Генрих Иоффе: Из жизни незамеченных замечательных людей

Loading

«Девушке-красавице (он посмотрел на мою сестричку) вон в том углу удобный топчан налажу, а парнишке — второй этаж сооружу. Палати от стены к стене протяну, ему там самая жизнь будет. А то еще наушники проведу, Левитана будет слушать…»

Из жизни незамеченных замечательных людей

Генрих Иоффе

 Генрих Иоффе Дядя Яша

До начала 30-х гг. в нашем «околотке» (это между 3-й Мещанской и Орловским переулком) был большой церковный двор. А в нем — старинный Храм святого Трифона Мученика. Здесь же во дворе находились четыре двухэтажных домика, где жили священники и церковная обслуга. Храм в 1931-м году взорвали, а домики не тронули. Со временем они дряхлели и хламели, а жильцы в них менялись. В одном из них проживал дядя Яша-сапожник. Был он длинный, сухой, всегда ходил в подшитых валенках выше колен, потому что у него с ногами было неважно.

В то время на промтовары, в том числе и обувь, был дефицит. Поношенные вещи не выбрасывали, а чаще отдавали в ремонт. Вот и шла вся наша округа чинить ботинки или там туфли к дяде Яше.

Входишь к нему, он сидит на своем рундучке гвоздики губами зжимает: чьи-то ботинки чинит. Освободился, говорит:

— Твой заказ готов. В срок, как договорились. Можешь забирать.

— Вот, — говорю, — спасибо. Что я Вам должен?

— А не торопись, погоди, я тебе сейчас объясню подробно что я делал и сколь стоит каждая операция.

— Да не надо, дядя Яш! Назовите общую сумму, я знаю: Вы никогда лишнего не возьмете.

Но нет, он подробнейшим образом обьясняет.

— Вот, видишь, новый каблук приточил, здесь набойку поставил, а тут металлическую пластинку…

И пока все не объяснит, не остановится.

Честнейший человек. Действительно, великое в малом.

Сонька, Фанька, Милька и Изька

На Трифоновской улице, недалеко от церковного двора — двухэтажный деревянный дом. Дом?! Самое лучшее, что с ним можно было сделать — это снести его. А как снесешь, если он заселен «под завязку». Битком набит. Потрескавшиеся рамы окон первого этажа до земли достают, а на них как-то еще болтаются проржавевшие железные решетки. Возможно, там, за этими покосившимися с болтающимися железяками окошками, в нэповские времена или раньше лавка или какой-то склад ч были.

А теперь сюда вселился дядя Пейсах — маленький одноглазый портной, который шил телогрейки для рабочих — ватники — и продавал их неподалеку, на Марьинском рынке. Семья у дяди Пейсаха была немалая: три дочки и два сына. В нашей округе молодежь полными именами не называли: не Коля, а Колька, не Виктор, а Витька, не Тамара, а Тамарка и т.п. Ребят дяди Пейсаха именовали Сонька, Фанька, Милька, Изька, Генька. Изька у них был главным: стройный, крепкий, хороший танцор…

Когда я шел к травмайной остановке на работу, встречал их, большей частью Соньку и Фаньку.

— Здравствуйте, — говорил им, — шолом алейхим!

И происходило нечто удивительное: их не очень красивые и озабоченные лица освещались каким-то тонким внутренним светом, набегающей светлой волной

симпатии.

— Почему тебя у нас давно не было? — спрашивала Сонька. — Приходи! И Изька будет рад. Возьми Кольку и Вальку Белугина. А я вам фаршированную рыбу сготовлю, я это хорошо умею, Фанька вон подтвердит!

И когда я уже уходил, слышал вдогонку их крик:

— Так обязательно приходите! Ждем!

Они звали к себе, к тому, что у них было… Доброта выше красоты.

Хрисанф Михайлович

Мы вышли из эвакуационного поезда на станции удмуртского города Глазов. Тут выяснили, что нам следует обратиться в эвакопункт. Там за столом, заваленном бумагами, сидела женщина, закутанная платками. Было очеь холодно, мороз за 40 градусов.

Она расселяла эвакуированных. Увидив нас, покачала головой:

— Господи, к кому же вас направить? Все вроде уже занято. Ну, что делать?

В этот момент дверь приоткрылась и с ворвавшимся клубком свирепо-морозного воздуха в комнату боком проскользнул человек. Он был небольшого роста, в подпоясанном полушубке. Потопал ногами, сметая снег с валенок, поздоровался.

— А-а, — сказала женщина за столом, — Хрисанф Михалыч! Вот кстати! Возьми к себе этих вот на квартиру. Берешь?

— Дак как не взять? Куда ж им теперь прислониться? Надо плечо подставить. Сталин как сказал: «Братья и сестры!».

Так мы познакомились с Хрисанфом Михайловичем. Небольшой его дом стоял на городскй окраине. Комната, которую он нам открыл, была узкой и длинной, как пенал.

— Понимаю, понимаю, — сказал он, — какие это хоромы, да уж вы не осудите: все занято ленинградцами. Но я уж как-нибудь уделаю.

— Девушке-красавице (он посмотрел на мою сестричку) вон в том углу удобный топчан налажу, а парнишке — второй этаж сооружу. Палати от стены к стене протяну, ему там самая жизнь будет. А то еще наушники проведу, Левитана будет слушать. Ну, как, согласен?

— Еще бы! — сказал я.

И сколько же книг прочитал я, живя на «палатях Хрисанфа Михайловича!

Мы прожили у Хрисанфа Михайловича больше двух лет. Настало время возвращаться в Москву. Хрисанф Михайлович провожал нас. Вот буферные сцепления вагонов заскрипели, состав дрогнул и, набирая скорость, двинулся. Собравшись у окна, мы смотрели как Хрисанф Михайлович шел по плтформе, махая нам руками. Но вот платформа кончилась, и он исчез Из наших глаз, но не из памяти.

Александр Исаевич

Нет, речь пойдет не о Солженицыне. Персонаж этого очерка и автор «Архипелага Гулага» только тезки. Ничего общего у них больше нет. С Александром Юхтом я познакомился давно, в Ярославле, где нас обоих не приняли в аспирантуру пединститута. Пунктиры помешали, пункт № 5. Потом прошло много лет, и я его случайно встретил в густом дыму курилки тогда еще библиотеки Ленина

Выяснилось, что он теперь зав. исторической редакии большого издательства.

— Мне как раз редактор нужен. Пойдешь? — спросил он.

— Разуюсь и бегом! А пятый пункт?

— Мое дело.

На испытание и пробу он дал мне чью-то политброшюру и велел придти через день:

— Пойдем к главреду.

Главред Оганесян покрутил мою пробную брошюру, спросил фамилию. Когда я назвал себя, заметил, что губы его слегка покривились.

На следующий день Юхт сказал мне, что решено отправить мой «вопрос» на Старую площадь: главный побаивается взять его на себя и считает, что дело не пройдет. А через неделю я был оформлен в отделе кадров, и Юхт расказал мне, что ему звонил со Старой площади консультант и сказал:

— Ну, что вы этого парня муд…. ете? Подходящий вам человек! Ты-то чего трясешься? Две солдатских Славы получил, а твой главный БГТО не имеет. Оформляйте! Дурь-то показывать не надо!

Вера

Это было в белоруском местечке Дорговичи. Сын моего деда поехал в Москву поступать в институт. Поступил, поехал домой на побывку и по пути заразился сыпным тифом. Страшно тяжелым. Впал в жуткий бред, кричал, никого к себе не подпускал. Да все и боялись подойти. Тогда младшая сестра Вера сказала:

— Я пойду.

Находившийся тут фельдшер Залман взял ее за руку:

— Он прогонит тебя, а еще хуже — ты заразишься. Сто процентов.

Но она прошептала:

— Бог поможет. Я-Вера.

Дед вытер слезу и сказал:

— Иди!

И она пошла в комнату тифозного брата. И поразительно было то, что он встретил ее спокойно. Только хрипло спросил:

— Ты кто?

Она ответила:

— Вера, твоя сестричка.

И она ухаживала за ним до полного его выздоровления: кормила, мыла, стирала белье.

Прошло много лет. Вера жила и работала в Москве диспечером на автобазе. Там были шофера, которые норовили увернуться от дальних и трудных поездок. Но с Верой у них этого не получалось. Маленькая и худенькая, она подходила к какому-нибудь верзиле, лениво стоявшему и курившему у своей машины и спрашивала:

— Почему стоишь? Тебе ехать надо!

И верзила тушевался, смущенно отвечал:

— Ну, Вера Павловна, не сердись! Ну, вот еду-еду, еще пару раз курну и еду!

Она жила па Зацепе в 8-ми метровой комнате с мужем, хронически больным и ухаживала за ним так же, как когда-то за братом. А он каждый день целовал ей руки.

Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Генрих Иоффе: Из жизни незамеченных замечательных людей

  1. Отлично!
    Мне пришлось породниться с уроженкой Глазова.
    Сам город Глазов славен фабрикой деревянных линеек и угольников.
    Вокруг города был(?) десяток огромных лагерей.

  2. В.Ф.8 мая 2021 at 21:21 |
    Кстати, имя «Генка» пишется без мягкого знака.
    ============
    О чём Вы? Это ведь не мальчик Гена, а девочка Геня.
    И мальчик Миля, например, — Милька, а не Милка,

  3. А то еще наушники проведу, Левитана будет слушать…
    —————————————-
    Это вымысел. До войны имя этого диктора вряд ли могло быть известно жителю города Глазова. Левитан прославился гораздо позднее. Ещё только начались ежедневные сводки «От Советского Информбюро».
    Кстати, сегодня эти образцы сценической речи, 108 слов в минуту, неповторимый «старомосковский выговор», норма русской орфоэпии, — всё это решительно выброшено с ТВ и радио. «Московское» явно недолюливают. А когда-то Маяковский (сам провинциал) писал:
    Берёзы от леса до хат
    бегут, листками вороча,
    и чист — как-будто слушаешь МХАТ,
    московский говорочек.

    Сегодня дикторы и дикторши трещат как пулемёты, не очень внятно. Кто не понял — его проблемы. Наше дело прокукарекать, а там хоть не рассветай.

  4. Хорошие миниатюры. Мне знакомы эти места. Я пять лет ездил на трамвае по этой улице ежедневно. По Трифоновской улице ходил трамвай №5 от 2-й Мещанской до Бахметьевской ул. (теперь она ул. Образцова, но не того знаменитого Сергея Образцова, который был режиссёром кукольного театра, а его отца, профессора МИИТа, ин-та инж ж/д транспорта, расположенного как раз на бывшей Бахметьевской). Там сохранилась старинная часовня св. Трифона, она и теперь видна около больницы МОНИКИ.
    Кстати, имя «Генка» пишется без мягкого знака.
    Стараюсь не пропускать ничего из публикаций Генриха Иоффе.

  5. Очень хорошо, что вы написали об этих людях — не стоит земля без праведника.

Добавить комментарий для В.Ф. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.