С тех пор я узнал «моря и получше» — пляжи Эгейского моря, лагуны Тихого океана островов Фиджи, пляж Копакабана в Рио… хотя лучше кораллового берега в Эйлате мне ничего не встречалось. Но те дни у подножья Карадага, те бухты, та прозрачнейшая вода, со мной остались навсегда в моей памяти.

Камни Карадага

Шмуэль Данович

Только мы, пришельцы из России,
Трепетные данники зимы,
Берег бурь и города сырые
Называли югом, — только мы
Леонид Мартынов

Есть несколько воспоминаний детства, которые навсегда остались со мной.

Конец мая 195…, года, мама в первый раз повезла меня на Юг, в Крым. Утром я вышел из купе, подошёл к окну в коридоре и увидел красные маки. Поле красных маков! Как они отличались от привычных ромашек и лютиков на даче по Ленинградом. Пройдёт полвека и наши коланиёты зимой станут для меня такими привычными.

Почему-то мама решила ехать в Феодосию, совсем не такое курортное место, как Южный Берег Крыма. Феодосия маленький, по советским понятиям, город на восточном побережье Крыма. Главные достопримечательности — музей Айвазовского в самом центре и генуэзская крепость немного в стороне. И ещё — железнодорожный путь, проложенный между набережной и пляжем, а к морю надо было проходить по подземному переходу.

 

 

Поездов было мало, всего несколько в день. Из Ленинграда ходили только 2 прицепных, к какому уж не помню пассажирскому поезду, вагона, но я, выросши, предпочитал ехать в Крым скорым №7 «Нева», который шёл через Москву. Вокзал тоже расположен совсем рядом с морем, а напротив него через привокзальную площадь — гостиница Астория. Но конечно же гостиница — это не про нас. Про нас, и так будет на протяжении всех более, чем трёх десятков лет отдыха на Юге — «частый сектор» с удобствами на улице. Я не знаю, сколько тогда платила мама, но много-много лет стоимость была постоянной — рубль койка/сутки.

Со стороны вокзала рядом с проходом на причал для катеров, стояло элегантное круглое сооружение, почти что ротонда, назначение которого станет известно немного позже и которое определит наше бегство из Феодосии.

Пляж в Феодосии был хороший, галечный дно тоже из гальки. Те, которым нужен был песок, должны были ехать за город в сторону Керчи на «Золотой пляж».

Приходили на пляж утром пораньше, занимали топчаны и места под тентом по очереди на всю компанию маминых сослуживцев, вернее — сослуживок, по кафедре иностранных языков ЛИИЖТа. Проводили на пляже почти весь день, я научился играть в дурачка и немного плавать.

Из всех помещённых в статье фотографий мои только эти две. Все остальные я нашёл в Сети, выбирал те, на которых я узнавал и вспоминал то, что видел когда-то. Давным-давно.

Мама была «почасовиком», то есть её увольняли в конце учебного года, а в сентябре принимали снова, отпускных ей не полагалось. Поэтому мы приехали на целых 3 месяца, но в конце июля или начале августа сбежали из Феодосии. В одно не очень прекрасное утро на морской глади у берега начали покачиваться отходы человеческой жизнедеятельности. В симпатичном круглом сооружении рядом с вокзалом, оказавшимся очевидно чем-то вроде насосной станции для сброса канализации далеко в море, что-то вышло из строя и сбрасывать начали прямо у берега.

Из Феодосии уходил пароходик каботажного плавания, на котором мы приплыли на ЮБК — Южный Берег Крыма, в Ялту, а оттуда перебрались в Алупку. В Ялте я запомнил только, как по набережной гуляли интуристы с какого-то корабля, а отдыхающие на них смотрели, раскрыв глаза и рот — туристы были в шортах! И женщины тоже!!!

В Алупку к нам приехал папа, но, честно говоря, я про неё почти ничего не помню, кроме того, что в магазине можно было купить сёмгу (сегодня мы это называем «сальмон»), а на пляже какой-то парень продавал рыбу, которую он добывал тут же самодельной острогой. Нырял без всякого ружья для подводной охоты, акваланга и ласт.

Ещё я помню, как мы поехали в соседний курорт Симеиз. Мои родители легко вступали в контакт с незнакомыми людьми, не то, что я. Погуляв по шикарному парку, мы присели передохнуть в тенёчке, и сосед по скамейке между прочим рассказал, что он приехал в Симеиз лечить открытую форму туберкулёза. (В Алупке лечились больные с закрытой формой).

Но вернусь на Восточный берег. Так сложилось, что я много раз бывал в Феодосии, в этом симпатичном южном городке, но сейчас, если вы посмотрите на заголовок статьи я хочу написать не про него. Из Феодосии Карадаг не виден.

Справка: Горный массив Карадаг («Черная гора» в переводе с крымско-татарского) — потухший вулкан, высшая точка — 577 метров, рядом с городом Коктебель. Южные отроги горы спускаются к морю, образуя 8-километровую береговую линию бухт, пляжей и гротов, с прибрежными скалами высотой до 120 метров.

Вспомнил же я про тот первый приезд в Феодосию, потому что именно тогда я впервые увидел Карадаг.

С мамой на кафедре иностранных языков работала «француженка» Нина (отчество, к сожалению, не помню). Француженка не только в том смысле, который тогда придавали этому выражению, наряду с «экс нострис» (по латыни — «из наших»), но и в том смысле, что она преподавала французский. Кому тогда в железнодорожном институте был нужен французский? Наверное это был рудимент с тех времён, когда ЛИИЖТ был привилегированным Институтом Путей Сообщения. Её муж, Евгений, литературовед, был членом Союза писателей и мамина сослуживица отдыхала в доме творчества СП… в Планерском.

Маленькое отступление. Как мне называть этот симпатичный курорт, с 1945 по 1992 год звавшийся Планерское, а до и после, сейчас — Коктебелем? Конечно я знал это имя — Коктебель, но приезжал то я в Планерское, точно так же, зная имя Санкт Петербург, жил я в Ленинграде.

Так вот, из того приезда я запомнил только, как мы с дочкой Нины, моей ровесницей, (увы, но не помню, как её звали) искали на пляже полудрагоценные камни. Что это такое я не знал, впрочем как не знаю и сегодня, но понимал, что это что-то очень ценное.

Увы, мы тогда ничего не нашли. А когда через 20 лет мы с женой приехали в Планерское на наши медовые две недели, никаких полудрагоценных камней на пляже никто не искал — ничего, кроме тёмно-серой гальки.

Впрочем на городской пляж мы не ходили.

От нашей комнатушки около автостанции мы по улице Победы доходили до берега, налево начиналась набережная с пляжами, с кабинками для переодевания и тентами, но мы поворачивали направо и шли на Карадаг.

Не слишком крутой подъём и мы уже по Карадагу идём в совершенно замечательные бухты, с прозрачнейшей голубой водой, с мидиями, за которыми в маске и ластах я нырял, а потом мы готовили их на найденном металлическом листе.

 

И ещё мы устраивали каботажные проплывы вдоль берега Карадага. Жена ложилась на гэдээровский надувной матрац — самая тогда наша ценная вещь, я руками хватался за его корму и включал 3-ю скорость, со всей силы работая ластами. И вперёд! Мы плыли от бухты до бухты, вылезали на берег, отдыхали — и дальше. Какими молодыми мы были!

Возвращаться обратно в Планерское — ведь одними мидиями сыт не будешь — под солнцем в зените и без единого пятнышка тени на тропе, было ещё то удовольствие, но жена терпела. Так я получал подтверждение глубины её чувства ко мне, хотя порой она робко и с надеждой в голосе предлагала: «Может завтра останемся, пойдём на городской пляж?», но я был непреклонен: «Потерпи немножко, вот вернёмся домой, будем южное тепло вспоминать!»

Впрочем «югом» называть эти места могли только мы, «пришельцы из России,
Трепетные данники зимы», привыкшие к блеклому небу и сочившемуся с него дождику,

Не изменяя веселой традиции
Дождиком встретил меня Ленинград.
Мокнут прохожие, мокнет милиция,
Мокнут которое лето подряд.

Уже к концу августа-началу сентября приезжать в Коктебель на отдых было сыграть в рулетку — может повезёт, а может и нет.

И всё больше была вероятность увидеть над Карадагом не голубое небо, а тучи.

Чёрное море чёрное ночью
Берег лижет сосцами волн
Давай постоим, полюбуемся молча
Я в Чёрное море с детства влюблён.
Есть наверное моря и получше
Но я их не знаю, а Балтика не в счёт.
Над Кара-Дагом чёрные тучи
Сентябрь. Осень идёт.

С тех пор я узнал «моря и получше» — пляжи Эгейского моря, лагуны Тихого океана островов Фиджи, пляж Копакабана в Рио, главным результатом купания на котором было осознание того, что я тут купался… хотя лучше кораллового берега в Эйлате мне ничего не встречалось. Но те дни у подножья Карадага, те бухты, та прозрачнейшая вода, со мной остались навсегда в моей памяти.

Правда с морской водой случались и проблемы. Нет, это не Феодосия, вода в бухтах Карадага всегда была чистой и прозрачной. Но она могла быть и холодной, очень холодной, даже в самый разгар лета, в июле. Шторм уносил верхний, прогретый слой воды, и её температура становилась где-то градусов 10-12. Я заходил в воду по колено, подпрыгивал, поджимал ноги, плюхался в морскую воду и как ошпаренный выскакивал на берег погреться на солнышке. И так могло продолжаться и с неделю, пока следующий шторм не приносил тёплую воду. Тогда и 16° считалось не очень холодной водой, а уж окунуться в 19°-воду было верхом блаженства. Я сейчас часто вспоминаю об этом, когда вхожу в наше 30°-градусное Средиземное море.

Но вернусь в Планерское, которое Коктебель.

Центром жизни курорта была набережная, которая шла вдоль пляжей и называвшаяся улицей Десантников,. Пляжей было несколько: пляж Дома творчества, пляж турбазы, пляж обычных смертных.

Напротив первого пляжа был забор, за которым зеленел парк Дома творчества СП, вход в который, также как на пляж, был только по пропускам для тамошних небожителей. Правда попасть на дачу Волошина, за которой и раскинулась эта обитель творчества, можно было без проблем, заплатив 50, если не ошибаюсь, копеек за билет. Между прочим многие узнавали в очертании Карадага его, Волошина, профиль.

С турбазой дело обстояло много демократичней, на её территорию — но не в коем случае не на её пляж, пройти можно было свободно, что мы и делали регулярно. Привлекала, конечно, не сама турбаза — привлекал киоск на её территории, в котором, отстояв минут 10-20, можно было получить винный коктейль со льдом — экзотика для тогдашнего простого советского гражданина.

Вообще вся атмосфера в Планерском была не совсем советской. К примеру, идя утром на Карадаг, мы проходили мимо здания, на стене которого вместо привычного лозунга типа: «Решения Съезда Партии в жизнь!» или «Народ и Партия едины» крупными буквами было написано:

Три мудреца в одном тазу
Пустились по морю в грозу.
Будь попрочнее старый таз,
Длиннее был бы мой рассказ.

(Я тогда не знал, что это строчки Маршака.) А под ними было не изображение вождя в кепке, а соответствующая стиху красочная картина с тазом и мудрецами. Увы, её фотографию я в сети не нашёл.

Вечером, после коктейлей, когда стемнеет, мы шли гулять по набережной. На пристани громкоговоритель мягким женским голосом призывал:

«Приглашаем всех на морскую прогулку по коктебельскому заливу. Насладитесь морской прохладой, отдохните от дневной жары!»

А мы шли купаться. В чёрной южной ночи, в сверкающей серебром лунной дорожке — это был кайф! И теперь в Эйлате я хоть разок, но иду вечером в море. Наверное единственный.

В 1979 году Карадаг «закрыли», закрыли проход на него, закрыли все эти волшебные бухты, а без них ездить в Планерское было незачем.

Два раза, в 1980-м и 81-м годах мы ездили в Форос, почти самую южную точку Крыма, где-то в часе езды от Севастополя. О Форосе весь мир узнал через 10 лет, но мы уже были далеко — в Израиле. Форос — место совершенно сказочное, у Михаила Сергеевича был хороший вкус, хотя и там был свой минус — приход холодной воды в море было явлением регулярным. А перестали мы ездить туда, потому что «закрыли» Севастополь — въезд в него стал по пропускам.

Несколько раз мы ездили в Ордженикидзе — маленький поселке на противоположном от Планерского берегу Коктебельского залива, из которого тоже был виден, но уже издали, Карадаг.