Финчер снял своего «Манка» так виртуозно и изобретательно, что дух захватывает. Кинематографическая красота завораживает. Как завораживают меня некоторые полотна старых мастеров. Или классическая музыка, которую я, признаться, не могу разъять на составные, но она властно погружает меня в свой мир.
Кинорецепт от Бориса Бермана
«Манк» (“Mank”)
Борис Берман
Продолжение. Начало
Фильм Дэвида Финчера «Манк».
История про то, как в 1940-м году 43-летний Генрих Манкевич (все называли его Манком) писал сценарий для 25-летнего актера и режиссера Орсона Уэллса. Сценарий стал фильмом «Гражданин Кейн», где Уэллс выступил и как исполнитель заглавной роли. Это произведение и по сию пору входит в списки «лучших фильмов всех времён и народов».
Но «Манк» не про триумф, а про «невидимые миру слёзы». Про свободу художника и про борьбу за эту свободу, про компромиссы и про цену, которые автор платит (или получает) за эти компромиссы.
Манкевича сыграл Гари Олдман. Сыграл блестяще. Это блеск дорогого металла, в нем столько оттенков, что едва ли не в каждом эпизоде возникает желание остановить кадр — чтоб вглядеться в эту игру… Тут просится слово «насладиться», но оно не подходит к работе Олдмана: его Манкевич — желчный, циничный, но невероятно обаятельный.
Некоторые зрители (я видел их тексты здесь в фейсбуке) сочли фильм Финчера холодным и «не затрагивающим душу».
Спорить нет смысла, у каждого из нас свои рецепторы.
Говорю лишь про себя.
Меня «Манк» захватил. Черно-белый, изысканно стилизованный под кино 40-х, он — по внешнему ряду — даёт представление о Голливуде той поры, но — и это главное — в нем пульсирует живая жизнь. С теми ее конфликтами, вызовами, заблуждениями и предательствами, которые не меняются с годами.
И потом (а может, не потом, а в первую очередь) Финчер снял своего «Манка» так виртуозно и изобретательно, что дух захватывает.
Кинематографическая красота «Манка» завораживает. Как завораживают меня некоторые полотна старых мастеров. Или классическая музыка, которую я, признаться, не могу разъять на составные, но она властно погружает меня в свой мир.
Профессионалы кино (режиссеры, операторы, художники) смогут, наверное, объяснить, в чем «эффект Финчера» (пока все, что я читал у критиков, меня не убеждает), но «Манк» — это тот случай, когда эстетическая гармония становится триггером в общении со зрителем.
Если зритель, конечно, не объелся продукцией фаст-фуда и ничего другого уже не признаёт.
Мне рекомендовали рекомендовали для лучшего понимания «Манка» ДО просмотра прочитать текст Паулин Кейл (где она подвергала сомнению авторство Уэллса в написании сценария) и посмотреть (или пересмотреть), собственно, «Гражданина Кейна».
Я это сделал. Но — ПОСЛЕ просмотра «Манка». И, думаю, что поступил правильно.
«Манк» — не музейный экспонат, это кино, снятое «здесь и сейчас». А «Гражданин Кейн» — при всех его достоинствах и открытиях — он уже в музее кино. Да, я его смотрел в первый раз (я же не киновед, у меня нет за плечами системного кинообразования), смотрел с интересом, можно сказать, раскрыв рот (почти 80 лет назад молодой режиссёр Уэллс делал на экране вещи поистине невероятные, недаром Трюффо написал, что в «Гражданине Кейне» нет ничего чудесного, кроме чуда гениальности»), но впечатление от «Манка» Финчера было все равно сильнее, чем от картины Уэллса.
Кейн — газетный магнат, хозяин мира. Умирая, он произносит всего два слова — «розовый бутон». И вот весь фильм один из героев, журналист, пытается узнать у тех, кто был близок с Кейном, что же это за «розовый бутон».
Это серьезное (ну, не совсем, конечно, серьезное) журналистское расследование. Ни к чему, впрочем, не приведшее. Никто так и не узнал правду про «розовый бутон».
Но если вы посмотрите «Манк», вы узнаете, что означают слова про «розовый бутон».
Это очень смешно. Вы даже не представляете, как.
И это знак того, что грош цена «высокому искусству», если в нем места иронии. Подчас очень жесткой.
Словом, смотрите волшебный «Манк».
И не забудьте про «розовый бутон».
Конечно, не очень понятным будет только «Манк» без «Гражданин Кейн».
Разлучение восьмилетнего Кейна с мамой явилась для него травмой. Всю жизнь он старался отомстить внешнему миру, призрак матери стоял перед ним, когда он создавал «желтую прессу», разоблачал компании-гиганты, эпатировал высшее общество, шокировал его сверхдорогими проектами и даже перед смертью, … не спойлер… вспоминал «Розовый бутон». Сочувствие зрителей к мальчику сменяется очарованием остроумным, щедрым, легким и веселым влиятельным издателем. По мере развития сюжета и приближения трагического финала снова возникает сочувствие, но теперь уже к абсолютно одинокому человеку.
Все это сценарист Манкевич понял и гениально подал. А Девид Финчер сегодня рассказал, как это произошло. Призраком обрюзгшего, с постоянной готовностью к эпатажу алкоголика Манка, является он сам, молодой, талантливый, известный сценарист Герман Манкевич. Больше всего на свете Манк боится, что исписался и не создаст больше ничего значительного. Конфликт пьяного Манка с Германом двигает сюжет к написанию самой значительной, оскароносной работы. Да, герой жаждет всемирного признания и получает его, намеренно исказив и выпятив плохие стороны близких ему людей. Да, он пропустил прозрение в момент самоубийства друга, по принуждению исказившего действительность. Но правда в том, что герой в финале «Манка» осознает свою истинную проблему и свой неправедный путь в достижении признания, но не раскаивается. Таков мир кино и потребности зрителя.