В июне 2001 года, через 10 с небольшим лет после отъезда, мы с женой приехали на пару недель в Ленинград, повидать родственников, встретиться с друзьями, посетить могилы, вспомнить город. Город стал другим. Не изменилась только природа, остался прежним наш любимый маршрут…

Михайловский сад

Ностальгическое эссе́

Шмуэль Данович

Построенный на болоте Ленинград никак нельзя назвать зелёным городом, по крайней мере его центр, не часто встретишь скамейки под деревом на бульваре или в сквере.

Да, я знаю, что города с таким названием сегодня нет, а есть уже почти как три десятка лет город Санкт Петербург. Но я родился в городе под названием Ленинград, вырос в городе под названием Ленинград, и уехал из города под названием Ленинград. Уехал, страшно подумать, более чем три десятилетия тому назад.

Но вот в самом центре этого построенного на костях и болотах каменно-гранитного города есть зелёный оазис, территория, совсем небольшая по размеру, начинающаяся от гранита великолепной невской набережной. Это — знаменитый Летний сад с копиями античных статуй.

Я вдоль Фонтанки выхожу к Неве
В дожде осеннем Летний сад пустынен
Бьют монотонно капли по листве
Богини мраморные стынут.

А справа от него, если стать спиной к Неве, за Лебяжьей канавкой распласталось Марсово поле с могилами погибших в феврале 17-го. Ах, какая сирень цветёт на Марсовом поле в июне!

В Ленинграде июнь, это время любви
И на Марсовом поле всесилье сирени…

А наискосок от Летнего сада через Садовую (!) улицу и напротив Марсова поля на другом берегу реки Мойки зеленеет летом (и чернеет голыми деревьями на белом снегу зимой,) совсем не знаменитый Михайловский сад. Сад моего детства и юности.

В нём меня выгуливала няня, туда я потом, школьником сегодня не существующей 217 школы, приходил играть в футбол весной и осенью и кататься на лыжах зимой.

С одной стороны сада — улица Садовая, делающая в этом месте изгиб, что так не свойственно городу с его прямыми, параллельно-перпендикулярными улицами. Мне эта привычка к геометрии параллельно-перпендикулярных улиц, когда, стоя на перекрёстке двух улиц можно сначала пройти квартал вперёд, а потом на следующем углу повернуть налево, а можно сначала повернуть налево, а потом направо и оказаться в том же месте, сильно мешала мне эта привычка в старинных европейских городах с их извилистыми узкими улочками.

В сад можно зайти через двое ворот. Одни — со стороны Садовой, как раз напротив Инженерного замка, другие со стороны канала Грибоедова, напротив храма «Спаса на крови». Два места, где были убиты императоры — в Инженерном (тогда Михайловском) замке задушен своими гвардейцами Павел I — «русский Гамлет», на набережной канала Грибоедова (тогда Екатерининского) взорван народовольцами его внук, Александр II — «освободитель».

Но тогда, проводя многие часы в этом саду, я абсолютно не задумывался о таком соседстве с историческими местами Государства Российского.

Жил я в минутах десяти от сада на маленькой и тихой улице, названной в честь одной из убийц царя Софьи Перовской. Раньше она называлась (и называется сегодня) Малой Конюшенной. Симпатичная улочка с бульваром посередине начиналась от Невского, напротив Казанского собора.

Я помню такие автобусы и кондукторш, сидящих на возвышении у задней двери. А вот трамвайных рельс уже нет — их разобрали на 2 года раньше.

Параллельно с ней со стороны Адмиралтейства — шумная улица Желябова (раньше и сегодня — Конюшенная) со знаменитым, и большим по тем временам, Домом Ленинградской Торговли (ДЛТ), театром эстрады Аркадия Райкина, окошком пышечной и ОВИРом. Со стороны Московского вокзала — канал Грибоедова с не менее знаменитым Домом Книги на углу с башенкой, увенчанной земным шаром.

Я выходил из ворот дома, по диагонали пересекал улицу и шёл по коротенькому Чебоксарскому переулку, на каждой стороне которого всего по одному дому. На одной стороне, стороне Невского — больница. А на другой — дом со знаменитой двухэтажной писательской надстройкой. В то время там жил и Зощенко. Мы, наверное, ходили с ним в одну булочную на углу Невского. Но, если честно, то я сегодня не уверен, что знал в то время это имя. Другое дело — Жюль Верн или Валентин Катаев. (Жюль Верна я прочёл полное собрание сочинений из школьной библиотеки).

Доходил до набережной канала, чуть поворачивал направо в сторону Невского, по узкому пешеходному мостику под названием Итальянский переходил на другой берег и поворачивал налево.

Проходил мимо тяжеловесного здания Гипрошахта, пересекал Инженерную улицу и вдоль здания Русского музея, вход в который со стороны канала был всегда закрыт, шёл к саду.

Вот он, мой почти ежедневный маршрут.

И я совсем не думал о том, что этим путём последний раз в своей жизни ехал царь. Его карета повернула с Инженерной улицы в сторону сада, где его ждали Рысаков и Гриневицкий.

На месте теракта воздвигли храм «Спас на крови», так разительно отличающийся от всей архитектуры императорского Санкт-Петербурга.

Над всегда закрытыми воротами во внутренний двор музея можно было разглядеть круглую меховую шапку на голове царя Александра III. Знаменитый и осмеянный многими памятник работы Паоло Трубецкого был туда перевезён ещё до войны с площади Восстания перед Московским вокзалом. Правда, воздвигнутый на его месте гранитный обелиск украшает город ещё меньше.

В те годы здание храма выглядело иначе, вначале в нём были какие-то склады, а потом оно всё время стояло в лесах реставрации, а я запомнил старушек, молившихся у стены храма на маленькой площадке между храмом и набережной.

Поворачиваешь с набережной направо и идёшь вдоль великолепной решётки к воротам.

Примечание. Все эти фото не мои, я нашёл их в Сети. Я начал фотографировать в 1958 году, когда мне подарили фотоаппарат Смена-2, но тогда было не то, что сегодня, когда снимаешь телефоном без раздумья, а стереть неудачные снимки проблемы нет. Тогда ценился каждый кадр, в плёнке их было всего-то 36! Но я всё же нашёл 2 снимка Михайловского сада, которые я сделал зимой 1958 года.

Какую тяжёлую одежду тогда носили!

А это уже в саду. Присела — моя детская подружка Тома. Она жила на улице Желябова, помню, я ходил к ней смотреть телевизор. Её отец был музыкантом в оркестре Малого оперного театра, помню, как мы подбежали к нему, стоявшему, поджидая дочку, в оркестровой яме в антракте Щелкунчика.

Почти сразу же после ворот по правую руку была небольшая детская площадка с маленькой деревянной горкой, с которой катались зимой на санках. А если после площадки повернуть налево вглубь сада, то почти сразу же оказываешься перед Мариинским дворцом. (Вообще весь сад от ворот до ворот можно пройти минут за пять)

Но он меня интересовал намного меньше, чем пруд впереди, с берегов которого зимой я катался на лыжах. И вообще, признаюсь, тогда я меньше всего думал об истории.

Сейчас же, как мне кажется, нельзя не привести историю сада хотя бы в двух словах. В начале XVIII века на этом месте был создан, одновременно с принадлежащим царю Петру Летним садом, сад с резиденцией его супруги Екатерины I. На том месте, где сейчас находится павильон Росси, был построен небольшой деревянный дворец, названный «Золотыми хоромами». Сад назывался тогда «Третьим летним», так его отличали от двух первых садов, принадлежавших царю (второй был на месте теперешнего Инженерного замка) и занимал намного большую площадь вплоть до Невского проспекта. В саду находились амбары, конюшни, дома для садовников, винотеки, росли яблони, стояли оранжереи и теплицы, где выращивались бананы и ананасы.

При Елизавете сад был реконструирован, деревья стали подстригать в форме геометрических фигур, вырыли пруды, расставили скульптуры, установили качели, карусели, горки для катания, построили павильоны и императорскую баню на берегу Мойки. Когда в 1825 году был построен дворец для сына царя Павла I, младшего брата царей Александра I и Николая I, Великого князя Михаила (дворец так и назвали — Михайловский), сад стал дворцовым и тоже получил имя Михайловский. На берегу Мойки, на том месте, где был дворец Екатерины I, архитектор Росси построил изящный павильон, а вдоль Садовой улицы была установлена чугунная ограда (почти на 100 лет раньше ограды с противоположной стороны сада). Когда в 1898 году Михайловский дворец стал музеем императора Александра III (Русским музеем) сад был открыт для свободного посещения (за исключением собак и солдат, о чём предупреждала специальная табличка).

В 1939 году с левой (если стать лицом к саду) стороны от входа, который напротив храма, ближе к берегу Мойки построили туалет и спортивную площадку.

На ней я играл в футбол, а зимой там заливался каток, но на коньках, увы, я кататься так и не научился.

В июне 2001 года, через 10 с небольшим лет после отъезда, мы с женой приехали на пару недель в Ленинград, повидать родственников, встретиться с друзьями, посетить могилы, вспомнить город. Город стал другим. Не изменилась только природа, остался прежним наш любимый маршрут, когда мы приезжали на электричке в Комарово, шли к Щучьему озеру, заходя по дороге на кладбище к могиле Ахматовой, а искупавшись в озере спускались к Приморскому шоссе и ехали на автобусе дальше на вокзал Зеленогорска.

Но это отдельная история, а вспомнил я её, потому что вспомнил, что я написал про Михайловский сад, рассказывая о той поездке:

В Михайловском саду, где раньше и подумать нельзя было пройтись по газону, а вечерами, даже светлыми июньскими вечерами, после того, как милиционеры и сторожа выгоняли всех на улицу, спускали овчарок, чтобы никто не проник через разбитую решётку внутрь охраняемого объекта, так вот, теперь лежат на газонах и загорают дамы, совсем как в лондонских парках, а некоторые ещё и «топ-лесс!»

Вернусь в 60-е годы.

В последнем эпизоде недавнего сериала «Ход королевы» гениальная шахматистка Бет Хармон побеждает на шахматном турнире в Москве и по пути в аэропорт видит любителей, играющих в парке. Она просит остановить машину и подходит к шахматистам чтобы сыграть с ними. Шахматы в послевоенное время были национальным видом спорта в СССР. Играли всюду и все. Играли в перерывах лекций и на лекциях, в обеденных перерывах, в поездах и на пляжах. Играли и в Михайловском саду.

В основном гоняли 5-ти минутный блиц, хотя были и те, кто предпочитал 3-х минутный.

Я, конечно, тоже интересовался шахматами, следил за всеми матчами за звание Чемпиона мира (а сегодня даже не помню имя чемпиона), но среди этих шахматистов меня быть не могло, в шахматы я тут не играл, мой уровень был не достаточен.

В Михайловском саду я играл в настольный теннис. Посмотрите на фото. Сквозь деревья проглядывает здание павильона Росси. Если идти к нему по этой аллее, то в нескольких десятках метров перед ним на небольшой площадке стояло высохшее дерево с вырезанными человечьими головами.

Я запомнил объяснение, что дерево символизирует три этапа революции в России, а вот кто эго создал, никто не знал. Сейчас во всезнающей Сети я нашёл, что называлось оно “Дерево свободы” и создал эту деревянную инсталляцию в 1929 году скульптор Соловьёв, а символизировала она три этапа жизни русского народа: крепостное право, борьбу с угнетателями и торжество добра и справедливости. (Да, именно к 1929 году справедливость восторжествовала окончательно…)

Вот на этой площадке рядом с деревом и стоял теннисный стол. Народу играть собиралось много и разных возрастов, (в памяти остался один, как мне тогда казалось, очень пожилой мужчина, которого все называли по фамилии — Аксельрод), играли навылет и чтобы ждать было поменьше, игра прекращалась при разрыве в 10 очков (тогда партия игралась не как сейчас до 11, а до 21 очка).

Играл я средне, где-то на уровне 2-го разряда, а моим высшим достижением было не слишком успешное участие в командном первенстве ленинградских вузов. Но играть я очень любил и люблю сегодня, у нас на балконе стоит стол, за которым я играю с женой (что очень нас выручило во время карантина) и учу играть внука.

А начал я играть со своим школьным, с 4-го класса, товарищем Осей, который сегодня живёт в Нью Йорке. Играли в комнате в квартире на улице Перовской, комната была большой — 32 квадратных метра, мы раздвигали обеденный стол и играли на нём.

Об истории нашей семьи я рассказал в статье «Память слова«.

Вот маленький отрывок из неё:

…[жили] с 20-х годов — на улице Софье Перовской (раньше и теперь — Малая Конюшенная) д. 3, в доме, построенном в 1902-04 годах российско-шведским архитектором Лидвалем (тот, кто построил гостиницу Астория) как доходный дом при шведской церкви Святой Екатерины. В моё время в её здании располагалась клуб «Трудовых резервов».

… В большой «барской» квартире жили семья бабушки и семья её брата Эммы. Потом квартиру разделили и нашей семье достались 4 комнаты с входом по чёрной лестнице со двора. Как я уже писал, после возвращения из эвакуации маме удалось отсудить 3 комнаты и квартира стала коммунальной. После смерти бабушки мы потеряли самую маленькую комнату, метров 9. Мама очень подружилась с вселившейся туда Еленой Александровной…

Мама часто вспоминала потом, как она ходила с ней в БДТ на Идиота со Смоктуновским, а я жалел, что не со мной. Наверное тогда решила, что я ещё маленький.

После смерти бабушки в августе 1958 года продали её рояль Беккер и в комнате освободилось место, чтобы раздвигать обеденный стол и играть в теннис. К тому же незадолго до её смерти немного места освободилось, когда тем же летом провели паровое отопление и разобрали большую кафельную печь в углу. А я ещё помню, как помогал таскать дрова из поленниц во дворе.

Вообще особенности того быта поражают. Коммунальная квартира, правда небольшая, ванная есть, но пользоваться ею нельзя, и я с папой хожу раз в неделю в баню (помню, как банщик приносил ему в раздевалку бутылку пива), но с нами живёт домработница Валя, Валентина Дмитриевна Тихомирова, мама продолжала с ней дружить до самого нашего отъезда в 1991 году. И ещё у нас живёт портниха Вера Ивановна. (Помню её швейную машинку Зингер на столике у окна.) Она ходит по своей клиентуре и занимается починкой и перелицовкой одежды. Нас, как я понимаю, она обслуживала бесплатно и вне очереди. Можно себе такой образ жизни представить сегодня?

Играть в настольный теннис в сад я приходил уже не со стороны канала Грибоедова, а через ворота с противоположной стороны, с Садовой. Как говорят в Израиле: «аварну дира» — мы сменили квартиру.

Вот ещё маленький отрывок из той статьи:

Сколько я себя помню, мама и папа всё время занимались обменом, мечтая об отдельной квартире. В 1961 г. наконец нашли обмен, и мы переехали на ул. Войнова д.3 (бывшую и теперь Шпалерную). Обмен состоялся благодаря маленькому закутку, оставшемуся при перегораживании коридора при разделе квартиры. По обмену в одну из комнат, метров 15, рядом с закутком, должны были въезжать мать и дочь, и они соблазнились возможностью параллельного приёма кавалеров.

Заканчиваю. Когда мы уезжали в марте 1991 года (об этом моя статья ИСХОД–90) мы уезжали НАВСЕГДА. Никому и в голову не могло прийти, что можно будет просто так взять и прилететь на несколько дней, как я сделал в позапрошлом году, на встречу одноклассников. (Правда сегодня, увы, особо никуда не полетаешь, но ведь кончится же когда-нибудь эта пандемия!).

И нам захотелось взять с собой что-нибудь на память о той жизни, которой мы дружно сказали: «Прощай!» У жены в школе была учительница, муж которой был профессиональным художником. Когда он спросил, какой городской пейзаж мы хотим, чтобы он нарисовал для нас, ответ был мгновенен: нарисуйте, пожалуйста, Портик Росси в Михайловском саду.

Эта картина висит у нас на стене в салоне.

А на других стенах висят сувениры из тех 52 стран, в которых нам посчастливилось побывать. Успели до пандемии.