Потом настала очередь братьев Нобель, Ротшильда и др. Коба как никто умел объяснить, кто в доме хозяин. А деньги? А деньги потекли в кассу большевиков, к Ленину. Это понятно, миром правит не скрежет пушечного механизма, а скрип пера на векселе, которым оплачены и солдаты, и пушка, снаряды и патроны.

Кавказская мельница

Главы из ещё не написанного романа

Владимир Янкелевич

Продолжение. Начало

Нужно заявить о себе

Касым собрался обедать. К этому делу он относился очень серьезно и твердо придерживался правила, что важно не только насыщать тело, но и дать радость душе. Он любил есть неспеша, получая эстетическое удовольствие от любимых блюд. Его обед обычно был настоящим ритуалом, и мог занять около трех часов. А что делать? Нельзя обедать в суете!

Время для любимого хаша^[1] уже прошло, и Касым заказал кюфта-бозбаш[2], задумался над продолжением, но увидел входящих Кобу и Кваснина и понял, что обед опять безнадежно испорчен.

— Салям алейкум, Касым, — приветствовал его Коба.

— Алейкум ассалям! Прошу, разделите со мной трапезу.

— Спасибо, Касым.

— Касым, давай закажем садж^[3], — предложил Коба, — это блюдо хорошо разделить с другом.

Касыму было понятно, что это не просто совместный обед, что Кобе что-то нужно. Простых просьб он не ожидал.

— Касым, я часто слышал имена гочу, таких, как Салим хан и Агали Бек, Бешир Бек и Исрафил Бек. Каждый в Баку знает имя Абдулла Кярбалаи[4], а уж имя гочу Наджафгулу маштагинского не знать просто невозможно.

— Тут есть и интереснее персонаж, — вступил в разговор Сергей, — это Шахназ биби. Гочу женщина.

— А ты ее откуда знаешь? — спросил Коба.

— Квартирная хозяйка ругала дочь, говорила, что ты стала, как Шахназ биби. Я заинтересовался. Оказалась, это дама-гочу. Она гуляет с обрезом под курткой, да и вообще ее боятся больше, чем мужиков.

— Вот-вот, Касым-ага, я именно об этом. Кто в Баку знает, насколько важный человек Касым-ага? Пока не заявишь о себе, так и будешь заниматься мелочами.

— Коба, уважаемый, у Кярбалаи Абдуллы в отряде 40 гочу. А у меня 15. Я могу много говорить, но я есть то, что есть.

— Касым-ага, ты плохо считаешь. У тебя 15, у Ага Керима 12, вместе с вами будет уже 29, а это сила.

— Коба, у одной руки только пять пальцев. 29 не 40, это меньше.

— Касым-ага, я устал тебя уговаривать, давай покушаем. А если ты хочешь быть мелким, твоя воля.

Касым вскочил, от возмущения у него, казалось, вот-вот глаза выскочат из орбит.

— Плохо говоришь! Хорошо, что мы друзья, иначе я бы тебя зарезал.

— Сядь Касым-ага, если бы я считал тебя мелким, то не пришел бы. 40 человек у Кярбалаи Абдуллы, конечно, есть, но у одного живот болит, у другого брат в Карабахе решил жениться, да и 40 человек собрать в одном месте сложно… Не все они герои. Мы справимся легко. Нужно заявить о себе.

— Хорошо, заявим, а зачем?

— Бог в дымоход ничего не бросит — сам шевелись. Понимаешь, личную охрану братьев Нобель, Нагиева, Ротшильда и их нефтепромыслов нужно брать на себя.

— Что, Коба, стрельбы не ожидаешь?

— Не без этого. Но стрельбы будет мало. План такой. Через два дня Джафароглу, ты его знаешь — торговец тканями, собирается играть свадьбу дочери. Чтобы прошло без помех, ему нужно разрешение и гарантии безопасности от Абдуллы Кярбалаи, но тот потребовал с Джафароглу слишком много, да и еще чтобы на свадьбе было 12 его людей, а это гарантированные проблемы. В общем, они до сих пор не договорились.

— И что из этого?

— Вот что. Гарантии порядка на свадьбе дашь ты. Абдулла отправится туда, чтобы помешать. К месту ведут всего две дороги, но он скорее всего поедет по Сураханской. На обоих маршрутах его будут ждать твои парнишки, с криком «Помоги, убивают!». Они назовут Межидова, он под охраной Абдуллы. У того будет три фаэтона, то есть 9 человек. Вроде достаточно, но он будет вынужден разделит группу, и послать троих или четверых к конторе Межидова. Два фаэтона будут ждать возвращения гочу от Межидова, а на одном он продолжит дорогу на свадьбу.

— Пока понятно. Тех, у Межидова, что с ними делать?

— Всех связать, избить хорошенько, одного с окровавленной мордой отправить к Абдулле со словами, что у того новая охрана, просто звери. И, вот в этот момент к фаэтону выходим мы, то есть 9 стволов, направленных на Абдуллу, это сделает его более сговорчивым. Он поймет сразу, что сейчас у нет другого выхода, станет говорить о дружбе, а думать будет о тех его 40 гочу, как он вернется и отмстит.

— Так он и отомстит!

— Не спеши, Касым-ага. Это будет потом, а пока он будет в наших руках. Главное нужно заставить его потерять лицо. Трех его гочу мы вышвырнем, и с ним вместе приедем на свадьбу, где он сделает подарок жениху и невесте.

— Это невозможно, они его враги теперь.

— Да, но револьвер в хороших руках бывает очень убедительным. А тот, кто прогнулся перед врагом — трус. И он, как серьезный гочу, кончится. Будет гочу только для своего села. И прогнули его я и ты, Касым-ага. Назавтра тебя будет знать весь Баку.

Касым, видимо, представил это, он просто расплылся от удовольствия… Потом спросил:

— А как же остальные, промолчат?

— Остальные будут думать. Но остальные потом. Бир элдэ ики гарпуз тутмаг, — сказал Коба, — и тут же перевел для Сергея — «в одну руку два арбуза не берут».

— Два арбуза не бери, — поправил Касым.

* * *

Джафароглу уже поставил свадебный шатер, привезли баранов, кур, рис для плова, все шло по плану, но ощущение тревоги не покидало его. Было неясно, что предпримет Абдулла Кярбалаи, а он серьезный человек, слов на ветер не бросает.

— О чем задумался, Джафар-ага?

Вопрос задал невысокий грузин с рябым лицом и глазами, слегка подернутыми желтизной.

— Ты Коба, — догадался Джафар. — Задумался об Абдулле. Он известный человек, и он измениться не может. Волк линяет — меняет шкуру, но не натуру.

— Волк остается волком, но обстоятельства вокруг него поменялась. Он это еще не понял, но сегодня поймет.

— Не хотел бы я на свадьбе беспорядка.

— Не будет, спокойно готовься, Много счастливых лет тебе и семье твоей прекрасной дочери.

Коба ушел сразу после этих слов.

Недалеко от Базарной площади во дворе неприметного дома Сергей и Касым инструктировали людей.

— Тех, кто будут строить из себя героев, должны пойти на встречу с Аллахом, но те, кто поймет ситуацию, те должны перейти на нашу сторону. Они нам нужны. Впереди большая работа и большие деньги. Стрельбу открывать только при необходимости, у каждого есть кинжал. Клинок, которым не пользуются — заржавеет. Касым-ага, выдели людей на засаду у конторы Межидова.

— Сколько, Сергей-ага?

— 6 человек. 4 нападут, два спереди, и два сзади, а двое стрелков сверху должны контролировать ситуацию. Касым, патронов у них достаточно?

— У нас много патронов, Сергей-ага.

— Касым, назначь там старшего, одного из стрелков. А где парень, что должен звать на помощь?

Из-за спин старших выскочил шустрый мальчуган не старше лет тринадцати.

— Касым, измазать его чем-то красным, как кровь. Может дать ему оплеуху, чтобы правдиво помощь звал?

— Он и без оплеухи кладбище разбудит.

* * *

Абдулла Кярбалаи ехал ни о чем не беспокоясь. О чем ему было беспокоиться, когда он в «своем районе», да с ним 9 стволов? Для Джафароглу и одного бы хватило, но серьезный гочу должен прийти серьезно, потому за ним следовало два фаэтона с людьми, совершенно не задумывающимися над сегодняшней акцией. Обычно одного их появления хватало, хватит и сегодня. Ну придется пару раз пальнуть в воздух и разбить пару носов, но это все мелочи.

Неожиданно на перерез коляске выскочил окровавленный мальчик. Он кричал:

— Абдулла-ага, помогите. Межидова грабят, брата убили…

— Не ори. Сколько там людей?

— Три человека, но они с оружием…

— Не твоя забота. Самир, возьми 6 человек, разберись там.

6 человек, это было больше, чем ожидали в засаде. Сразу стало понятно, что начало должно ошарашить людей Абдуллы. Два выстрела прозвучали, как один. Упали двое, Самир, шедший впереди, и один сзади. Нападение была таким неожиданным, что гочу растерялись. В это время навстречу к ним вышел Касым. Оставшиеся в живых схватились было за оружие, но два уже лежащие рядом с ними тела умерили их боевой пыл.

— Слушать меня, — Касым, как оказалось, когда дело не касалось трапезы мог быть и грозным, — эти двое погибли. Вы будете умными — будете живы. Кто меня не знает — я Касым. А сейчас медленно положите оружие на землю.

Окруженные стояли неподвижно. В это время в нескольких сантиметрах от сапог переднего в землю ударила пуля. Это сломило остатки внутреннего сопротивления, на землю легли три револьвера и маузер.

— Что с нами будет, Касым-ага, — спросил один.

— А ничего не будет, если поймете, что Абдуллу нужно забыть. Кто захочет, будет с нами.

— Да продлятся твои дни, Касым-ага.

Абдулла услышал стрельбу, но считал, что стреляют его люди. В это время из темноты навстречу ему вышел невысокий человек в темном пальто и черной кепке.

— Ты кто?

— Я Коба.

— Убирайся, пока жив!

— Не горячись, Абдулла, посмотри вокруг.

А вокруг него и трех оставшихся стояли неизвестно откуда появившиеся гочу Касыма. Шесть стволов, направленных на Абдуллу, были очень убедительны.

— Не доставать оружие если жить хочется, — приказал Коба.

Абдулла лихорадочно думал, что делать. Он был смелым человеком, храбрым бойцом, но тут у него не было шансов.

В это время фаэтон с тремя его гочу стали разворачивать в обратную сторону. Этим занимался Сергей. Вдруг один из людей Абдуллы встрепенулся, видно кровь взыграла или посчитал Сергея, очевидного не кавказца, слабым человеком. Он соскочил, ударил кулаком похожим на пудовую гирю одного из людей Касыма, свали его и, выхватывая кинжал, бросился на Сергея.

Ему удалось ранить Сергея в руку, но тот ударом наконечника трости, той самой головы лебедя, раскроил ему череп.

Выхваченный из трости кинжал он мгновенно приставил к горлу второго.

— Не дергайся! Понял?

— Да, э да! Все понял.

Это была последняя попытка неповиновения.

— Абдулла Кярбалаи, ты еще молодой человек, рано тебе умирать. — спокойно продолжил Коба — Просто отдай оружие или я сниму его с твоего трупа. Только делай все медленно.

Разоруженный Абдулла все никак не мог поверить в происходящее. Совсем недавно, пол часа назад, он был важным и сильным гочу, а сейчас он во власти какого-то Кобы.

— Абдулла, у тебя есть деньги с собой?

— Так это ограбление?

— Ты не думай, ты отвечай!

— Всегда есть.

— Сейчас мы с тобой и мои люди поедем на свадьбу к Джафароглу, поздравим его, а ты сделаешь подарок молодоженам, если жить хочешь, конечно.

— Сделаю!

— А молодому мужу подаришь свой кинжал.

— Это невозможно.

— Возможно, — Коба пристально смотрел ему в лицо. Под его взглядом Абдулле стало очень неуютно, на него потянуло могильным холодом. — Ты еще молод, вернёшься в свою деревню, соберешь новых людей, только постарайся не быть мне врагом, это для здоровья плохо.

* * *

Джафароглу напрягся, когда увидел входящих в свадебный шатер.

— Уважаемый Джафароглу, позвольте нам сделать небольшой подарок молодоженам.

Им поднесли поднос, на который Абдулла выложил все, что у него было. Получилась весьма заметная сумма. Им зааплодировали.

— Уважаемый Джафароглу, у Абдуллы есть особый подарок для жениха.

Абдулла бледный, как мел, подошел к жениху, снял свой украшенный самоцветами дорогой кинжал и положил на поднос.

Наступила мертвая тишина. Самому отдать свой кинжал? Проще голову отдать, но Коба и Сергей, стоявшие по обе стороны от него не оставляли Абдулле иных вариантов.

— Спасибо Абдулле за его великий подарок. Я понимаю его, как знак мира и вечной дружбы, — громко объявил Джафароглу.

Затянувшаяся тишина взорвалась громкой музыкой.

Абдулла был рад уйти со свадьбы. Но там, где он рассчитывал найти остальных своих людей уже никого не было. Потеря лица — страшное дело. Абдулла уехал в свою деревню, и о нем вскоре забыли, но на следующее утро все бакинские гочу знали, что главный гочу Баку — Коба, и что у него на дороге стоять не стоит, кончишь, как Абдулла.

* * *

С этого момента гочу Кобы превратились в признанную всеми реальную силу. Они обеспечивали неприкосновенность таких людей, как Тагиев, Нагиев, Муртузов, Мирбабаев. Компания Торговый Дом «Бенкендорф и К» перешла под охрану бригады Кобы практически сразу после устранения Абдуллы. Потом настала очередь братьев Нобель, Ротшильда и др. Коба как никто умел объяснить, кто в доме хозяин.

А деньги? А деньги потекли в кассу большевиков, к Ленину. Это понятно, миром правит не скрежет пушечного механизма, а скрип пера на векселе, которым оплачены и солдаты, и пушка, снаряды и патроны.

В гостях у Нагиева.

Январь в Баку не самое лучшее время года, днем температура держится на уровне 7 градусов, но постоянно дующие ветра заставляют кутаться в теплые куртки и пальто. И хорошо, если ветер не с Биби-Эйбата, откуда он приходит, насыщенный запахами нефти и копотью.

Гулять не хотелось. Дела катились по плану, очередная отправка денег Ленину прошла успешно, можно было устроить день отдыха.

Коба сидел к комнате Кваснина. Вид у него был вполне благодушный, но Сергей хорошо знал, что чаще всего это лишь видимость, что впереди разговор, и вряд ли он будет приятным.

— Коба, у меня есть бутылка вина «Blauburgunder». Намекает на что-то бургундское. Продавец убеждал, что это Пино-Нуар, но из Тироля. Попробуем?

— В такую погоду чача бы подошла, но наливай.

Вино оказалось неплохим, с тонким ароматом, Сергей купил его на случай, если Ольга окажется его гостьей.

— Женский напиток, — так оценил вино Коба. — Расскажи-ка, кто охраняет Нагиева?

— У Нагиева на промыслах есть какие-то гочу, но дома у него я охраны не видел.

— Скажи, кацо, а Ольгу видел?

— А что?

— Ты так рассказываешь, кацо, как будто ничего кроме Ольги не видел. Глаз у тебя притупился, ненадежный стал.

— Это я ненадежный?

— Не ты, глаз твой.

Коба говорил это спокойным, безразличным тоном, что только добавляло беспокойства. Сергей и сам понимал, что Ольга для него стала интереснее, чем совместные дела с Кобой, но он надеялся, что это останется его тайной, но видимо Коба своим невероятным чутьем все понял даже раньше самого Сергея.

«Ты разучился любить, ты забыл, что такое любовь, ты можешь только завидовать тем, кто знает и любит, и радоваться их неприятностям» — подумал Сергей.

— Коба, нас вместе пригласили к Нагиеву в дом, ты сможешь все увидеть своими глазами.

— Пойдем, конечно. Виденное всегда лучше слышанного.

* * *

К дому Ага-Мусы Нагиева извозчик подкатил вовремя. Сергей был одет в белую тройку, красивая заколка для галстука с блестящим камнем, похожим на бриллиант дополняла туалет. С ним была неизменная трость. Коба выглядел похожим на рабочего, собравшегося в воскресенье в церковь и одетого в свою лучшую одежду.

Гостей встретила красивая 30-летняя женщина, нарядно одетая и, как елочка, увешанная бриллиантами и золотыми украшениями.

— Здравствуйте, Елизавета Григорьевна. Вы как всегда прекрасны, — сказал Сергей, — При прошлой встрече я думал, что красивее быть уже невозможно, но сегодня я вижу — был неправ, все возможно! Разрешите представить Вам моего друга. Его зовут Коба.

— Очень приятно! Удивительно, но я такое имя слышу впервые.

— Уважаемая Елизавета-ханум, в Баку это вполне понятно. Это просто грузинское сокращение имени Яков. Библейский Иаков, что боролся до рассвета с Богом. «… ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь» — написано в Библии.

— Вы хотите одолевать человеков?

— Нет, но помните — «да минует Меня чаша сия; но не как Я хочу, а как Ты хочешь, да будет!»

— Вы говорите, как священник.

— Только как семинарист, Елизавета Григорьевна.

— Пойдемте, я представлю вас Ага Мусе.

В это время в дверях появился еще один гость. Это был бакинский журналист и драматург Мамед Расулзаде. Елизавета Григорьевна не успела их представить друг другу, как Коба и Мамед обнялись.

— Елизавета Григорьевна, не удивляйтесь, мы старые друзья. Три года назад Коба гостил у меня в Балаханах[5]. Он хороший друг и прекрасный поэт, вот только никак не переведем его стихи и песни на наш язык, а грузинский мои читатели не поймут.

Гости поднялись на второй этаж. Красиво, но не шикарно, — думал Коба, — и охраны на самом деле не видно.

Ага Муса вышел к ним навстречу.

— Рад приветствовать вас. С уважаемым Сергеем я уже знаком, а о Вас, Коба, достаточно наслышан.

— Не верьте наслышанному. Я просто бедный грузинский поэт, хотя вряд ли в Баку интересны мои песни. Кстати, я тоже о вас, уважаемый Ага-Муса, наслышан. Но только личное знакомство позволяет понять, что правда, а что восточные сказки.

Нагиев собрался что-то ответить, но в комнату вошла Ольга.

«Хороша, такая может сбить Сергея с толку, — подумал Коба. — только все это быстро проходит. Надо бы оторвать его от этой ямы». Коба на миг вспомнил Като, то, как она быстро изменилась, но отогнал эти воспоминания. Не время. Он пришел не за этим.

В гостиной был накрыт богатый стол. Все, что могла предложить азербайджанская земля тут было в изобилии.

— Сегодня мне оказал особую честь самый знаменитый ашугов, — сказал Ага-Муса. — Ашуг Алескер, он скромный, но великий человек, истинный устад[6], большой мастер. Как я, узнав, что он в Баку, я не мог не пригласить его. Уважаемый Алескер, большое спасибо, что ты почтил мой дом своим посещением. Я и мои гости, мы приветствуем тебя.

Пожилой человек, сидящий невдалеке от Нагиева, слегка наклонил голову.

Настало время отдать должное богатому столу.

Через некоторое время Алескер встал и обратился к Нагиеву.

— Ага-Муса, не дело ашуга слушать про себя хорошие слова и молча есть. Я хочу играть и петь для вас.

Алескер достал свой саз[7], объявил:

— Ташлама[8] «О люди, слушайте!». Я не даю указаний уважаемым гостям, это только название.

В его руках трехструнный саз звучал великолепно, его можно было слушать и слушать, но после трех ашугов, Алескер поблагодарил хозяина за приглашение:

— Ага Муса, к большому сожалению, я вынужден уйти. Меня ждут, мой друг женится. Я не могу не петь для него. Мир вашему дому, всем вашим гостям. Худафис[9]!

— Устад Алескер, — обратился к нему Нагиев, — прими мой скромный подарок.

В это время в комнату вошел мальчик и принес красиво украшенный футляр для саза.

Когда Алескер попрощался и ушел, Елизавета Григорьевна удивилась:

— У тебя, Ага Муса, деньги закончились, что ты футляр подарил?

— Немножко осталось, но для денег нужна сумка. Для этого футляр саза хорошо подходит.

— Я надеюсь, что гостям доставило удовольствие знакомство с Алескером. По содержанию и художественной ценности его стихи несравнимы ни с одним ашугом. Он бывает в Баку очень редко. Очень люблю его, а если хозяину весело, то и гостю не скучно. Наверное гости, Коба и Сергей, слышали его впервые?

— Я слышал его в Тифлисе, но, уважаемый Ага Муса, меня немного удивляет, почему хозяину весело, когда песня ашуга вся состоит из упреков ему?

— Поясните это. Оказывается, вы хорошо знаете наш язык?

— Жалею, что не очень хорошо, но многое понял. Он пел о несправедливости и жестокости общества и подчеркивал человеческие добродетели. Но я понял, что вы попали в число осуждаемых, а не восхваляемых. Правда он не назвал вас напрямую. Возможно, я плохо знаю язык, но я так его понял.

— Коба, ашуги всегда призывает к искоренению неравенства. Они видят в этом зло. Казалось бы, ну что плохого в том, что всех людей сделают равными перед Законом и Государство будет одинаково беспристрастно относиться ко всем своим гражданам. В этом ничего плохого нет, так они устроены. Мы их слушаем и хвалим, они — отрада для слуха. Беда только в том, что требование равенства перед Законом всегда переходит в требование равенства во всём. А свободу начинают понимать, как свобода от законопослушного поведения. Они твердят, что не будет больше обиженных, не будет конкуренции между людьми и прочих неприятных для многих людей последствий неравенства. На нефтепромыслах, они считают, мы будем работать рядом — я и мой рабочий. «Волк и ягненок будут пастись вместе». Только с такими лозунгами общество очень быстро приходит к абсурду! И если бы только к абсурду. Такое равенство несет с собой опасность самой страшной тирании. Да и свобода нисколько не гарантирует от экономического рабства. Вы сторонник борьбы против чудовищной эксплуатации? Я думаю, что Вы закомы с Ницше. Он писал, что «всякий, кто борется с чудовищами, должен следить, чтобы самому не превратиться в чудовище. Иначе все пропало». А это самое трудное.

Ага-Муса выдержал небольшую паузу, затем обратился к гостям:

— Прошу меня извинить, мы, видимо, утомили всех. Ольга, сыграй гостям. Приятно, что твоя музыка не зовет меня работать на промыслах вместе с моими рабочими.

В соседней зале стоял прекрасный рояль Бехштейн.

Гости расположились у стен на удобных стульях, Сергей — на ближнем к роялю.

— Я сыграю вам «Времена года — Ноябрь». Послушайте, но не судите строго, я давно не играла.

Музыка зазвучала сначала медленно, но постепенно набирала силу и скорость, и вот уже понеслась тройка по зимней дороге…

Сергей подошел к роялю, и слушал, облокотившись на него. Ему представлялось, что Ольга играет для него одного. Коба все видел иначе, он видел, как надежный, испытанный боевик проваливается и увязает в любовном сиропе. Наверно нужно избавиться от него, но он слишком много знает. Подождем, спешить не надо.

Ольга закончила играть. Ей аплодировали, но Сергей несколько экзальтированно и громче всех,

Он сел на стул рядом с Кобой.

— Генацвале, я думаю, что ты знаешь. Так пялиться на женщину в Баку — заявка на женитьбу. Но тебя, голь перекатную, уверен, просто выгонят и закроют перед тобой двери. Попробуй головой думать, поймешь.

В это время Расулзаде обратился к гостям:

— Мы слышали прекрасную игру Ольги. Спасибо ей. Сам Петр Ильич не сыграл бы лучше. Но сегодня с нами большой поэт — Коба. Он скромный человек, сам не предложит. Я прошу разрешения, Ага-Муса, предложить ему почитать его стихи или спеть, а Ольга — она, если захочет, пусть ему подыграет.

— Зачем тебе разрешение? Гость в доме — он не меньше хозяина, — сказал Нагиев, — Мы будем рады его услышать.

Коба улыбнулся:

— Расулзаде добрый человек и хороший друг, поэтому его оценка моих стихов сильно завышена, вы сейчас в этом убедитесь сами. Я бы никогда не рискнул петь после Алескера, но, если вы хотите, я готов.

Он подошел к Ольге, все еще сидевшей у рояля, тихо напел ей мелодию. Ольга кивнула и Коба обратился к слушателям:

— В своей песне я хотел продолжить тему Алескера, это не соревнование с ним, просто я тоже не раз задумывался над этой проблемой.

Коба запел. У него оказался приятный голос, Ольга аккомпанирует так точно, что создается ощущение, как будто они репетировали… Их слушают, затаив дыхание.

Он бродил от дома к дому,
словно демон отрешенный,
и в задумчивом напеве
правду вещую берег.
Многим разум осенила
эта песня золотая,
и оттаивали люди,
благодарствуя певца.
Но очнулись, пошатнулись,
переполнились испугом,
чашу, ядом налитую,
приподняли над землей
и сказали: — Пей, проклятый,
неразбавленную участь,
не хотим небесной правды,
легче нам земная ложь.

Песня понравилась.

— Коба, вы это только в стихах написали или на самом деле думаете, — спросил Нагиев, — что людям не нужна небесная правда? Что им ближе ложь?

— Свобода и правда всегда обходятся людям очень дорого. Ложь в реальности ничего не изменяет, но с ней людям проще мириться с тяжелой жизнью. Человек рождается для проблем, сгорает, и потом, как и искры устремляется вверх…

Коба сделал паузу и продолжил:

— Казалось, что мне в этом, пусть живут, как хотят. Но… Церковь осуждает насилие, но она еще суровее осуждает равнодушие. Я могу быть неправ, но я предпочту быть неправым, чем правым, как как все бездушные и трусливые. Я предпочту, чтобы на моих руках была кровь, чем вода, которой умывал руки Понтий Пилат. Но я слишком заговорил Вас. Прошу меня простить.

Коба сел. В разговор вмешался Ахмед Заманханов, он все никак не мог пережить, что не привлекает к себе внимания:

— От слов уважаемого Кобы стало холодно на сердце. Кровь, вода… Прав я или нет həyat davam edir — жизнь продолжается. И жизнь все расставит по своим местам, она знает, где правда, где ложь. Но я был бы счастлив вновь услышать божественную игру уважаемой Ольги.

Ольга, чтобы успокоить обстановку, начала исполнять «Лунную сонату». Гости притихли, внимательно слушали…

Чуть позже Нагиев пригласил мужчин в кабинет, угостил их сигарами. Гости уселись в уютные кресла, на некоторое время погрузились в молчание.

Затем Нагиев сказал:

— Коба, я с тобой во многом согласен. Ты за свободу и равенство, я правильно тебя понял?

— Конечно, все правильно.

— Я старше, многое видел и давно понял, что равенство во всём природой не предусмотрено! Мало того, неравенство есть главное условие эволюции и жизни на планете. Мы не во всем согласны, Коба, но я рад нашему знакомству.

«Рано радуешься, — подумал Коба, — не спеши. Там посмотрим».

Коба и Расулзадэ заспорили о будущем Кавказа, затем о поэзии.

Споры утихли, и вечер в итоге прошел в приятной, немного благодушной атмосфере. Кваснин в беседах практически не участвовал, он весь вечер посвятил Ольге, было видно, что она увлекла его не на шутку. Коба же работал, он завязывал на сколько это возможно дружеские отношения с Ага-Мусой.

Вечер закончился. Коба стал прощаться:

— Хорошее вино, хорошее угощение, благожелательный хозяин, красивые женщины, что еще нужно для прекрасного вечера. Спасибо всем, спасибо Вам, Ага-Муса.

Когда нужно Коба умел быть обаятельным.

Гости ушли, Елизавета Григорьевна была сильно расстроена.

— Ага-Муса, ты кого пускаешь в дом? Коба! Он не азнаур[10], как он себя называет, а абрек[11]. Ты загляни в его глаза, это глаза тигра… Кровь в жилах стынет!

— Не шуми зря, Коба поэт, очень интересный человек.

— Ты меньше слушай слова, ты в глаза ему смотри! Может гачаг[12] тебе более понятно… И еще этот Кваснин! Возле Ольги так и вьется. Не верю я им.

— Он мне жизнь спас, — кричит Ольга.

Она плачет, и с плачем уходит.

Продолжение

___

[1] Хаш — жидкое мясное горячее блюдо, суп, который варится обычно из головы всю ночь и подается к утру, распространён по всему Кавказу и Закавказью. Несмотря на то, что это блюдо подается в горячем виде, его принято употреблять на завтрак.

[2] По европейским меркам кюфта-бозбаш — это и первое, и второе: горячий суп, щедрая порция мяса и гарнир в придачу.

[3] Садж — одно из вкуснейших блюд азербайджанской кухни. В сковороде готовят мясо и овощи. Мясо — баранина, иногда говядина или курица. Для гарнира берут смесь овощей из картофеля, баклажанов, сладкого перца, томатов и лука, приправляется это все специями и разнообразной свежей зеленью.

[4] Титул Кярбалаи получали за паломничество в Иран, в святой город Кярбала.

[5] Балаханы — посёлок, расположенный в 9 километрах от Баку.

[6] Устад — (мастер) почетный титул знатока классического пения и игры для мусульманского музыканта.

[7] Саз — инструмент типа лютни семейства тамбуров.

[8] Самая распространенная форма народного стихосложения. «Ташлама» — вид, при котором критикуется общественные или человеческие пороки.

[9] Бог благословит вас

[10] Грузинский дворянин

[11] Абрек — горец, живущий вне власти и закона, ведущий партизанско-разбойничий образ жизни;

[12] Название разбойников, бандитов в Азербайджане