Михаил Идес: Диалоги с Организмом

Loading

Уклад и образ жизни был почти деревенский. Были поленницы дров и запасы угля на зиму; куры, яйца и орущие по утрам питухи; вода в колонке; сохнувшее постоянно на веревках белье, от солдатско-семейных трусов до колен и женско-китайских трико с начесом, до хрустящих от мороза и крахмала сорочек…

Диалоги с Организмом

Михаил Идес

Вместо предисловия

Почему «вместо»?

Потому, что когда Предисловие пишется как пояснение или расшифровка последующего, это значит, что книга либо слишком умная, либо наоборот.

В написанном мною есть, видимо, и умности, и глупости, возможно. Но я не преследовал какую либо сверхзадачу. Перед глазами всегда стояла небольшая группа дорогих мне людей, для которых эти записи копились в течение ряда лет. И для них, а не «для широкого круга читателей» они и были предназначены.

Главные люди и в моей жизни и в этой книге — мои родители.

Я не успел.

Не стало целепологания.

Вернусь ли я к этим запискам, пока не знаю.

Поэтому, ПОКА это НЕОКОНЧЕННАЯ КНИГА…

* * *

Я живу с ощущением чьего-то постоянного присутствия. Всегда не зримого. Всегда не слышимого. Не понятного в пространстве и во времени.

Я испытываю постоянную потребность донести, рассказать, поведать о чем-то хорошем, мною содеянном. И пропустить, проскочить, миновать постыдное.

С возрастом понимаешь, что это, возможно, начало Пути к Нему…

И наваливается груз колоссальной ответственности, от которого пока бежишь, приписывая внутренние голоса и ощущения Реакциям собственного Организма…

ХИТРЕЦ!!!

Пока еще, наверное, можно? ПОКА.

Итак:

Диалоги с Организмом

Дорогой Друг?

Ну конечно Друг! Без сомненья — Друг!!! Потому, что ты сейчас меня читаешь и, если учесть, что я не Маринина и не Улицкая, к сожалению не Акунин, а равно не Толстой, Достоевский и, тем более не Шекспир, значит, только из чисто дружеских побуждений и ни как иначе, можно начать шелестеть страницами этого — чего? — да не понятно чего.

Давай прикинем вместе.

— Действительно! Что было сначала? Яйцо или курица.

Вот будто тот или иной человек много и долго пишет умного, нового, увлекательного и, в какой то момент, ему говорят: «Все батенька, вы теперь г-н Л-ской — наш Классик и Мы, все остальные, будим Вас читать, читать, читать, и любить, любить, любить, и ах, ах, ах, и Букера ему, Букера, Букера… А вы читали новый или новое, что-то там, Л-ского? Whay not?? Как вы могли, ну шо же вы!!!»

Или наоборот.

К вам приходят и говорят: «Фигней занимаетесь. Вы, г-н Л-ской, от сего дня Назначаетесь популярным писателем и теперь должны много и долго писать, а мы вас будем Читать, Любить, Ах, Букера…» — далее по тексту.

Я спрашиваю: «Кому дано Право напрягать Людей потоками сознания?»

В ответ, если отбросить всю умь и заумь, НЕТ ОТВЕТА!

Ах, так! Значит все дело в «ПОСМЕТЬ», зуд Раскольникова значит в первооснове.

Тогда, — Я весь Чешусь!!!

И Я буду сметь писать.

И Друзья и Други мои, вновь приобретенные, будут читать, любить и ахать, не смотря на то, что я не «Букер», не назначенный или признанный Л-ской, а потому, что ЖИЗНЬ ВООБЩЕ — это просто много Жизней многих и многих людей, ни где и ни кем не описанных. Так как же принять ЕЁ Справедливо, если все гениально написанное — Вымысел, а ЕЁ Правда — это всего лишь скучное бытописание миллионов, которого нет…, они — миллионы — ведь не пишут?… Где же тогда та Жизнь, по поводу которой мы все спрашиваем ЗАЧЕМ???

Я хочу начать. Первым, не первым, просто начать. Этот жанр будет называться «ЖИЗНЬ просто ЧЕЛОВЕКА», который не знает, Зачем ОН и Для Чего…

* * *

Я всегда с некоторым подозрением отношусь к словам: «Я родился такого-то числа, такого-то года…». Меня всегда подмывает спросить: «А ты уверен?.. Твой Организм, в частности мозг через память твою дает тебе какие-либо свидетельства, воспоминания, ориентиры, привязанные не только к названному числу, но и к году?»

Возможно, вопрос выглядит странно. Возможно. НО… Для меня, во всяком случае, очень важна точка, за которой прослеживается начало взаимодействия, того Двуединства плоти и чувства, которое сейчас есть во мне и, которое исчезнет неизбежно, разорвав и прекратив мою жизнь.

Моё решение.

Только Память моего организма может реально ответить, когда я начался и когда закончусь. Я родился и жив буду пока одно из Присутствий моего организма, Моя Память, со мной.

Так Я решил.

* * *

Вообще это здорово. Нормальный человек вряд ли может вспомнить себя раньше двух, а то и трех летнего возраста. По моей теории тогда получается, что каждый из нас моложе на два, три года. Я ещё не решил, что делать со старческим маразмом, минуй нас Господи, который может обрубить годы на другом конце жизни, но это издержки, а в принципе, как Вам моя Теория помоложения на несколько лет, А?!

Правда, я совершенно точно знаю двух индивидуумов, кто рушит мою установку, моё решение, мою трактовку жизни. Первого знают все. Сейчас попытаюсь Его спеть:

«Час зачатья я помню не точно, видно память моя однобока…» Ну, родные мои, Володе мы, сродненные Высоцким, давно все позволили и разрешили. И если своё Зачатье он, судя по тексту, Помнит, только не точно, — значит, так оно и было. О подробностях его сегодня уже не переспросишь, остается только верить тому, кому мы верили и так.

Теперь о втором персонаже. Его, правда, знают не все, но всё равно это фигура значимая, по крайне мере для меня, так как он — ни мало, ни много — «Мой дядя, самых честных правил».

Его зовут Сёмка. Был он в маминой семье самым младшеньким, до поры страшно капризным — двоюродный брат, с которым он рос, приговаривал по семейной легенде глядя на его малолетние истерики: «Мордовайся, мордовайся, а я посмотрю», — а потом он был ещё и страшным фантазером, потому, что с некоторыми из фантазий, он не собирается расставаться и по сей день, не смотря на то, что он уже давно не Сёмка, а Соломон Исаакович. И одна из них — одна — это его память о том, как он РОЖДАЛСЯ.

Нет, я бы ухмыльнулся, если бы не одно «Но». В его рассказе есть главное для меня — Память Его Организма. Вот если всё по отдельности-то бред. А если соединить все вместе: и состояние умиротворенного анабиоза в материнской утробе, и далекие ощущения другого, иного Мира, где-то там, за Водами, и звуки и движения вовне… И ВДРУГ, эти движения мышц, которые стали гнать к Устью, Ненавистному Устью, за которым страх, боль, ужас, и полное неприятие той жизни, Нашей Жизни, в которую вволакивают, тащат и достают, Подавившегося Криком Младенца…

Нет, не могу отмахнуться. В его Памяти есть главное от моей Теории Жизни, но об этом потом, а пока…

Я родился… Нет, не так…

ГОВОРЯТ, в том числе папа, мама, родственники и Документы, Что Я РОДИЛСЯ 29 мая 1954 года. Возьмем эту точку Всемирной Истории за ориентир.

* * *

Зябко…

Ручкам и ножкам зябко. А печка, которая занимает больше половины площади двух семи и восьми метровых комнат, раскалена до предела. Мы — я, мама, папа и бабушка живем в бараке, который был построен для пленных немцев. Когда их с миром отпустили домой, барак был заселен нами, чьи дома были разбомблены и сожжены, вернувшимися из эвакуации к своим, но занятым кем-то квартирам, московской лимитой, и Героями, и не очень, то есть всеми, кто превозмог и пережил.

«А печка раскалена до предела», а «ручкам и ножкам зябко» Ещё бы. Весь пол — щелявый, строили то не для людей, а для пленной немецкой сволочи. Теперь, они в своем фатерлянде, а мы здесь, наверно потому, что тоже сволочи, или почему ещё, кто знает?

Печка горит, а с пола нестерпимо дует. Мой Организм все это чувствует. Но оторваться нельзя. Здесь в углу передо мной деревянные кубики. Синие и красные. Их напилил и покрасил для меня сосед дядя Сеня. У него нет одной ноги. Война. У многих тогда чего-то не было. Ноги. Руки. Ног. Рук. Ни ног, ни рук… Их называли «Самовары»… НЕ СМЕТЬ СМЕЯТЬСЯ!!!

Вы, не заплатившие за Мир — Не Сметь,… Смеяться…

Мой деревянный дворец строиться с трудом — кубики не ровные, падают, но все равно сейчас должно получиться что-то Необыкновенное. Ощущаю чьи-то шаги, не слышу, а ощущаю. Папа. Папочка! Поворот. Грохот.

— Ты! ТЫ виноват!!!

— Сыночек, ну я же…

— Ааа! Ты, аааа, ВИНОВАТ!!!

— Ну, вот и мамочка и бабушка…

— Аааа! Вы ВСЕ, ВСЕ виноваты…

Бедные мои старики. Вы всегда виноваты и во всем. В этом наше священное право Родивших и Рожденных быть виновными друг перед другом. Остальные — не в счет.

* * *

Вот видите как. Конечно, что-то было и ранее описанного воспоминания. Во всяком случае три или четыре пневмонии, официально зафиксированные точно были. Не зря же отцу позже дали для нас другое коммунальное жилье, когда на четвертом году жизни после шестого по счету воспаления легких я чуть вовсе не помер. Но эта память моего естества о Холодном и Горячем и, главное, что всегда есть чья-то Вина за все происходящее со мной — первая точка отсчета, в зафиксированных памятью ощущениях организма.

* * *

Что-то навеяло… «Детство, отрочество, юность…» Что-то уже было… У классика, вроде… Не помню. Или классик был мелковат, или я туповат… В общем, главное, что деться тут не куда. Все равно, как не крути, так оно было и есть: «Детство, Отрочество, Юность» и далее по Этапу.

Зима.

Я говорю: «ЗИМА!»

Нет, не ваша зима-зима гнилая, слякотная и противная, А НАША :

«Зима, крестьянин торжествую!..» И с морозцем, и с инеем, и с хрустящим снежком под «неподшитыстареньки» валенками… Во, какая Зима-Зимище…

Теперь кегля.

Правильно. Вы ж, в, как его, в Боулинг ходите, знаете что это.

Вот если человека одеть в двое-трое штанов, запихать снизу в валенки с калошами, сверху на три кофты натянуть белую кроличью шубку, перевязав её ремешком, на голову надеть сначала платок, а потом цигейковую шапку с ушами, с длинными шнурками, которые завязываются почему-то два раза — один раз под подбородком, второй раз на макушке, да две пары варежек — одни в одни, Ну, представили?.. Это что, по — вашему, будет?? Мои не сгибаемые ощущения (не гнулось ни чего: ни руки, ни ноги) плюс Мой же остекленелый в процессе одевания взгляд на самого себя в зеркале шкафа давали один единственный образ — образ Кегли из моих немногочисленных игрушек, которая могла одно из двух-либо стоять, либо лежать!

Именно поэтому ни кто не ждет, пока я проделаю путь по длинному коридору до крыльца. Меня просто выносят и ставят на снег.

Поздний вечер. Снежная поверхность отражает Три Света — чахлый свет из занавешенных окон нашего барака, сумрачный и не реальный. Свет больших окон от одного из трех «высотных» домов (целых четыре этажа), построенных теми самыми пленными немцами, то же не реальный ввиду своей холодной отстраненности. И, наконец, самый яркий источник — Голубая Луна — полная, в яркий блин на темной сковородке звездного неба. Я вижу вокруг мерцающий снежный покров и так как он везде, застываю в ощущении восторженной Сказки.

Тишина, пар изо рта, полусумрак, подсвеченный искрящимися снегами и … суета моей семьи. Я сначала не очень понимаю, что телодвижения вокруг имеют непосредственное отношение ко мне. Благость Организма, ощущение, которое нам дается от Всевышнего не часто и как Награда, нарушена. Меня вынуждают вникнуть в происходящее. Понять происходящее не успеваю — падаю. Ставят на ноги. Кто?, как?, зачем?, не успеваю понять — падаю. Из восторженного сказочного транса выводит не сам процесс Упал — Подняли, а настырный характер происходящего. После очередного «упал — подняли», начинаю выходить из состояния прибабаханой Кегли. Слышу голоса, вижу, как после очередного подъема мои негнущиеся ноги Папа пытается засунуть в две алые дощечки. При этом, сообразили, наконец, Мама придерживает меня за шиворот, а Бабуля пристраивает мне в руки две зеленые палочки с кружочками на концах.

Л Ы Ж И К И !!!

Представляете, лыжики. Мои. Первые. Поеду, гогоча и оглядываясь на таких же пацанят позже. Как позже буду вообще прилично бегать на лыжах разных конструкций — от «цельнодеревянных» до клеёных и пластиковых. Сегодня, когда мне уже за пятьдесят, я с моим маленьким сыном еду в Финляндию, для того что бы с женой то же поставить его на лыжики, но уже горные. Вот так, наверное, замыкается Вечный Круг. Конечно не хочется уйти В НИКУДА, хочется, чертовски хочется верить в какое то Продолжение НО, даже если его нет, в том смысле, который нам навязывает церковный батюшка, оно уже есть в наших Детях… Как счастлив тот! Как счастлив Я !!, уловивший замыкание Круга. Лыжики? Да. Как тогда на мне, теперь они надеты мною на моего сыночка. Да здравствует Замыкающий Круг, «… нет, весь Я не умру…»

* * *

Конечно, в этой жизни все переходящее от родителей к детям можно объяснить генами. Как марксист-реалист со стажем я это понимаю, но как живое существо желаю спросить. А вот чтой-то во мне все это произошло, как-то выборочно, причем в девяти случаев из десяти не в мою пользу?

Мама — человек ответственный и предельно чистоплотный во всех смыслах этого слова. Я порядок ненавижу не просто, а на маразматическом уровне, это что бы был, но без моего участия. Отец — армейской выучки педант, у него на рабочем столе стоял ящичек с делениями, в которые он самому себе вкладывал записки с заданиями на каждый день месяца. Представить такой ящичек на моем столе, все равно, что сразу признать меня Римским Папой. Мама много лет не смотря на Болезни и Боли смотрится «нахально красиво» даже в свои семьдесят семь, я от каждой болячки приседаю и ударяюсь в панику. Отец, если сказал «Нет» — значит — нет, я же, грозно сказав «нет», сам же и пожалею и приласкаю. Но генная наследственность существует, пусть даже с вывертами, не в том, в чем хотелось, не там, где нужно, но есть.

Та же комнатенка, тот же угол, та же печка, только я в кроватке и сплю. Напротив мебель, с поэтическим названием «СОФА», не путать с именем Софа. Спинок нет, валиков, подлокотников нет, нет ни чего — один матрас, но Софа. Бабушка, если варила холодец — русский — из свинины-гавядены, или еврейский — из курицы, судок с вечера ставила под софу. К утру, благодаря уникальному микроклимату нашего жилья, он застывал, и организм готовился к его восприятию.

Небольшое отступление.

Знаете ли, в каждой семье есть свои большие и малые Тайны. Вам интересно? Вот одна из наших.

Мы. Вся семья. Холодец любим не очень.

Мы. Вся семья. Любим (внимание)…

КОСТИ! КОСТИ!!! Из него…

Из горячего варева, натомленные тремя-четырьмя часами варки, извлекались свиные или говяжьи ножки, которые давали навар и клейковину, они разламывались, счищались до кости и отдавались жадно ждущей семье на растерзание. О костные соки, О недочищенные хрящики, О, наконец, костный мозг, выбитый на деревянную дощечку и поровну поделенный…

У всех живых существ есть свой Бог. Он и Судия, он и Заступник. У всех существ — по одному. У людей — свой, у рыб свой, у жучков паучков свой, А у нас — Два.

Собачий Бог, если он есть, он тоже наш заступник. За такую любовь к Косточке — мы одной крови со всеми барбосами Земли.

* * *

Ну вот. Во-первых, сбился с мысли, во-вторых, как скажет жена: «Вечно ты о еде»

(Между нами, по секрету, шепотом, готовить она совсем не любит, есть готова все что угодно, от кого угодно, лишь бы не стоять у плиты самой. Поэтому, естественно, все, что про еду — её напрягает)

А пока возвращаемся.

Ночь. Я в кроватке, мама на софе, одна. Наш папа пока военный и дома появляется не часто. Я пишу «пока», потому что Никита Сергеевич Хрущев ещё не сделал для нашей семьи два главных дела. Первое — не сократил Армию, второе — ещё не начал строительства кооперативного жилья. Вообще, в нашей семье этот человек почитаем не в пример другим. Отец, в результате воинской реформы и по настоянию мамы, снял погоны и зажил с нами нормальной, человеческой жизнью. А годы спустя мы приобрели жилье в одном из первых кооперативов и стали жить вообще сказочно — В ОТДЕЛЬНОЙ КВАРТИРЕ и об этом тоже потом, а сейчас…

Дверь в нашу комнату тихонько открывается и в узком луче света появляется отец в пахнущей морозом шинели. Видимо сегодня подфартило и он смог вырваться хотя бы на ночь. Мой организм просыпается всего на четвертушку. При полном нешевелении, работают только рецепторы «присутствия Родного», да еще обоняние — это на морозную шинель, да ещё один глазок, сонно следящий за происходящим. Папа старается раздеваться тихо. Мама конечно уже не спит, но встает ли она или как то по — другому встречает отца, я не помню, проваливаюсь в дрему. И вдруг организм резко включает все рубильники восприятия. Я вижу, как в замедленной съемке руку отца, скользящую под подушку, а в ней черный пистолет ТТ. Нет, конечно, в столь раннем возрасте я не мог идентифицировать марку оружия Тульский Токарев, но так, как память зафиксировала все до мельчайшей точки, легко смог это сделать позже. С этого момента и всю жизнь я тянулся к оружию. Смешно конечно, но, невзирая на все консерватории, я, в конечном итоге, взял его в руки на долгие годы. Вот так. Но если б это было окончательное ВСЁ…

Году, эдак 1998, мы семьёй, вместе с трех летним сыном, приехали в гости к нашей прабабушке, которую я любил нежной, бескорыстной любовью и звал просто Шура — Шурочка, Царство Ей Небесное. В её доме я всегда чувствовал себя вольготно, поэтому вознамерился в дальней комнате покемарить часок, что и сделал, положив табельный ПМ под подушку. Разбудился от запаха блинов, или, как говорила прабабка по — нашему, по — деревенски: «Блянов». Естественно, при моем отношении к высокой кулинарии, а домашняя еда не может быть иной, пошел на запах. А найдя, ел горячие со сковородки блины и оладушки, выхватывая безнаказанно, не получая при этом по рукам, и с маслом и «со смятаной»… Ел пока не увидел свою жену, с вытянутой рукой, безумным взглядом и в полном ступоре. Я посмотрел в ту же сторону. Из дальней комнаты, деловито сопя выходил наш ребенок. Что у него было в руках — Вы уже догадались…

С тех пор наш сын играет только в одни игрушки, они все чем-то стреляют. Мало того. Он не просто «пуляет», как говорили в нашем детстве, Он Стреляет по-Настоящему, попадая куда нужно и с фантастической стабильностью. Когда мы появляемся в парке Горького, работница ближайшего к нам тира вообще подает команду типа: «Ховайся кто может» и остальные тиры начинают либо закрываться, либо из них уходят сотрудники, выдающие пульки. Вы спросите: «Почему?» А мы ответим: «Нас знают!» Щяс, как наберем патронов, как начнем выбивать-сшибать все мишени-тарелочки-баночки, и, дальше по закону, как начнем требовать за все призы, да ещё главные… Дом и так полон всякой плюшевой ерунды, которую так сказать завоевали, и которую ни кто не знает куда девать.

Так как вам гены?! Дед входил в сборную дивизии, отец был и есть профессиональный стрелок, а мелкий, если б дали, с рождения схватился бы за пистолет. И это в интеллигентной, между прочим, семье.

Так как вам гены?!!!

Одного не хотелось бы. Что бы это стало как у отца и деда профессией, не дай Бог!

Наше государство моего сына не заслужило, а если за нами и были какие Долги, так мы с отцом и с нашими дедами, прошедшими Великою Войну, их уже отслужили.

* * *

Вы знаете, если собрать все антисоветские анекдоты, рассказанные мной в разное время, срок отсидки получился бы немалый. Но сейчас, когда Советский Союз далеко позади, я не стою в толпе плевателей и пинателй прошлого. Видимо это результат воспитания — не бить лежачего. А главное, есть жизненная установка не бросаться в крайности, и, как дано, как умеешь, хотя бы относительно объективно оценивать реальность.

Я, вроде как, оправдываюсь, сам не зная почему. Думаю по тому, что многое в том, не построенном социализме-коммунизме, по глубокому моему убеждению было человечней и честнее сегодняшнего, хотя мнения преобладают другие…

Вот к примеру. В одном из основных тезисов доклада Л.И. Брежнева на ХХVI съезде КПСС (если ошибся номером — памятливые пусть поправят), было провозглашение новой общности — «Советский народ».

Почему я это запомнил? Потому, что мне представителю не титульной национальности приятно было быть влитым в одно большое целое. Это воспринималось как главное достижение Социализма. Кто б нам сказал тогда, что это, как и радио Попова не наше изобретение. Что в любой цивилизованной стране, во всяком случае на уровне официоза, национальная принадлежность ни когда не рассматривается, существенным является только твоя гражданская принадлежность. Но для нас, тогдашних, — это были значимые слова.

Почему мы все их не забыли сегодня? Потому, что нас вчерашних продолжают называть «СОВКАМИ», не взирая на национальность.

Так какими же были те, мои люди, Тогда, в детских воспоминаниях моего Организма?

* * *

СОСЕДСТВО. Это целый институт человеческого общения. С развитием жилищного строительства, коммуналок становилось все меньше, людей осчастливленных отдельным жильем — все больше. Постепенно и неуклонно мы обособлялись друг от друга. О том, как мы не дружим и не знаем, как зовут соседей по дому, подъезду и даже по площадке, сказано пересказано. В зазаборном Рае, где сейчас проживает наша элита, даже дети с детьми не общаются. Не выходят элитные детки за пределы поделенных соток, о «казаках — разбойниках» и речи нет.

Человек жалок в своем историческом прожитье. Ну, что такое по историческим меркам жизнь одного поколения? «Миг, между прошлым и будущим». Поэтому некоторые общественные построения и формы, начавшиеся и закончившиеся в рамках жизни одного поколения так интересны. Оказывается, ближайшему поколению — своим детям — о вчерашнем, можно рассказывать как Старую, старую сказку.

В моей личной «Сказке про соседей», было вот что.

ОЛИВЬЕ

Вкус, запах этой божественной еды и, уж простите, слюни, которые выделяются у меня, как у собачки Павлова, и сейчас, только при одном его виде — основное воспоминание моего Организма, связанного с соседством. Я отметаю инсинуации о том, что я опять «про жратву» — фу, как грубо, — я о другом.

Я о миске.

О большой эмалированной миске, в которой при всех общественно значимых событиях готовилось Оливье — много и на всех. Сейчас такого и так не готовят. Сиротский салат, приготовленный изредка на три, от силы пять человек в куцей плошке не имеет ни того запаха, ни того вкуса. Вы скажете: «Мистика, не может быть!». Но я вам приведу другой пример.

Вы ели когда-нибудь настоящий Узбекский плов, который готовят в огромных, вмазанных в глиняные печи котлах. Он готовится по случаю праздника на все сообщество соседей, которое называется Махаля, или в пяти, восьми литровом казане дома, для большой узбекской семьи. Вот попробуйте приготовить эту пищу — венец многовековой национальной культуры — в кастрюльке, даже с соблюдением точных пропорций и рецептуры — Всё, всё будет не то. Я пробовал, поверьте.

Салат Оливье — символ праздника моего детства. Он готовился, прежде всего, сообща. В круг вставало несколько хозяек, чаще подруг, иногда цепляли еще и не вовремя попавшегося на глаза чьего-нибудь мужа и Резали, резали не мудрящие ингредиенты этого блюда. Каждый резал «свой удел». Отварной картофель или там морковь. При этом каждая хозяйка добавляла еще и Непредсказуемое, сверх известного всем рецепта. Кто отварную курицу, вместо колбасы и мяса, кто моченые яблоки вместо соленого огурца. Но еще закавырестей получалось, когда в миску летели и огурцы, и яблоки, и колбаса, и курица, и майонез, и сметана, и это «И» можно было продолжать и множить.

В результате Результат был непредсказуем, но вкус — всегда Офигический…

Первое Мая. Середина пятидесятых прошлого (вот ёлки, самому не верится) Века. Ещё не лето, но уже не весна. Воздух пронзительно чист и прозрачен, холодноват поутру и, как-то, особенно звонок. Не смотря на то, что сейчас примерно окало одиннадцати, во дворах гулкая тишина — большая часть взрослого населения на первомайской демонстрации, меньшая — на кухнях у керосинок, керогазов, печек. Застывшая тишина ощутима даже для малышни выпущенной во двор без оглядки. («Оглядка» будет потом, когда в истории страны появится первый серийный маньяк, представлявшийся и получивший кличку «Мосгаз».) А сегодня мы хоть и гомоним по малолетству, все же подспудно ощущаем некую напряженность момента. Но напряженность эта добрая, она предвкусие праздника.

Как у Константина Симонова: «Не понять, не ждавшим, им…»?

Что вам сытым, кто сыт сегодня, наши детские вожделения. Конечно, послевоенная голодуха уже кончилась. Но побаловать ребенка — это значило, как в фильме «Сережа» Бондарчука старшего «Здравствуй детка, на тебе конфетку…». И не две, а одну. И не «Кара кум» или там «Мишка на Севере» (это все если и бывало, то только на Новый Год), а карамельку с вареньем. И, кстати, не каждый день в неделю.

Я на этой почве, между прочим, имею криминально — рецидивное прошлое. Воровал и был неоднократно пойман на изъятии рафинада из бабушкиной сахарницы, но не бит, так как были такие прецеденты, когда семья лишалась до половины зимних запасов варенья благодаря своим отпрыскам вообще.

О чем это я? Ах, да, о празднике.

В моей памяти эмалированный тазик всплывает всякий раз, когда приходят старые большие праздники. Кто бы, как бы не внедрял сейчас новые даты, новодел праздничный для нас никогда не будет столь могуч и масштабен в восприятии нашего Организма. Нет в нем того соседского ощущения, того соседского ритуала, частью которого была эмалированная миска под Оливье. Складчина — «кто, что может» или

«… Ивановы принесут спиртное, Петровы — горячее, Сидоровы несут холодец, а за нами пирожки с капустой и сладкие с брусникой…» Здесь вновь любимое про яйцо и курицу. Что первично было в старых праздниках? Событие, соединяющее страну за соседскими столами, за столами родственников, друзей, знакомых или желание быть вместе за одной трапезой, где красный день календаря только повод?..

* * *

Местность, где я произрастал, была, в общем-то, деревней. Да и родная улица называлась «Деревенский проезд». По закону жанра сейчас должна начаться деревенская пастораль типа: «Вот моя деревня, вот мой дом родной, …»

В этом месте смеёмся два раза.

Первый раз, потому что, вся стихотворная строчка верна в нашем случае, как калька. Второй раз смеёмся, потому, что деревня эта была Москвой. Нет, упаси меня Бог, впадать в самоуничижение московского сноба, дескать, Москва, это большая деревня. Просто местность моего детства — Красная Сосна, Лосинка, Лось

(Лосиный остров и станции Ярославской ж. д. «Лосиноостровская» и «Лось» — тогда были Подмосковьем) . Москва начиналась за Северянинским мостом. При этом на вопрос: «Вы откуда?» мы всегда отвечали: «Из Москвы!!!», гордо поднимая голову. На самом деле мы были «с пид Москвы», как говорила наша одесская родня, которая сама была не «из», а «с пид Одесы».

Если не считать близости Столицы и тех самых трёх кирпичных немецко-фашистских домов, случайно заблудившихся среди одноэтажной равнины, уклад и образ жизни был почти деревенский. Были поленницы дров и запасы угля на зиму; куры, яйца и орущие по утрам питухи; вода в колонке и коромысло через плечо; походы раз в неделю в «дальний» продуктовый магазин; керосиновая лавка и общественная баня; сохнувшее постоянно на протянутых веревках белье, от солдатско-семейных трусов до колен и женско-китайских трико с начесом, до хрустящих от мороза и крахмала сорочек и пастельного белья местных интеллигентов.

Апофигеем всего деревенского была свинья нашей соседки тети Нины, которая, свинья, жировала на объедках всех соседей в сарае рядом с соседскими же курами-утками.

В этой связи, вполне с осознанной гордостью, заявляю:

«Я с детства умею пилить и колоть дрова, правильно носить воду, положив на неё сверху чистые кусочки фанеры, что б она не расплескалась, знаю, как рубят капусту и солят в бочках арбузы, как носят через плечо связанные сумки, как парятся в русской бане…»

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

13 комментариев для “Михаил Идес: Диалоги с Организмом

  1. Спасибо Михаилу за светлую память о детстве. Я тоже училась в 23 школе. Классной руководительницей в 5 и 6 классе у нас была очаровательная Эля Элиновна Слуцкая. Позже английский язык нам преподавала Ваша мама — Ида Исааковна. Она тоже была очень хороша собой и всегда очень элегантна. В детстве, благодаря фильму «Доживём до понедельника» и красоте моих любимых преподавательниц английского, у меня сложилось стойкое убеждение, что английский имеет право преподавать только красавица! Светлая память Вашей маме (бывая у своих на Перловском кладбище, захожу поклониться Иде Исааковне). Очень хочу надеяться на то, что Еля Элиновна жива.

  2. И эта часть работы автора впечатляет сюжетными изгибами, точными зарисовками, картинами прошлого быта и мастерством деталей. Тут и читательский разнобой по поводу белья то ли пОстельного (как хочется придирчивому читателю), то ли пАстельного (как у автора и снисходительного читателя). Господа спорщики, вот авторское целиком: «…сохнувшее постоянно на протянутых веревках белье, от солдатско-семейных трусов до колен и женско-китайских трико с начесом, до хрустящих от мороза и крахмала сорочек и пастельного белья местных интеллигентов». Крахмальные сорочки как и пастельное (по нежной цветовой окраске) — бельё местных ИНТЕЛЛИГЕНТОВ. Каждая вещь, висящая на верёвках, названа с РАЗНЫМИ деталями (содатско-семейное — до колен, женское — с начёсом): размер, фактура, нежный колорит, её уточняющими. Всё это к характеристике почти деревенского уклада жизни с городскими вкраплениями (недалеко от столицы).
    И ещё: не читательское это дело искать блох в хорошем тексте. Принципиальные претензии, повторяющие грубые ошибки правописания — другое дело. Ну, пусть даже автор ошибся, возможно описка ( О — А). ведь не станет он отзывать текст и исправлять. Для чего тогда такая мелкая придирка? Не стоит.

      1. «пАстельное» бельишко Соплеменнику не понравилось, остальное постельное на высоте.

  3. М.И. «В написанном мною есть, видимо, и умности, и глупости, возможно. Но я не преследовал какую либо сверхзадачу. Перед глазами всегда стояла небольшая группа дорогих мне людей, для которых эти записи копились в течение ряда лет. И для них, а не «для широкого круга читателей» они и были предназначены.»
    —————————————————-
    Что правда, то правда. Работа на любителя.

  4. Спасибо Михаилу за произведения,живо ,интересно,красиво,хочется поглощать и дальше!

  5. Замечательная книга 📗!Я не ожидал от Миши(я могу себе позволить называть Михаила Мишей, тк. мы вместе учились на одном курсе в музыкальном училище.) Во первых это интересно, во вторых прекрасный язык и все очень увлекательно! Советую к прочтерию, не пожалеете!

    Отличная книга 📗! Замечательный язык, увлекательное повествование, описание эпохи , в которой мы жили, юмор, все это не может оставить равнодушным. Советую прочесть, не пожалеете!

  6. Получил таки большое удовольствие от прочитанного. У автора смачный язык, интеллигентный юмор,мягкая ирония и прекрасное ощущение передаваемого времени.

  7. Спасибо Михаилу И. за замечательную книгу! Получила огромное удовольствие. Как будто побывала на очень хорошем, черно-белом фильме и окунулась в атмосферу времен, когда деревья были большими.
    Жду продолжения.

  8. Спасибо автору за такие замечательные, живые воспоминания. Как будто побывала в своем детстве. Читала не отрываясь до конца.. С нетерпением жду продолжения.. Ещё раз спасибо.

Добавить комментарий для Юрий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.