Дмитрий Дмитриевич был очень проницательным и чутким человеком. Как-то я сказал ему, что иногда захожу к человеку, очень подкованному в истории и теории музыки, чтобы пополнить интеллектуальный багаж. Д.Д. замялся и, подумав, сказал: «Я на Вашем месте не стал бы водиться с человеком, который служит в органах».
К вопросу о «халтурщике в трансе»
Александр Локшин
Вначале приведу отрывок из письма Б.И. Тищенко от 15.05.2001, адресованного мне.
«… Я всегда любил Александра Лазаревича, его музыку и никогда не верил слухам. Хочу еще раз вспомнить, как мы с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем пришли на исполнение «Реквиема» А.Л. в зал им. Чайковского (латинские слова были заменены на слова, наспех написанные [Евгением Солоновичем — А.А. Л.] и посвященные жертвам войны) и Д.Д. оглядел полупустой зал и сказал: «Неужели на восьмимиллионную Москву не нашлось восьмисот человек, чтобы послушать гениальную музыку Локшина?»
Потом я случайно встретил в троллейбусе Наташу Гутман и рассказал ей этот эпизод, и она сказала: «И правильно, что не ходят». — «Почему это!?» — «Потому, что…», тут она замялась и не помню в каких словах пересказала мне один из слухов. Я резко возразил и сразу почувствовал, откуда ветер дует, а между нами с Наташей сразу произошло отчуждение. А Дмитрий Дмитриевич в этом смысле был очень проницательным и чутким человеком. Как-то я сказал ему, что иногда захожу к человеку, очень подкованному в истории и теории музыки, чтобы пополнить свой интеллектуальный багаж. Д.Д. замялся и, подумав, сказал: «Я на Вашем месте не стал бы водиться с человеком, который служит в органах». Имени этого человека я называть не буду, так как он давно уехал за границу и там скончался. Но Д.Д. в таких делах, мне думается, никогда не ошибался.» (конец цитаты)
Человека, который (по мнению Шостаковича) «служил в органах», Борис Тищенко явно не собирался называть — и я его прекрасно понимаю. Но случилось так, что вскоре после написания этого письма Б.И. Тищенко разговаривал с моей матерью по телефону, речь зашла об этом таинственном персонаже, имя которого Тищенко не захотел раскрывать. Затем разговор переключился на что-то другое, и моя мать упомянула Филиппа Гершковича, которого мой отец хорошо знал в конце сороковых — начале пятидесятых. И тут Борис Тищенко внезапно (возможно, неожиданно для себя самого) высказался…
Я в своих книжках и статьях никогда не упоминал об этом эпизоде. Филипп Гершкович — учитель и духовный наставник известнейших композиторов XX века (желающие могут посмотреть в Википедию).
Вспомнить об этом любопытном эпизоде меня заставили слова Гершковича (недавно попавшиеся мне на глаза здесь), где он называет Шостаковича «халтурщиком в трансе».
Если я не ошибаюсь, Галина Уствольская в свое время солидаризировалась с Гершковичем.
Интересно, что здесь первично, а что — вторично: мнение Шостаковича о деятельности Ф. Гершковича или мнение Ф. Гершковича о музыке Шостаковича?
Никакого своего мнения на всякий случай не высказываю)
Консервант из Консерватории
А.А.Локшин
Году примерно в 2013 известный композитор и музыковед Борис Иоффе выпусти на немецком языке (которого я не знаю) книжку, в которой страниц примерно сорок посвящено анализу симфоний моего отца. Мысль о том, что в преамбуле к статье могут содержаться намеки на стукачество композитора, попросту не приходила мне в голову. И я попросил Бориса перевести его замечательный опус на русский язык…
Дальше пошло нескончаемое выяснение отношений – я подробно объяснял Борису, что обвинения несостоятельны и что не мое мнение (как сына композитора) здесь важно, а мнение такой исторической личности как Елена Боннэр, которая сама испытала клевету примерно по такой же технологии, связанной с подслушкой. Достаточно было одного упоминания об этом, чтобы преградить путь сплетне. Или упоминания о том, что основная неутомимая обвинительница моего отца — Вера Прохорова – будучи выходцем из гэбэшной семьи, не подозревала об этом, не догадывалась о том, что ее собственная мать – сотрудница «органов». Короче – жила в иллюзорном мире. И одного лишь упоминания об этом было бы достаточно для того, чтобы преградить путь сплетне. Совершенно аналогичная ситуация со вторым обвинителем моего отца – Вольпиным. Достаточно было бы упомянуть, что ближайшей подругой Вольпина была в то время дочь (расстрелянного) специалиста по подслушке жилых помещений. И сплетне тут же пришел бы конец.
Когда все это пишу я – всего лишь сын композитора – все это производит на публику куда меньшее впечатление, чем могло бы, если бы эти ключевые детали были упомянуты в статье или книге известного, влиятельного музыканта.
Но ничего этого сказано в тексте Иоффе не было. Зато имелась пронзительная фраза о том, что Прохорова прошла в тюрьме через пытки. Это – неправда. В одной из своих статей Прохорова прямо говорит, что по сравнению с прочими арестантами следствие у нее было легким. Никаких пыток. (А в лагере – по словам самой Прохоровой – она практически сразу же была освобождена от физической работы.)
Замечу попутно, что похожая история происходит в 49 году с Вольпиным. О своем пребывании в знаменитой Ленинградской Тюремно-Психиатрической Больнице он рассказывал такими словами (см. книгу Ю.Айхенвальда): «…кормят нормально. Прогулки, библиотека – в общем, совсем нормальная приличная жизнь.» И это о той самой ЛТПБ и о том самом времени, когда прочие узники содержались в настолько нечеловеческих условиях, что даже некоторые врачи кончали с собой!
Почему все это особенно важно в истории Локшина? Потому, что и Вольпин, и Прохорова были фишками в игре, устроитель которой оставался в тени (детали см. в моей книжке «Музыка, оскорбительная для Сталина»). Они оба должны были с гарантией уцелеть. Если бы Вольпин и Прохорова чудом выжили после пыточных условий, моя аргументация полетела бы к черту. Люди, обреченные на гибель (пусть не стопроцентную, но весьма вероятную) не могли бы предназначаться для распространения клеветы.
Возвращаюсь теперь к тексту Бориса Иоффе. Он знал от меня, что следствие у Прохоровой было легким, но, видимо, забыл. Мало ли, что могло ему помешать это запомнить. Человек занятой, известный. Да и вообще все мои просьбы он пропускал мимо ушей. У него была своя концепция, а кто такой я, чтобы ему указывать?
Однако ситуация оказалась еще более скверной, чем я думал примерно год назад. Дело в том, что прежде я мог считать некорректности и ошибки в тексте Б.Иоффе результатом небрежности или высокомерия, желания оставаться «над схваткой», но 19 сентября 2020, в день столетия моего отца (почти год тому назад) все изменилось.
Именно в этот день Иоффе поместил в фейсбуке небольшой пост на странице одного из общих знакомых, и пост этот почти целиком состоял из фразы о пытках, якобы перенесенных Прохоровой.
Я публично (в весьма резкой форме) указал Иоффе на ту дезинформацию, которую он распространяет и которая чрезвычайно вредна моему отцу. Б.Иоффе не возразил мне ничего, хотя у него была полная возможность мне публично ответить (!). Свой пост в фейсбуке он благоразумно стер, а дезинформация в его статье благополучно осталась и продолжает сбивать читателей с толку. Назвать это небрежностью, упрямством или еще каким-нибудь милым словом невозможно. Это начинает выглядеть как изначальный авторский замысел – восхваляя симфонии, придержать композитора в полу-придушенном состоянии. С этой блистательной стратегией, позволяющей «возглавить» Локшина, я уже сталкивался.
Плюсов у такой стратегии множество. Она дает возможность демонстрировать:
А) свою либеральность и сострадание жертвам проклятого Локшина;
Б) свою смелость перед лицом вездесущего Локшина;
В) свою тонкость – понимание музыки этого самого Локшина;
Г) свое великодушие по отношению к этому чертову Локшину .
Первооткрывателем подобного подхода (не к Локшину, естественно, а вообще) следует считать, видимо, тов. Э. Багрицкого (ТВС, 1929), рекомендовавшего, в случае необходимости, солгать.
13 июля 2021
Вот и я тоже засомневался, что Григорий Б. причастен к этим делам. Катается себе человек в своё удовольствие по своим любимым улицам и нам видео показывает. Похорошела, как он считает, столица. Опять же — дело вкуса. Моя приятельница, коренная москвичка в ужасе, да и я , признаться, больше старые уголки Москвы уважал, чем новые всплески архитектуры.
За департамент Инны Б. не скажу ни плохого, ни хорошего. Не сталкивался, повезло.
А за Локшиных, которых ни разу не видел, кроме как на фотографиях в Мастерской, с Наташей Г. никак не соглашусь. Фотографии — дело сурьёзное, лицо- зеркало души. И не только тех, кого фотографируют.
Фотография и душу фотографа показывает. Но об этом столько написано, что «своего мнения на всякий случай не высказываю.))» Что касается до вновь поднятой автором темы, могу только приветствовать и позавидовать его упорству и последовательности в защите чести семьи Локшиных.
Спасибо, дорогой А.В.!
Некоторое время тому назад мне попалась харктеристика, данная Г.Быстрицким одному эпизоду из великолепной статьи Артура Штильмана «Судьба виртуоза». Речь в упомянутом эпизоде из «Судьбы виртуоза» шла о Рихтере, и Г.Быстрицкий (если не ошибаюсь!) назвал сведения, приведенные А.Штильманом «хренью». (Надеюсь, Г.Быстрицкий меня поправит, если он ничего подобного не писал и я его с кем-то перепутал.)
Суть в том, что рассказ Штильмана (пересказ разговора с Бусей Гольдштейном) – это свидетельство очевидца.
Мой скромный рассказ – тоже свидетельство очевидца. Мне лестно, что мои, так сказать, оппоненты направляют меня на психиатрическую экспертизу.
Я вовсе не собирался отвечать на выпады в свой адрес, но мне пришло в голову одно любопытное соображение. Уже сейчас ИИ (Искусственный Интеллект) близок к тому, чтобы различать сарказм от обычного, нейтрального текста. Думаю, что если цивилизация не рухнет, то уже скоро ИИ сможет с хорошей точностью отвечать на такие интересные вопросы:
1. Не врет ли рассказчик;
2. Пишет ли он то, что действительно думает (искренен ли он);
3. Не является ли рассказчик манипулятором;
4. Является ли рассказчик психически здоровым человеком…
И так далее.
Короче, пройдет еще немного времени, и многие тексты будут раскрашены в соответствующие цвета (подобно тому, как это происходит при проверке на плагиат).
Автор вновь копается (другого слова не подберу) в неких околокомпозиторских дрязгах, «деликатно» не называя фамилии. Зато ссылается на пасквиль в адрес Шостаковича.
Кому и зачем это надо?
«Автор вновь копается (другого слова не подберу) в неких околокомпозиторских дрязгах…» – золотые слова! Но почему-то по отношению к А.Л. Локшину эти вот дрязги на протяжении десятилетий никого не то, чтобы не раздражали, но и активно поддерживались многими уважаемыми людьми. А ведь речь идет о «делах давно минувших дней», и до сих пор ни одно упоминание о гениальном композиторе не обходится без этих бездоказательных пасквилях. Вот такая незадача!
Как писатель и драматург, а также литературный критик местного значения, сразу скажу: сей опус-миниатюра не ко мне. Это может пройти по ведомству уважаемой Инны Беленькой.