Юрий Моор-Мурадов: Поэзия, от которой захватывает дух, или Чего Бродский не сказал о Высоцком

Loading

На рубеже 1950–1960-х родилась новая поэтика. Смелая, без цензурных и идеологических оков; она сразу расширила лексикон, словарь, сделав легитимной массу слов, которые для официальной и официозной поэтики неприемлемы, недопустимы. Новая поэтика разрешила использование слов немыслимых ранее стилей.

Поэзия, от которой захватывает дух, или
Чего Бродский не сказал о Высоцком

(Из книги “Как закаляется стиль”)

Юрий Моор-Мурадов

Многие знают, что Иосиф Бродский сказал о Владимире Высоцком: у него замечательная рифма. Из этой его оценки как бы следует, что хорошая рифма и есть главное, есть причина успеха поэзии Высоцкого. Успеха — здесь нет сомнений — колоссального. Выдержавшего испытание временем.

Чего Бродский не сказал: откуда у Высоцкого взялась эта хорошая рифма? Богатую, свежую, не набившую оскомину рифму подыскать несложно — любой опытный версификатор в момент набросает вам кучу таких созвучных слов. Почему она нашлась именно для Высоцкого?

Перед эпохой Высоцкого в русской поэтики сложилась ситуация, что вроде бы все хорошие, богатые рифмы уже использованы предыдущими волшебниками слова. Пушкин, Лермонтов, Маяковский, Ахматова, Цветаева и сонм других великих поэтов 19 — первой половины 20 века. Видимо, поэтому многие советские поэты второй половины 20 века стали адептами ассоциативной и слабой рифмы, в которой достаточно совпадение одной ударной гласной и согласной буквы перед ней (примеры найдите, пожалуйста, сами, мне скучно этим заниматься).

Но исчерпанность богатых и свежих рифм было обманчивым; «дефицит» этот (в лучших традициях социализма) был искусственно создан висевшей над поэзией (как и на всей литературой) строгой цензурой. Как известно, идеологическая цензура по своей природе склонна к ужесточению, к затягиванию поводка, она работает как разгоняющийся маховик, она не ограничивается только идеологическим контролем, но влияет и на творчество, на поэтику, на стиль языка. (У Ильфа и Петрова это было — «Писателя наказали за творческий метод»?) Цензура, даже введенная из самых лучших побуждений и намерений (оградить детей, чувства верующих, женщин, меньшинств и т.д.), всегда и везде будет приводить к выхолащиванию языка; во-первых, сами чиновники-цензоры сужают рамки разрешенного, ужесточают сверх того, что предусмотрено властью, законом — боясь потерять свои теплые места (знаменитый принцип: лучше перебдить, чем недобдить); вслед за ними более строгими становятся редакторы изданий, издательств (тоже боясь наказания), в конечном счете включается самоцензура поэтов: «Такое не напечатают!»

Богатые рифмы приходят в голову любому, кто занимается рифмоплетством день и ночь. Но в условиях жесткой цензуры трудно, невозможно вплести в одно четверостишие фразы с незатертыми рифмами в конце; получившиеся стихи не будут пресными, выморочными, не получится выхолощенный текст, который заведомо пройдет цензурный барьер. А напечататься-то надо. И если даже зачесалась рука, и поэт написал такое — он сам же прячет свой бунтарский стишок в стол от греха подальше. Недавно нашли и опубликовали пару таких стихотворений даже у певца советской власти Рождественского. И не верится, что их написал человек, визитной карточкой которого было:

Спросим:
Будет знамя красное
над землей
алеть всегда?
… И судьба ответит:
«Да».
(«Мы судьбою не заласканы»)

И вот наступает эпоха, когда с одной стороны развитие технологии приносит дешевые бытовые магнитофоны в каждый дом, с другой стороны власть в СССР становится менее кровожадной, ослабляется репрессивный аппарат — и появляется новая поэзия, то, что я называю «неэфирная», созданная людьми, которые изначально не надеются получить «лит» (цензурное разрешение), но их творчество тем не менее дойдет до читателей/слушателей. Появился массовый спрос на поэзию, которой не нужно проходить редакторский контроль — и поэт наконец-то пишет без оглядки, без надежд на публикацию, надежд на эфир. Появляется внеэфирная бардовская рифмованная поэзия, пиком, апофеозом которой и было творчество Владимира Высоцкого.

Иными словами: на рубеже 1950–1960-х родилась новая поэтика. Смелая, без цензурных и идеологических оков; она сразу расширила лексикон, словарь, сделав легитимной массу слов, которые для официальной и официозной поэтики неприемлемы, недопустимы. Ярчайший пример — слово «еврей», с рифмой на которое — вдруг выяснилось — можно сочинить бесконечную песню («Кругом одни евреи»).

Новая поэтика разрешила использование слов немыслимых ранее стилей — сленг, просторечные, неграмотные (нарочито или естественно) слова. Поэты этой волны позволяли себе использовать для рифм слова с ошибкой, с неверным ударением, формы слов, которые не признаются современными словарями, хотя по идее они имеют право на существование: «побидю«, «маша́» («кладенцом своим маша́«). В последнем примере есть еще одно смелое слово: «кладенцом» — до Высоцкого мы не встречали этого популярного в русских сказках слова в творительном падеже. Как-то не принято было, принижало, профанировало слово, которое должно быть торжественным, боевым. Хотя и создано по всем правилам русской грамматики.

То есть новая, богатая, свежая рифма явилась следствием новой поэтики, освободившейся от цензурных оков.

Приведу вам примеры этой вот новой рифмы у Владимира Высоцкого, немыслимой еще совсем недавно, до второй половины 20 века.

«Песенка о переселении душ»:

  • Исуса — индусы
  • Мечтою — свиньёю
  • Нормальненько-начальника
  • Прорабом — баобабом
  • Искусы — индусы

В «Песенке о Мао Цзедуне»:

  • Потискать — артистки
  • Маху дал — па-худал
  • Цитат-гад
  • Плакса — Маркса

(Апропо: есть в этой зарисовке Высоцкого богатая скрытая рифма; поэт поет:

«Мао Цзедун —
Большой шалун…»

Но опытные слушатели слышат: «большой бл*дун»).

«Инструкция перед поездкой за рубеж»:

  • съел холодного язя — нельзя
  • лучше бытово — не того
  • живя в комфорте — фортель
  • времена — ни хрена
  • кореша́ — ни гроша
  • маху дам! — по мордам
  • дока — морока
  • ни в духу и ни в тую! — перекую
  • бигуди — не зуди!
  • не бузи — привези!

Щедрая россыпь новых рифм в песне-продолжении «Случай на таможне»:

  • нарываться — уругвайца,
  • Ох, как он сетовал — Где закон? Не́ту, мол! (просторечное «нету»)
  • рейс — Буэнос-Айре́с (нарочитый перенос ударения).
  • барыгуфигу,
  • притихтрипти́х

(Здесь неверное ударение из-за незнания автором верного: и в серьезной песне «Ноль-семь» Высоцкий поет: «Мне телефонистка — Мадонна, телефонная книга — трипти́х»).

  • истымиКонтрабандистами!.
  • подковыркоюс дыркою,
  • щи́колот — крестик выколот,
  • книгифиги
  • неспроста — Христа

(Сколько раз за предыдущие полвека «обоймные» поэты осмеливались упомянуть Христа?)

  • здесь ещё — моё детищё
  • ханыгуфигу
  • обшаришь — товарищ

Новые рифмы их других песен Высоцкого:

  • мурыжилвыжил
  • першиймиллионершей («Час зачатья я помню неточно»)
  • МУРепрокуратуре («Мы вместе грабили одну и ту же хату»)
  • залата́лсволота́
  • кофеЙоффе («Утренняя гимнастика»)
  • побоямиобоимиобоями («Ой, где был я вчера»)
  • было — 700 на рыло
  • прокукарекав — как человеков («Сказать по-нашему — мы выпили немного»)

В высказывании Бродского меня удивило, что именно богатые рифмы Высоцкого он выделил — их не так много, как у некоторых других поэтов; при этом расхожих, слабых, бледных, просто плохих и никудышных рифм у Высоцкого намного больше — и ничего страшного в этом нет, ими не брезговали и самые великие — Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Маяковский (который поклонялся рифме больше, чем даже великая Цветаева). Их масса у Евтушенко, Вознесенского, Рождественского.

В той же «Песенке о переселении душ» мы находим:

  • всем-насовсем
  • веком-человеком
  • жить-быть…

«Письмо рабочих тамбовского завода»:

  • погубить — жить
  • страдайте-снижайте
  • «Случай на таможне»:
  • Загрузил — провозил

«Нам вчера прислали из рук вон плохую весть»: шли-нашли — ну что тут гениального и великого?

Бродский не сказал — потому что не разглядел? — что новая рифма Высоцкого сама — побочный эффект новой поэтики; не рифма, а эта новая поэтика завоевала любовь миллионов. Я слабый знаток Бродского, не могу сказать, был ли он одним из представителей новой поэтики; то, что я у него читал, скорее было хорошим продолжением традиций Золотого и Серебряного веков. Могу только высказать догадку, что по этой причине Высоцкий намного популярнее Бродского. Бродскому в голову вполне могла прийти рифма «Париже — пассатижи», но он не знла бы, что с ней делать. А у Высоцкого вполне органично:

«Ваня, Ваня, Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже
Нужны — как в бане пассати́жи»
(«Письмо другу, или Зарисовка о Париже»)

Кстати, его поэтика идет от народа; он явно вспомнил: «Нужно оно мне, как чихание в бане».

Новая поэтика не появилась сама по себе. Она сама стала порождением внутренней свободы поэтов новой — неэфирной — волны. Свободы, которая дала им новые темы и возможность взглянуть на новые пласты жизни («Штрафные батальоны»). И уже это позволяет использовать новые фразы, немыслимые у официальной и официозной поэзии. Повторю еще раз эту цепочку: хорошая рифма — следствие новой поэтики, которая сама — следствие творческой свободы, творческой смелости.

Нынешняя молодежь, слушая Высоцкого, порой удивляется: а что было в них бунтарского, за что было запрещать, что здесь — нецензурное? Они не могут понять, что бунтарским было само обращение к не одобренной теме, само использование слов-табу типа «коммунист», или «партия», «милиционер», Маркс, «вождь» в непиететном контексте. Не говоря уже о слове «еврей». В те времена даже построение фразы могло звучать как вызов. (Об этом стоит написать отдельный трактат).

Творческая раскрепощенность и смелось дается далеко не каждому. На днях я писал в Фейсбуке о Марке Твене, который не посмел при жизни опубликовать свою книгу «Письма с Земли» с великими «Дневниками Адама и Евы». Твен в завещании попросил опубликовать их только по истечении 50 лет — что и было выполнено.

Творческая раскрепощенность и смелость — это вещь великая, и, возможно, самая главная в любом творческом процессе. Близкие к литературе эстеты могут прийти в восторг от удачной рифмы, великолепного эпитета («общепримиряющий»), от неологизма, от метафоры. Но миллионы простых людей в плен берет именно эта отвага, новизна взгляда — новизна для литературы, но близкая, узнаваемая и понятная народу.

Самым ярким проявлением этой новой поэтической смелости у Высоцкого является песня «Случай на шахте» (1962). Впервые за почти полвека на авансцену вместо парторга или партийного назначенца выходит вожак другого типа, другой идеологии, совершенно противоположной: бывший зэк, который зовет не спасать заваленного в шахте героя труда, а напротив — сделать все, чтобы он там остался, чтобы потом самим не страдать:

«Вот раскопаем — он опять
Начнёт три нормы выполнять,
Начнёт стране угля давать,
И нам хана.
Так, чтобы, братцы, не стараться…»

— призывает новый трибун — и ему удается убедить.

А свежие на то время рифмы: одна — хана, загладовец — и надо ведь, зэк — большого риска человек, стараться — с прохладцей, служил он в Таллине при Сталине — теперь лежит заваленный — что ж, это хорошо, это уже бонусы, неизбежное, как я объяснил выше, следствие новой смелой поэтики, которая сама — порождение человеческой отваги, от которой захватывает дух.

Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Юрий Моор-Мурадов: Поэзия, от которой захватывает дух, или Чего Бродский не сказал о Высоцком

  1. Приветствую, Вас, Юрий, с удовольствием вспоминаю наши разговоры и Ваши статьи в журнале Новая Флорида. Для облегчения понятия современной рифмы я бы разделил рифму письменную и рифму слуховую. Рифма письменная любой рифмоплет напишет. Высоцкий пользовался рифмой слуховой, а это наиболее сложная рифма.

  2. «Многие знают, что Иосиф Бродский сказал о Владимире Высоцком: у него замечательная рифма».
    —————————————
    Но он также высокомерно отнес его стихи не к поэзии, а к фольклору.

  3. Спасибо автору и редакции! Благодаря им увидел и прочел на одном дыхании замечательнейшую статью Якова Каунатора «Белый аист московский»…

      1. Не хотелось бы заниматься мелочной критикой (после- «Кафтаны и лапсердаки. Сыны и пасынки: писатели-евреи»)… И НЕ БУДУ.
        Вот только не следует смешивать «Божий дар с Яичницей«…
        Нет, я не об Австралии, я об соединении шестидесятников и «Детей ХХ съезда»)) «Братская ГЭС» Е.Евтушенко сочетается с «Большим Каретным», как фильм Штрафбат с к/фильмоми С.Говорухина.
        Несмотря на песни В.С. Высоцкого. Вертикаль и горизонталь…
        Шаламов со своими Колымскими рассказами и «Лонжюмо»…
        У «депо метафор», как у старухи — своя поруха:
        «…Настоящие эмигранты
        пили в Питере под охраной,
        воровали казну галантно,
        жрали устрицы и гранаты —
        эмигранты!
        Эмигрировали в клозеты
        с инкрустированными розетками,
        отгораживались газетами..» — — и это — после Треугольных груш и Гетто в озере…
        Боже милостивый! Что делалось, то и деется. Неужели Вы, В.С., с вашим опытом житейским, эмигрантским, старомосковским… приняли всерьёз текст, где смешались в кучу кони, люди… И залпы «Лонжюмо и ГЭС».
        ______________________________
        «..Не в этом дело.
        Как ты любил? Ты погубил,
        но погубил так неумело«
        Белла Ах.
        _____________________
        Прошу извинить, дорогой Юрий М-М. — на поле, где Вы рассказываете о возникновении новой поэзии, без цензурных и идеологических оков,
        я погрузился в болото «официальной и официозной поэтики».
        Однако, замечу: можно согласиться с тем, что «западные поэты… эстетически не могут забавляться рифмой»…что они, возможно, — «понимают — рифмы и размеры» ОБЯЗЫВАЮТ. Но, знай они Тютчева, никогда бы не перефразировали его «Мысль изречённая есть ложь»…
        Позволю себе напомнить — «Не только о Бродском « — Юрий К. и Лев Лосев
        Переписка 1985-88 годов Публикация Юрия Колкера:
        Дорогой Лев, болезнь помешала мне ответить немедленно на Ваше прекрасное письмо… Вы жадно ищете новизны, но что Вы возразите человеку, для которого это не главный критерий или даже вообще не критерий? который убежден, что все новое, по пословице, это хорошо забытое старое? Слов нет, перепевы скучны. Но талант не может не быть нов в том смысле, что он представляет новую человеческую индивидуальность, — этой новизны мне и довольно у тех, кого люблю и ценю.
        …Вообще: словом дилетант русского писателя не проймешь, дилетантами были величайшие: Тютчев, Толстой, Анненский, Ахматова. Зато каковы профессионалы! Федин, Дудин… — — Искренне Вас уважающий, Юрий К.

        1. Aвтору, вдогонку
          Надеюсь, Вы не в претензии, что я обёединил две ваши работы о поэзии, — две темы — рифмы и новаторстви, ответив в одном комментарии. Но — подробном )))
          С уважением, АБ

Добавить комментарий для Anatoly S Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.