Главная проблема оказалась в потенциальном женихе. Он был мил, любезен, добродушен, но, во-первых, ничего не ел, оказавшись вегетарианцем, а, во-вторых, и его одежда, и сильный аромат духов, и сережки в ушах, и шоколадный искусственный загар у всех, кто в теме, вызвали уверенность, что ему самому жених нужен.

Рецепт счастья

Рассказы из книги «Дом общей свободы», издательство «Арт Волхонка», 2020

Татьяна Хохрина

РЕЦЕПТ СЧАСТЬЯ

— Боря! Ты что, не понимаешь?! Ей тридцать шесть лет! Неважно, выглядит она на двадцать или на пятьдесят! Природу не обманешь! Уже даже не принципиально, выйдет она замуж или нет, но шансы родить ребенка тают с каждым годом со стремительной быстротой. И такое впечатление, что это волнует только меня! Ритка вспоминает, что ей тридцать шесть, только когда посылает меня куда подальше с этими разговорами, а так ведет себя, как будто первое причастие еще впереди, ты всегда занят своей физикой, Фира Наумовна дрейфует между детскими воспоминаниями и старческим маразмом, и никто, слышишь, никто не дает себе отчета в том, что надо срочно что-то делать, если ты хочешь дождаться риткиного счастья и увидеть своих внуков! Ну что ты смеешься и пожимаешь плечами?! Мне иногда кажется, что ты маму свою, Фиру Наумовну, хочешь перегнать в идиотизме. Можешь, можешь что-то сделать. Все мы можем что-то сделать. У тебя вон коллег и аспирантов пол страны, а ты дочь ни с кем познакомить даже не пытаешься, только улыбаешься. Думаешь, что как Эйнштейн, а на самом деле — как идиот! И мамочка твоя с утра до ночи или по телефону с какими-то Кащеями Бессмертными беседует, или рассказывает, какие у них дети замечательные. Так где уже эти дети? Может, они нашему ребенку бы тоже подошли? Куда ты пошел, я не кончила разговаривать с тобой! Не надо рукой на меня махать! В четверг приезжает этот твой гений из Австрии. Ты говорил, сын у него здесь работает. Так не надо в лаборатории с ним до ночи сидеть! Пусть приходят вместе с сыном, мы с Фирой Наумовной стол накроем, Ритку я дома задержу. Вдруг что-то сладится? Ты понял меня, Боря? Не «я тебя услышал», а ты понял?

Фира Наумовна вздрогнула от звука резко хлопнувшей двери — все-таки Боря такой нервный… Еще доктор Фрейдин, когда вышел из тюрьмы через дело врачей и смотрел двухлетнего Боречку, говорил, что мальчик нервный. Тогда давали пустырник, рыбий жир и гематоген и было ничего. Но когда он на этой Элке женился, старые проблемы вернулись, а Фрейдин давно умер. Так что теперь борины нервы лечить некому, зато есть кому портить дальше. Нет, Элка неплохая, но она все время недовольна и что-то хочет, а Боря же не волшебник, чтоб все достать из рукава. Вот сейчас с Ритой… Таки внучке давно пора замуж, кто спорит! В ее возрасте у Фиры уже был шестнадцатилетний сын Боря. Но что можно сделать?! Ты же насильно не затолкаешь ее ни в паспорт, ни в кровать подходящему парню! Надо же чтоб оба захотели, а сейчас не хочет никто. Это только Элка думает, что Фира даже не пыталась. Неправда! Очень даже пыталась. Два раза посылала Риту в чистку, где работает Софья Моисеевна, у нее чудесный мальчик Миша. Ну, тут и Софья Моисеевна была не на высоте! Первый раз она забыла позвать Мишу, чтоб детей познакомить, а второй раз, когда этот поц таки пришел и в кресле отгадывал кроссворды, Софья Моисеевна не могла найти ритин плащ, что та сдала в первый приход, и Ритка вместо знакомства устроила скандал и написала жалобу. Теперь приходится шматы носить в дальнюю чистку, Софья Моисеевна не здоровается, а Рита по-прежнему одна. И другие попытки, честно говоря, были не лучше… Вообще это неплохая идея, чтоб Боря пригласил кого-то домой, и мы их здесь с Ритой познакомили. Я сделаю рыбу, печеночку, куриные котлеты, бабку и штрудл — это что-нибудь-то стоит! Где в Австрии они это попробуют?!

— Папа, признавайся, вы с мамой опять затеваете устройство моего девичьего счастья? Тебе самому-то не смешно? и не отворачивайся, не отворачивайся! Мама правильно говорит, что когда ты не хочешь отвечать, у тебя голова поворачивается хоть на 360 градусов! Что это за званый ужин у нас в четверг, по поводу какого праздника? Нет, если твой австрийский коллега — ради Бога, только я тут причем? С немецкого я не перевожу, в физике ни черта не соображаю, компания ваша мне, откровенно говоря, не очень интересна, так, может, вы и без меня справитесь? О чем ты говоришь, кому помочь?! Мама бегает быстрее меня на шпильках! Я же чувствую, что вы что-то задумали. Ну кто там у этого австрияки — сын, внук, племянник? Ну что вы, как маленькие?! Мне никто не нужен. Новый никто не нужен. А тот, кто нужен, в гости не придет никогда. Разве что с женой и двумя детьми… И хоть бы с тобой давай эту тему закроем, а? Если я решу родить, так я не буду семейный совет собирать и голосовать за кандидата. Мне не нужна ваша помощь в этом деле и, прости, не очень занимает ваше мнение. Мне не трудно побыть вечер дома, я с удовольствием сожру бабкину рыбу и штрудель, от которого твоего австрийца, небось, мутит уже, но ваши тайные планы бессмысленны, так маме и объясни, если меня она услышать не в состоянии…

— Боря! Я ее убью! Нет, какая дрянь! Что «что случилось»?! Ты что, дочь свою не видел? Господи, почему я должна жить в этом сволочном сумасшедшем доме?! Ритка постриглась наголо и этот ежик на башке выкрасила в красный цвет! Городская сумасшедшая! Это в 18 лет такие демарши кого-то впечатляют или заинтересовывают!! А в тридцать шесть хочется спросить справку из психдиспансера! Как ее с работы-то не уволили с такой красотой! Не то что знакомить, а просто к людям выпустить страшно. Нет, это тебе неважно, тебе лишь бы вязкость при повышении опытной температуры не увеличилась, Бойль-Мариотт черты оседлости! А для нормальных людей молодая, чтоб не сказать — уже не молодая, женщина с лысой красной головой — клинический случай, требующий самостоятельного исследования. Ты еще подожди, увидишь, что она на себя напялит! Смотри, чтоб жених этот европейский в окно не сиганул, как Подколесин! Почему у всех дети как дети, а у нас тридцать шесть лет на пороховой бочке?! Может, мне вообще не оставаться дома сегодня? Возьми Ритку и мамочку свою и встречайте хлебом-солью дорогих гостей без меня, а? Мне что-то совершенно расхотелось… И скажи своей дочери, чтоб хотя бы оделась по-человечески!

— Ой, вей из мир, все пошло не в ту сторону! Во-первых, Боря купил не ту рыбу! Всю жизнь он знает, что я делаю только карпа, так он пошел и принес толстолобик! Разве это можно сравнить? Я, конечно, и толстолобика сделала, но это вообще не о чем говорить! Потом штрудл как-то разъехался. То ли яблоки оказались очень водянистые, то ли масло какое-то паршивое, то ли духовка подвела, но штрудл вышел дрековский! А Боря сказал, что у этих гостей в Австрии штрудл — главная еда, так что такой неудачный подавать нельзя. Элла, конечно, нет бы — посочувствовать, наоборот стала кривляться, глаза закатывать, она давно намекает, что я ни на что не гожусь, хотя сама не может яичницу пожарить! Борьку послала за пирожными, чтоб, якобы, моим штрудлом не позориться! Мне все равно, хоть и обидно конечно. Но главный конфуз с печенкой вышел. Элка ж не соображает ничего — купила свиную! Кто это ест свиную?! Моя собственная бабушка со свиной печенкой в дом бы не пустила. Но что делать?! Как ни противно, но я и дальше ударилась во все тяжкие — вымочила ее в молоке и рубленую печенку все равно сделала. Сама не пробовала, а Ритка сказала, что вкусно. Но что Ритку слушать, она вон голову под машинку постригла и красным цветом помазала, как в войну, когда тиф был. Так что за печенку я волнуюсь больше всего!

Компания продержалась часа два. Разговор особенно не клеился, потому что по-немецки говорил, кроме австрийцев, только Боря, да и то лишь на профессиональные темы. Рита вертела красной головой и зевала. Элла настойчиво угощала гостей, улыбалась искусственными белыми зубами и молилась про себя, чтоб это скорее закончилось. Боря и его коллега основные проблемы обсудили еще в лаборатории. Однако главная проблема оказалась в потенциальном женихе. Он был мил, любезен, добродушен, но, во-первых, ничего не ел, оказавшись вегетарианцем, а, во-вторых, и его одежда, и сильный аромат духов, и сережки в ушах, и шоколадный искусственный загар у всех, кто в теме, вызвали несомненную уверенность в том, что ему самому жених нужен, и барышни хоть с красной головой, хоть с какой другой его вообще не интересуют. Поэтому когда гости засобирались в гостиницу, все вздохнули с облегчением и даже не изображали попытки их задержать. Оставшись одни, члены семьи не смотрели друг другу в глаза и разбрелись по квартире по своим делам. Боря листал лабораторные записи, Ритка побежала звонить многодетному отцу, благо жена его была на дежурстве в больнице, Элла кляла про себя и мужа, и дочь, а главное — себя и австрийского нетрадиционалиста, за то, что вообще подписалась на эту авантюру. Фира Наумовна медленно собрала со стола, помыла парадную посуду, без сожаления выбросила штрудель, и в тоске подумала, что, не смешай она молочное с мясным, может, у Риты и вышло бы счастье.

РОДНЯ

— Алёооо! Алёоооо! Тетечка Рива, слышите меня? Это я, Ася! Ася Гендлина, из Симферополя! Иды Гуревич дочка! Внучка Гуты и Рудольфа! Узнали? В смысле слышали про меня? Баба Гута же рассказывала наверное? Когда Вы были у нас… Я тогда в выездном детском саду в Бахчисарае была. Ну конечно много лет прошло! Но ведь помнится же? Как Вы себя чувствуете? Нет, не только это узнать звоню конечно, но и это тоже. А еще хотела спросить, очень ли мы Вас стесним, если с мужем моим Мишей и доченькой Маришкой на недельку у вас на ночевку напросимся? Ну максимум дней на десять? Очень повидаться хочется, все так часто вспоминают Вас и Вашу семью! Ну и нам надо в Москве кое-какие вопросики порешать… Можно, да? Плохая связь очень… Не слышу почти ничего… Короче, мы у Вас в следующий понедельник об’явимся, ладушки? Только поезд очень неудобный, мы часа в 4 прибываем, метро еще закрыто… Может, Лилечкин муж Леня сможет нас встретить? Все-таки уйма вещей с собой… Не слышу, алёооо? Короче у шестого вагона будем Леню ждать в понедельник в 4 утра…

Рива раздосадовано шваркнула трубку и прошаркала на кухню. Совсем у людей совести нет! Превратили ее квартиру в перевалочный пункт! Вот уж действительно, один всю жизнь везет, а другой — едет… Вспоминают они нашу семью… Не было бы нашей семьи, некому было бы хоть кого-то вспоминать, лежали бы с простреленной головой во рву на 10-м километре Симферопольского шоссе на Феодосию, как сестра моя Фрида с девочками… Рива тяжело опустилась на табуретку. Сколько она не запрещала себе вспоминать это время, но стоило прозвучать хоть одному кодовому слову, начинало стучать в висках, вылетать сердце, становилось душно, как в тот день, когда они сумели выехать, а губы беззвучно произносили имена, имена, имена… Их всех спас Нёма, ее муж, известный на весь Крым портной. Он выгреб все сбережения и купил теплушку. И собрал всю родню и друзей, в основном баб с детьми, мужики ведь были на фронте, это потом говорили, что они все не воевали и отсиживались в Ташкенте. На самом деле из всей их огромной семьи «отсиживался» только ее белобилетник Нёма с тремя инфарктами и одноногий Ицик. Они набились тогда в теплушку, как сельди в бочку, даже единственной дочке куклу большую взять не дали, чтоб место не занимать. Как Нёма умолял ривину сестру Фриду хоть детей с ними отпустить, раз фридиному мужу, директору фабрики, не разрешали эвакуироваться раньше самой фабрики. Но несчастная Фридка не хотела разделять семью. И немцы их не разделили. Фабрику за малозначительностью никто эвакуировать не стал, поэтому лежит фридкина семья во рву в полном составе, даже годовалому внуку место нашлось… А Гута с детьми поехала с Ривой в Казахстан и все остались живы. Овдовели только многие. Ну это погибли те, что не воевали…

Рива накапала себе валокордину, потому что казалось, что сердце прыгает уже на столе, вылетев из груди. Тьфу ты черт! День был как день, пока не этот звонок. Ладно, теперь надо думать, где разложить эту мишпуху, заставить бедного Леньку затемно тащиться за ними на вокзал, старшая внучка, небось, сбежит на неделю к подружке и правильно сделает, а младшую тоже хорошо бы, наплевав на школу, к другой бабушке пристроить. Пусть живет в любви, а не в сумасшедшем доме! И кормить же еще всех надо три раза в день! А это тебе не Симферополь, где даже на ржавой проволоке фрукты растут!

Рива поймала себя на мысли, что совершенно не рада будущим гостям, хотя все сорок лет после переезда чувствовала себя в Москве немного одиноко, притом что жила с дочкиной семьей. Но это потому, что Нёма так ее подвел и умер всего через 4 года после переселения в Москву. А родня ее не сильно занимала. Фриду не вернешь, младшая сестра Дора живет недалеко, она после реабилитации поселилась поблизости, а остальные только тянули одеяло на себя. Как они за годы эвакуации привыкли, что Нёма о них думает, так и продолжали потом только кричать «дай»! Даже когда Рива овдовела, никому не пришло в голову драную трешку в конверт сунуть или коробку гнилых груш передать. Они год сделали перерыв, пока все вокруг гадали, выживут Рива с Лилькой без Нёмы или нет, а как убедились, что продержались, поползли в Москву наперегонки то лечиться, то учиться, то концерт послушать, то самому сыграть… Кстати, позвать на такой концерт вдовую бабку никому в голову не пришло ни разу! А народ говорит, что евреи друг другу помогают и друг за друга держатся. Держатся, когда есть за что держаться… Рива поджала губы и полезла в кухонный шкаф делать ревизию.

Симферопольский десятидневный десант прошел на удивление спокойно, чтоб не сказать — с удовольствием. Внучки радостно сбежали в гости, приезжим хватило места, зять Ленька неожиданно спелся с Мишей Гендлиным на почве филателии, а Аня с Лилькой, освободившись от мужей, как девчонки носились по музеям, кафешкам и магазинам. Даже маленькая Маришка не осталась внакладе, завладев местом и сокровищами младшей внучки. В Москву, как выяснилось, приехали из-за нее, надо было проконсультироваться у редкого специалиста, но он их обнадежил, развеяв опасения симферопольских педиатров, и настроение у всех было чудесное. Рива неожиданно почувствовала себя снова хозяйкой большого дома, все время поражала и своих, и гостей чудесами кулинарии, заливалась румянцем и счастливым смехом от их восторгов, дважды была выгуляна в театр, так что проводы застигли ее врасплох и повергли в тоску и расстройство. -Ну что это — десять дней! Приехали бы хоть на месячишко! Как хорошо, когда дом полон смеха и людских голосов! И совсем это не обременительно! Она даже высказала гостям обиду, что так редко навещают старуху, а ведь ей почти восемьдесят, сколько еще будет такая возможность, и успокоилась, только когда взяла с них слово, что летом они приедут снова.

Все это Рива рассказывала двум подружкам во дворе, угощая их симферопольскими медовыми грушами. И хорошо, что не слышала, как после ее ухода одна сказала другой: «Умеют они устроиться! И в войну не задело их, и до Москвы добрались, и груши им из Симферополя везут! Ловкие! Не зря недолюбливают-то их!»