Ядгар Шакиржанов: Короткие рассказы об увиденном во сне и наяву. Продолжение

Loading

Вечером, за чаем, мама угостила меня шоколадным маслом, намазанным на хлеб. Я очень его любил, хотя купить это лакомство было непросто. Наспех сделав домашнее задание, я собрался послушать музыку. В моей комнате стоял проигрыватель «Аккорд». Но уже не осталось сил, и сон мгновенно поглотил меня…

Короткие рассказы об увиденном во сне и наяву

Часть 6

Ядгар Шакиржанов

Продолжение. Начало

Ядгар ШакиржановВ постели

Высокая температура волною растекается по телу. В ушах стоит лёгкий шум, голоса звучат немного странно, сопровождаемые эхом. Кашель как будто разрывает меня пополам, раздирая горло и отдаваясь болью в голове. Я давно так не болел, и мне непривычно пропускать школу. Для меня, второклассника, это редкий случай.

— Сколько раз тебе говорила, — ворчит мама, приступая к процессу лечения. — Вытирай насухо голову после бассейна! Там ведь есть аппараты для сушки волос.

С этими словами она насыпает в тёплые носки сухой горчичный порошок и натягивает носки на мои босые ноги. Ступни погружаются в коричневую смесь. Скоро наступит жжение. Но это пустяки по сравнению с горчичниками. Вчера мама накладывала мне их на грудь, предварительно опустив в эмалированный тазик с горячей водой. Затем, прикрыв меня простынкой и полотенцем, с улыбкой произнесла:

— Сынок, теперь придётся потерпеть!

Ей легко говорить, а я начал извиваться от нестерпимого зуда и пожара, устроенного мамой на моей груди.

— Осталось совсем немного, — утешала она. — Ты же у меня мужчина!

Аккуратно сняв ненавистные горчичники, она мокрой тряпочкой смыла с кожи остатки горчицы.

Но сегодня меня не будут мучить. Предстоит растирание спины и груди водкой. Это ответственное мероприятие мама доверила отцу. Он принёс в мою комнату хрустальный графин с водкой. И вскоре вся комната наполняется запахом спирта, смешанного с апельсиновыми корками. Закончив процедуру, меня закутывают в тёплую пижаму.

— Сынок, а теперь выпей вот это медленными глотками, — мама дает мне горячее молоко с мёдом и сливочным маслом. — Держи кружку аккуратно, не обожгись и не облейся!

Я не тороплюсь, дую на поверхность молока, разгоняя желтоватую плёнку из масла и меда. Допив всё без остатка, ставлю пустую кружку на стул рядом с кроватью. Глаза медленно наливаются сном.

«Как хорошо болеть», — думаю я, постепенно засыпая.

Духи

— Сынок, это мне? — мама подняла на меня удивлённый взгляд светло-карих глаз.

— С Праздником 8 Марта!

Только что я вручил маме маленький флакончик духов «Красная Москва». На этот шедевр советской парфюмерии я копил деньги почти два месяца, отказывая себе в посещении школьного буфета. С непроницаемым лицом я ходил мимо буфета, борясь с соблазном покупки сладкого коржика или творожной ватрушки у бабы Лизы, нашей буфетчицы. А те двадцать копеек, которые родители давали мне на карманные расходы, не дрогнувшей рукой откладывал в копилку.

И вот настал день, когда я отправился в здание ЦУМа и выложил за покупку 5 рублей 20 копеек, что для ученика четвёртого класса было непросто. Этот флакончик с притёртой красной крышечкой и фигурной этикеткой имел сильный и стойкий цветочный аромат. Всю дорогу домой я сжимал его в руке, то и дело доставая из кармана куртки и думая о том, как обрадуется мама.

— Спасибо, сыночка, ты стал совсем взрослым, — ласково сказала она. А я пошёл в свою комнату учить уроки, гордясь собой.

Качели

— Давай, проходи! — говорит молодой парень в кепке и с папиросой в зубах, взяв у меня десять копеек за посещение аттракциона, который находится в парке рядом с моим домом. Прислонив к ограждению у входа школьный ранец, я, немного волнуясь, взбираюсь по лесенке внутрь кабинки, расположенной на лодке. Служитель лениво развалился на стуле, поставив около себя радиоприёмник. Сегодня очень жарко и от палящего сентябрьского солнца спасают лишь ветви могучих дубов, покрытые большими листьями. Вся трава и площадка возле качелей усеяна желудями, падающими прямо на голову. Я здесь один, никто не составил мне компанию, но это меня не останавливает. Широко расставив ноги, упёршись «пятой точкой» в край кабинки, я крепко берусь руками за вертикальные конструкции, поддерживающие деревянную лодку. Теперь предстоит самое сложное — сдвинуться с места, раскачивая тяжёлую кабинку. Стараясь всем телом и ногами, я привожу её в движение, наклоняясь вперёд, а потом назад, запустив тем самым гигантский маятник. Качели неохотно поддаются, издав привычный скрип и поднимая меня всё выше и выше над землёй. И вот уже я набрал скорость и высоту, взлетая к верхушкам деревьев. Неописуемый восторг и радость охватывают меня. Испуг совсем пропал, оставив только ощущение полёта. Ещё и ещё! Внезапно парень нажимает на педаль тормозного механизма. Кабинка ритмично ударяется днищем о выдвинувшуюся деревянную балку тормоза, и вскоре движение прекращается.

— Время вышло, вылезай! — кричит служитель.

Вот и всё. Мне пора домой, но скоро я опять приду сюда.

Мой велосипед

«Смотри, куда едешь!» — раздался громкий испуганный возглас водителя «Волги». Я же трясу головой, не понимая, что произошло.

Осенью 1972 года мне покупают велосипед «Урал». На второй день после покупки влетаю прямо на машину, которая въезжает к нам во двор. У автомобиля крепкий корпус, как настоящая броня, на нём не осталось ни одной царапины. Зато у моего железного «друга» на переднем колесе — «восьмёрка», а мои коленки сбиты в кровь. Сколько будет впереди ещё таких падений!

Мой велосипед был тяжёлым и громоздким. Поднимать его по лестнице на второй этаж — удовольствие не из приятных. К тому же у него часто слетала велосипедная цепь. Приходилось подворачивать штаны на правой ноге до колена, чтобы они не попадали в цепь. Но зато это настоящий «велик»! С ним я ощущал себя взрослым. Конечно же, он у меня не первый. В детском саду был трёхколесный «Малыш» с педалями на переднем колесе. На таком сильно не разгонишься, и приспособлен он был только под короткие ножки ребёнка. Позже появился «Школьник». Но всё это были детские, маленькие велосипеды. Не то что мой новый «Урал». От одного его вида у меня захватывало дух. К верхней горизонтальной раме был прикреплен маленький кожаный футляр для инструментов. Там хранились ключи, резиновые прокладки для ремонта шин, ниппели, клей и прочие нужные вещи. В придачу шёл ручной насос. А для пущей важности у этого агрегата имелся хромированный металлический звонок на руле.

Мой велосипед выглядел настоящим «мужиком», в отличие от изнеженных полуспортивных и спортивных моделей с изогнутыми рулями, переключателями скоростей и ручными тормозами. Да и их владельцы сидели на них как-то странно, согнувшись вперед в три погибели. Я же восседал с гордо выпрямленной спиной. Незабываемо ощущение скорости и ветра в лицо, когда несёшься по проспекту Ленина, а в конце отпускаешь руль и убираешь руки в стороны, как настоящий наездник на джигитовке. Конечно, частенько мне не удавалось избежать падений, но всегда можно было сорвать лист подорожника, плюнуть на него и приложить к ранке. Ну а потом — снова в путь!

В середине 70-х годов у меня украли моего железного друга. С тех пор у меня не было велосипеда.

Покойник

Лицо покойника напоминало восковую куклу: нос, впалые щеки и желтовато-матовая кожа. Одетый в строгий чёрный костюм с галстуком, он немного пугал меня своей молчаливостью и неподвижностью. Тщательно побритый и причесанный, он готовился в последний путь, как на парад. Да и оркестр, ожидающий своей очереди во дворе, усиливал это сходство. В квартире воцарилась гнетущая тишина, прерываемая лишь тихим шёпотом людей, приходящих проститься с усопшим. Погребальные венки заполнили пространство возле гроба, и я с интересом пытался прочесть написанное на траурных лентах. Ссутулившиеся женщины в тёмной одежде и чёрных платках неторопливо сновали около покойника, принимая слова соболезнования и складывая цветы рядом с умершим.

— Принесли венки от трудового коллектива, — тихо прокомментировала мама. — А эти — от партийной организации.

— А долго ещё нам здесь находиться? — прошептал я ей. — Я хочу на улицу.

— Потерпи. Скоро будет вынос тела.

Лёгкое оживление пронеслось среди молча сидящих в помещении. Осторожно ступая, словно боясь разбудить покойника, люди мелкими шагами начали покидать комнату, устремляясь вниз по ступеням подъезда. На улице меня обдало запахом свежей сирени, растущей во дворе, и щебетом птиц. Яркое весеннее солнце слепило глаза после мрачной атмосферы в квартире. Внезапно грянул оркестр, заглушив весенние звуки природы, ударами барабана распугав присевших неподалёку горлинок и воробьёв. От рёва духовых инструментов стало тревожно на душе.

«Какая страшная музыка, — подумал я. — Неужели покойник её любил?»

Домой мы с мамой возвращались на троллейбусе. Она смотрела в окно, а меня одолевали мысли.

— Я сейчас подумал, — сказал я. — Сколько обычно живет человек? Шестьдесят, семьдесят, восемьдесят лет?

— Да, а что? — спросила она.

— Очень мало, совсем ничего. Зато умерев, мы в земле будем лежать целую вечность!

В ответ я так ничего и не услышал. Остаток пути мы провели молча.

Горгулья

Она скалится мне зловещей улыбкой и продолжает грызть человеческую кость, не выпуская из своих мускулистых рук. Когда же ты насытишься? Горгулья — демон и образ злой силы, мы же знакомы с детства! Тебя, вместе с другими сувенирами, привезла из Франции ещё в начале 60-х моя бабушка, купив возле Собора Парижской Богоматери. Я так тебя боялся и поворачивал лицом к стене, лишь бы ты не глядела на меня. С годами я к тебе привык и уже не обращал внимания. Зачем я так пугался, ведь ты — обыкновенная статуэтка? Ты видела меня ребёнком, разглядывающим диковинные африканские маски в квартире у бабушки. Стояла ты в компании себе подобных, соседствуя с изящными морскими раковинами и изумрудным кораллом, привезёнными из дальних стран.

— Послушай шум моря! — говорила мне бабуля, поднося большую ракушку к моему уху. И я, с замиранием сердца и зажмурив глаза, прислушивался к незнакомым звукам. Даже когда мы переехали сюда после её смерти, мне всё здесь было в диковинку — деревянные часы с боем, маска чёрта на стене, старинные монеты, боевые награды, кожаный офицерский планшет и трофейный немецкий чемодан, с которым мой дедушка вернулся с войны. Он до сих пор хранится у меня. Но самым ценным был кортик морского офицера германской армии. Дедушка специально затупил его, чтобы не поранились внуки. А ещё он спилил с рукоятки изображение планеты, покрытое фашистской свастикой. Остался только орёл, который когда-то держал в своих когтистых лапах земной шар.

Пройдя со мной сквозь столько лет, горгулья давно перестала быть символом зла и превратилась в доброго друга. И я по-прежнему могу услышать шум моря из далёкого прошлого.

На озере

Волны размывают рисунок, который я нанёс палочкой на влажный песок пляжа, плавно отступают назад и, словно набравшись сил, накатывают на мои босые ноги снова и снова. Крикливые чайки пикируют на поверхность голубого озера, выхватывая из воды мелкую рыбёшку. Вдали качается красный буй, а на нём уютно разместились две откормленные белые птицы. Колючие кусты облепихи почти вплотную подступили к кромке воды, они усыпаны жёлтыми кислыми ягодами, которые блестят под ярким горным солнцем. После обеда на берегу затишье. Отдыхающие разбрелись на дневной сон по своим летним домикам, изнемогая от полуденного зноя. От августовского солнца спасает лишь панама, которую я водрузил на голову, защищая уже облезший красный нос. Несколько лодок сиротливо застыли на горячем песке, дожидаясь своей очереди. Вода озера до неприличия тёплая. И даже два дождливых дня не смогли испортить пляжный отдых. В местном клубе слегка пьяные мужчины с хохотом и комментариями гоняют бильярдные шары по зелёному сукну. Сосед из домика напротив, не выпуская изо рта папиросу, нанизывает просоленную рыбешку на толстую леску. Спрятавшись под тенью пляжного зонтика, два толстых смельчака с облезлыми плечами играют в карты, время от времени спасаясь от жары в воде. Достав из кармана шорт мятый рубль, протягиваю сонному мужику на лодочной станции:

— Мне лодку на час!

— Угу. Нырять с лодки запрещено! — он кивает на щит с предупреждающей надписью. — Возьми вёсла и спасательный круг.

— Ясно, — привычно соглашаюсь я.

— И за буи не заплывать! — лениво продолжает он инструктаж. Надев круг на шею и схватив тяжёлые вёсла, тащу их к ближайшей деревянной лодке. Вставив вёсла в уключины, толкаю её по песку в сторону озера. Зайдя в воду по колено, забираюсь в лодку. Теперь можно в путь.

Расположившись в середине судна, начинаю грести от берега, неглубоко погружая весла в воду. Надо делать ритмичные движения, чтобы не расходовать силы, а ещё постараться не натереть ладони. Вскоре лодочная станция начинает уменьшаться в размерах. Теперь я держу курс вдоль берега на уровне заградительных буйков. Конечно же я буду нырять. Это я делаю постоянно, в каждый наш приезд с родителями на озеро Иссык-Куль. Главное, чтобы не заметили с лодочной станции, но там не до меня. Убедившись, что с берега никто меня не видит, снимаю рубашку и шорты. Оставшись в плавках, пробую рукой воду — она не такая тёплая, как у берега. Она приобрела тёмно-синий цвет, здесь уже глубоко. Ну всё! Пора! Набрав в лёгкие побольше воздуха, прыгаю вниз головой. По мере погружения вода становится всё холоднее. До дна далеко, и я даже не пытаюсь его достичь. Через минуту выныриваю и делаю глубокий вдох. До лодки плыть метров десять, но я не спешу, наслаждаясь водой и делая неторопливые гребки. Забравшись в лодку, ложусь на днище, подставляя тело солнечным лучам. Дождавшись, пока просохнет кожа, натягиваю на себя одежду. Плавки оставляют мокрый след на шортах, но меня это не беспокоит. Теперь можно грести к берегу. Завтра возвращаемся домой, в Алма-Ату. Через неделю опять начнётся школа, и я уже соскучился по одноклассникам. Да и лимонад дома вкуснее.

Один день из жизни

— Сынок, пора вставать! — сказала мама. — Ты не падал ночью с кровати?

Во сне я часто сильно ворочался и падал на пол… За окном была весна, курлыкали горлинки, а ласточка свила рядом гнездо. С заспанным лицом я пошёл умываться по длинному коридору, стараясь не наступать на участок паркетного пола, где немного расшаталось покрытие. Оно всегда предательски скрипело под ногами, особенно когда воскресным утром я пытался не разбудить родителей, чтобы насладиться чтением в полной тишине. Читать я любил, проглатывая книги одну за другой. Но сейчас можно пошуметь, ведь сегодня обычный день и надо собираться в школу. Быстренько почистив зубным порошком зубы и расчесав волосы, я поглядел на своё отражение в зеркале. На меня смотрел одиннадцатилетний ученик пятого класса советской школы.

«Надо зайти за другом пораньше, мы можем опоздать», — подумал я. Друг жил в соседнем подъезде. Завтрак я проглотил очень быстро, даже не запомнив его вкуса. После летних каникул трудно было привыкнуть к мысли, что опять надо каждый день ходить на занятия. Но самым поразительным открытием стали изменения внешности девочек. За лето они так вытянулись, что в большинстве своем переросли меня. А ведь в классе я второй по росту среди мальчишек.

— Не переживай ты так, это временно. Скоро вы их догоните, — успокоила меня мама. — Девочки развиваются раньше, чем мальчики.

Быстрыми движениями я натянул на себя брюки и рубашку. Следующим на очереди был пионерский галстук. Обычно я его снимал, выйдя из дома, а перед самой школой повязывал снова.

— Ты что, только встал? — спросил я, увидев заспанную физиономию Ильи, открывшего входную дверь. Тот был с растрёпанными волосами после сна, в светло-голубой майке и семейных трусах. Он молча кивнул и побежал в туалет.

«Почему я не ношу такую майку?» — подумал я, сняв обувь и сунув ноги в домашние тапочки. Они всегда в большом количестве стояли у входа. Друг перебежками перемещался по квартире, пытаясь успеть всё и сразу, но получалось неуклюже. Это был светловолосый голубоглазый мальчишка, чуть ниже меня ростом и худощавого телосложения. С его худобой был связан курьёзный случай: наша классная руководительница, Ирина Константиновна, вела урок истории, темой урока были жестокие обычаи жителей древней Спарты. Учительница рассказывала, что спартанцы сбрасывали детей, родившихся хилыми и с малым весом, со скалы. При этих словах она почему-то всё время смотрела на Илью…

— Всё, я почти готов! — воскликнул мой друг, выбежав из кухни.

— Давай быстрее! — начал я поторапливать, поглядывая на часы. В прихожей появилась Илюшина мама. Она всегда контролировала процесс выхода сына — надо проверить, не забыл ли ребёнок что-нибудь, так как он был очень рассеянным и мог оставить дома свой портфель с домашними заданиями. Правда, это не мешало ему хорошо учиться.

Наша классная руководительница была грузной женщиной лет за пятьдесят, убеждённой коммунисткой, любившей читать нам нотации. Поймает в коридоре во время перемены, заключит в свои крепкие объятия и начинает учить уму-разуму. Я морщился от дурного запаха у нее изо рта, но был вынужден терпеть, так как нас с детства учили уважать старших.

В школу мы пришли с первым звонком. Начинался урок истории, который вела Ирина Константиновна. Темой были события 1917 года. И каждый раз, когда она говорила про «вождя мировой революции» Ульянова-Ленина, она доставала носовой платок, который прятала в рукаве, и начинала вытирать вымышленные слёзы. Это выглядело настолько забавным, что я не смог сдержать хохот.

— Шакиржанов, мы тебя с собой в коммунизм не возьмём! — произнесла учительница, четко выговаривая слова и сверля меня взглядом.

— А вы и не доживете! — ответил я, сам испугавшись своих слов. Класс разразился смехом.

— Дай твой дневник, ставлю тебе «двойку» за поведение! — потребовала классная.

«Что за день сегодня такой?» — подумал я.

Звонок на перемену сорвал учеников с места, и все понеслись переодеваться к уроку физкультуры. Ее преподавал Геннадий Семёнович, по кличке «Генсен», — бывший футболист, крепенький коренастый мужчина с ехидной улыбкой на лице. За глаза старшеклассники называли его «старым развратником». Все школьники знали, что у него роман с учительницей литературы, хотя он был женат. К старшеклассницам Генсен тоже был неравнодушен. Требовал, чтобы они приходили на урок физкультуры в спортивных трусиках. Любимым же его занятием было страховать старшеклассниц во время выполнения спортивных упражнений. Я не любил играть в футбол, но учитель заставил меня стоять на защите, а сам начал играть в нападении. Бегая за мячом, он всё время поправлял длинную прядь волос, которой прикрывал лысину. Я защищал ворота, «как Брестскую крепость»: бросился на противника, сделав ему подсечку, так как не умел обращаться с мячом. Результат был достигнут: мяч в ворота не попал, а учитель с шумом упал на землю.

— Ставлю тебе «два» за урок!

«Что за день сегодня такой?» — подумал я.

На перемене ко мне подошёл Саня — полноватый мальчик с рано пробудившимися криминальными наклонностями. Почему-то он испытывал ко мне дружеские чувства.

— Пойдем после школы в Парк Горького? Возьмём кого-нибудь на «гоп-стоп»?! — предложил он. «Гоп-стоп» было его любимым словом, это означало ограбить кого-нибудь из наших сверстников, гуляющих по парку.

— Нет, не могу! Мне надо на тренировку, — отказался я. Мне его предложение совсем не понравилось.

Прозвенел очередной звонок, и я вошёл в класс. Начался урок русского языка и литературы. Мы должны были с выражением прочитать текст. Наступила очередь Валеры. Это был ничем не приметный мальчик. На уроке он вёл себя тихо, учился средне. Всех забавляла его манера чтения: сначала строчил пулемёт, сбавляя скорость до скорострельной винтовки, а в конце слышались уже одиночные выстрелы, которые постепенно затухали и прекращались. Он уставал и как будто засыпал к концу чтения.

После занятий, направляясь к выходу, я столкнулся в вестибюле с одноклассницей Ларисой. Это была дерзкая девчонка.

— Смотри не утони там в бассейне! — с издёвкой в голосе сказала она и потянулась, выставив вперед локти. Под школьным фартуком ее вдруг обозначились два холмика. Мама была права. Девочки развиваются раньше, чем мальчики.

Домой мы тоже возвращались вместе с другом. Ему предстояли занятия с репетитором английского языка, а я торопился на тренировку по плаванию. Быстро подогрев в кастрюле суп и пообедав, я схватил тренировочную сумку и рванул на автобусную остановку. Войдя в автобус, я собрался купить билет. Процесс «обилечивания» в переполненном автобусе происходил путем передачи денег из рук в руки, пока они не доходили до билетного аппарата (или водителя, если аппарата не было). Ни у кого не возникало мысли прикарманить чужой пятак. Тем же способом оплаченный билет передавался в обратную сторону, владельцу. Процедура выдачи билета была несложной. Для этого в прорезь пластикового контейнера бросали монету. Сбоку имелась рукоятка, надо было повернуть её и вытащить билетик. Процесс покупки тоже был рассчитан на сознательного советского человека. Однажды, подойдя к аппарату для выдачи билетов, я увидел такую картину: ушлый мужичонка средних лет отработанным движением руки имитировал сброс монет в контейнер, затем ловко прятал деньги в руку. После этого с невозмутимым видом отрывал билеты и отдавал пассажирам.

Выйдя на остановке возле стадиона, я направился к зданию плавательного бассейна. Минуя проходную, попал в раздевалку. Снял одежду, в плавках прошёл в душевую, а потом в бассейн. Подошёл тренер, невысокий мужчина лет сорока с чёрными глазами и цепким взглядом. На шее у него висели свисток и секундомер.

— Сначала разминка полтора километра вольным стилем, потом плывем дистанцию восемьсот метров стилем «баттерфляй»! — командным голосом выкрикнул он.

Началась очередная тренировка. Я старательно грёб, «потея» в воде и мечтая о финише. На последнем задании решил незаметно «сачкануть» и метров пятьдесят проплыл брассом. Закончив дистанцию, собрался вылезти из бассейна. Но не получилось: тренер всё видел и заставил выполнять задание снова.

«Что за день сегодня такой?» — подумал я, в изнеможении выбираясь из бассейна самым последним.

После тренировки, с красными от хлорированной воды глазами, я подошёл к аппарату с газировкой, который стоял на автобусной остановке. Тщательно промыв стеклянный стакан, бросил в прорезь три копейки и нажал на кнопку. Полилась вода со сладким сиропом. И тут моё внимание привлёк непонятный звук. На асфальте бился в конвульсиях парень лет восемнадцати, издавая мычание. Глаза закатились, изо рта шла пена, а рядом лежали разбитые очки. Какой-то мужчина вставил ему между зубами карандаш, который нашёл у него в портфеле. Я рассказал маме об этом случае, решив промолчать про плохие оценки.

— Эпилепсия! — объяснила мама. Я впервые слышал это странное слово.

Вечером, за чаем, мама угостила меня шоколадным маслом, намазанным на хлеб. Я очень его любил, хотя купить это лакомство было непросто. Наспех сделав домашнее задание, я собрался послушать музыку. В моей комнате стоял проигрыватель «Аккорд», и недавно я купил несколько маленьких виниловых пластинок Битлз и одну Роллинг Стоунз, выпущенных фирмой «Мелодия». Но уже не осталось сил, и сон мгновенно поглотил меня.

Мне приснилась классная руководительница, бегущая с мячом к воротам, а изо рта у неё шла пена…

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Ядгар Шакиржанов: Короткие рассказы об увиденном во сне и наяву. Продолжение

  1. Легко читается, наслаждается. А потом смакуется в мыслях сопоставляя со своими воспоминаниями! Благодарю!

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.