Достигнув к началу XVI века берегов Индии, португальцы были поражены и Цейлоном, «имеющим ароматную корицу и всевозможнейшие драго­ценнейшие каменья, и всяких индийских слонов, и многие дру­гие товары». Вот почему желающих прибрать это райское место к своим рукам оказалось более чем достаточно.

Вспоминая…

О моей поездке в Индию и Шри Ланку

Лев Сидоровский

21 СЕНТЯБРЯ

«И ТАДЖ-МАХАЛА ХРУПКИЕ УЗОРЫ…»
Моя встреча с Индией и Шри-Ланкой

ЕЩЁ ВЧЕРА вечером на градуснике было чуть выше нуля, и мокрая осенняя промозглость, а сегодня утром — жарища, как в духовке, небесная синь, пальмы… Потому что вчера, 20 сен­тября 1990 года, — Москва, а сегодня — Индия!

Первые впечатления дико противоречивы: шикарное здание делийского аэропорта — и жуткие лачуги по дороге в город; старинные храмы — и некоторые аборигены, не стесняю­щиеся справлять естественную нужду прямо на улице; уютные внутренние дворики нашего отеля «Лоди» — и хаос соседнего квартала… И потом всю неделю, проведённую и здесь, и в Аг­ре, и в Мадрасе преследовали меня эти «контрасты». И было сложно, скажем, после созерцания мавзолея императора Хумаюна или мечети Джама Масджид, после дворцов Фатехпур-сикри или ослепительного Тадж-Махала (очень точно сказал поэт: «И Тадж-Махала хрупкие узоры, что глаз слепят жемчужной белиз­ной…») всякий раз сразу же, тут же испытать мощный напор толпы, когда десятки рук тянутся к тебе: «Давай конфеты! Да­вай значки! Давай карандаши!» А ещё — сонмище торговцев предлагающих «ченч»: «Бери бусы, давай часы, давай фотоаппа­рат!»… Живя далеко от Индии, постигая на расстоянии дос­топримечательности её столицы, я, к примеру, Красный форт воспринимал прежде всего как громадную средневековую кре­пость, где сосредоточены дворцы «Великих Моголов», а в дейс­твительности оказалось, что этих самых дворцов почти не разглядеть, потому что всё и вся заполнила здесь какая-то немыслимая (даже по нашим тогдашним меркам) ярмарка, и торговцы пря­мо-таки выхватывают тебя из толпы и, как ни сопротивляешься, затягивают в свои лавки и стаскивают с твоего плеча сумку, дабы убедиться, нет ли там для обмена хотя бы утюга…

* * *

ВООБЩЕ-ТО, всякий раз, оказавшись в чужой стране, обо­жаю по незнакомым улицам бродить один, без гида и других ту­ристов не спеша постигать иную жизнь. Однако то, что естест­венно, скажем, на берегах Сены или Дуная, здесь, близ вод Ганга и Джамны, превращается в почти неразрешимую проблему: скопища нищих преследуют гостя буквально по пятам. Да и сами улицы не очень удобны для прогулок. Речь, конечно, — не про Новый Дели, где широкие проспекты, где отели, банки и прочие крупные офисы, где дворец президента Раштрапати Бхван и арка «Ворота Индии»… Речь — про Старый Дели: ведь только тут, только в этой толпе, только в этой пестроте, только в этом гаме можно ощутить «изюминку» города. Бесконечные лавки и лавочки. Товар порой — прямо на земле. Рядом, поджав ноги, работают ремесленники. По соседству — укротители змей, дрес­сировщики обезьянок и чёрных гималайских медведей. И немыслимая жарища. И повсюду — невыносимо терпкий, даже «тяжёлый», ко всему густо-прилипчивый аромат сандала. Вальяжно прохаживается худая белая корова — и люди почтительно её огибают: священное животное! Эти коровы часто перекрывают уличное движение, создают пробки даже на самых просторных магистралях, и тогда замирают автомашины всевозможных марок и эпох, авто — и велорикши, мотороллеры, велосипеды, и снуют между ними продавцы газет, ловко раздавая свой товар… Только однажды заметил я тут регулировщика, считанные разы — светофор. Впечатление, что ничего подобного нашенской службе ГИБДД в Индии не существует. Когда наш автобус под нескончае­мый рёв клаксона мчался (по левой стороне!) в этом немысли­мом потоке, лично у меня (хотя сам водитель и даже — лихач) дух захватывало. И ведь самое удивительное — ни одной аварии не видел здесь, вообще — ни одного дорожного происшествия за все время…

* * *

ВПРОЧЕМ, главную проблему для транспорта в эти дни на дорогах Индии создавали не коровы, а студенты: толпы юношей блокировали улицы, перегораживали железнодорожные рельсы. Вот почему мы вынуждены были выехать в Агру ещё задолго до рассвета. Но назавтра, возвратившись в Дели, всё равно попали в западню. Прочно застряв на одной из огромных площадей, из конца в конец заполненной бесновавшимися юнцами (может, там их был миллион, больше?), я невольно подумал: а ведь очень страшно сейчас вдруг лишиться крыши автобуса и оказаться там, в бурном безбрежном людском море… Бастовали студенты оттого, что число мест в госучреждениях для представителей низших каст и отсталых племён правительство решило увеличить на двадцать семь процентов: значит, даже закончив Делийский университет, теперь его выпускник имеет ещё больше шансов остаться без работы — ведь место, на которое он рассчитывал, автоматически предоставят тому, кто, вполне вероятно, на голову ниже и по знаниям, и по способностям. Вот студенты вместе с безработными и выплеснулись на улицы…

Что ж, проблем в Индии хватает, и живёт большинство да­леко не шикарно, и бездомных более чем достаточно, но — уди­вительное дело! — при всём при этом жители здесь почти всег­да… улыбаются. Всё время улыбаются! Улыбается велорикша Ахмар — чтобы ты воспользовался именно его услугой. Улыбает­ся официант Салих — чтобы тебе захотелось придти сюда, в ресторан «Нурджехан», ещё не раз. Улыбается Интердиды, води­тель нашего автобуса, степенный, бородатый, при модном галс­туке, в великолепном кремовом костюме и такой же кремовой чалме. (Шофёр автобуса — это в Индии «господин», «босс»! Его де­ло — только крутить баранку. Всё остальное ложится на плечи расторопного, тоже постоянно улыбающегося ассистента — Кише­ны: рассовывать в багажнике и на крыше машины чемоданы, пос­тоянно покрикивать из окна на тех, кто мешает движению авто­буса, выдвигать для каждого туриста специальную подножку — дабы удобней тому было входить в автобус или, наоборот, по­кидать оный, менять проколотое колесо… Когда такой прокол случился у нас, Интердиды в своем кремовом облачении даже не шелох­нулся). Улыбается известный на весь Дели и уж во всяком слу­чае нашим туристам Хусейн, владелец магазина кожаных изде­лий, а также — драгоценных и полудрагоценных камней…

* * *

НО ЛУЧШЕ расскажу я про другого знаменитого торговца… Это было в Агре, после бесконечного дневного пекла и дикого шума улиц (хотя при отеле «Амар», конечно же, есть тихий, обнесённый высоченным забором дворик с бассейном, шезлонгами, спортивными тренажёрами, пальмами и лужайкой для отдыха, но голова всё равно шла кругом), когда две наших ту­ристки вдруг предложили мне: «Поедемте к Саше!» — «К какому Саше? Зачем?» — «Там камешки хорошие и дешёвые, специально — для советских. А Сашей называет себя сам хозяин магазина, «Сашей с Уралмаша»»…

Вот это меня заинтересовало («Саша с Уралмаша» — помни­те героя Бориса Андреева из старого, «военного» фильма «Два бойца»?), гораздо больше, чем «камешки», да и рупий на них уже не осталось…

Вышли из отеля. Темень! У пальмы — два худущих велорик­ши, кричат: «К Саше!» Дамы взгромоздились на одну тележку, я — на другую… И вот мчу я, с трудом различая впереди только потную спину своего «извозчика», по левой стороне улицы, в абсолютной темноте, лишь фары встречных машин порой сле­пят, и от страха пою на всю округу: «Авара я, а-а-а-а…» Это — из индийского кинофильма «Бродяга», который в 50-е го­ды распевала вся наша страна. Главную роль там исполнял Радж Капур, а он в Индии до сих пор — что-то вроде национального героя, и Ахмар, который везёт меня «к Саше», явно рад, что его седок знает такую песню, поэтому тоже подхватывает люби­мый мотив. И вот уже мы дуэтом: «Авара я, а-а-а-а…». Так и подкатили к магазинчику, над которым по-русски значилось: «Саша»!

Хозяин встретил журналиста из Питера радушно, интервью дал охотно: да, «Сашей с Уралмаша» прозвал себя (специально — для русских покупателей) после «Двух бойцов», у них по те­левизору показывали; знает, включая русский, восемь языков; первых посетителей принимает в семь утра, последних — в пол­ночь. Почему такой жёсткий режим? Конкуренция! Ведь рядом две другие подобные торговые точки — «Юра» и «Боря»…

Оглядев интерьер его заведения, я сказал: «Сделаю тебе подарок». Достал блокнот, шариковую ручку и мигом (рука давно набита) изобразил шаржированного Брежнева, приписав внизу: «To Sasha from Leonid». Саша схватил рисунок, узнал, захохотал и пришпилил его на стене… Видя такой эффект, я привычно, таким же макаром, с подобными же подписями, один за другим выдал ему Ленина, Сталина, Хрущёва, Горбачёва, Пушкина, Гоголя, Горького, Чехова, Маяковского… «Для боль­шей популярности твоего заведения!» — пояснил счастливому хозяину… Он всё это развесил по стенам и попросил: «Теперь меня, пожалуйста». Рисовать его оказалось очень просто: чёрные — и шевелюра, и борода, и усы, и очки… Саша был в восторге. Подбегает его брат, такой же весь чёрный: «А меня можно?» — «Садись, позируй». Ещё один брат: «И меня». И третий: «Тоже хочу».

Когда всё семейство оказалось запечатлённым — рядом с Лениным, Сталиным, Хрущёвым, Брежневым и прочими, братья спросили: «Сколько за всё хочешь денег?» С ответом я не тя­нул: «Сделайте хороший подарок моей жене». — «А когда она родилась?» — «В начале марта». — «Значит, её камень — «Ночь Индии», хороший будет подарок!» И вынесли они мне на сереб­ряном подносе серебряные браслет, кулон, кольцо, серьги, клипсы — всё с этой самой «Ночью Индии»… Потрясённые свидетели моего успеха, а вернее — «бизнеса» (две моих спутницы, да и дру­гие, тоже из нашей группы, посетители магазина) были «в пол­ном отпаде». Меня они, естественно, уже тихо ненавидели.

* * *

А Я ПОНЯЛ, что «белый художник» в этом краю не пропа­дёт! Поэтому, оказавшись вскоре на берегу Бенгальского зали­ва, где по пляжу бродили продавцы всякой местной экзотики, я, в ответ на просьбу купить у них чего-нибудь, доставал блокнот и быстро, с достаточным портретным сходством, торговцев изоб­ражал. В обмен на «картину» они мне, с благодар­ностью, дарили раковины, бусы, кольца и серьги, украшенные бесподобным «Лунным камнем»…

Однако тут я в своём рассказе чуть забежал вперёд.

А до этого был делийский аэропорт, где, сдав чемодан в багаж, пошёл в дальний конец необъятного зала, чтоб купить бутылку «оранжата». Утолив у прилавка жажду, забыл там собственную складную багажную тележку и проследовал в зал ожидания. Про тележку вспомнил спустя полчаса. Ну, всё, думаю, пропала! Бегу назад, через все «магниты», объясняю служащим аэропорта положение, они выпускают меня «на волю», спешу к тому продавцу «оранжата» и вижу, ещё издали, как он, белозубо улыбаясь, показывает мне в высоко поднятых над головой руках мою тележку: мол, не беспокойтесь, сэр, цела и давно вас ждёт! Это — к вопросу о честности в нищей стране…

В Мадрас прилетели глубокой ночью. А оттуда на автобусе — ещё пятьдесят километров до местечка Мамаллапурам. И там, в половине пятого утра (!), нас у отеля ждали девушки с бокалами, полными ароматных напитков. Наверное, если библейский «Эдем» все-таки существовал, то находился он именно здесь, в Мамаллупураме. Жили мы не в главном здании отеля (очень «юж­ном», открытом всем пальмам, всем океанским ветрам), а в разноцветных, на два лица, бунгало, представлявших гостям все удобства: телевизор, телефон, конди­ционер, холодильник, ванная, кухня и непременные фрукты.

В первое утро, после завтрака, мои юные спутни­ки (наша туристская группа состояла сплошь из «комсомольского актива») рванули в Мадрас — «делать обменный бизнес и шопинг», а я остался один. Разлёгся в шезлонге близ умопомрачительного бассейна: слева шумит Индийский океан (пардон, Бенгальский залив!), над головой, среди пальм и неведомых ярких цветов, порхают пёстрые птахи, — хорошо!.. И вдруг вижу: шествует в роскошных плавках какой-то жёлто-коричне­вый, усатенький босс — на груди у него золотое колье с брил­лиантами и другими драгоценными камнями; сопровождают его два темнокожих боя; ставят ему плетёное кресло, такой же столик; он — ноги на стол; они извлекают из коробок напитки, фрукты; он их лениво попивает, поедает, а они над ним опахалами — туда-сюда… Ух, как мне стало любопытно: кто такой?..

Подсел рядом, представился на своем примитивном анг­лийском. Господин Шан откликнулся на моё желание познако­миться очень охотно. Рассказал о себе: бизнесмен из Сингапу­ра; владеет фирмой, которая производит контейнеры; во всех столицах мира его фирма имеет свои конторы, и он постоянно путешествует из страны в страну. А здесь любит отдыхать, потому что сюда постоянно приезжают русские туристки, которых обожает. Дарит он мне, в знак дружбы какой-то значок, а я в ответ, — календарь со своей физиономией и спичеч­ный коробок, тоже так же «украшенный» (постоянно делаю, для розыгрышей, подобные «сувениры»). Господин Шан восхищён: «О! У вас — своя спичечная фабрика!». Я не протестую. Тогда он подзывает одного боя и, указывая на меня, говорит: «Это — твой господин. Господин Лев! Пока господин Лев здесь отдыха­ет, ты должен выполнять каждое его желание!». Бой мне ослепительно улыбается: «Иес, сэр!».

А дальше… А дальше стоим мы с Шаном в бассейне, где вода — голубая-голубая… А на бровке бассейна — на коленях (каждый — против своего господина) наши бои. Они подают нам хрустальные бокалы, наполняют их холодным, розово-пенным син­гапурским пивом, преданно смотрят в глаза… И я мысленно говорю сам себе: «Запомни этот миг! Он ни-ког-да не пов-то-рит-ся!».

И потом, каждое утро, едва я выходил из бунгало, мой милый бой ждал уже «господина» у порога, улыбаясь от уха до уха: «Гу-у-уд мо-о-онинг, сэр!». А в глазах — страстное желание: «Что хотите, сэр? Прикажите! Выполню ми­гом всё!». Господи, ну что мог я приказать, чего пожелать?.. Мне и так в его Индии было невероятно хорошо…

Что же касается Шана, то вечером мои юные спутники «раскололи» щедрого богача на банкет. Затем девицы выстроились в очередь к его бунгало. А наутро, за завтраком, каждая, там побывавшая, раскладывала на столе «гонорар»: колье, браслет, просто доллары, громко хвастаясь друг перед дружкой. И некоторые представители сильного пола вслух выражали сожаление, что не могут тоже сигануть к Шану в койку…

Кстати, год спустя Шан вдруг позвонил мне в Питере. Оказывается, он разузнал, что у нас, на Камчатке, есть какой-то бесхозный минеральный источник. Слетал на Камчатку, договорился с тамошней властью и сей источник купил. Стал выпускать эту минеральную воду в банках (впервые в мире — в банках!) для Европы и устроил не невском бреге «перевалочную базу»… Я пригласил его в гости, он прикатил с переводчицей, друзьями и вёл себя отнюдь не так галантно, как на берегу Бенгальского залива. В общем, на нашем питерском фоне он мне разонравился…

* * *

А ПОТОМ оказались мы на том, воистину сказочном кусочке земли, который для арабов был — «Серендиб» («Благословенный остров»), для древних греков — «Тапробана» («Берег бронзовых пальм»), а для сингалов — Цейлоном. Достигнув к началу шест­надцатого века берегов Индии, португальцы были поражены и Цейлоном, «имеющим ароматную корицу и всевозможнейшие драго­ценнейшие каменья, и всяких индийских слонов, и многие дру­гие товары и предметы высокой ценности и прибыльности». Вот почему желающих прибрать это райское место к своим рукам оказалось более чем достаточно: после португальцев — гол­ландцы, потом — англичане… Только в 1948-м обрел Цейлон на правах доминиона самостоятельность, только в 1972-м — полную государственную независимость, став республикой Шри-Ланка. Шри-Ланка — это по-тамильски: «Солнечный остров». Располо­женный совсем недалеко от экватора, он, и правда, — солнечный! Если сравнивать с Индией, то здесь и природа богаче, и чис­тота в большем почете, и попрошайничество не так популярно. И еще — здесь, слава Богу, можно отдохнуть от тяжелого, гус­того аромата сандалового масла, которым у соседей, кажется, пропитано всё и привыкнуть к которому очень не просто…

* * *

НА ЭТОМ острове мне посчастливилось увидеть, наверное, один из самых очаровательных в мире городков — Канди. Живо­писнее его трудно что-либо вообразить: изящные белые строения, и пагоды, и сахарные купола разновеликих дагоб на фоне кокосовых пальм, бразильских гевей, бледно-зеленых лопастей бананов, огромных, неведомых нам, алых цветов под названием «темпал» и таких же огромных белых орелий смотрятся как ис­кусно выполненная декорация какого-то сказочного царства-го­сударства. Вдобавок к этому представьте синее озеро, на ко­тором — миниатюрный островок с тремя пальмами и ослепительно белой ракой… Выше я упомянул про дагобы: это — буддийские храмы. Считается, что в каждом замурован волос Будды, или обломок его кости, или зуба… Однажды вечером, оставив в автобусе обувь, мы тихо направились к сияющему в ночи Дала­де-Малигаве, Храму-хранителю Священного зуба Будды, куда стремятся буддисты со всего мира. Бесконечное шествие было красиво, торжественно, и особое чародейство придавали ему паломники с белоснежными орелиями на раскрытых ладонях…

Вообще в Канди всё было как бы немножко нереальным. Например, когда наш автобус по узкой горной дороге поднимал­ся к отелю, из-за поворота вдруг вышел слон. А грейпфрут, который нам на той же самой дороге сорвал с дерева ассистент шофера Лесли, оказался внутри ярко-розовым и размером почти в арбуз — во всяком случае в автобусе попробовать хватило всем. Да и сам отель «Джанаки», непонятно как примостившийся на скале, задумали и построили, несомненно, большие фантазё­ры: ну вообразите бассейн, который начинается, по сути, в ресторане; а ресторан — это анфилада открытых миниатюрных разноцветных зальчиков с китайскими фонариками; и всё это — с потрясающим видом на пальмы и горы; а в бассейн, если очень захочешь, можешь нырнуть, шагнув из своей комнаты на огромный балкон, который, над водой, опоясывает всё это круглое здание…

Нереальным казался и местный ботанический сад, где, к примеру, есть баньян, фигус Бенгальский, с диаметром кроны в пятьдесят метров: один — целая роща! А еще — колоссальные папортники; и густущие заросли бамбука; и дерево, посаженное последним русским царем; и необыкновенной красоты цветы с такими же необыкновенными названиями: «Леди в лодке», «Коро­на короля», «Дамский башмачок» — их внешний вид вполне соот­ветствует этим именам… Или вообразите другой сад, одуряюще благоухающий ванилью, корицей, имбирем, потому что всё это и многое подобное здесь в изобилии произрастает. И вот уже нас наставляют, как пол-полой лечить почки, а с помощью Королевского кокосового масла — ликвидировать седину, а с помощью сандала — превратить свои зубы ну словно в жемчуг… (То-то и в Канди, и в Коломбо частенько, и даже не только утром, встречаешь мужчин, которые, замерев посреди тротуара, стара­тельно, долго, очень долго, орудуют зубной щеткой — вот от­куда их воистину ослепительные улыбки!).

* * *

В КОЛОМБО, на блистательной набережной, что протянулась вдоль океанского берега, перед единственным в мире Музеем парламента, на пьедестале — бронзовая фигура премьер-минист­ра Бандаранаике. Монумент, в отличие от многих здесь других, невыразительный, уныло-помпезный, очень напоминающий некото­рые те, что в период «застоя» возникли в СССР. Впрочем, не удивительно: изваял сие наш Лев Кербель, и этот памятник в 1976-м подарило им советское правительство. Ну не было у нашего правительства тогда иных забот!

Кстати, о памятниках. Оказывается, и в Коломбо есть чу­даки, и самый главный из них, безусловно, господин Хендрик Апуами, глава фирмы «Хас-трэвелс», которая нас здесь прини­мала. Закончив официальную часть встречи, он показал нам свою коллекцию бюстов… Ленина: больше ста Ильичей!

* * *

В ВОСКРЕСНЫЙ день шел я в центре Коломбо по совершенно пустынной улице, прячась от нещадного солнца в узенькой по­лоске тени. На пути, у открытой двери своего магазинчика, явно томился от безделья его хозяин. Увидев меня, широким жестом пригласил заглянуть в свое заведение. Я ответил по-английски, что не имею «мани». Он понимающе кивнул: «Из Советского Союза?». И все же настоял, чтобы гость, приехавший из такого далека, задержал здесь шаг. Подвел меня к прилав­ку, за которым, во всю стену, высились деревянные ларцы с чаем. Но — каким! На каждом ларце был яркий рисунок какого-ли­бо фрукта и надпись: «чай-апельсин», «чай-мандарин», «чай-лимон»… Он предложил мне выбрать в подарок любой. Я предпочел «чай-манго»… (Уж сколько лет минуло с того дня, ларец давно пуст, но все равно — как благоухает!).

Вернувшись, вконец разморенный, в свой отель «Пегас», я нырнул в бассейн и там обнаружил девицу — хотя и не из на­шей группы, но явно, по каким-то едва уловимым деталям, соо­течественницу. Не сомневаясь в своей прозорливости, интере­суюсь: «Вы что, из Союза?» И слышу: «Аха». Боже, каким си­бирским пахнуло от этого «аха»! Настаиваю: «Откуда же конк­ретно?» В ответ: «Из Иркутска». Я чуть не пошел на дно — ведь почти на экваторе встретил землячку-сибирячку, кото­рая, как тут же выяснилось, работает вместе с моим родным братом Шуриком! Ну и тесен же мир!..