Кружку спирта в горло или укол в руку и пошел резать-спасать. Виртуоз! Тут в Вологде одна московская шишка чуть было дуба не дала. Больничные врачи по углам жмутся: боялись как бы эту шишку к богу не направить. Как быть? Давай Шурика! Привезли срочно. Он стакан спирту сходу в себя влил, ладонями встряхнул, пошел… Спас!
Белобилетник Валька и медный самовар
Генрих Иоффе
Война шла к концу. Валькин 10-й класс мужской школы на Мещанке в полном составе, всего 14 человек, вызвали в военкомат на Сретенку. Весело, со смехом и шуточками пошли. При входе довольно трухлявого одноэтажного домишки велено было пройти в приемную, раздется догола и ждать вызовов. Разделись, встали вдоль стенки, прикрывая ладонями срамные места. Было холодно. Стояли, слегка приплясывая и хихикая. Ждали довольно долго. Наконец дверь в другую комнату отворилась, высунулась лохматая голова и пробасила кому-то:
— Заводите людей!
— Всех?
— Всех, всех! Давай!
Пошли гуськом, попрежнему держая руки там, куда, раздеваясь, положли. Последовало что-то вроде команды:
— Уберать руки!
Убрали.
Комната, в которую вошли, была довольно большой. Всех взвесили, измерили рост. Потом по одному подходили к столикам, за которыми сидели врачи. После медицинского осмотра «разводящий» показывал на дверь и говорил каждому:
— Из приемной не уходить! Жди там. Получишь документ!
Документом была четвертушка плотной желтоватой бумаги с надписью «Приписное свидетельство». Это означало, что Валька и его одноклассники скоро будут призваны в армию
Гурьбой вышли из военкомата. Решили отметить событие: зашли в вино-водочную палатку, выпили по 100 граммов водки, кружке пива и разошлись.
Валька, как говорили у них в классе, «намылился» поступить на истфак в МГУ, но не вышло: одного балла в конкурсе не добрал. Поступил без всякого энтузиазма на истфак в педагогический, что было делать. Зато учился он там на одни 5. Повышенную «степуху» все время получал, мог бы и Сталинскую, но валькины отчество и фамилия не соответствовали времени (завершались 40-ые годы): фамилия оканчивалась на «ман». В аспирантуру тоже не взяли. Распределили в Вологодскую область, в педучилище районного городока.
Вскоре после валькиного приезда туда, квартирная хозяйка сказала ему:
— Утром тут мужик из военной конторы приходил. Тебя спрашивал. Бумажку оставил. Вона на подоконнике лежит, возьми.
«Бумажкой» была повестка к военкому. Повестки с вызовом в какие-либо учреждения всегда вызывали у Вальки волнение. Но что было делать? Деваться некуда. Пошел. Местный воекомат помещался па втором этаже старого лвухэтажного дома. На лестнице слегка попахивало туалетом. В первой комнате сидел грузный дядька в медицинском халате и шапочке, не бросавшихся в глаза белизной. Валька показал ему повестку, и он молча кивнул в другую комнату. Там его подозвал человек в наброшенной на плечи шинели с горбившимися и не очень определенного цвета капитанскими погонами.
— Едельман?,— спросил он.— А я капитан Смирнов. Присядь. Тут, вишь, неувязочка вышла. Мы по твоем приезде в белобилетники тебя определили по сильной близорукости. Вон Шурик определял, но он хирург, да к тому же в тот день… Ну, это ладно… А тут документы на тебя из Москвы пршли, по ним, выходит, ты полностью к строевой годен. Как теперича быть? Машину с тобой что ли в облцентр, к глазнику гнать? Это по нашим-то дорогам? Л адно, пускай Шурик еще раз проверит, только чтобы эта… н-ни… Слышь, Шурик?
Тот не поднимая головы, буркнул:
— Сделаем — не протечет!
— Ну, приходи завтра, — сказал Вальке капитан Смирнов.
Валька вышел на улицу в расстройстве. Только чуть приспособился к жизни в педучилище, а теперь можно и в армию загреметь. Лучше бы прямо из дома призвали… На квартиру не пошел. Побрел к приятелю по училищу физруку Борису Бочарникову. — мужику под два метра и с кулаками — булыжниками. У него за столом сидели еще двое. Играли в карты.
— Садись с нами,— сказал Бочарников Вальке.
— Да я не умею. —
— Научим. В тюрьме пригодится.
— Я в тюрьму не собираюсь.
— Зря. От сумы и тюрьмы не зарекайся!
— Я от армии не зарекаюсь. Мне завтра в военкомат на медкомиссию идти.
— К Шурику что ли? Это гигант! Профессора ему в подметки не годятся. В войну партизанил. Кружку спирта в горло или укол в руку и пошел резать-спасать. Виртуоз! Тут в Вологде одна московская шишка чуть было дуба не дала. Больничные врачи по углам жмутся: боялись как бы эту шишку к богу не направить. Как быть? Давай Шурика! Привезли срочно. Он стакан спирту сходу в себя влил, ладонями встряхнул, пошел… Спас!
В этот момент дверь широко распахнулась, клубы морозного воздуха со снегом ворвались в помещение. Вошел капитан Смирнов.
— А, это наш «капитан Грант!» — воскликнул Бочарников,— заходи, заходи! Выпьешь?
— Я бы чайку выпил. Ну, налей. Морозно.
Валька встал, попрощался и ушел. А утром к нему явился Бочарников.
— Слышь,— сказал он, — вчера как ты ушел, «капитан Грант» спрашивал поедешь ли ты в каникулы в Москву. Если поедешь, не привез бы ты ему самовар? У него четверо детей да жена. Из чайника всех не напоишь. А он…
— Хорошо, я постараюсь, — прервал его Валька, только… Мне же у них — медкомиссия…
— Беру на себя. Что «Грант», что Шурик — оба в моих руках.
— Как это?
— Неважно.
В Москве валькин дед сказал ему:
— У нас старинный медный самовар завалялся. Таких теперь не купишь. Возьми его и отдай этому своему начальнику. Он только вот без крышки. Но крышку можно приделать.
Валька привез толстопузый медный самовар, отдал его Бочарникову для передачи капитану «Гранту». Сказал:
— А как же без крышки-то? Ничего?
— Обойдется, — ответил тот,— не ты один белобилетник.
Отличный рассказ.