Олег Кац: Мидраш об ушедшем штетле

Loading

И все, все, все они умерли. И имена их зачеркнуты в книге жизни. Но дух их витает над водами. Над заросшим прудом. Над пустырем, окруженном орехами и яблонями. Эл моле рахмим…

Мидраш об ушедшем штетле

Олег Кац

Олег КацЯ не родился в штетле.

В отличие от моих родителей.

Я уже второе или почти третье поколение ашкеназов, ушедших из ныне исчезнувшего мир.

Родители же были оттуда и вышли вовне, в свободный поиск будущего.

Для папы это был титанический исход.

Прямо из хедера — год подготовки в начальной и два в вечерней школе, потом рабфак.

Только представьте — за год освоить школьную программу вместе с совершенствованием языка общепринятого советского общения, упорядочиванием случайных знаний из популярной, старой гимназической и случайной технической литературы, которую он приносил с сахарного завода.

Мама рассказывала, как он читал позже, и видимо, такая система у него выработалась с детства.

Он приносил домой мешок книг, складывал стопками на табуретке и читал. Прочитанные книги бросал за диван. Чтобы не мешали.

Мешок в неделю.

А потом сдавал экзамены.

И языки. (Учитель немецкого объяснял — у-умляут: витянуть губки трубкой, чтобы сказать «у», а сказать «и-и-и»)

* * *

С жителями штетла я познакомился гораздо позже.

Сестра вышла замуж за человека, вышедшего оттуда на двадцать лет позже моих родителей и сохранившего язык, картавость и едкий обязательный юмор в каждой фразе. Красавца, чем-то похожего на папу. Ветеринара с «красным» дипломом.

А спустя несколько лет я познакомился с его родителями.

Они приехали в наш город купить материалы для работы кожу, суровую нитку, сукно.

У себя в местечке его папа слыл знаменитым сапожником. Правда, он шил не сапоги, а валенки. Это не валялось, а делалось из черного сукна, простегивалось с ватой и ситцевой подкладкой и обшивалось кожей. Выглядело аккуратно и не без изящества и прекрасно гармонировало с лагерными ватниками… а ситцевые отвороты — с пестрыми головными платками. А в сочетании с калошами это много лет было основной обувью половины страны на все времена года.

Его еще местечко славилось двумя оставшимися мастерами — им и потомственной колбасницей, которая делала на продажу колбасу по старинному семейному рецепту и НИ РАЗУ в жизни ее не пробовала — она же была трефная.

Они приехали со своими двумя кастрюлями и курицей, зарезанной резником.

Они не умели пользоваться туалетом и водопроводом.

Она не умела читать, а он знал Тору наизусть.

— А у вас тут тору можно найти? — спросил старик несколько свысока, ознакомившись с нашим нееврейским бытом.

Я снял с полки толстый двухтомник-билингву с надписью на первой странице «для употребления евреям».

— О! — его это удивило.

Он с видимым удовольствием открыл Пятикнижие, нашел какую-то страницу и закрыв глаза, стал нараспев ее декламировать (как я потом понял, очередная страница для ежедневного чтения).

Я проследил за ним и дождавшись паузы, прочел последние прозвучавшие строки по-русски.

Это его ошеломило.

— Как, ты умеешь перевести?

Мне стоило больших усилий объяснить, что я просто читаю перевод рядом с текстом. И только потом до меня дошло, что он просто не очень умеет читать.

Спустя пару лет я тоже приехал к ним в гости.

Дом стоял на большом участке, обсаженным старыми орехами и яблонями.

— Здесь рядом никого не осталось — сказал старик.— Это конечно, была не главная улица, но и не окраина. . А теперь это самый край. Кого убили, кто умер. Кто-то уехал.

Он с гордостью показал дом, построенный и многократно перестроенный лабиринт. Где гордостью была большая с зеркальным шкафом, сервантом, люстрой и телевизором. Где в дверях почти каждой была мезуза, потому что самый первый дом был всего из двух комнат — жилой и курятника.

— А это вход в подвал. Там дети и жена всю войну просидели, ночью выходили подышать.

Об этом я уже знал.

Муж сестры родился перед самой войной. Местечко попало в зону румынской оккупации. Почти никто не эвакуировался. Но семьи прятали в подвалах, и только кормилец, зарегистрировавшись в управе как полезный мастер, мог относительно свободно передвигаться в пределах штетла и добывать необходимые продукты — их было не так много и нужно — вечные соль, спички, керосин и сахар. Крупы. Рыбу из общественного пруда, который раз в пять лет чистили бородатые старооборядцы. И курицу от резника. Другую жена отказывалась есть и давать детям до самой смерти. И обмануть ее было невозможно.

А будущий муж сестры был младшим и до конца оккупации так и не начал говорить.

Зато потом у него обнаружился талант саванта — он совершал в уме и мгновенно все арифметические действия с многоразрядными числами… И закончил ветеринарный институт с отличием. И стал главным ветеринаром-контролером крупнейшего мясокомбината страны.

Потом старик — его звали Мошко — показал мне с гордостью, как он обустроил стульчак в уборной по типу городского. И показал, как шьются стеганые валенки на зингеровских машинках. И сводил к знаменитой девяностолетней колбаснице.

— Ривке, шолом.

_— Шолом, шлемазл — она сказала это из сумрака через маленькое окно застекленной веранды. — А он что, гой?— она посмотрела на меня неожиданно яркими голубыми глазами.

— Нет, он еврей из Егупца. Городской. Это же брат моей золовки.

— Зачем же ему моя колбаса?

— Слушай меня, Ривке. Я привел тебе покупателя. Мало ли зачем ему твоя колбаса!

И она протянула мне из окошка два еще горячих тяжелых кольца с аппетитным запахом незнакомых мне пряностей. Пальцы ее были темными и узловатыми, с пораженными артрозом натруженными суставами.

Мы возвращались мимо спущенного пруда, откуда бородатые добродушные «кацапы» развозили тачками по огородам черный ил, обнажая золотистый песок дна.

А уже дома, ловко строча валенок, рассказал мне, почему «этот гозелен Хитлер» ненавидел евреев.

— Он, этот гозелен, влюбился в еврейку. И ее отец спросил — а кто ты такой? — Я художник.— Это богопротивное занятие. Вот если бы ты рисовал вывески или цветы в синагоге.

— Этот мишуге пошел к ребе и подрядился подновить порченные временем рисунки и позолоту в старой синагоге. А надо было это делать ночью, когда никого нет. Он потел над рисунками и вонял козлом, а под утро проголодался.

Стал искать еду — а какая еда в синагоге? это даже не Песах — и нашел банку с маринованными в уксусе мясными колечками. Начал, конечно, их есть, доставал задним концом своей самой маленькой кисточки и ел.

Но тут пришел ребе и спугнул дурака.

И увидел разбросанные кусочки крайней плоти.

Ой, что там было! Вы даже не представляете, что там было! И какое вообще может быть сватовство после такой глупости?

И тогда этот Хитлер возненавидел себя и еще больше евреев… потому что любой еврей мог показать на него пальцем — смотрите, люди, это он, тот самый!

… Когда старый Мошко умер, — а дети давно разъехались по всему миру, стали врачами, учителями и инженерами — младший сын забрал мать к себе, на пятый этаж хрущевки с наклонным потолком вместе с ее кошерными кастрюлями и курицей, зарезанной у резника в райцентре.

А спустя год сын поехал на родину продать за бесценок заколоченный старый большой дом и увидел пустырь, окруженный яблонями и орехами. А дом и туалет со стульчаком из старого стула разобрали односельчане… потомки шабес-гоев и просто добрые и недобрые соседи.

Тогда он поплакал на пустыре и вернулся на свой пятый этаж, где с балкона был виден постамент с реактивным истребителем и самая высокая в Европе телевышка.

И потом она умерла там, на пятом этаже, подружившись с моей сестрой в конце жизни, даже доверяла ей трогать эти ее кастрюли.

И все, все, все они умерли. И имена их зачеркнуты в книге жизни.

Но дух их витает над водами.

Над заросшим прудом.

Над пустырем, окруженном орехами и яблонями.

Эл моле рахмим…

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Олег Кац: Мидраш об ушедшем штетле

  1. Спасибо! Вспомнил своего деда и бабушку в Бердичеве. Так теплые воспоминания о минувшем в одной семье, вызывают в памяти дорогие образы из прошлого другой семьи, и возвращают к жизни тех, кто уже не с нами.

  2. Это не рассказ. Это из жизни. Моих предков, например. Отца учившемся в хедере…
    Спасибо!

Добавить комментарий для Don Kapada Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.