[Дебют] Елена Ханина: Воспоминания

Loading

Разорванность, отступление от еврейских корней, потеря связи с местом рождения — как это характерно для прошлого и для нашего века. Ощущение не принадлежности ни к стране, где прожил большую часть жизни, ни к месту, где покоятся в братских могилах предки, ни к чужому дому, где жил в коммунальной квартире…

Воспоминания

Елена Ханина

Гриша Левин

Елена ХанинаСегодня внезапно что-то всколыхнулось в душе, казалось давно утратившей способность полета даже в воспоминаниях юности. На фэйсбуке, где бывшие рижские евреи делятся видами старой Риги и старыми фотографиями друзей молодости, появилась фотография, сделанная на еврейском кладбище: памятник двум братьям Левиным и один из них — Гриша, тот самый Гриша, который светлым облаком пролетел и исчез в моей жизни. Со времени нашего расставания прошло больше полувека, но образ Гриши, который известен рижанам как достопочтенный раввин, навсегда поселился в моей памяти. На памятнике указаны даты его земного пребывания: 18.12.1945–01.01.2014. Григорий, он же Цви-Герман.

Впервые Гришу я встретила, поступив на первый курс медицинского института.. Меня пригласили на вечер в школу, где я училась с шестого по восьмой класс.

Не имея друзей, поклонников и будучи скованной и замкнутой, принимала ухаживания своего будущего мужа, которого и пригласила на вечер с музыкой и танцами. Мой будущий муж пришел с приятелем, высоким, худым, длинноволосым красавцем. Это и был Гриша. Мы сразу приглянулись друг другу и пустились в пляс. В это время был в моде рок-н-ролл и никогда и ни с кем за всю свою жизнь я не танцевала столь зажигательно. Наши выдающиеся телодвижения были оценены ответственным за порядок учителем физики и с вечера нас выдворили с позором.

Потом мы пошли пить кофе в Молочный ресторан на улице Ленина. Со своим будущим мужем я рассталась на год и несколько раз мы встречались с Гришей, хотя и с ним романтические отношения сошли на нет. В это время я еще не определилась со своей узкой специализацией и думала о специальности психиатра. Гриша учился в Медицинском институте на третьем курсе и подрабатывал санитаром в психиатрической больнице. Отказом от своих планов — стать психиатром, я полностью обязана Грише.

Гриша пригласил меня посетить психиатрическую больницу в день своего дежурства и обещал познакомить с интеллигентным пациентом с диагнозом шизофрения. Гриша представил мне очень симпатичного молодого человека по фамилии Верхушкин, посадил нас в комнату, где нашему разговору с Верхушкиным никто не мешал и я выслушала трехчасовой монолог, который был похож на завораживающий детектив с любовным треугольником, погонями, в котором участвовал сам Верхушкин, его любовница и муж любовницы. Весь рассказ показался мне увлекательным, правдивым и на протяжении трех часов рассказа я никак не могла понять — как бездушные медики могли диагностировать шизофрению у совершенно здорового человека и поместить его в психиатрическую лечебницу. В самом конце рассказа Верхушкин поведал, что муж его любовницы исхитрился выстрелить в него, попасть прямо в сердце, сердце спустилось вниз, выпало из штанины брюк, покатилось по тротуару, но он, Верхушкин, смог, поймать свое убегающее сердце и вернул его на место. Придя в полное смятения от окончания повествования я поняла — психиатрия не для меня и я не смогу отличить психически здорового от больного.

О том, насколько сложно определить психическое здоровье от психической болезни в дальнейшем показал проведенный в 1973 году в США эксперимент под названием «Психически здоровые на месте сумасшедших». Это исследование поставило под сомнение надежность всей психиатрической диагностики и вызвало настоящую бурю в мире психиатрии.

Эксперимент был проведен психологом по имени Дэвид Розенхан. Известно, что этот эксперимент поставил под сомнение надежность всей психиатрической диагностики. 8 человек — три психолога, педиатр, психиатр, художник, домохозяйка и сам Розенхан — обратились в психиатрические больницы с жалобами на слуховые галлюцинации. Естественно, таких проблем у них не было. Все эти люди договорились притвориться больными, а затем сказать докторам, что с ними все нормально.

И вот тут начались странности. Доктора не поверили словам «больных» о том, что они чувствуют себя хорошо, хотя те и вели себя вполне адекватно. Персонал больниц продолжал заставлять их принимать таблетки и выпустил участников эксперимента на свободу только после проведенного насильно курса лечения.

После этого уже другая группа участников исследования посетила еще 12 психиатрических клиник с теми же жалобами — слуховые галлюцинации. Они обращались как в прославленные частные клиники, так и в обычные местные больницы. Псевдобольные говорили, что они слышат голоса, которые говорят им такие слова, как «пустота», «падение», «пропасть». Все эти слова были выбраны Розенханом, так как они указывали на наличие экзистенциального кризиса у личности.

После того как у 7 участников исследования диагностировали шизофрению, а у одного из них депрессивный психоз, все они были госпитализированы. Все участники эксперимента были выписаны с занесением в их медицинские карты диагноза «шизофрения в ремиссии».

Таким образом, на этих людей повесили ярлык, что они психически больны. Доктора одной из психиатрических клиник связались с Розенханом и попросили его прислать им своих псевдобольных без предупреждения, утверждая, что уж они-то смогут выявить симулянтов в два счета.

В следующие три месяца администрация этой клиники смогла выявить 19 симулянтов из поступивших к ним 193 пациентов. Как оказалось, никаких пациентов Розенхан ни в какие психиатрический клиники не посылал! «Очевидно, что в психиатрических больницах мы не можем отличить здоровых от нездоровых». В первой части эксперимента с псевдобольными настоящие больные в клиниках начали подозревать, что посланные Розенханом участники — симулянты, в то время как персонал больницы не смог этого заметить.

Если быть более точным, 35 настоящих пациентов смогли определить, что участники эксперимента притворяются. Больные подходили к ним и говорили: «Ты не можешь быть чокнутым. Ты, наверное, какой-нибудь журналист или профессор, засланный сюда с целью проверки».

Так что теперь, когда я читаю очередное сообщение из ра здела судебной хроники, когда уважаемая комиссия психиатров делает заключение — пациент или пациентка вменяемы и дееспособны, их выписывают из психиатрической лечебницы, а через несколько дней «вменяемый» зарезал свою маму, а «дееспособная», мать двоих детей, утопила их в ванне. совершенно ясно — насколько трудно даже для высокопоставленных и высококвалифицированных специалистов прийти к заключению — опасен ли больной для себя и для окружающих или нет.

Вспоминается рассказ профессора психогериатра. Во время работы профессором в Университете США он участвовал в комиссии, которая должны была определить наличие или отсутствие болезни Альцгеймера у выдающегося профессора, на которого написали жалобу студенты. Профессор блестяще отвечал на все вопросы комиссии и прошел все тесты для диагностики Альцгеймера. Комиссия решила — болезни Альцгеймера у него нет. После ухода испытуемого шумно раскрылась дверь и вбежала возмущенная уборщица: «Человек, который только что вышел из этой двери, напи́сал в коридоре!»

Гриша познакомил меня с поэзией Бодлера, столь близкой моему душевному настрою.

Гриша — человек яркий, мятущийся, неординарный, пассионарный. Память о нем навсегда вкраплена в мое сознание.

Лет пять назад моя подруга, которая училась с ним, сообщила о его смерти, я узнала что он остался одним из немногих, кто связал свою судьбу с Ригой, пришел к религии, стал раввином.

Да будет благословенна память о нем.

Моя семья

Нечто символическое вижу я в датах рождения моего отца и дате моего рождения. В история семьи моего отца, отражается целая эпоха жизни евреев, которые пришли в этот мир в начале двадцатого века и суждено им было жить в стране, которая исчезла в конце 20-ого века и в той среде, которая исчезла намного раньше, после революции 1917 года в связи с ассимиляцией, отхода от веры отцов. В сороковые годы того же богатого событиями 20-ого века остатки уцепившихся за свои еврейские местечки евреев нашли смерть от пули работников зондеркоманд в вырытых ими же братских могилах. Мой отец родился в ноябре 1917 года, когда смерч революции прокатился по России и Могилёвские евреи ощутили себя свободными людьми, навсегда порвавшими с чертой оседлости. Моему отцу довелось дожить до крушения империи и прах его покоится на кладбище города Беэр Шева. Что вместилось в эти 73 года, что прошли со дня его рождения до смерти?

Я попытаюсь посмотреть на жизнь моего отца и его семьи глазами еврейки, которая пришла в этот мир в тот же год и тот же месяц, когда было провозглашено рождения государства Израиль и с 1989 живёт в Израиле.

Мой отец родился в Могилёве, вторым ребёнком из четырех от матери Ханиной — Фраерман Белы Исаевны и отца Ханина Ильи Самойловича. Мать домохозяйка, отец фотограф.

Ни один из братьев и сестёр моего отца не пережил войну. Моя бабушка и двое её дочерей убиты в октябре 1941 года неподалёку от городка Чаусы, а брат Самуил, гвардии рядовой, в 19 лет погиб в 1942 году под Сталинградом.

Отец уехал из семьи в четырнадцать лет учиться в Ленинград, где давно обосновались две тётки отца по материнской линии, одна из них была замужем за ведущим инженером Кировского завода. Отец заканчивал рабочий факультет, потом работал слесарем, общежитие, скудное существование и наконец поступление в Кировскую военно-морскую академию. Война, эвакуация академии из Ленинграда в Киров, прощание с родными, которые оставались в блокадном Ленинграде, переход по льду ладожского озера, окончание Академии, война, служба на бронекатерах, Победа, два года в оккупационных войсках в Австрии и наконец возвращение на Родину с бригадой бронекатеров в Пинск.

Встреча в 1946 году с моей матерью в Пинске. Молодая врач приехала по распределению после окончанию Второго Московского мед. института. Получение назначения на Дальний Восток, рождение единственной дочери, то есть, меня. В 1952 году назначение в ординатуру, получение специальности гастроэнтеролога, 1953 год на факультете, дело врачей. Аресты профессоров, митинги, выступления товарищей, вдруг обрушивших негодование на арестованных коллег и учителей. Поддержка друзей, неевреев. Вера в партию. Получение назначения в Ригу. Латвия отошла Советскому Союзу по пакту Молотова-Рибентропа ещё в 1939 году, во время войны была под Германией. С 1956 года постоянно в Риге, сначала в госпитале — зав. отделения гастроэнтерологии, потом увольнение из армии в чине полковника, работа в больнице 4-го управления, обслуживающего партийных боссов, старых большевиков. Переезд в Израиль в 1990 году и смерть в 1991.

Мой отец был коммунист, вступил в партию во время войны. Я последнее время много думаю, что совсем мало знала своего отца. Мои политические разногласия с отцом начались довольно рано, думаю, что в конце школы и, как ни странно, краеугольным камнем наших разногласий стала диктатура пролетариата. Я совершенно не принимала любую диктатуру и диктатура пролетариата была мне глубоко противна. Оотец не любил вступать в глубокие идеологические споры, но разоблачения культа личности Сталина принял с радостью, хотя репрессированных среди его родных не было.

Мой отец почти ничего не рассказывал про свою семью. После гибели семьи он побывал в Чаусах лишь незадолго до смерти, перед переездом в Израиль. Его отец — Ханин Илья Самойлович, был мобилизован, не находился в Чаусах в момент гибели семьи, после войны жил одно время на Украине, потом переехал в Ригу, отец помогал ему.

В моей памяти остались две тетки моего отца. Старшая из них, Тыля была замужем за ведущим инженеров Кировского завода. Её муж не пережил блокаду Ленинграда. Папа приходил прощаться перед его отъездом в Киров, куда эвакуировалась военно-медицинская академия, свирепствовал голод, папа оставил Тыле и Фриде свой продуктовый паек, который ему выдали как курсанту. Тыля была бездетна, у ее сестры Фриды был сын Володя, который оставался с ней в Ленинграде во время блокады.

Володя дружил с моим отцом. Я хорошо помню громадный шрам, который казалось разделял череп и лицо Володи на две неравные половины. Происхождение этого шрама, который он получил в 11-летнем возрасте, было нам известно. Он со своей матерью во время блокады и жил в коммунальной квартире. Однажды его мать, Фрида, которая работала продавцом в знаменитом универмаге ДЛТ, вернулась с работы и увидела: сосед, которому было семнадцать лет, ударил сына молотком по черепу, чтобы убить и съесть, но не успел довести своё дело до конца, хотя Володя истекал кровью. Фрида спасла своего сына, ему удалось прожить до старости и сделать много добра людям — ухаживал за своей парализованной матерью, ухаживал за своим больным отцом, скрывая это от матери, мать с отцом были разведены, много лет ухаживал за старой, больной, одинокой вдовой своего отца.

У отца был знаменитый дядя Рува — Рувим Исаевич Фраерман, книгами которого зачитывались и по сценарию его повести «Дикая собака Динго, или Повесть о первой» любви снят один из лучших фильмов о первой любви. Рува дружил с Паустовским, Гайдаром, но о своей семье оставил очень мало воспоминаний. У него была дочь Нора, которая умерла в Израиле.

Разорванность, отступление от еврейских корней, потеря связи с местом своего рождения — как это характерно для прошлого и для нашего века. Ощущение не принадлежности ни к стране, в которой прожил большую часть своей жизни, ни к месту, где покоятся в братских могилах предки, ни к этому чужому дому, в которой жил в коммунальной квартире. Как-то гуляя по парижскому кладбищу, я позавидовала людям у которых 200 лет родные находят свой покой в семейном склепе. У моих родных могилы разбросаны по разным странам, а по большому счёту и нету у них никаких могил. Попытка найти могилу моей бабушки Белы и её дочерей я предприняла в семидесятые годы.

Мы поехали в Чаусы, маленький городок под Могилевом. Белоруссия… Шёл мелкий дождь, я слонялась по местному кладбищу, пытаясь найти хоть какой-то след погребения близких, но мои попытки были безуспешны. Навстречу шла старая, грузная женщина, она тяжело дышала и опиралась на палку. Я подошла к ней и спросила, не жила ли она здесь во время войны. Как оказалась, жила, более того, её дочь училась в одном классе с моим дядей Самуилом, который погиб под Сталинградом.

Она видела как увозили евреев, в том числе мою бабушку и её дочерей на смерть… Памятник убиенным евреям был поставлен вне кладбища. Она показала где. Тропинка к памятнику заросла и надо было продираться по мокрой траве, которая была выше колена. Я поняла, что к памятнику давно никто не подходил. Да и кому же подходить к этой символической могиле 1200 евреям, евреи давно покинули эти места и не было принято в те годы вспоминать о своих корнях, да и зачем? Потомки убиенных были заняты строительством новой жизни, построением коммунизма, который должен был состояться в 1980 году, но почему-то не пришёл, наверное потому, что строительство нового человека, достойного жить при коммунизме, не произошло. Человек остался таким же, каким был тысячелетия назад, ну может быть немного похуже… Нашла дом своего деда, довольно приличный двухэтажный дом, в котором разместилась кулинария. У меня нет ни одной фотографии моей бабушки…

Кладбище

Живущие на этой земле, особенно находясь в зрелом возрасте и прекрасном здравии, выставляют для себя множество заслонов и табу, предпочитая не говорить и не думать о конечности своего пребывания на этом свете. Необходимость посещать кладбища, участвовать в похоронах престарелых родственников и друзей иногда заставляет подумать о смерти, особенно, когда усопший оказывается моложе тебя и, как и ты, отличался прекрасным здоровьем. После ухода родителей мысли о смерти посещают чаще и заставляют продумывать детали собственного погребения. В Израиле эта процедура находится под строгим контролем организации под названием Хевра Кадиша. Законы этой организации суровы и не позволят допустить погребение умерших неевреев на еврейское кладбище.

Громадная алия в Израиль из расколовшегося Советского Союза, которая в девяностые годы переехала в Израиле по закону о возвращении, давала право приехать в Израиль и внукам еврея, и привезти с собой семью. Это привело в Израиль более пятисот тысяч людей, которые или не являются евреями по ГАЛАХЕ, или неевреев, членов семей, имеющих мужа или жену, которые имеют отношение к еврейству. Люди, приехавшие в Израиль рано или поздно переселялись в мир иной, поэтому у государства встала первоочередная задача обзавестись альтернативными кладбищами. Пары, которые прожили вместе более пятидесяти лет, должны были изначально решить для себя вопрос, предпочитают ли они быть похоронены со своими не еврейскими родственниками или после смерти разделиться и быть похороненным на еврейском кладбище Вопросы надо решать заранее и все чаще и чаше я вижу евреев, предпочитающих быть похороненным на не еврейском кладбище и поджидать своего не еврейского супруга или супругу. Иногда ожидание затягивается на двадцать, тридцать лет, иногда воссоединение происходит в течение нескольких месяцев.

Все приехавшие из СССР евреи по ГАЛАХЕ — это имеющие бабушку еврейку или перешедшие в иудаизм, которые прошли гиюр. Все наши бабушки и дедушки, которые уцелели во время войны, рожденные в царской России и наши родители, рожденные в первой половине двадцатого века в СССР, уцелели лишь потому, что:

  • Немцы не добрались до места их жительства в Советском Союзе;
  • Находились в эвакуации из мест, куда пришли немцы или были мобилизованы в армию;
  • Приход большевиков в прибалтийские страны в сороковом году сопровождался высылкой довольно большой группы буржуазии, средних и мелких собственников, среди которых евреи составляли около 30%. С 14 по 15 июля было депортировано из Латвии около 15000 человек.

Все остальные, в своем абсолютном большинстве, были уничтожены.

Перебрав свою родословную, в которой оказалось множество пробелов, я пришла к выводу — никто из моих дедушек и бабушек не был похоронен на еврейском кладбище. Возвращение к правильному захоронению пришло лишь в Израиле.

Мой дед Хаим Залманович умер в 1943 году во время войны и похоронен в городе Омске, куда эвакуировалась семья из Конотопа, Сумская область Украины. Моя бабушка Мария Залманович умерла в 1964 году и похоронена на Лесном Кладбище города Риги. Это — родители моей мамы. Мама умерла в Израиле и лежит на еврейском кладбище с 2012 года. В Израиль мои родители приехали через девять месяцев после моего приезда в Израиль в 1989 году. Отцу, Ханину Вульфу Ильичу судьба отмерила лишь девять месяцев пребывания в стране. Из моей семьи он был первым, кто лежит с 1991 года на еврейском кладбище города Беер-Шевы.

Моя бабушка Ханина Бэлла, в девичестве Фраерман, была расстреляна немцами в октябре 1941 года под городом Чаусы Могилевская область, Белоруссия. Вместе с ней были убиты две её дочери 13 и 22 лет. Мама пережила отца на двадцать лет. Она успела посмотреть Париж и Лондон, Прагу, ежегодно отдыхала в санаториях — Словения, Карловы Вары, Румыния. После смерти мамы я поставила памятник всем своим родным — памятник состоит из двух частей, на левой части памятника упомянуты имена моих родителей, а на правой части имена погибших — бабушки, её дочерей — Доры и Марии и, дяди Самуила, который погиб под Сталинградом в 1942 году и есть ли у него могила, и где она — мне узнать не удалось. Долгое время мучила мысль — после моего ухода никто не придет на мою могилу, мой единственный сын носит фамилию своего отца. Я — последний носитель этой фамилии. На мне род Ханиных заканчивается…

Репрессии в Латвии

О том, что происходило в Латвии во время прихода немцев в 1941 году, об уничтожении евреев и не успевших убежать в Советский Союз коммунистов я узнала во время моей учебы в институте в семидесятые годы. Что же происходило с латышами и какие катаклизмы происходили с ними в короткий период правления СССР до прихода немцев и длинный период с 1944 года по 1991 — до обретения независимости?

О репрессиях, которые ожидали местное буржуазное население, я узнала из нескольких источников. Первым из них оказался мой отец, который поведал, как навещал в Риге в 1946 году свою двоюродную сестру, дочку писателя Рувима Фраермана, она была замужем за сыном директора чулочной фабрики «Аврора» и, очевидно, кроме экспроприации фабрики, принадлежавшей его отцу, его ожидало переселение в Сибирь. Во время поняв серьезность ситуации, Эмма с мужем и сыном успели переселиться на Дальний Восток, где муж получил должность редактора в местной газете и был с восторгом принят местной публикой, воздавшей дань его эрудиции и человеческим качествам.

Работая эндокринологом в 7-ой клинической больнице города Риги, я подружилась доктором Зентой, сосудистым хирургом, которая занималась операциями на венах. Сдержанная, неторопливая, на изрытом морщинами лице выделялись глаза, глубоко посаженные, казалось глядящие на тебя из иного мира. Мы несколько месяцев обедали вместе в больничной столовой и от неё я впервые услышала рассказ человека, побывавшего в сталинских лагерях.

Доктор Калниня уже успела окончить врачебный факультет латвийского Университета к возвращению советского правления в Латвии в 1944 году и за свое буржуазное происхождение получила срок по 58 статье и отправилась в сибирские лагеря ГУЛАГа. Правда местные, гулаговские, власти признали её профессию и поручили ей управлять медицинским пунктом, где она исполняла роль оперирующего хирурга. Нехитрое медицинское оборудование, печурка, скальпель, спирт, как ни странно, помогло спасти множество людей. В помощь ей была передана недоучившаяся студентка четвертого курса Медицинского института из города Киева, которую признали виновной в буржуазной пропаганде и присудили тот же срок — 10 лет лагерей. Две молоденькие девушки начинали свой день с шести часов утра, в это время проходил поезд, который курсировал между лагерями, поезд замедлял скорость и охранники сбрасывали, больных в снег. Санитаров не было и девушки на себе должны были тащить больных в барак, где предстояло поставить правильный диагноз и, если надо, сделать операцию. Больше всего поразила фраза доктора Калнини — «никогда в своей жизни я больше не встречала таких прекрасных людей, как те, с которыми меня свела судьба в Гулаге». Открытки из разных городов СССР от спасенных больных много лет наполняли её сердце радостью…

С ГУЛАГом связана и история моей подруги Лили Либман. Её история начиналась в 1936 году, когда ее отец и мать со старшим братом, с сестрой матери и мужем сестры, будучи страстными почитателями Советов и немецкими коммунистами, переселяются в Советский Союз. Сначала все складывается хорошо: жизнь в Москве, все находят работу. Даже Лилин отец — учитель иврита, становится переводчиком с немецкого… Но потом все резко становится плохо. Наступает 1938 год, именно в этот год на свет появилась Лиля, семейство немецких коммунистов попадает под подозрение в шпионаже. Отца и мужа тети арестовывают и ссылают в мордовские лагеря, причем мужа тети вскоре расстреливают, а Лилю с маленьким братиком и двух испуганных женщин выселяют из Москвы в Сибирь. Мать Лили никогда не работала и определенной профессии не имела, русского языка не знала. Но зато её сестра была врачом, специалистом по лечению туберкулеза и вся семья выжила благодаря ей. Мама продолжала говорить на идиш, так и не выучив русский язык, даже переехав в Израиль в семидесятые мама сидела на лавочке и обращалась к прохожим на идиш. Папа выживал в лагере много лет и даже писал письма домой, пытаясь поддержать жену и детей. Он должен был выйти на свободу в 1954 но, но погиб от удара ножа уголовника за несколько месяцев до освобождения.

Истории замечательного спасении небольшой части латвийских евреев, которые успели убежать их Латвии до прихода немцев, или были насильственно вывезены работниками НКВД в Сибирь в 1940-1941 году в своем большинстве имеют хороший конец, хотя и не все выжили в тяжелых условиях Сибири. Очень характерны рассказы моей подруги о своей семье, которая происходила из Даугавпилса.

Характерен рассказ о выселении недавно умершего в городе Лоде 94-летнего дяди Хаима. Буржуазное происхождение и два наемных работника решили судьбу семьи дяди Хаима. Были поданы вагоны для перевозки скота, в которые погрузили людей с плачущими детьми и минимальным скарбом. Родственники бежали по перрону, заглядывая в окна, чтобы в последний раз увидеть любимые лица и передать им хоть что-то из вещей и еды… Никто из семьи дяди Хаима не погиб в Сибири, в Томске он получил высшее образование и переехал с женой, двумя дочерьми, внуками в Израиль, где прожил последние 25 лет своей жизни.

С дедушкой моей любимой подруги Доры судьба сыграла злую шутку. Трое его сыновей уже в тридцатые годы прониклись коммунистической идеологией, находились в подполье и, несмотря на наличие у папы небольшой фабрики, имели прекрасную репутацию среди коммунистических подпольщиков. После прихода в Латвию Советской власти папа подлежал немедленному выселению, как буржуй, но он смог предъявить расписки, которые получали сыновья за внесение папой денежных сумм на коммунистическое движение и из списков на выселение в Сибирь он и его семья были вычеркнуты. По приходу немцев, никто его из расстрельных списков, как еврея, не вычеркнул и вся семья была уничтожена. Семья владела шоколадной фабрикой и строительным бизнесом в Даугавпилсе. Один из сыновей учился в Италии на врача. В 1938 году приезжал на каникулы к родителям, настоятельно советовал переехать в Палестину, не послушали…

В Латвии было уничтожено сто тысяч евреев, более двух тысяч психических больных и две тысячи цыган.

Если кто-то думает, что в независимой Латвии тридцатых годов прошлого столетия царило взаимопонимание и все как один считали основной ценностью независимость, то они ошибаются. Страсти кипели нешуточные. Часть латышей и многие евреи, желали победы коммунизма и за свои взгляды и подпольную деятельность при режиме Ульманиса отсиживались в тюрьмах. После прихода к власти Советов с 1940 году эти люди были выпущены из тюрем, но, если они не успели убежать до прихода немцев, то их ждал расстрел. Русская община столетия обитала в Латвии, среди русских было много староверов, русские не очень ладила с националистически настроенными латышами, а евреи делились на ратующих за отъезд в Палестину и категорически с этим несогласных.

После долговременного присоединения Латвии к Советскому Союзу возникла привилегированная прослойка, в которую входили старые большевики — латышские стрелки, устанавливающие советскую власть в Совдепии и затем вернувшиеся в Латвию; коммунисты, вышедшие из подполья и из тюрем, ратовавшие за воссоединение с Советским Союзом. К старым коммунистам причислили и двух двоюродных сестёр моей свекрови, которые несколько лет провели в тюрьме при режиме Ульманиса за распространения прокламаций. Обласканные вниманием новой для Латвии власти, эти люди стали получать персональные квартиры, персональные пайки и персональные пенсии, для них была построена специальная больница, которая так и называлась — спец. больница. Привилегии закончились в одночасье с обретением Латвией независимости в 1991 году…

Как писал Михаил Булгаков, «москвичей испортил квартирный вопрос». Как оказалось, не только москвичей, но всех, включая рижан. Лозунг «ВСЕ ОТОБРАТЬ и НЕ ВСЕ ПОДЕЛИТЬ» сработал после большевистского переворота в Российской Империи в 1917 году. Тогда множество людей со всей России двинулись в города и ютились в громадных хоромах богатеев и российской элиты. Тогда из шикарной квартиры делалась коммуналка, в которую вселялось 7-12 семей. Все это называлось уплотнение, несчастные владелицы квартир, не успевшие убежать за рубеж, ютились в комнатушке из 4 метров, вспоминая навсегда потерянную жизнь.

Этот процесс в Латвии начался уже после бегства из Латвии немцев и тех, кто не ожидал никакого послабления от возвратившейся коммунистической власти. Вдруг оказалось огромное множество пустых квартир, которые принадлежали или убитым евреям или убежавшим с немцами латышам. В это же время служивые люди новой власти в большом количестве прибывали в Латвию, возвращались евреи, которые спаслись в Союзе. Меня поразило невероятное количество пришлых, ранее не проживавших в Риге евреев, которые занимали пустые квартиры в центре, рядом с вокзалом.

Когда свободные квартиры закончились, а люди все прибывали и прибывали — коммунальный быт пришел в Латвию. Люди обживались в чужих домах и квартирах. В семидесятые годы началось кооперативное строительство, многие получали новые квартиры, коммуналки расселялись и в прекрасной квартире могла остаться одна семья. Но и этому пришел конец.

После обретения независимости в Латвии, как грибы, начали появляться законы, суть которых — желание избавиться от нежелательного русскоговорящего населения, которое составляло 40% от жителей Латвии. Закон о негражданах был принят, но и с ним проблема решалась медленно. И тогда был принят новый закон о реституции, то есть, о возвращении домов их истинным хозяевам. И к 1995 году активно пошел процесс выселения людей из квартир, в которых они прожили более 40 лет. За 10 лет 14 тысяч потомков домовладельцев вернули 78 тысяч квартир или 8% жилого фонда. Закон не учитывал, что 90% жилых домов до 1941 года были заложены в Латвийских банках. Дома возвращались владельцам, но большинство из них к этому времени закончили свою спокойную земную жизнь в Канаде, Австралии, Америке. 90% получивших наследство — троюродные родственники. Возникло множество родственников, которые доказывали свое право на имущество, до 1996 года денационализация не требовала судебного разбирательства. Появилась весьма доходная должность — домоправитель, который занимался выселением людей из не принадлежащих им квартир и вселением в дешевые квартиры на окраине города. Из своих жилищ были изгнаны 10% жителей Латвии, или 220 тысяч человек.

Юморист Михаил Задорный очень красочно описал процесс выдворения из квартиры своего отца, известного писателя, который прожил в вышеупомянутой квартире 56 лет. На слуху трагедия знаменитой латвийской актрисы Айи Артмане, которая глубокой старухой оказалась бездомной.

Все идет по спирали. Часть латвийских евреев смогли покинуть Латвию после 1956 года, обзаведясь польским паспортом. Возможности отъезда открылись в семидесятые, потом в восьмидесятые годы и, наконец, последние покинули Латвию в громадном потоке девяностых.

Они живут в Америке, Канаде, Израиле, Австралии, Германии и только маленькая, но дружная еврейская община продолжает распевать еврейские песни на организованных СОХНУТом праздниках, но многие из них планирует в ближайшее время переселиться поближе к детям и внукам, в другие страны.

Print Friendly, PDF & Email

9 комментариев для “[Дебют] Елена Ханина: Воспоминания

  1. Громадное спасибо за отклик! С Новым 5782 годом ! Моя новая книга » Моё время» , издательство СТЕЛЛА будет представлена по ЗУМУ 12.09.2021

  2. «… Как-то гуляя по парижскому кладбищу, я позавидовала людям у которых 200 лет родные находят свой покой в семейном склепе. У моих родных могилы разбросаны по разным странам, а по большому счёту и нету у них никаких могил. …»
    =====
    100%

  3. A.B.19 июля 2021 at 3:51 |
    Ваш Верхушкин произвёл впечатление: “муж его любовницы выстрелил в него, попал прямо в сердце, сердце спустилось вниз, выпало из штанины брюк, покатилось по тротуару, но он, Верхушкин, смог, поймать свое убегающее сердце и вернул его на место…” Придя в полный восторг от такого самообладания (и везения), задумался над диагнозами психиатров, не отличающих психически здорового от больного.)))
    ____________________________________
    Дорогой Алекс, врачебные ошибки — не редкость в нашей жизни, к сожалению. Но вот почему-то только психиатры удостаиваются злословия — типа вашего. Вас, как и автора, впечатлил пациент Верхушкин. Причем, автор даже пришла к поспешному выводу, что ей не суждено быть психиатром, раз она не может отличить здорового человека от психически больного. Но этому учатся годы! А она студентка первого курса, на котором психиатрию еще «не проходят». Естественно, она «никак не могла понять — как бездушные медики могли диагностировать шизофрению у совершенно здорового человека и поместить его в психиатрическую лечебницу».
    И потом, что касается диагноза шизофрении. Знаю, что заочно, не видя больного и не поговорив с ним, диагнозы не ставят. Но даже, основываясь только на описании бреда у Верхушкина, его характера можно сказать, что шизофрения никаким боком его не касается. Этот нелепый бред, эта «небывальщина», которая вас так впечатлила, характерны для других церебральных расстройств, в клинической картине которых на первый план выступает нарастающее слабоумие. Но это уже специальные вопросы, не буду вдаваться в подробности.
    А эпизод с Альцгеймером нельзя вообще принимать всерьез. Это сродни обычным расхожим анекдотам на психиатрическую тему. ЧтО с того, что пациент выполнил все тесты? Если студенты написали на него жалобу, значит, было для этого нешуточное основание. Всегда в направлении на консультацию или госпитализацию указывается на те или иные странности больного, анамнестические данные, касающиеся его поведения, критичности, снижения уровня личности и т.д.
    В целом рассказ еще раз подтверждает ту нехитрую аксиому, что литература –это одно, а жизнь – совсем другое.

  4. Elena Х. — Я поняла, что к памятнику давно никто не подходил. Да и кому же подходить к этой символической могиле… евреям, евреи давно покинули эти места и не было принято в те годы вспоминать о своих корнях, да и зачем? Потомки убиенных были заняты строительством новой жизни, построением коммунизма, который должен был состояться в 1980 году, но почему-то не пришёл, наверное потому, что строительство нового человека, достойного жить при коммунизме, не произошло. Человек остался таким же, каким был тысячелетия назад, ну может быть немного похуже…
    ::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
    Здравствуйте, дорогая Е.Х. Познакомился с вашим дебютом и с признательностью вспомнил (сегодня перечитал) ваши стихи в Блогах “7-ми ИСКУССТВ” – в 2015-ом (август-сентябрь).
    “…попытаюсь посмотреть на жизнь моего отца и его семьи глазами еврейки, которая пришла в этот мир в тот же год и тот же месяц, когда было провозглашено рождения государства Израиль и с 1989 живёт в Израиле…”- Насколько мне известно, рижане полетели в Израиль в 70-ые, Как и бухарские евреи. В конце 70-ых я побыл в Стране туристом, возил нас (командовал парадом) бывший рижанин, офицер ЦАХАЛа в отставке (в высоком чине). Добрались мы благополучно до Беершевы, куда Вы приехали через 10 лет. Я же так и остался туристом и читателем чужих стишат и прозы. Вот и до вашей прозы добрался. Поживёшь, до всего доживёшь.
    Ваш Верхушкин произвёл впечатление: “муж его любовницы выстрелил в него, попал прямо в сердце, сердце спустилось вниз, выпало из штанины брюк, покатилось по тротуару, но он, Верхушкин, смог, поймать свое убегающее сердце и вернул его на место…” Придя в полный восторг от такого самообладания (и везения), задумался над диагнозами психиатров, не отличающих психически здорового от больного.)))

  5. Весь рассказ показался мне увлекательным, правдивым и на протяжении трех часов рассказа я никак не могла понять — как бездушные медики могли диагностировать шизофрению у совершенно здорового человека и поместить его в психиатрическую лечебницу. В самом конце рассказа Верхушкин поведал, что муж его любовницы исхитрился выстрелить в него, попасть прямо в сердце, сердце спустилось вниз, выпало из штанины брюк, покатилось по тротуару, но он, Верхушкин, смог, поймать свое убегающее сердце и вернул его на место. Придя в полное смятения от окончания повествования я поняла — психиатрия не для меня и я не смогу отличить психически здорового от больного.
    ___________________________
    На вашем месте врач-психиатр спросил бы Верхушкина: «А что вы при этом чувствуете, какие у вас ощущения?» Да и вообще много чего можно спросить, чтобы поставить диагноз наверняка.
    А вообще, мне непонятно вот что. Рассказ называется «Гриша Левин», но Гриши в этом рассказе нет (может, два раза появился). Гриша – тут как повод, чтобы поговорить о Дэвиде Розенхане, его экспериментах и о трудностях диагностики в психиатрии. Но «Гриша — человек яркий, мятущийся, неординарный, пассионарный», по словам автора. Поэтому ждешь, что автор напишет о нем немножко больше, ведь личность — не простая. Тем более автор-не новичок, как в прозе, так и в поэзии.

    1. Громадное спасибо за отклик ! Гриша Левин совершенно неординарная личность, но моё общение с ним состоялось 54 года и длилось очень недолго. . Яркий человек, как комета, оставляет след в жизни . . Встреча с Верхушкиным , которую мне организовал Гриша , навсегда осталась в памяти. Всё было именно так, как я это описала…

Добавить комментарий для Inna Belenkaya Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.