поднявшаяся на Юге, смела единство Союза, расколола страну пополам и развалила надвое даже ту крошечную регулярную армию, которая имелась у США.

Осенью 1863 года Авраам Линкольн, президент США и главнокомадующий всеми вооруженными силами федералов, по отношению к Европе был «Императором Запада»[1], человеком, который повелевал неисчислимым флотом и несметными армиями.

Когда в сентябре 1863-го федеральная армия генерала Розенкранца оказалась пойманной южанами в ловушку в горах Теннесси, у Чаттануги, военное министерство США с санкции президента железными дорогами за одну неделю перебросило 20 тысяч человек, с 5 тысячами лошадей, с пушками и с полным снаряжением в Теннесси, за 2000 километров от Вашингтона.

Этот неслыханный доселе маневр — молниеносную переброску целой армии за две тысячи километров — понимающие дело люди обсуждали во все деталях и соглашались только в том, что сделать это было невозможно. Но это было сделано, и армия Розенкранца была спасена от неминуемого разгрома, а к ноябрю ей на выручку подошел Грант — и оказалось, что у Юга вырвана из рук верная победа. Это был серьезный аргумент в пользу невмешательства в американские дела в глазах многих влиятельных людей в Европе, в том числе и Наполеона Третьего, императора Франции. И он как-то заметно охладел к эмиссарам Джефферсона Дэвиса в Париже, и идея взаимного признания Мексики и КША уже не казалась ему такой уж блестящей.

В США победы под Виксбургом и Геттисбергом очень подняли статус президента. Его уже не обзывали «имбецилом», а к Белому дому являлись целые делегации граждан, требовавших, чтобы «Линкольн произнес речь…».

От него, собственно, чего-то в этом духе ожидали, и не случайные прохожие, устроившие импровизированную манифестацию, а серьезные и влиятельные люди, вроде губернатора штата Иллинойс. Он писал Линкольну, что хорошо бы издать какую-нибудь брошюру, в которой президент изложил бы широкой публике свои взгляды на цели продолжающейся войны — это было бы важно. А надо знать, что совсем недавно тот же самый губернатор сообщал Линкольну, что такие-то и такие-то меры были бы «полезны для вашего будущего преемника…», то есть предполагал как нечто само собой разумеющееся, что Линкольн на второй срок не будет даже и претендовать.

Ну, осенью 1863-го губернатор больше так не думал. «Чикаго Трибьюн», еще недавно крывшая Линкольна почем зря, сейчас называла его «…самым популярным человеком Соединенных Штатов…». А в ноябре 1863-го Линкольн получил письмо от Эдварда Эверетта. Мистер Эверетт, бывший сенатор, бывший государственный секретарь США и бывший президент Гарвардского университета, должен был произнести речь на заново устроенном кладбище под Геттисбергом, где должны были похоронить солдат Севера и Юга, погибших в великой битве.

Так вот, Эдвард Эверетт пригласил на эту церемонию президента. Ему пришлa в голову мысль, что хорошо бы Линкольну, как главе исполнительной ветви власти в США, почтить своим приездом память погибших и, может быть, при освящении кладбища даже произнести несколько приличествующих случаю слов?

Линкольн предложение принял.

III

Слово «адрес» в современном русском языке прижилось уже настолько, что его даже несколько странно вдруг обнаружить в «Словаре иностранных слов». Тем не менее, оно там присутствует, и написано там вот что:

«… адрес [фр. edresse] — 1) местожительство определенного лица или местонахождение учреждения, предприятия, организации и т.д.; обозначение местожительства или местонахождения получателя на почтовом отправлении; 2) письменное приветствие, поздравление какому-л. лицу или учреждению, организации, гл. обр. по случаю юбилея; 3) код, определяющий местоположение информации в электронной вычислительной машине…»

По-русски слово «адрес» в первую очередь означает «местожительство определенного лица или местонахождение учреждения, предприятия, организации…» — и уж только иногда, для людей, имеющих дело с компьютерами с их, так сказать, «кухонной» стороны, это может еще и значить «…местоположение информации в электронной вычислительной машине…».

«Адрес» в значении речи, обращенной к какой-то аудитории по какому-то определенному случаю, в русском языке употребляется очень редко — но в английском это не так. И речь Линкольна, произнесенная им 19 ноября 1863 года, в Америке известна как «Gettysburg Address» — «Геттисбергский адрес». Это самая знаменитая речь во всей истории США.

Есть бесчисленное количество ее разборов, со ссылками и на Фукидида[2], и на «Библию короля Джеймса»[3], и еще бог знает на что. Речь эта коротка. Как говорит в своем разборе Джэймс Макферсон, видный историк из Оксфорда,

«… в «Геттисбергской речи» Линкольна всего 272 слова элегантной прозы и ее можно произнести за две минуты…».

Дальше Макферсон говорит, что она очень искусно построена: в ней имеется три параллельных набора образов, соединенных в одно неразрывное рассуждение: «прошлое, настоящее и будущее» сплетены вместе со словами «континент, нация, поле битвы», и к этому добавлены «рождение, смерть и возрождение».

Похоже на структуру хорошего стихотворения, правда? И как известно, всякое хорошее стихотворение безумно трудно перевести на другой язык. Вот как раз такая история и приключилась с «Геттисбергской речью» — я не сумел найти ни единого русского перевода, который был бы адекватен оригиналу.

Для демонстрации этого утверждения мы можем просто взять первое предложение — вот как оно выглядит по-русски:

«… Восемь десятков и семь лет назад наши отцы образовали на этом континенте новую нацию, зачатую в свободе и верящую в то, что все люди рождены равными…»

Но в английском тексте нет никаких «десятков лет» — там написано вот что: «…Four score and seven years ago…», в буквальном переводе «…четыре двадцатерика и семь лет назад…» Линкольн берет старинное, еще англосаксонское слово «score», «двадцатерик», использованное в качестве синонима к слову «множество», и его речь сразу приобретает какие-то действительно библейские коннотации.

Все остальное — в том же духе. То, что по-русски звучит неуклюжей банальностью — «…нация, зачатая в свободе и верящая в то, что все люди рождены равными…» — по-английски звучит совсем иначе. Это торжественный гимн:

«… Наши Отцы Принесли на Этот Континент Новую Нацию, Посвятившую Себя Утверждению Того, что Все Люди Созданы Равными…»

В общем, в попытке передать текст «Геттисбергской речи» Линкольна мы будем в основном следовать замечательному переводу В. Набокова. Hо все же обратим внимание на то, что эти «scores» им проигнорированы. Он выбросил даже упоминание о лишних, по его мнению, семи годах и написал просто:

«… Восемьдесят лет тому назад наши праотцы породили на этом материке новую нацию…»

IV

Линкольн, сказав сначала о как бы подчеркнуто давних временах Американской революции и основания новой нации, далее перешел к современности:

«… Ныне мы ведем великую Гражданскую войну, подвергающую испытанию вопрос, может ли эта нация или любая другая нация, так зачатая и тому посвященная, долго просуществовать. Мы сошлись на поле одной из великих битв этой войны.

Мы пришли освятить часть этого поля, как место последнего упокоения тех, кто отдал жизнь свою, чтобы эта нация могла жить. Такое действие нам вполне подобает и приличествует…»

И далее он говорит своим слушателям, что все, что они могут сделать, бледнеет перед тем, что сделали люди, павшие здесь в великой битве:

«… Мужественные люди, — живые и мертвые, — здесь боровшиеся, уже освятили его, далеко превысив при этом все, что мы с нашими слабыми силами могли бы прибавить или отнять. Мир мало заметит и не запомнит надолго то, что мы здесь говорим, но он никогда не сможет забыть то, что они здесь совершили…»

А живым следует посвятить себя тому, чтобы смерть погибших не стала тщетной. И в конце речи президент выражает надежду, что:

«эта нация с помощью Божией обретет новое рождение свободы; и что правление народное, народом и для народа не сгинет с лица земли…».

Последняя фраза по-русски известна в разных вариантах. Вариант Набокова мы привели, но есть и другая версия:

«Правление народа, посредством народа и для народа».

В Америке она стала пословицей.

Изнанка политики

I

Если смотреть на политическую жизнь Соединенных Штатов в те далекие годы, то общая ее картинa сейчас, из начала второго десятилетия XXI века, кажется плоской и неинтересной.

Никакой интриги.

Ну, то есть понятно, что какие-то козни плелись, и коварства, конечно, имелись, но все это было очень ограниченно и малоинтересно, и не потому, что политики были такими уж простодушными. Ho в отсутствие того, что в современном русском языке называется «вертикалью», политикy надо было взывать не к суверену, а к общественному мнению.

Как же это делается?

У Б. Пастернака есть сильное стихотворение о Ленине[4]. Поэт рисует там портрет вождя народа, произносящего речь:

Он был как выпад на рапире.
Гонясь за высказанным вслед,
Он гнул свое, пиджак топыря
И пяля передки штиблет.
Слова могли быть о мазуте,
Но корпуса его изгиб
Дышал полетом голой сути,
Прорвавшей глупый слой лузги.
И эта голая картавость
Отчитывалась вслух во всем,
Что кровью былей начерталось:
Он был их звуковым лицом.
Столетий завистью завистлив,
Ревнив их ревностью одной,
Он управлял теченьем мыслей
И только потому страной
.

Mощнейшие стихи, не правда ли? Особенно последние строки:

Он управлял теченьем мыслей
И только потому страной.

Но если мы отложим эмоциональную увлеченность в сторону, а включим трезвый рассудок и окинем сказанное холодным взглядом, мы увидим очевидную ошибку: управлять теченьем мысли целой страны Ленин никак не мог. Для этого нужен огромный механизм средств массовой информации, да еще и сосредоточенный в одних руках. И в придачу к нему нужен мощный механизм подавления всевозможных отклонений от заданного направления. Так что где-нибудь в 1918 году Ленин чисто физически не мог «управлять теченьем мыслей…».

Hо он мог их выражать.

Вот нечто подобное и происходило в США с Авраамом Линкольном во время Гражданской войны. Север дрался с Югом не потому, что его как-то вели или подталкивали, а по собственной свободной воле[5]. Так что слова Линкольна в его «Геттисбергской речи» о «…правлении народа, посредством народа и для народа…» по сути своей совершенно верны.

Однако Линкольн в рамках той политической и социальной системы, в которой он жил и действовал, был все-таки искусным политиком, а не «щепкой на гребне волны Истории…».

Он не только угадывал направление всей суммы политических векторов, существовавших в то время на севере США, но и влиял на них, и в его знаменитой речи есть некий подтекст, который нам неясен, но современникам был виден и понятен.

Можно привести интересный пример в защиту этого положения — в Нью-Йорке были сильны демократы. Они в принципе стояли за единство Союза, но к администрации Линкольна относились весьма критически. Так вот, в газете «Нью-Йорк Уорлд» по поводу «Геттисбергской речи» было сказано, что она «показывает или огромное невежество президента, или ловкий политический подлог…», и далее указывалось, что Соединенные Штаты Америки как государство были созданы не Декларацией независимости, а Конституцией. И что, следовательно, слова о том, что «все люди созданы равными», взятые Линкольном из Декларации независимости, к США как к государству неприменимы. Тут следует руководствоваться только Конституцией, а там по поводу равенства всех людей нет ни единого слова.

Газета демократов «Чикаго Трибьюн», выходившая в Иллинойсе, родном штате Линкольна, по поводу «Геттисбергской речи» президента выражалась и вовсе лапидарно: «Линкольн меняет цели войны».

II

Вообще говоря, газета не ошибалась. Линкольн действительно менял цели войны. Он был юристом, так что разницу между Декларацией независимости и Конституцией вполне понимал. Но он твердо решил сделать отмену рабства необратимой и полагал, что сможет этого добиться.

Осенью 1863 года президент занимал положение, совершенно несравнимое с тем, которое было даже весной этого года, — череда военных, дипломатических и политических успехов сильно подняла его статус. Победа под Геттисбергом, хотя и не окончилась полным разгромом южан, значила очень много, запрет британского правительства на полулегальную поставку кораблей для КША рассматривался как «второй Виксбург», наконец, в порты Соединенных Штатов с визитом прибыли русские военные корабли.

Раз уж мы говорим тут об изнанке политических событий, то у этого «…дружественного визита…» русских моряков в Нью-Йорк и в Сан-Франциско тоже имелась некая изнанка. B 1863 году в русской Польше вспыхнуло восстание, его подавляли оружием, в Англии, Франции и Австрии поговаривали о том, что мятежным полякам следовало бы помочь, — и русское правительство озаботилось посылкой двух своих эскадр в порты США.

Официально — с дружественным визитом. Неофициально — как угрозу Англии, для возможного использования их против английской морской торговли.

Так вот — журналист, утверждавший, что у «Геттисбергской речи» Линкольна есть некая скрытая цель, оказался человеком проницательным. Он буквально подслушал мысли президента. Начиная со второй половины 1863 года, когда конечный исход войны уже сомнений не вызывал, Линкольна все больше и больше занимала мысль о целях войны и об условиях заключения мира. Было понятно, что прежние отношения Севера и Юга разрушены бесповоротно и что нужна какая-то новая основа. Ее следовало построить заново — но как?

Что должно быть руководящей политической мыслью этой «реконструкции»?

Понятно, что президент в своих размышлениях на эту тему был не одинок. В условиях свободной прессы и политической свободы к концу 1863 года в газетах Севера озвучивались самые разные мнения. Бывший мэр Нью-Йорка, Фернандо Вуд, известный своими симпатиями к Конфедерации, предлагал следующее решение:

  1. Линкольн отзывает свою «Прокламацию об освобождении».
  2. Южанам, сражавшимся на стороне КША, предлагается полная амнистия.
  3. Штаты Юга заново посылают своих представителей в палату представителей и в сенат.
  4. Союз объявляется восстановленным.

Это, в общем, поддерживалось и всей партией демократов. У республиканцев единой позиции не было. Консерваторы стояли за то, чтобы единство Союза было восстановлено во всей своей силе, и пожалуй, «Прокламация…» должна была все-таки оставаться в силе, — никакого рабства в США быть больше не должно. Но во всем прочем они были готовы предоставить Югу самые щедрые условия мира. Государственный секретарь Сьюард вообще часто говорил, что никаких условий и вовсе не надо — амнистия всем, и дело с концом.

Что до освобожденных рабов, то их предполагалось депортировать обратно в Африку, если понадобится, даже принудительно. Такой точки зрения держался, например, Монтгомери Блэйр, министр почты[6] в кабинете Линкольна. Наконец, были республиканцы-радикалы. Они стояли за «полную реорганизацию Юга…». Тадеуш Стивенс, как-никак, не уличный агитатор, а глава мощнейшего комитета конгресса, ведавшего кокретными деталями организации бюджета[7], предлагал обращаться с южными штатами как с «завоеванной территорией, законы которой определяются острием штыка…».

Чарльз Самнер из Новой Англии предлагал провозгласить Юг «территорией под юрисдикцией конгресса…» — это предполагало лишение полномочий всех местных органов власти, отмену существующих актов, дающих право на владение землей, и перераспределение земельной и прочей собственности в пользу всех обездоленных граждан, например, всех бедных белых граждан Юга, всех бывших рабов и, наконец, в пользу «… героических солдат федеральной армии, сражавшейся за свободу…».

Можно себе представить, какие просторы для грабежа и произвола это предложение открывало само по себе, а к тому же тут имелся и еще один мотив. Правда, вслух он не выговаривался, но где-то на заднем плане нависал огромной тенью. Дело в том, что организацией новых, только что приобретенных национальных территорий занималась законодательная, а не исполнительная ветвь власти. То есть, иными словами, — конгресс, а не президент.

А в конгрессе — вне зависимости от личного отношения отдельных конгрессменов к данному конкретному президенту, Аврааму Линкольну, — имелась идея, что война слишком усиливает президентство и что слишком многие решения принимаются исполнительной властью без оглядки на власть законодательную. Понятно, что военные губернаторы на территориях, отнятых к этому времени у КША, испытывали совершенно обратные чувства — у них было впечатление, что конгресс мешает проведению в жизнь тех административных мер, которые они считали наилучшими.

И вот Линкольну предстояло найти некий средний путь среди всех этих пестрых, резких и взаимоисключающих взглядов — и сделать это так, чтобы в «лагере победителей» не возникло новой смуты, на этот раз между собой.

Задача, что и говорить, была нелегкой.

III

Однако он с ней справился. Пpокламацию Линкольна от 8 декабря 1863 года его секретари называли:

«… Божьим Чудом, ибо воистину львы улеглись бок о бок с ягнятами…».

Консерваторам было обещано, что никаких покушений на права восставших штатов не будет. Права штатов понимались в смысле определения их границ, их внутренних разделений на графства, их конституций и базовых законов, а также права их граждан на владение собственностью. А уж заодно — и при этом без единого слова, сказанного сгоряча, — отводились притязания конгресса на управление Югом как национальной территорией.

«Прокламация об освобождении» оставалась в силе — рабы изымались из собственности их бывших владельцев и становились свободными. Но в послании конгрессу делалась на этот счет некая оговорка — прокламация остается в силе до тех пор, пока ее не отменит конгресс или пока Верховный суд не признает ее незаконной.

Это было важной уступкой тем, кто был недоволен введением чрезвычайного положения в некоторых штатах. Там местная власть зависела от военных губернаторов, назначаемых президентом. И Линкольн как бы давал понять, что конечное решение все-таки будет вынесено не президентским распоряжением, а суждением Верховного суда.

Но многое получили и радикалы.

В предлагаемой Линкольном программе южанам было поставлено жесткое условие — они были обязаны принять условие освобождения рабов. Да, в будущем у них сохранялось право оспорить это решение в суде, но все понимали, что «чашку, разбитую вдребезги, обратно уже не склеишь…». Южане были обязаны принести присягу верности Союзу в обмен на полную амнистию. Из амнистии, однако, исключались лица, занимавшие высокие посты в конгрессе, администрации или армии КША.

Этим снимался вопрос о том, что делать с видными политиками Юга. Скажем, президенту КША Джефферсону Дэвису не предоставлялась возможность принести клятву лояльности Союзу — чего он, конечно, никогда бы не сделал. Ho его бывшим врагам не xoтeлось бы заседать в сенате вместе с ним. Это было бы трудно даже наиболее миролюбивым из них, вроде государственного секретаря Сьюарда.

Было добавлено положение о том, что те штаты Юга, которые уже как бы вернулись в лоно Союза, могут выдвигать своих сенаторов и конгрессменов для участия в делах США. И критерий им назначался самый мягкий — штат считался «вернувшимся», если 10 % его жителей признавали Союз, отменяли рабство и были готовы голосовать на новых выборах. В первую очередь тут имелась в виду Луизиана — федеральные войска контролировали далеко не всю ее территорию, но Новый Орлеан удерживался прочно. А уж в Новом Орлеане наскрести «…10 % населения Луизианы…» было нетрудно, и за рабство там не держались. В городе было полным-полно мулатов, людей вполне образованных и состоятельных, и они в обмен на предоставление им полных гражданских прав были готовы поддержать все, что от них требовали из Вашингтона.

В общем, после публикации «Прокламации…» о переустройстве Юга реакция была в основном положительной.

Линкольна хвалили. «Нью-Йорк Трибьюн» написала, что это прекрасный план и «с точки зрения баланса интересов всех заинтересованных сторон самый лучший со времен Джорджа Вашингтона…». А «Нью-Йорк Геральд» одобрила президента за его умеренность и готовность все-таки, в будущем, пересмотреть свои слишком радикальные планы об освобождении рабов.

Конечно, угодить на всех оказалось невозможно, и «Нью-Йорк Джорнэл оф Коммерс» сообщила своим читателям, что слова Линкольна, обращенные к конгрессу, не что иное, как «ukaze». Вы будете напрасно искать это слово в английских толковых словарях — это была калька с русского слова «указ», и редакция использовала его недаром. Имелось в виду подчеркнуть «авторитарный диктаторский тон послания…», которое скорее приличествовало бы самому авторитарному из всех монархов Европы, самодержцу Всероссийскому.

Что, конечно, было огромным, гротескным преувеличением — но мы же говорим о политической изнанке, не так ли?

Линкольн вряд ли сильно огорчился. Обвинение было настолько абсурдным, что урон нанесло скорее тем, кто это писал, чем тому, против которого статья была направлена. Но вот на статью в «Чикаго Трибьюн» он наверняка обратил самое серьезное внимание. Редактор этой газеты, Джозеф Медилл, который к Линкольну относился весьма критически и при случае ругал его почем зря, в декабре 1863 года смягчился настолько, что написал следующее:

«… Политическое будущее страны теперь начинает выглядеть яснее. Для того чтобы закончить войну и начать процесс реконструкции и восстановления, требуется человек, у которого имеется ясная голова, честный ум и чистые руки. И кто же способен довершить то, что начато, как не тот, кто вел дела до сих пор? Есть много достойнейших людей, выполнявших важные государственные дела, но мы можем найти лишь одного, на которого вся нация может положиться без тени сомнения.

И кто же это, как не добрый старый честный Эйб Линкольн?»

Все-таки мысли, высказанные Линкольном в его «Геттисбергской речи» и развитые им в декабрьском послании к конгрессу, возымели действие.

Теперь он мог начинать борьбу за номинацию на второй президентский срок.

Продолжение

___

[1] Это словечко — определение президента США как «Императора Запада» — впервые пустил в оборот Уинстон Черчилль. Он называл так президента Рузвельта во время их встречи в Касабланке в годы Второй мировой войны.

[2] Фукидид (др. — греч. Θουκυδίδης) — великий греческий историк, его молодость совпала с веком Перикла: он был современником Еврипида, софистов, Сократа. Написал «Историю Пелопоннесской войны», современником и очевидцем которой он был.

[3] Библия короля Якова (Джеймса) (англ. King James Version, KJV) — перевод Библии на английский язык, выполненный под патронажем короля Англии Якова I и выпущенный в 1611 году.

[4] Стихотворение — отрывок из поэмы Б. Пастернака «Высокая болезнь».

[5] На Юге, кстати, происходило то же самое.

[6] United States Postmaster General — Главный Почтмейстер Соединенных Штатов. Сейчас название звучит несколько комически, но в те времена главный почтмейстер был одним из семи членов кабинета министров в администрации Линкольна. Пост, в своем роде, старше самих США. Он был учрежден сразу после принятия Декларации независимости и еще до того, как отделившиеся от Британской империи колонии Северной Америки образовали свой Союз. Первым генеральным почтмейстером был Бенджамен Франклин, один из «отцов-основателей» Соединенных Штатов.

[7] House Ways and Means Committee — комитет конгресса, который в то время ведал всеми налогами и тарифами США. В настоящее время его функции расширены еще больше и включают в себя, например, и заботы о государственном социальном страховании граждан США.

Print Friendly, PDF & Email

11 комментариев для “Борис Тененбаум: «Вылечить раны нации». Линкольн. Продолжение

  1. Геттисбергская речь Линкольна лаконична, стратегична и даже поэтична.

    А эта книга Бориса Тененбаума это действительно хорошая популярно-историческая книга. Несмотря на отсутствие коммерческого успеха и на быстроту написания. Автор зря на неё наезжает.

    1. Benny B
      — 2021-03-15 00:05:06(727)

      Автор зря на неё [книжку о Линкольне] наезжает.
      ==
      У автора есть своя шкала. «Черчилль», «Наполеон», «Макиавелли» удались на пределе его возможностей. «Муссолини», «Тюдоры» — пониже, но в целом неплохо.
      «Гитлер» — не знаю. Вложено в книгу было очень много и труда, и пота, но сама тема (Германия эпохи нацизма) необъятна.

      А вот «Борджиа» и «Линкольн» — ниже собственных ожиданий. Недостаточная подготовка.

      1. Б.Тененбаум: У автора есть своя шкала. …
        ====
        Понятно.

        У меня, как у читателя — тоже. Мне важна «дельта знаний» (после прочтения минус до прочтения), удовольствие от чтение и актуальность темы: как эта часть истории повлияла на нашу эпоху время и какие уроки можно извлечь из тех событий. По моей шкале «Борджиа» было средненько, а все остальные книги (кроме «Гитлера», которого я не читал) — «очень хорошо» или «даже лучше, чем очень хорошо».

  2. «Раз уж мы говорим тут об изнанке политических событий, то у этого «…дружественного визита…» русских моряков в Нью-Йорк и в Сан-Франциско тоже имелась некая изнанка… Официально — с дружественным визитом. Неофициально — как угрозу Англии, для возможного использования их против английской морской торговли»
    ///
    Изнанка была, и не одна. Если б русские эскадры оставались в русских портах, их вполне могла ждать судьба русского черноморского флота в недавно закончившейся Крымской войне. Для использования против английской морской торговли, их следовало на случай войны с Англией отогнать в нейтральные порты. А большинство стран не горели желанием портить отношения с Англией и особого гостеприимства не проявляли.
    У русских моряков был приказ — ни в какие военные действия между Севером и Югом не ввязываться, и даже избегать тех мест, где идут боевые действия.
    Что не мешает появлению статей, в которых американцев упрекают в неблагодарности — мол, не хотят вспоминать, как русские во время гражданской войны (тут довольно широкий спектр — от помогали до внесли решающий вклад в победу и защитили от нападения Англии на северян).

  3. С удовольствием прочитал ваш, Борис Маркович, разбор «Геттисбергской речи». Кажется, знаешь нечто хорошо, а внимательный взгляд историка открывает новые аспекты знакомой картиной. Кроме прочего, интересно было прочитать замечания по поводу
    «Правление народа, посредством народа и для народа» » и «Новой Нации, Посвятившей Себя Утверждению Того, что Все Люди Созданы Равными…».

    Только на днях, можно было прочитать замечание одного нашего коллеги: ««Фраза из Декларации независимости США о том, что «все люди рождаются равными», – заблуждение эпохи Просвещения, превратившееся сегодня в демагогически используемый миф, с которым пора расстаться. «Народ» (или большинство) не просто не всегда прав, но никогда не прав».

    Но «Геттисбергская речь» не только блестяще ответила на политические требования того дня, но стала живительной силой в реальной истории страны на долгие десятилетия. Более реалистических слов — трудно найти, хотя любой реализм сам оказывается историчным.
    Ваши тексты, обращенные в прошлое, очень своевременны. Спасибо!

    1. Борис Дынин
      — 2021-03-13 23:47:
      ==
      Благодарю вас, мой досточтимый тезка. Ваша похвала — приятна вдвойне.

    2. Борис Дынин
      — 2021-03-13 23:47:44(635)
      Только на днях, можно было прочитать замечание одного нашего коллеги: ««Фраза из Декларации независимости США о том, что «все люди рождаются равными», – заблуждение эпохи Просвещения, превратившееся сегодня в демагогически используемый миф
      ///
      Вот чего я не могу понять — почему в Декларации equal интерпретируют как «равными», а не «равноправными», если в этой же фразе объясняется, что под этим равноправием имеется в виду. То есть что эти данные Создателем права неотчуждаемы, их набор ограничен, и в него входят (но не исчерпывают его) жизнь, свобода и стремление к счастью.

      1. Александр Бархавин
        14 марта 2021 at 5:00 |
        Вот чего я не могу понять — почему в Декларации equal интерпретируют как «равными», а не «равноправными», если в этой же фразе объясняется, что под этим равноправием имеется в виду.
        =====================
        Александр, слова (особенно, такие!), их переводы и их значения толкуются и воспринимаются не однозначно и исторично. В толкованиях имеется общее, но в исторически обусловленных деталях дьявол играет, вызывая споры между людьми. Так они и играют свою роль в истории, включая политику.

  4. Оч-чень, очень интересно! Прекрасное свидетельство того, что полтора столетия назад дискуссия о гос. устройстве шла внутри элиты, но обращалась она все-таки к народу. И никто и не заикался о «глубинном гос-ве», хотя страной фактически правили военные губернаторы!

    1. Благодарю вас, уважаемый коллега.
      Перечитал текст, и вижу, что действительно — получилось неплохо.
      «Линкольн» в РФ не имел успеха, на всю необъятную страну разошлось всего полторы тысячи экземпляров, и это наложило отпечаток и на мое отношение к тексту:

      «Немного в книге авторской души,
      И видно, что писалось без азарта …».

      Но разбор «Геттисбергского адреса», тем не менее, сделан на приличном уровне.

      1. А я, дорогой мой автор, эту книгу загрузил на Флибусте ещё в 2012 и получил удовольствие

Добавить комментарий для Ilya G. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.