Как-то один бич разделся и стал мыться над тазиком. Он был весь татуированный — с ног до головы. Ну, а Миня стал читать у него эти надписи: на ногах: «они устали», да и другие: типа «низабуду мать родную»… Пока не дошёл до «Нет в Жизни Счастья!». Тут он возмутился: «Дурак ты! Жизнь — это и есть Счастье!»
Костёр — человек
Леонид Изосов
«У рассказа не бывает конца. Разве, что какое-нибудь подходящее место, где рассказчик может умолкнуть».
Дж. Д. Селинджер. «Грустный мотив»
«Костёр — Человек!» — так говорят многие люди, которые находятся в Пути-Дороге… Так писал и Анатолий Жигулин — великий воронежский и колымский — Российский Поэт.
Ну, вот, например, в Геологии на полевых работах мы постоянно общаемся с Костром.
Можно сказать, живём рядом с ним.
Он — как наш верный товарищ.
Костёр и Солнце, Луна и Звёзды… / Щекочет ноздри сладкий дым… / Костёр даёт восторга грозди / Всем нам — и старым и молодым!
А вечерами, а то — и ночами, ведутся у Костра задушевные откровенные беседы, звучат рассказы и, вообще, вспоминается всякая всячина, которой нигде бльше не услышишь…
Звучат песни под звон гитары…
У Костра под Звёздами мысли летают как ночные бабочки…
Бывают и Озарения…
… Люди — разные — случайный набор, вроде бы.
Все оттенки Жизни. … Все грани…
Атмосфера братства…
«… Это что! А вот у меня было…»
Конечно, народ в Геологии очень и очень разный… Встречаются такие человеческие экземпляры…
В каждом — многое намешано — / Доброта и злоба бешеная… / Но — по-разному отвешано… / Это — конному, то — пешему…
… Тут вспоминаются и случаи на работе, но чаще — эпизоды, когда рассказчики отдыхали…
… Странно, но бывшие фронтовики почему-то про Войну обычно не вспоминали… Так… иногда… в День Победы за праздничным столом…
Они надрывали Души…
… Помню, командир танкового батальона Времён Войны дядя Коля С, взрывник-проходчик, как-то сильно выпил и рассуждал у Костра на эту тему так:
«Ды, чё вам эта война, война… Я о ей говорить совсем не хочу… Я домой на Дон к своей родне ехать не желаю… Мне тут у вас, у тайге спокойне́й… Я там такого наделал и нагляделся… Что — ни кина этого про войну смотреть не могу, да и вспоминать её гребую… Так, что, хлопцы, давай, о другом… Споём чё-нибудь душевное…»
* * *
… Вот Ваня Ко, проходчик, рассказывает…
«В канаве работал… Вдруг слышу, камешки с бортов осыпаются, поднял голову, глянул — а это медведь заглядывает в канаву. Любопытная такая волосатая морда! Ну, я как заорал! Кайлом замахал! Мишка как испугался, кинулся бежать! Думал обкакается…»
Генка Кон… Геолог с математическим уклоном. Весельчак, рубаха-парень, забияка…
«… Да мы как-то приехали вечерком на пригородный морской курорт поиграть в шахматы на бабки с отдыхающими. Со мной был один такой невзрачный, вроде бы, тип. Но мастер спорта по шахматам. Обычно он сначала проигрывал для понту, как бы заманывал лохов, а потом обдирал их до нитки.
… Так вот идём мы по дорожке в парке. Красота. Птички чирикают. Белки скачут по веткам сосен… Красота…
Вдруг из кустов высовываются две крепкие бабёшки… Руки, ну, прям, как у штангистов, и — хвать нас за шиворот!
Раз! — и мы уже сидим на травке, перед нами скатерть, а на ней — водяра, шампанское, колбаса, сыр, яблоки, ну и всё такое.
И две эти–тяжеловески: «Так! быстро! Пейте, жрите! И — за дело! У нас нет времени! У нас — двенадцать дней всего срок! Тут же двендцатисекундный дом отдыха! А мы — из Магадана! Там — холодно! А тута — Рай! Давай–давай! Жмите — спринтеры!»
… Мы и баб-то как следует разглядеть не успели, как оказались в их комнате на койках.. Хорошо — хоть уже стемнело.
… Хотя, кто их знает. Может, они, вааще, были красавицы.»
Миха Дед, начальник аэрогеофизической партии: …
«Слышь… как-то прибегает ко мне главный инженер:
— Михал Иванович! Бичи вообще обнагли! Что такое! Каждый будет посылать!
— Кто?
— Да этот повар грёбаный, как его, Митяй!
Ну, я этого повара вызвал к себе в палатку. В чём, мол, дело, спрашиваю. Пиши объяснительную!
И вот он написал, что бичи были на работе в сопках, он спокойно варил кашу на костре.
«.. А тут подошёл этот главный инженер и давай-давай советовать как чё делать. — мне-то! …
И тогда я трижды послал его наху!»
Эта Объяснительная лежит у меня в кабинете на столе под стеклом, и я зачитываю её каждому входящему… … Вот хочу — вставить её в рамочку и — на стену!»
А вот — Григорьевич… Начальник партии, добрый такой малый..
«… Сидим мы как-то ночью в избушке в тайге… Там идёт пир, по случаю получения зарплаты… Завхоз Сергеич привёз. Крики. Песни, Хохот, в общем, шум-гам-тарарам…
А за печкой сидит и «читает» книжку, трясётся зашитый (с «бомбой») горняк Сенька.
И всё время к нему подбегает кто-нибудь из пирующих: «Тянеть? Нет? Не, ну точно скажи: ну тянеть? Ну, по-честному… Нет?»
И тут, в конце концов, этот Сеня схватил топор, что около печки…
… В мгновенье ока хата опустела. Он вздохнул, бросил топор, сел на табуретку: «Тянеть, бля, не тянеть… Ясное дело — тянеть».
… Отрезвевшие гуляки потихоньку сползлись за стол… Стали петь: По Дону гуляеть, по Дону гуляеть, по Дону гуляеть казак молодой…
Там многие рнбята были родом с Донщины…»
Геофизик Володя Мар*:
«Переезжали мы недавно речку Гладкую.. И тут что-то — зачихал двигатель у машины… Ну, мы загнали её за мысок у моста. Варим чай … Слышим: бум-бум! Всё громче и громче. Подъезжает навороченный джип, или, как его, там Двери открываются, и во всю мочь: бум!!!–бум!!!–бум!!! Вродебымузыка. Вылезает баба — такой современный женщиноид. Нас не видит. Снимает джинсы. Салится на корточки. Мочится на речной песок. Залезает в джип и — бум!!!–бум!!–бум! Бум… Уезжает. Во, театр …»
— Театр Романа Виктюка, — добавил кто-то из бичей — знаток искусства.»
Горняк Петро Муха рассказал:
«Ехал я однажды в электричке слегка выпимше с сумкой через плечо. Недавно остригся «под ноль». Наверное, вырвжение морды у меня было бандитское. Две девки тоже, вроде бы, выпимше — напротив. Одна внимательно поглядела на меня и спросила: «Откинулся, что ль?» — Имелось в виду — мол, освободился, вышел с зоны. «Ды только сиводни. Семёру оттянул день в день. И за что?! Подумаешь, замочил по пьяне одного фуфлыгу. Такая тварь! Да мне таракана задавить жалко! А этого-то — чего жалеть! Такая падла…»
Девки переглянулись, встали и пересели на другие места, подальше от меня. Надо же. Как обознались».
Автор вспомнил:
«… А вот один Поэт был у нас … Миня… … Поэт таёжный. Такие типы, между прочим, довольно часто встречаются среди нашего бродячего люда.
Вечно он у Костра опробовал на нас свои, так сказать, творения…
… У него кликуха была — «Умник». Как-то один бич разделся и стал мыться над тазиком. Он был весь татуированный — с ног до головы. Ну, а Миня стал читать у него эти надписи: на ногах: «они устали», да и другие: типа «низабуду мать родную»… Пока не дошёл до «Нет в Жизни Счастья!». Тут он возмутился и отчеканил: «Дурак ты! Жизнь — это и есть Счастье!».
А бичара было заспорил: «Даже такая, как у меня?!» На что Миня твёрдо ответил: «Да! Радуйся!»
Вот тут-то взрывник Вася Ж и сказал: «Ну, ты, бля, и умник!»
… Этот Умник сочинял всякие, там, поэмы… Экспериментировал со стихосложением, придумывал какие-то новые формы, что ли:
… Например из поэмы «Волос Сердца» зачитывал нам:
Купили магнитофон «Весна»,
Прикатили его на пасеку.
То, что виделось раньше во снах,
Обратилось теперь в классику.
«Кэролайна мун кип шайнинг»,
— Поёт лента…
Милый мой, пойдём в омшанник,
Поделимся вшами,
Ради начала лета!
… А звезды с неба всё падали, падали…
Река парила, как Куро-Сио…
И даже у самой последней падлы
Возникало желание быть красивой!
Или:
Ахтунг! Удерживайте помёт!
Сейчас заверчу — никто не поймёт!
Ведь Поэзия — это — станковый пулемёт!
Присосался — и бьёт, и бьёт…
… Так вот, этот Умник-то сам чего-то сочинял, а то песни популярные коверкал…
Распалялся у Огня, и горланил на всю окрестную тайгу:
«Живу — в баяне —
Боль-тоску затая!
Всегда быть пьяным —
Мечта моя!».
А то:
«Зачем вы, девочки, красивых любите?
Непостоянная у нас любовь!».
Или:
«Привези, привези мне резиновые бусы!
Мне резиновые бусы очень сильно привези!»
— Гонконгский трипперок он тебе привезёт — повернулся от Костра Вася Ж — суровый взрывник с чёрными от чефира зубами.
«Гуд-бай, май бэби! Гуд-бай, май миленький!
Твоя макака уезжает в зоосад.
И на трапиначкэ, и на трапиначкэ
Не остановит тебя мой животный взгляд!».
Или — вот:
«Ты надела праздничное платьице,
А я — лучше дома затаюсь…
Ты была вчера лишь — однокласницей,
А сегодня я тебя боюсь!»
… Ну, и опять тот же Миха Дед:
«Ты … Сихотэ-Алинь… дикие дебри… дождь льёт… Загорелось мне полететь к одной девахе через хребет на другой участок. Тем более, вертолёт свой, прикреплён к партии.
— Полетели!
— Пилот: Да ты что, Миха, в такую погоду…
— Ага, зассал?
— Я!?
… Ну, полетели.
Поднялись: ёлки-палки, вертолёт шкивает во все стороны. дикий ветер с дождём. Туман, ни хера не видно. Ни гор. Ни земли. Вот тут-то мы и труханули. Но — кое-как сели.
И сразу нажрались, выпили со страху всю водяру. Что привезли с собой. Какие там бабы! И — спать… спать…»
… У Одионокого Костра в Тайге автору как-то в полудрёме пригрезилось:
«Я пожалею тебя…»
Чтобы начать писать об Этом, надо перекреститься. Я и перекрестился.
… И вот. Когда началась бомбёжка, и всё вокруг погрузилось в дымный мрак, скрежет и вой, бабушка повалила Лёнчика на булыжники, которыми была вымощена площадь Ленина, и навалилась на него всем телом. Лёнчик сначала смотрел на белые булыжники, по которым сновали мелкие чёрные муравьи, а потом погрузился в какое-то голубое-синее бесконечное пространство и забыл, вообще: кто он? что он? и где он?
… Перед глазами поплыла размазанная, как бы залитая серой разбавленной тушью комната с мутными окнами, открытая горящая печь… Красно-жёлтые языки пламени … И — жаркий взрыв! И кровь тёплая на щеке… И кто-то ему моет лицо, зачёрпывая воду ладонями из помятой жестяной чашки… И боль в глазу…
Бабушка: «Надо Крестить мальчика …».
… Купол Церкви, наполненный Сиянием. Жёлтый Восковой Кораблик плывёт! Радость…
«Я пожалею тебя…»
… И вот. Из голубого-синего марева возникла Огромная Жёлтая Фигура, состоящая из Солнца. Она излучала потоки Белого Сияния. Она склонилась над Лёнчиком и окутала его Белым Светом…
… И у него перед глазами поплыли Синие Горы, Синие Моря и Океаны, медленно текущие Голубые Реки и бегущие с Гор Алмазные Ручьи … Конгломераты Человеческих Лиц… Поющие Женщины… Плывущие из Ниоткуда в Никуда Белые Корабли — Облака…
… И прогремел Гром и сверкнула Белая Молния и Голос Оттуда сказал: «Иди! Иди и Ничего и Никого не бойся! Я — с тобой!»
И Лёнчик сделал первый маленький Шаг и — пошёл. Вот так-то…
Костёр — Человек!
