Когда я бываю в Атлантик-Сити, то часто проезжаю мимо красивой церкви и стоящей почти рядом с ней скромной синагоги с вечно разбитыми стёклами (такая действительно существует), и вспоминаю этот странный сюжет, подаренный мне мудрым стареньким раввином, тайным свидетелем многих еврейских несчастий.

Неиссякаемая жестяная коробка

Джейкоб Левин

Когда в июле 1953 года в большое окно синагоги, что находится в городке Атлантик-Сити на юге штата Нью-Джерси, со звоном и брызгами разбитого стекла влетел булыжник, раввин Отто Коэн стоял у письменного стола и разговаривал с уборщиком мусора Энтони Фигероа. Он бросился к разбитому окну и едва успел заметить повернувшего за угол сына полисмена Уолтера Варенски. Этот подросток делал ему гадости уже не в первый раз. Сам полисмен был послушным католиком и прихожанином отца Губерта…

* * *

Тихим снежным Берлинским вечером 1941 года инвалид и кавалер орденов «Железный Крест» Второй и Первой степеней, получивший их 1916 году за битву под Верденом, бывший огнемётчик Уве Коэн, развозил на своём ветхом грузовичке газеты «Фёлькише Беобахтер». Падал редкий берлинский снег, и ничто не предвещало большой беды. Своё лицо он до самых глаз тщательно укутал шарфом. Было не настолько холодно, но многочисленные старые ожоги бывшего огнемётчика зимой причиняли ему боль. Неожиданно из-за угла с тростью в руке появился советник юстиции Карл Бюхер. Грузовичок затормозить на очень скользкой дороге так и не смог… Карл Бюхер погиб.

Учитывая военное время и еврейскую национальность Уве Коэна, суд приговорил его к смерти на гильотине. Ни Железные Кресты, ни старинное немецкое имя «Уве» не произвели на судей никакого впечатления…

Семья Коэнов молча приняла этот удар судьбы.

Молча — потому что Фрау Коэн и её сын, бывший студент давно закрытой Берлинской религиозной еврейской школы, Отто Коэн должны были в связи с казнью отца вот-вот утратить свой иммунитет и очень скоро угодить в концентрационный лагерь, поскольку были евреями. Поэтому оба они старались жить очень тихо. Как быть дальше ни его мать, ни он пока не знали, так неожиданно случилось это несчастье.

Но это было не всё. Самое страшное было впереди. Фрау Коэн и сын казнённого должны были где-то найти деньги, чтобы выплатить Германии задолженность в семьсот рейхсмарок за гильотинирование и содержание Уве в тюрьме Плётцензее. На всё это им было отведено тридцать дней. В случае неуплаты в этот срок их всё равно ожидал тот же концлагерь.

Сумма не астрономическая, но, если учесть, что все их наличные деньги были уже истрачены доверчивой фрау Коэн на попытки спасти мужа, ситуация была критической. Она пыталась занять деньги у соседей, но это не удавалось, — все они знали, что мать и сын Коэны не сегодня, так завтра окажутся в концлагере, и тогда «плакали их денежки»… Кроме того, из-за сумасшедшей пропаганды доктора Геббельса многие из них теперь люто ненавидели евреев и только ждали, когда за ними приедет «Чёрная Берта». Другие, боясь обвинения в связях с евреями, при встрече скороговоркой здоровались и тут же отворачивались от них. Родственники Коэнов уже давно были в Бухенвальде, и о них ничего не было известно…

По утрам маленькая семья Коэнов из экономии перестала пить чай с мармеладом. Они пили пустой кипяток с сахарином и избегали разговоров о казнённом. Но деньги в жестяной коробке из-под мармелада копились очень медленно.

Когда же осталось три дня до истечения платёжного срока и настал день, позже которого посылать деньги стало бессмысленным, непрактичная фрау Коэн вдруг утром торжественно подала сыну крепкий чай с настоящим мармеладом и сказала:

— Будь что будет. Отправим им столько денег, сколько есть. У нас уже шестьсот восемьдесят рейхсмарок. А мармелад и чай, тот, что я припрятала на «чёрный день», ты сейчас получил на завтрак, —добавила она. — Больше ничего у нас нет…

— Зачем отправлять неполную сумму? — сказал сын. — Им нужны от нас все деньги, иначе мы всё равно попадём в концлагерь.

— Да, это так, но я очень надеюсь, что недостающие двадцать рейхсмарок им через месяц перешлёт хозяин отца, герр Хёрстинг. Он должен был твоему отцу именно эту сумму. Его расписку я отправила в бухгалтерию тюрьмы Плётцензее. Они там согласны…

— Но мы-то к этому времени уже можем оказаться в концлагере…

— Ничего не поделаешь, в концлагере люди тоже живут, но если государство требует от нас деньги за казнь, то, поверь мне, их лучше уплатить…

Фрау Коэн, несмотря на свою наивность, понимала, что гильотина, которую девять лет назад начали применять в Германии, не была продуктом гуманных соображений, как во Франции. Там доктор Гильотен заботился только о человечности и меньше всего думал о наказании. Гильотина же в Германии была установлена, скорее, для устрашения, а не чтобы уменьшить муки приговоренных. Наверное, это произошло от того, что побуждения у этих двух близких народов всё же были разные. Всего нацисты установили в стране две дюжины гильотин…

Способный к наукам Отто Коэн изучал в еврейской школе не только Тору, но и историю. Он пытался понять, как случилось, что правительство Германии начало взыскивать деньги за казнь. Сначала — только с уголовников, потом — с политических преступников. Потом, решив, что больше всего денег у евреев и они скоро им будут не нужны, правительство начало требовать с родственников казнённых евреев двойные суммы.

Разве было мало того, что их отрубленные окровавленные головы с глухим стуком падали на дно плетёных ивовых корзин? Какой идиот в верноподданническом порыве предложил совершать правительству это ненужное варварство? Для него ответ был прост: вся Германия сошла с ума.

Из истории Франции Отто Коэн знал, что палачи на эшафотах били по щекам отрубленные головы казнённых. Этого требовал этикет, придуманный палачами на скорую руку. Им необходимо было изобразить приверженность Французской Революции и ненависть к ее врагам. Такова была традиция того времени.

Но разве не мерзко через сто пятьдесят лет после этого требовать деньги за гильотинирование от родных в Германии?! Однако, правительство не могло отказать себе и в этом дешёвом спектакле.

Вероятно, безграмотные головотяпы от юстиции прослышали, что во времена Французской Революции правила хорошего тона предписывали дворянам перед казнью заплатить палачу мелкую монету в двадцать су. Эта символика, понятая чиновниками министерства финансов по-своему, повлияла на их воображение настолько, что и они стали требовать по семьсот рейхсмарок за экзекуцию.

Фрау Коэн по ночам пыталась представить себе, что испытал её супруг, когда косой остро отточенный нож упал с двухметровой высоты на его худую шею. Она очень надеялась, что в этот момент её бесстрашный и нежный Уве уже не будет в здравом уме и ничего не сможет сознавать. Но надежды на это было мало. Он был другим человеком. Наверное, из-за любопытства ко всему происходящему, он вряд ли пребывал в маразме и, скорее, предпочитал бы присутствовать в качестве свидетеля на своей казни от её начала и до конца…

В жестяной коробке от мармелада было шестьсот восемьдесят рейхсмарок. Ни колец, ни ювелирных украшений у Коэнов уже не было. Всё было продано в уплату адвокатам. Квартира их давно стояла полупустой. Нищета наступала им на пятки…

Как-то вечером, когда маленькая семья Коэнов сидела за своим кухонным столом и делала вид, что только что поужинала, в дверь постучали…

В апреле 1945 года американские солдаты освободили Отто Коэна из концлагеря Марцан, где он четыре года прожил вместе с цыганами. Но его мать осталась там навсегда… Он не знал, куда себя деть, и как был в полосатой одежде, так пошёл пешком к себе домой. Это оказалось недалеко. Его дом, как и все дома, был почти разрушен. Сосед — Йорген Кранке — теперь любезно предложил ему переночевать в его квартире. Некоторые вещи Отто он сохранил.

Когда Йорген грел на спиртовке воду для травяного чая, взгляд Отто наткнулся на жестяную коробку. На её крышке была видна полустёртая надпись:

«Мармелад. Баден-Баден».

Такая коробка некогда была и у них с матерью…

Хозяин уцелевшей квартиры перехватил его взгляд и смутился.

— Это, наверное, твоя коробка. Я её подобрал после бомбёжки в вашей квартире. Коробка была уже пустой. Сейчас в ней мои часовые инструменты. Можешь её забрать…

В июне 1948 года Отто Коэн при содействии организации «Джойнт» получил место на голландском пароходе «Маастрихт» и отплыл из Гамбурга в Америку. Жестяную коробку выбрасывать было жаль, и он взял её с собой. Теперь в ней лежали жёлтые фотографии его родителей и уже никому не нужные ордена отца.

В Америке Отто Коэна ждали новые реалии. Он встретил старых друзей по еврейской религиозной школе в Берлине, они помогли ему завершить религиозное образование и сдать экзамен. Поскольку он прошёл через концлагерь и знал немецкий, английский, иврит, идиш, польский язык и даже цыганский диалект, он без труда получил место раввина в Нью-Джерси.

* * *

Почти рядом с синагогой в Атлантик-Сити, через два дома, расположилась небольшая, но роскошная католическая церковь со статуями Святых Апостолов внутри и снаружи. Высокие стрельчатые окна с цветными витражами были увенчаны небольшими херувимами с крылышками и букетиками цветов. На контрфорсах, подпирающих церковь по бокам, примостились известняковые химеры.

То, что в непосредственной близости от католической церкви, находилась убогая синагога, было гордостью и актом величайшей терпимости её прихожан.

На вопрос католиков, любящих религиозную историю: как произошло, что такая роскошная церковь оказалась в непосредственной близости от такой жалкой синагоги, отец Губерт скромно отвечал:

― Наши прихожане знают и помнят, что Иисус Христос тоже когда-то был евреем, который пришёл к нам из такой же бедной синагоги, чтобы сотворить «Нагорную проповедь».

Но тот, кто бросил камень в окно синагоги, наверное, этого не знал или позабыл, и теперь отец Губерт пребывал в некоторой растерянности от того, что раввин Отто Коэн, как назло, не спешил приглашать стекольщика — единственного человека, который может скрыть этот позор, быстро вставив вместо разбитого стекла новое.

— Чего же он тянет, — с раздражением думал отец Губерт. — Ведь всё равно ему, а не кому-нибудь другому, придётся нанимать стекольщика и платить за работу.

И вдруг его осенило: раввин Коэн не спешит нарочно! Он хочет, чтобы как можно больше людей увидело, какие негодяи встречаются среди католических прихожан! Но зачем… Ведь даже идиоты знают, что евреи чужих стёкол не бьют! Что же тут нового?

Поскольку отец Губерт до сего момента был в прекрасных отношениях с раввином Отто Коэном, он расценил нежелание вставить новое стекло как скрытый демарш.

До сих пор они сообща бетонировали пешеходную часть дорожки перед обоими зданиями, а если было необходимо вызвать сварщика для ремонта старых металлических оград, они пользовались услугами компании “Magic Forge”, которая принадлежала младшему брату отца Губерта. Всё шло своим чередом…

Иначе думал об всём этом раввин Отто Коэн. Он был почти спокоен, потому что знал то, чего не знали другие. Он знал, что для среднего христианского ума еврейская вина и ответственность перед всем христианским миром давно стала привычной. Она не индивидуальна, как у христиан, где каждый пойманный негодяй отвечает только за себя. Она коллективна: еврей из Рио-де-Жанейро отвечает за поступки еврея из Бремена… Так уж христианскому уму было угодно.

Камень, разбивший окно в синагоге Отто Коэна, был не первым и не последним. Раввин и раньше украдкой подбирал за оградой небольшие камешки, которые бросали в окно проходившие мимо подростки, пробуя тихонько расколоть толстое оконное стекло витража. Он часто собирал внутри металлической ограды переброшенные через неё пешеходами окурки, пустые коробки от сигарет, остатки от пиццы, упаковки от мороженого и бумажки от жвачки. Поэтому он никогда не спешил с ремонтом разбитых стёкол. Ведь завтра могут разбить и новые. Иногда раввин незаметно соскребал с бетонных столбиков ограды маленькие свастики, нацарапанные неуверенной рукой учеников публичной школы. Беда, на его взгляд, заключалась в том, что любой школьник был уверен, что, бросая камень в стеклянный витраж синагоги через две тысячи лет после известных событий, он по-прежнему бросает его в ненавистный собирательный образ того самого еврея-плотника, который забивал гранёные греческие гвозди в ладони и ступни его Учителя. Фактор времени, которое упрямо течёт, несмотря ни на что, в сознании глупых людей из секулярного мира часто отсутствует…

В понедельник утром, когда раввин своим ключом открывал входные двери синагоги, сзади к ограде подошёл отец Губерт и сказал:

— Бог в помощь, сосед!

— А-а-а, это вы, отец Губерт, — не поворачивая головы, ответил раввин.

— Да, это я. Ну что, разбили ваше стекло негодники? — спросил он и кивком указал на окно. — А кто это сделал?

— Дети. Я не успел разглядеть кто именно. Уж и не знаю, кого винить… Школу, безработицу или родителей…

— Да… времена сейчас не самые лучшие… Слыхали о Розенбергах? Им опять отказали в помиловании… Уже два года мучают людей… На сей раз приговор будет утверждать новый президент Эйзенхауэр… Посмотрим, чего он стоит. Неужели им удастся посадить этих двух невинных на электрический стул, чтобы покрыть себя вечным позором? Да, между прочим, чтобы не забыть! Здесь у меня телефон и адрес нашего нового стекольщика, специалиста по витражам. Он берёт недорого. Он тоже обосновался в Атлантик-Сити, где-то недалеко. Может пригодится…

И отец Губерт подал раввину Коэну визитную карточку.

В двенадцать часов дня в синагогу к раввину явился специалист по витражам — молодой стекольщик Марк Спинелли. Он осмотрел окно и сказал:

— Стекло вместе с работой будет стоить 79 долларов. И это ещё дёшево…

Раввин Отто Коэн вздохнул и начал составлять расписку. Попутно он пытался припомнить, когда ему хоть раз не приходилось платить за разбитые стекла в синагоге и, так и не припомнив, достал из ящика письменного стола старую жестяную коробку с деньгами, отсчитал необходимую сумму и подал стекольщику.

Как странно: он только сейчас вспомнил о том, что это была та самая жестяная коробка от мармелада из Баден-Бадена, в которой они с матерью копили деньги для оплаты казни отца…

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Когда я бываю в Атлантик-Сити, то часто проезжаю мимо красивой церкви и стоящей почти рядом с ней скромной синагоги с вечно разбитыми стёклами (такая действительно существует), и вспоминаю этот странный сюжет, подаренный мне мудрым стареньким раввином, тайным свидетелем многих еврейских несчастий.

Нью Джерси. Атлантик-Сити. 1990-2021 год