Эдуард Гетманский: Нация Нобелевских лауреатов

Loading

8 января 1964 года «Вечерний Ленинград» опубликовал подборку писем читателей с требованиями наказать «тунеядца Бродского». 13 января 1964 года Бродского арестовали по обвинению в тунеядстве. 14 февраля у него случился в камере первый сердечный приступ. С этого времени Бродский страдал стенокардией.

Нация Нобелевских лауреатов

(Евреи, выходцы из СССР и РФ — И.А. Бродский)

Эдуард Гетманский

Продолжение. Начало

Эдуард ГетманскийБродский Иосиф Александрович (1940-1996) — российский и американский поэт, эссеист, драматург, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 года. Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде в еврейской семье. Его отец А.И. Бродский окончил географический факультет Ленинградского университета и Школу Красных журналистов. В качестве журналиста прошёл всю войну (от 1940 года в Финляндии, до 1948 года в Китае). В 1950 году в рамках «чистки» офицерского корпуса от лиц еврейской национальности, был демобилизован и работал фотографом и журналистом в ленинградских газетах. Мать, Мария Моисеевна Вольперт работала бухгалтером. Раннее детство Иосифа пришлось на годы войны, блокады, послевоенной бедности и прошло без отца. В 1942 году после блокадной зимы Мария Моисеевна с Иосифом уехала в эвакуацию в Череповец, вернулись в Ленинград в 1944 году. В 1947 году Иосиф пошёл в школу № 203 на Кирочной улице, 8. В 1954 году подал заявление во Второе Балтийское морское училище, но не был принят. 7 классов он окончил в школе № 276 на Обводном канале дом № 154. Взрослая жизнь для писателя началась в 15 лет. Бродский бросил школу, едва перейдя в 8 класс. Он хотел финансово помочь своей семье, поэтому пошел работать на завод помощником фрезеровщика.

Затем Иосиф хотел стать проводником — не получилось. Одно время он горел желанием стать медиком и даже поступил работать в морг, но вскоре передумал. Иосиф писал: «Я работаю с пятнадцати лет. Я имею профессии фрезеровщика, техника-геофизика, кочегара, матроса, санитара, фотографа. Я работал в геологических партиях в Якутии, на Беломорском побережье, на Тянь-Шане, в Казахстане. Всё это зафиксировано в моей трудовой книжке. За несколько лет Иосиф Бродский сменил много профессий: все это время он запойно читал стихи, философские трактаты, изучал иностранные языки и даже собирался с приятелями угнать самолет, чтобы бежать из Советского Союза. Правда, дальше замыслов дело не пошло. Стихи начал писать в конце 1950-х годов, под впечатлением поэзии Бориса Слуцкого. Первое стихотворение было написано в 1957 году, когда Бродскому было 17 лет, хотя биографы-исследователи обнаружили и более ранние стихи, написанные поэтом в возрасте 14-15 лет. Первая публикация увидела свет в 1962 году. Биография Бродского тесно связана с Ленинградом, образ послевоенного Ленинграда сохранился в памяти поэта и оказал влияние на его творчество. В 1959 году Бродский знакомится с Е. Рейном, А. Найманом, В. Уфляндом, Б. Окуджавой, С. Довлатовым. 14 февраля 1960 года состоялось первое крупное публичное выступление на «турнире поэтов» в ленинградском Дворце культуры имени Горького с участием А.С. Кушнера, Г.Я. Горбовского, В.А. Сосноры. Чтение стихотворения «Еврейское кладбище около Ленинграда» (1958) вызвало нешуточный скандал в литературных и общественных кругах:

Кривой забор из гнилой фанеры.
За кривым забором лежат рядом

юристы, торговцы, музыканты, революционеры.
Для себя пели.

Для себя копили.
Для других умирали.

Но сначала платили налоги,
уважали пристава,

и в этом мире, безвыходно материальном,
толковали Талмуд,

оставаясь идеалистами.
Может, видели больше.

А, возможно, верили слепо.
Но учили детей, чтобы были терпимы

и стали упорны.
И не сеяли хлеба.

Никогда не сеяли хлеба.
Просто сами ложились

в холодную землю, как зерна.
И навек засыпали.

А потом — их землей засыпали,
зажигали свечи,

и в день Поминовения
голодные старики высокими голосами,

задыхаясь от голода, кричали об успокоении.
И они обретали его.

В виде распада материи.
Ничего не помня.

Ничего не забывая.
За кривым забором из гнилой фанеры,

в четырех километрах от кольца трамвая.

На рубеже 1950-1960-х годов. Бродский принялся за изучение иностранных языков (прежде всего — английского и польского). В это время он посещает лекции на филологическом факультете ЛГУ, занимается историей литературы. Бродский много внимания уделяет русской поэзии начала XIX и даже XVIII века, заимствуя оттуда некоторые приемы. С начала 1960-х годов Бродский очень много читал. В августе 1961 года в Комарове Евгений Рейн знакомит Бродского с Анной Ахматовой. Первым опубликованным стихотворением Бродского стала «Баллада о маленьком буксире», напечатанная в сокращённом виде в детском журнале «Костёр» (№ 11, 1962). В 1962 году во время поездки в Псков он знакомится с Н.Я. Мандельштам, а в 1963 году у Ахматовой — с Лидией Чуковской. Своими кумирами и настоящими литературными гениями он считал М. Цветаеву, А. Ахматову, Р. Фроста, Б. Пастернака, О. Мандельштама, У. Одена, К. Кавафиса. На него оказывали влияние и его современники (с которыми он лично был знаком), такие, как Б. Слуцкий, Е. Рейн, С. Довлатов, Б. Окуджава и другие. Бродский начал работать как профессиональный переводчик, много переводил английскую поэзию. Особенно сильное влияние на него оказало творчество поэта-мистика XVI века Джона Донна. Первый раз поэта арестовали в 1960 году, но очень быстро выпустили, а в 1963 году его начали по-настоящему преследовать за диссидентские высказывания.

9 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья «Окололитературный трутень», подписанная Я. Лернером, М. Медведевым и А. Иониным. Авторы статьи клеймили Бродского за «паразитический образ жизни». Авторы пасквиля вырвали строки из контекста, что прозвучало как обвинение в адрес поэта в любви к чужой родине. Иосифа Бродского начали преследовать на всех уровнях. 8 января 1964 года «Вечерний Ленинград» опубликовал подборку писем читателей с требованиями наказать «тунеядца Бродского». 13 января 1964 года Бродского арестовали по обвинению в тунеядстве. 14 февраля у него случился в камере первый сердечный приступ. С этого времени Бродский постоянно страдал стенокардией, которая всегда напоминала ему о возможной близкой смерти. 18 февраля 1964 года суд постановил направить Бродского на принудительную судебно-психиатрическую экспертизу. На «Пряжке» (психиатрическая больница № 2 в Ленинграде) Бродский провёл три недели и впоследствии отмечал: «… это было худшее время в моей жизни». Его мысли того периода четко угадываются в стихах «Здравствуй, мое старение» и «Что сказать мне о жизни?». По воспоминанию Бродского, в психиатрической больнице к нему применяли «укрутку»: «Глубокой ночью будили, погружали в ледяную ванну, заворачивали в мокрую простыню и помещали рядом с батареей. От жара батарей простыня высыхала и врезалась в тело». Заключение экспертизы гласило: «В наличии психопатические черты характера, но трудоспособен. Поэтому могут быть применены меры административного порядка».

После этого состоялось второе заседание суда. На процессе на вопрос судьи, почему он не трудился, поэт ответил «Я трудился. Я писал стихи». На другой её вопрос «А почему вы не учились этому в вузе?». Последовал ответ Бродского «Я думал, что это от Бога». Известная детская писательница Фрида Вигдорова тайком стенографировала ход процесса, поскольку заседание было закрытым и пресса не была на него допущена. 13 марта 1964 года на втором заседании суда Бродский был приговорён к максимально возможному по Указу о «тунеядстве» наказанию — пяти годам принудительного труда в отдалённой местности. Он был сослан (этапирован под конвоем вместе с уголовными заключёнными) в Коношский район Архангельской области и поселился в деревне Норинская. Суд над Бродским сделал его имя повсеместно знаменитым и даже нарицательным. Произнесенные им простые и мужественные слова подхватывались и пересказывались. В интервью Волкову Бродский назвал это время самым счастливым в своей жизни. В ссылке Бродский изучал английскую поэзию, в том числе творчество Уистена Одена. Суд над поэтом стал одним из факторов, приведших к возникновению правозащитного движения в СССР и к усилению внимания за рубежом к ситуации в области прав человека в СССР.

На защиту Бродского встали многие деятели искусства того времени (причем не только СССР): А. Ахматова, Д. Шостакович, С. Маршак, К. Чуковский, К. Паустовский, А. Твардовский, Ю. Герман, Жан-Поль Сартр. В результате массированной «атаки» на власть Бродский был возращен в Ленинград. По мнению Я. Гордина: «Хлопоты корифеев советской культуры никакого влияния на власть не оказали. Решающим было предупреждение «друга СССР» Жана-Поля Сартра, что на Европейском форуме писателей советская делегация из-за «дела Бродского» может оказаться в трудном положении. В октябре 1965 года Бродский по рекомендации Корнея Чуковского и Бориса Вахтина был принят в Группком переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей СССР, что позволило в дальнейшем избежать новых обвинений в тунеядстве. Поэт вернулся в родной город, но публиковаться ему не давали. В 1966-1967 годах было напечатано всего 4 стихотворения, после этого наступил период публичной немоты, хотя Бродского много печатали за границей. С точки зрения читателя единственной областью поэтической деятельности, доступной Бродскому, остались переводы. «Такого поэта в СССР не существует» — заявило в 1968 году советское посольство в Лондоне в ответ на посланное Бродскому приглашение принять участие в международном поэтическом фестивале Poetry International. Средства для жизни давали лишь переводы, поддерживали друзья и знакомые. Растущее чувство отчуждения, унижение и отчаяние «невостребованности», естественно, отражалось в творчестве: в стихах «Речь о пролитом молоке», «Прощайте, мадемуазель Вероника» (1967), Строфы (1968), «Конец прекрасной эпохи» (1969), «Осень выгоняет меня из парка» (1970), «Письмо генералу Z.», в поэме о жизни и смерти лучшей части души в дурдоме окружающей действительности «Горчаков и Горбунов» (1968).

Бродский был арестован и отправлен в ссылку 23-летним юношей, а вернулся 25-летним сложившимся поэтом. Оставаться на родине ему было отведено менее семи лет. Наступила зрелость, прошло время принадлежности к тому или иному кругу. В марте 1966 года умерла Анна Ахматова. Ещё ранее начал распадаться окружавший её «волшебный хор» молодых поэтов. Положение Бродского в официальной советской культуре в эти годы можно сравнить с положением Ахматовой в 1920-1930-е годы или Мандельштама в период, предшествовавший его первому аресту. За рубежами СССР стихотворения Бродского продолжают появляться как на русском, так и в переводах, прежде всего на английском, польском и итальянском языках. В 1967 году в Англии вышел неавторизированный сборник переводов «Joseph Brodsky. Elegy to John Donne and Other Poems / Tr. by Nicholas Bethell». В 1970 году в Нью-Йорке выходит «Остановка в пустыне» — первая книга Бродского, составленная под его контролем. Стихотворения и подготовительные материалы к книге тайно вывозились из России или, как в случае с поэмой «Горбунов и Горчаков», пересылались на Запад дипломатической почтой. В 1971 году Бродский был избран членом Баварской академии изящных искусств. 10 мая 1972 года Бродскому Бродскому предложили сделать выбор — психиатрическая лечебница или эмиграция. Бродский выбрал эмиграцию. 4 июня 1972 года его лишили советского гражданства и он уехал в Вену. Начался эмигрантский период жизни и творчества поэта, давший новые стимулы поэтическому творчеству. Спустя три года он писал в «Колыбельной Трескового Мыса»:

Дуя в полую дудку, что твой факир,
я прошел сквозь строй янычар в зеленом,
чуя яйцами холод их злых секир,
как при входе в воду. И вот, с соленым
вкусом этой воды во рту,
я пересёк черту

В июле 1972 года Бродский переезжает в США и принимает пост «приглашённого поэта» (poet-in-residence) в Мичиганском университете в Энн-Арборе, где преподаёт, с перерывами, до 1980 года. С этого момента закончивший в СССР неполные восемь классов средней школы Бродский ведёт жизнь университетского преподавателя, занимая на протяжении последующих 24 лет профессорские должности в общей сложности в шести американских и британских университетах, в том числе в Колумбийском и в Нью-Йоркском. Он преподавал историю русской литературы, русскую и мировую поэзию, теорию стиха, выступал с лекциями и чтением стихов на международных литературных фестивалях и форумах, в библиотеках и университетах США, в Канаде, Англии, Ирландии, Франции, Швеции, Италии. Родители Бродского двенадцать раз подавали заявление с просьбой разрешить им повидать сына, с такой же просьбой к правительству СССР обращались конгрессмены и видные деятели культуры США, но даже после того, как Бродский в 1978 году перенёс операцию на открытом сердце и нуждался в уходе, его родителям было отказано в выездной визе. Сына они больше не увидели. Мать Бродского умерла в 1983 году, немногим более года спустя умер отец. Оба раза Иосифу Бродскому не позволили приехать на похороны. Родителям посвящены книга «Часть Речи» (1977), стихотворения «Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга…» (1985), «Памяти отца: Австралия» (1989), эссе «Полторы комнаты» (1985). С 1972 года Иосиф Бродский активно обращается к эссеистике, которую не оставляет до конца жизни.

В США выходит три книги его эссе: «Less Than One» (Меньше единицы) в 1986 году, «Watermark» (Набережная неисцелимых) в 1992 и «On Grief and Reason» (О скорби и разуме) в 1995 году. Большая часть эссе, вошедших в эти сборники, была написана на английском. Его проза, по крайней мере, в неменьшей степени, нежели его поэзия, сделала имя Бродского широко известным миру за пределами СССР. Американским Национальным советом литературных критиков сборник «Less Than One» был признан лучшей литературно-критической книгой США за 1986 год. К этому времени Бродский был обладателем полудюжины званий члена литературных академий и почётного доктора различных университетов, являлся лауреатом стипендии Мак-Артура 1981 года. «Переломным» для поэта становится 1987, когда пришли повсеместное признание и мировая слава (Л. Лосев назвал это «праздником справедливости»), и даже началось «литературное возвращение» поэта на родину, с первой публикацией его стихов в «Новом мире». В том же, 1987, году Иосиф Бродский удостаивается Нобелевской премией по литературе. На церемонии присуждения он прочитывают свою блистательную «Нобелевскую лекцию», где сказал: «По крайней мере, до тех пор, пока государство позволяет себе вмешиваться в дела литературы, литература имеет право вмешиваться в дела государства. Политическая система, форма общественного устройства, как всякая система вообще, есть, по определению, форма прошедшего времени, пытающаяся навязать себя настоящему (а зачастую и будущему), и человек, чья профессия язык, — последний, кто может позволить себе позабыть об этом. Подлинной опасностью для писателя является не только возможность (часто реальность) преследований со стороны государства, сколько возможность оказаться загипнотизированным его, государства, монструозными или претерпевающими изменения к лучшему — но всегда временными — очертаниями».

В 1990-е годы выходят четыре книги новых стихов Бродского: «Примечания папоротника», «Каппадокия», «В окрестностях Атлантиды» и изданный в Ардисе уже после смерти поэта и ставший итоговым сборник «Пейзаж с наводнением». Перу Бродского принадлежат две опубликованные пьесы: «Мрамор» (1982) и «Демократия» (1990-1992). Ему также принадлежат переводы пьес английского драматурга Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» и ирландца Брендана Биэна «Говоря о верёвке». Бродский оставил значительное наследие как переводчик мировой поэзии на русский язык. Из переведённых им авторов можно назвать, в частности, Джона Донна, Эндрю Марвелла, Ричарда Уилбера, Еврипида (из «Медеи»), Константиноса Кавафиса, Константы Ильдефонса Галчинского, Чеслава Милоша, Томаса Венцлова. Значительно реже Бродский обращался к переводам на английский. Прежде всего, это, конечно, автопереводы, а также переводы из Мандельштама, Цветаевой, Виславы Шимборской и ряд других. Перестройка в СССР и совпавшее с ней присуждение Бродскому Нобелевской премии прорвали плотину молчания на родине, и в скором времени публикации стихов и эссе Бродского хлынули потоком.

Первая (помимо нескольких стихотворений, просочившихся в печать в 1960-х) подборка стихотворений Бродского появилась в декабрьской книжке «Нового мира» за 1987 год. До этого момента творчество поэта было известно на его родине весьма ограниченному кругу читателей благодаря спискам стихов, распространявшихся в самиздате. В 1989 году Бродский был реабилитирован по процессу 1964 года. В 1992 году в России начинает выходить 4-томное собрание сочинений. В 1995 году Бродскому присвоено звание почётного гражданина Санкт-Петербурга. Последовали приглашения вернуться на родину. Бродский откладывал приезд: его смущала публичность такого события, чествования, внимание прессы, которыми бы неизбежно сопровождался его визит. Не позволяло и здоровье. Сложность возвращения отразилась в его стихах «Итака», «Письмо в оазис» и других. Одним из последних аргументов было: «Лучшая часть меня уже там — мои стихи». Незадолго до смерти Бродский увлёкся идеей основать в Риме Русскую академию. Осенью 1995 года он обратился к мэру Рима с предложением о создании академии, где могли бы учиться и работать художники, писатели и учёные из России. Эта идея была реализована уже после смерти поэта. В 2000 году Фонд стипендий памяти Иосифа Бродского отправил в Рим первого российского поэта-стипендиата, а в 2003 году — первого художника.

Иосиф Александрович Бродский умер в 1996 году в Нью-Йорке, где и был временно захоронен, похоронен же 21 июня 1997 года на старинном венецианском кладбище на острове Сан-Микеле. Желание быть похороненным на Сан-Микеле встречается в шуточном послании Бродского 1974 года русскому поэту, прозаику и переводчику Андрею Сергееву:

Хотя бесчувственному телу
равно повсюду истлевать,
лишенное родимой глины, оно в аллювии долины
ломбардской гнить не прочь. Понеже
свой континент и черви те же.
Стравинский спит на Сан-Микеле…

Таковым было желание поэта, и его воля была исполнена женой Бродского Марией Соццани. Первоначально тело поэта планировали похоронить на русской половине кладбища между могилами Стравинского и Дягилева, но это оказалось невозможным, поскольку Бродский не был православным. Также отказало в погребении и католическое духовенство. В результате решили похоронить тело в протестантской части кладбища. Место упокоения было отмечено скромным деревянным крестом с именем Joseph Brodsky. Через несколько лет на могиле был установлен надгробный памятник работы художника Владимира Радунского. На обороте памятника выполнена надпись по латыни, — это строка из элегии Проперция «Letum non omnia finit» («Со смертью не всё кончается»). Иосиф Бродский однажды сказал:

«Все мои стихи, более или менее, об одной и той же вещи — о времени. О том, что время делает с человеком».

Самого поэта жизнь бросала по разным местам, но время сделало своё, возведя его в ранг классиков литературы. По воле Бродского, его последнюю поэтическую книгу «Пейзаж с наводнением» завершает стихотворение со строками:

Меня обвиняли во всем, окромя погоды…
Общего, может, небытия броня
ценит попытки ее превращения в сито
и за отверстие поблагодарит меня.

В настоящее время в Санкт-Петербурге функционирует Фонд Литературного музея Иосифа Бродского, основанный с целью открытия музея в бывшей квартире поэта на улице Пестеля. Временная экспозиция «Американский кабинет Иосифа Бродского», включающая вещи из дома поэта в Саут-Хэдли, расположена в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме в Санкт-Петербурге.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

8 комментариев для “Эдуард Гетманский: Нация Нобелевских лауреатов

  1. Zvi Ben-Dov1 августа 2021 at 12:57 |
    Линк, который я дал никакого отношения к укрутке, закрутке и закатке не имеет. И разместил я его не под вашим комментом. 🙂
    ____________________________
    Ах, пардоньте…

  2. Zvi Ben-Dov
    1 августа 2021 at 10:22 |
    https://arzamas.academy/materials/838
    _________________________________
    Что вы этим хотите сказать, уважаемый Цви Бен-Дов? Что «укрутка» — это игра воображения поэта? Все может быть. Тем более его друзья, будь это на самом деле, не могли бы не видеть на теле следы этой «укрутки». И тогда бы они не преминули сообщить об этом иностранным журналистам. Можно вообразить, чтО бы тут поднялось!
    Вот членовредительство самих пациентов, когда они наносят себе повреждения разного рода – это другое дело. И Бродский резал себе вены (ВИКИ).

    1. Линк, который я дал никакого отношения к укрутке, закрутке и закатке не имеет. И разместил я его не под вашим комментом. 🙂

  3. Исраэль Дацковский
    31 июля 2021 at 20:14 |
    Так как никаких оснований не доверять обоим свидетельствам — и Инны, и Бродского, следует признать, что «карательная» психиатрия, по крайней мере, в ее особых случаях, была настолько прочно отделена от лечебной психиатрии (не будем обсуждать здесь слово «лечебная»), что даже действующие, работающие в психбольницах психиатры о ней вообще не знали, хотя при жизни Снежневского лечить многочисленные случаи «вялотекущей» шизофрении им явно приходилось и в лечебной психиатрии
    _____________________________
    Уважаемый Исраэль, а вы можете себе представить, чтобы врач психиатр прописал «укрутку» среди прочих назначений? Притом Бродский проходил судебно-психиатрическую экспертизу в обычной психиатрической больнице, в так наз. «Пряжке». Он не был на принудительном лечении, решение о котором тоже выносится по приговору суда.
    А что касается диагноза «вялотекущая шизофрения», то в этом ничего предосудительного нет, если рассматривать этот диагноз в рамках концепции «единого психоза» http://arch.kyrlibnet.kg/uploads/Ten%20V.I..pdf
    Но, согласитесь, любую идею можно извратить, если использовать ее в политических целях.

  4. По воспоминанию Бродского, в психиатрической больнице к нему применяли «укрутку»: «Глубокой ночью будили, погружали в ледяную ванну, заворачивали в мокрую простыню и помещали рядом с батареей. От жара батарей простыня высыхала и врезалась в тело».
    __________________________
    Не первый раз читаю об этом. И у меня всегда возникает вопрос: как к этому относиться? Потому что никогда ничего подобного я не видела и не слышала за всю свою практику врачом в психбольницах.

    1. Так как никаких оснований не доверять обоим свидетельствам — и Инны, и Бродского, следует признать, что «карательная» психиатрия, по крайней мере, в ее особых случаях, была настолько прочно отделена от лечебной психиатрии (не будем обсуждать здесь слово «лечебная»), что даже действующие, работающие в психбольницах психиатры о ней вообще не знали, хотя при жизни Снежневского лечить многочисленные случаи «вялотекущей» шизофрении им явно приходилось и в лечебной психиатрии.

  5. Я не большой почитатель поэта, но ИМХО он заслуживает большего, чем эта копи-пейст статья

Добавить комментарий для Inna Belenkaya Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.