Не был Вертинский евреем. Но, судя по именам и фамилиям его возлюбленных, друзей и коллег, ни в коей мере не был ксенофобом, умел впитывать и творчески переосмысливать детали разных этнических культур, не исключая и еврейскую.

Ex libris
Известные люди о евреях

Часть четвёртая

(Антон Рубинштейн, Александр Вертинский, Шолом-Алейхем,
Никас Софронов, Борис Чичерин, Борис Парамонов)

Эдуард Гетманский

Евреи — единый народ, но на протяжении многих веков они жили в разных странах мира, среди разных народов. Евреи расселились по разным странам — главным образом вокруг Средиземного моря: в Италии, в Греции, на Балканах, в Северной Африке, в Турции; некоторые добрались до Франции, Голландии, Англии и даже Америки. В целом еврейский народ сохранил свою самобытность, не потерял своих традиций, не растворился в других нациях. Обогащая своей культурой другие народности, еврейский народ вбирал в себя культурные основы тех народов, среди которых проживал. На территории бывшего Советского Союза проживают грузинские, горские, бухарские и крымские евреи. Сегодня евреи проживают почти во всех странах мира.

Графическая миниатюра «Ex libris переводчицы Ципоры Зиновьевой» включает в себя портрет Антона Рубинштейна и его афоризм:

«Евреи считают меня христианином, христиане — евреем; классики — вагнерианцем; вагнерианцы — классиком; русские — немцем, немцы — русским».

Рубинштейн Антон Григорьевич (1829-1894) — русский пианист, композитор, дирижер, зачинатель профессионального музыкального образования в России. Старший брат пианиста Николая Рубинштейна. Родились братья в зажиточной еврейской семье купца второй гильдии. Предки А. Рубинштейна принадлежали к еврейской зажиточной интеллигенции города Бердичева. В 1831 году семья приняла православие. На семью перестали распространяться законы черты оседлости, и уже через год (по другим данным в 1834 году) Рубинштейны поселились в Москве. Игре на фортепиано Рубинштейна с шести лет обучала его мать Клара, урожденная Левенштейн, с 1837 года — пианист-педагог А. Виллуан. Композиторское наследие Антона Рубинштейна составляет свыше 200 произведений (14 опер, балет, шесть симфоний, четыре увертюры, пять фортепианных, два виолончельных и один скрипичный концерт, хоры, сонаты, оратории, кантаты, романсы и т.д.). Творчество А. Рубинштейна как композитора во второй половине XIX века было чрезвычайно уязвимо. Композитор не разделял как националистические взгляды в развитии классической музыки, так и разрушительные идеи модернизма. На западе его музыка попадала под нападки со стороны Р. Вагнера и его сторонников.

Многие сочинения Рубинштейна основаны на народных мелодиях, главным образом еврейских — оперы «Демон» (по поэме М. Лермонтова, 1874); «Маккавеи» (1874); «Суламифь» (по Песни Песней, 1883); «Моисей» (1892); оратории «Потерянный рай» (по поэме Дж. Мильтона, 1856); «Вавилонское столпотворение» (1869); вокальный цикл «Персидские песни» (на слова Мирзы Шафи Вазеха в переводе Ф. Боденштедта, 1854), «Еврейская мелодия» (на слова М. Лермонтова, 1868), романсы на слова Г. Гейне, Н. Минского и других. Еврейскую музыку Рубинштейн знал и любил с детства, позже изучал синагогальную музыку. В оперу «Маккавеи» он ввел услышанную от матери мелодию еврейской народной песни. Рубинштейн хорошо известен и как дирижер; признание современников вызывала его самоотверженная педагогическая деятельность. Несмотря на то, что Рубинштейн в детстве был крещен, он сохранял еврейское еврейское самосознание. Вскоре после создания Общества для распространения просвещения между евреями в России он стал его членом. В начале 1890-х годов Антон Рубинштейн хотел написать оперу, главным героем которой был бы современный еврей, гордый и насмешливый, однако ни одно либретто не удовлетворило его, и он предлагал своим студентам-евреям осуществить этот замысел. По рекомендации Рубинштейна в Петербургской консерватории стал преподавать великий скрипач Л. Ауэр. Рубинштейн основал Певческую академию (1858), Русское музыкальное общество (1859) и учебные классы при нём (1860), которые в 1862 году преобразовал в Петербургскую консерваторию Главным инициатором создания Консерватории и первым её артистическим директором был Антон Рубинштейн, он же стал первым профессором по классу фортепиано. Он директорствовал в 1862-1867 и 1887-1891 годах. Прервать работу в консерватории ему пришлось из-за противодействия его взглядам на музыкальное образование. Создание консерватории осложнялось конфликтами Рубинштейна с придворными кругами, а еще больше — противодействием композитора А. Серова и членов «Могучей кучки» во главе с ее идеологом В. Стасовым, опасавшихся, что академизм консерваторского образования будет нивелировать творческую индивидуальность студентов.

Примечательно, что первым выпускником консерватории по классу композиции, а следовательно, первым официальным учеником Рубинштейна стал Пётр Ильич Чайковский — первый русский композитор с высшим образованием. При жизни Антон Рубинштейн часто страдал от юдофобских нападок, а через много лет после его смерти, в 1944 году Ленинградской (ныне — Петербургской) консерватории, которую, с огромным трудом и упорным сопротивлением власти, создал Антон Григорьевич Рубинштейн, было присвоено имя Н. Римского-Корсакова, возражавшего против ее открытия. Антисемитизм — диагноз неизлечимой до сегодняшнего дня болезни, и никакая цивилизация и культура не влияют на её течение. Именно по причине антисемитизма Петербургская консерватория не носит имя её основателя Антона Рубинштейна. Ряд созданных им произведений занял почётное место среди классических образцов русского музыкального искусства. Одной из первых опер, поставленных в Тель-Авиве на иврите труппой М. Голинкина, была опера «Маккавеи» Рубинштейна (1923). Судьба Антона Рубинштейна совмещает огромный успех его значимости в истории музыки и глубокую драму его национальной принадлежности: «Евреи считают меня христианином, христиане — евреем; классики — вагнерианцем; вагнерианцы — классиком; русские — немцем, немцы — русским». Антон Рубинштейн говорил: «Чего только человек не сможет сделать, если он захочет… Он должен суметь невозможное сделать возможным! Я выбираю это своим девизом». Рубинштейн умер 20 ноября 1894 года в Петергофе и был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, позже перезахоронен в Некрополе мастеров искусств — Тихвинское кладбище Александро-Невской лавры. Консерватории обеих столиц — Петербурга и Москвы — появились лишь благодаря стараниям Антона Григорьевича Рубинштейна, сына еврейского купца из крошечного села за чертой оседлости.

«Ex libris библиотеки Григория и Виктории G.» включает в своей композиции портрет Александра Вертинского и его афоризм:

«Древнееврейский язык очень красив и звучен. Когда слышишь его, чувствуешь всю пламенность, всю горячность этой тысячелетней расы».

Александр Николаевич Вертинский (1889-1957) — русский эстрадный артист, киноактёр, композитор, поэт и певец, кумир эстрады первой половины XX века. В 1916 году в Москве появилась новая звезда. По нему сходили с ума как девушки, так и юноши. Ему устраивали настоящие овации. Большая часть добропорядочных любителей искусства не могла понять: в чём тут дело? Голос у новоявленного кумира был более чем посредственный, негромкий и неяркий, кроме того, певец отчаянно картавил. На сцену он выходил в костюме Пьеро, набеленный и напудренный, с ярко-красным ртом и черными провалами вокруг глаз. Песенки его оставляли желать лучшего в вопросах вкуса. Это был Александр Вертинский. Он покинул Россию в начале 1920 года, выехав в Константинополь на пароходе «Великий князь Александр Михайлович». Начались долгие и грустные годы в эмиграции. В своей книге «Дорогой длинною» он рассказывает, как с самого начала осознал ошибочность своей эмиграции, как чувствовал себя обманутым, осиротевшим и практически сразу же мечтал вернуться — любой ценой. Вертинский провел в эмиграции 22 года — и эти годы были чрезвычайно плодотворны. Он создал совершенно особый жанр музыкальной новеллы — «песни Вертинского». На его концертах одни плакали, другие насмешливо кривились, но равнодушных не было… С концертами он объездил весь мир, был в Палестине, Китае, Америке, подружился практически со всеми звездами русской эмиграции, среди его поклонников были царственные особы, криминальные элементы, «бывшие люди» и второе поколение эмигрантов, рожденные уже после революции. Его приглашали сниматься в Голливуде, и он даже принял участие в ряде картин. В 1933 году состоялись гастроли Вертинского в Эрец-Исраэль. Певец выступал в Яффо, Тель-Авиве, Хайфе и в Иерусалиме, где на его концерт пришли более семи тысяч зрителей.

В своих мемуарах «Дорогой длинною» Вертинский оставил характеристику общественно-политической ситуации в Палестине, не утратившую актуальности по сей день: «Тель-Авив — маленький, скромный, довольно чистенький провинциальный городок, построенный руками пионеров, наехавших сюда со всех концов света. Палестина очень мала и не может вместить многих. Арабы считают её своей землёй и ни за что не хотят отказаться от неё. Кроме этого, развитию Палестины мешают разного рода причины, которых немало. Прежде всего, Палестину губит благотворительность, которая делает из живой и самодеятельной страны что‑то вроде инвалида, живущего на общественном попечении. Затем — отдалённость её от других стран и отсутствие портов. Это мешает её нормальному общению с остальным миром. А вечный антагонизм между еврейским и арабским населением, искусно разжигаемый и поддерживаемый заинтересованными иностранными кругами, тормозит её торговлю и естественный рост». В последующие годы Вертинский не раз говорил о своем желании вновь побывать в Эрец-Исраэль. В одном из интервью он заметил:

«Хорошо бы съездить в Палестину для концертов: вот где у меня много поклонников!»

Вертинский неоднократно обращался в советские представительства с просьбой разрешить вернуться, но ему отказывали в визе. Ситуация изменилась лишь в 1943 году, когда возвращение Вертинского стало чуть ли не символом сплоченности советского народа. В это тяжелое время ему разрешили вернуться с семьей.

В 1943 году Вертинский предпринял еще одну попытку вернуться в СССР и написал письмо на имя Молотова. Разрешение было получено, и в ноябре 1943 года Александр Николаевич приехал в Москву с женой и трёхмесячной дочерью Марианной. Год спустя 19 декабря 1944 года у супругов родилась вторая дочь, которую они назвали Анастасия, они поселились в гостинице «Метрополь. Вертинский, по воспоминаниям дочери Марианны, говорил о себе:

«У меня нет ничего, кроме мирового имени».

Чтобы зарабатывать на жизнь, ему снова пришлось начать активно гастролировать, давая по 24 концерта в месяц. В военные годы Вертинский гастролировал на фронте, исполняя патриотические песни как советских авторов, так и собственного сочинения — «О нас и о родине», «Наше горе», «В снегах России», «Иная песня», «Китеж». В 1945 году Вертинский написал песню «Он», посвящённую Сталину. В дуэте с пианистом Михаилом Брохесом за 14 лет Вертинский дал более двух тысяч концертов, проехав по всей стране, выступая не только в театрах и концертных залах, но на заводах, в шахтах, госпиталях и детских домах. Из ста с лишним песен из репертуара Вертинского к исполнению в СССР было допущено не более тридцати, и на каждом концерте исполнителя присутствовал цензор. Концерты Вертинского в Москве и Ленинграде были редкостью, на радио его не приглашали, пластинок почти не издавали, и не было рецензий в газетах.

Несмотря на огромную популярность певца, официальная советская пресса к его творчеству относилась со сдержанной враждебностью. Выдающегося певца как бы не существовало. Непрерывный гастрольный график, постоянная необходимость выживать, молчаливое неприятие властей способствовали ухудшению здоровья артиста. Он писал жене:

«Я называю эти концерты «самосожжением… Мне кажется, что я пою на эшафоте… когда-нибудь я напишу книгу «Мой путь к инфаркту».

Много лет спустя после смерти Александра Вертинского, появились авторы, которые взялись разоблачать связь певца с «мировым сионизмом». Одним из таких стал краснодарский краевед Валерий Бардадыма, который печатал в журнале «Киевская неделя» свой опус «Вертинский без грима» (1996). Читаем о Вертинском:

«Ведь в юности он печатался в журнале где «мы встречаем фамилии Бернер, Гольдман, Крон, Либерман, Лудберг, Эльснер и др.» Латвийской визы для певца добивался «некий Абрам Моисеевич Копеловский». А если в Америку Вертинского пригласили, по его словам, друзья, то резонен вопрос: «Кто они, его друзья? Быть может, восхищенные его песнями слушатели Тель-Авива, в руках которых сосредоточена вся мировая пресса (реклама)… А высокое самомнение артиста было вызвано похвалами, которые расточала в его адрес «вся европейско-сионистская пресса, которая сразу же признала в нем, в его рафинированном искусстве «своего человека». Апогеем же низкопоклонства перед сионистами стали, по мнению краснодарского краеведа, гастроли Александра Николаевича в Палестине, ведь речь идет «о той исконно арабской многострадальной земле, куда пришли незваные иноверцы, оккупировали ее и залили кровью местных патриотов, их матерей и детей!»

Неприязнь автора к Вертинскому вызывает недоумение: что же заставило его взяться за книгу? Ведь, по его мнению, Вертинский не годится в подметки великим «едва ли имеющим аналог в отечественной и зарубежной эстраде ХХ века» Петру Лещенко и Юрию Морфесси. Грубость, тенденциозность, неопрятность книги «Александр Вертинский без грима» таковы, что читать этот пасквиль тошно. Не был Вертинский евреем. Но, судя по именам и фамилиям его возлюбленных, друзей и коллег, ни в коей мере не был ксенофобом, умел впитывать и творчески переосмысливать детали разных этнических культур, не исключая и еврейскую. Когда он вернулся в СССР, у него были огромные концертные залы, он ездил по всей стране, давал так называемые «шефские концерты» — благотворительные. Старался, вероятно, замолить свой грех эмиграции. Как человек, оставивший родину, как интеллигент, наверное, он ощущал долю вины. Но любовь к России была самым сильным и постоянным его чувством. О себе он говорил:

«Русский человек, потерявший родину, уже не чувствует расстояний».

Он тосковал по России, и эта ностальгия сформировала его искусство. За год до смерти Вертинский писал заместителю министра культуры: «Где-то там: наверху всё ещё делают вид, что я не вернулся, что меня нет в стране. Обо мне не пишут и не говорят ни слова. Газетчики и журналисты говорят: «Нет сигнала». Вероятно, его и не будет. А между тем я есть! Меня любит народ (Простите мне эту смелость). Я уже по 4-му и 5-му разу объехал нашу страну, я заканчиваю третью тысячу концертов!..». 21 мая 1957 года Вертинский дал свой последний концерт — выступил в ленинградском Доме ветеранов сцены. В тот же день Александр Николаевич скоропостижно скончался. Великого артиста похоронили на Новодевичьем кладбище в Москве. А созданный им незабываемый образ, песни, роли в кино продолжают жить в русской культуре. Его творчество — яркая страница отечественной художественной культуры.

На («Экслибрисе о евреях Григория Гетманского») приведён афоризм Шолом-Алейхема

«Странный это народ наши евреи, пусть они будут здоровы!»

Шолом-Алейхем [идиш ‏שלום עליכם‏‎ — Шолем-Алейхем, дословно мир вам; настоящее имя Соломон Наумович (Шолом Нохумович) Рабинович] (1859-1916) — еврейский писатель и драматург, один из основоположников современной художественной литературы на идише (наряду с Менделе Мойхер-Сфоримом и И.-Л. Перецем). Он писал также на иврите и русском языках. В мире Шолом‑Алейхема даже выдумывать ничего не надо, ибо жизнь евреев, не говоря уж о еврейском характере, — одна бесконечная драма. Нет также ничего, о чем можно было бы сказать, что такого никогда еще не слышали или никогда еще не видели. Евреи очень долго живут бок о бок друг с другом, знают друг друга вдоль и поперек, причем им это частенько в радость. У персонажей Шолом‑Алейхема нет почти что ничего, кроме слова — священного слова, то есть иврита, и слова повседневного — идиша. Они несчастные жертвы, эти люди безоружны, беззащитны, изгнаны не в тот мир, который был бы для них своим. Шолом-Алейхем — тонкий наблюдатель и психолог, неутомимо изучающий людей из различных социальных слоев. Перед нами проходит целая галерея персонажей, каждый из которых социально типичен, но вместе с тем психологически правдоподобен и индивидуален. Шолом-Алейхем реалист с острым, немного ироническим взглядом. По выражению М. Горького, юмор Шолом-Алейхема был «печальным и сердечным».

В книжном знаке «EL in memoriam дантиста З.Б. Г.» изображён художник Никас Сафронов и дан его афоризм:

«Насколько беднее была бы Россия без Левитана и Рубинштейна, Менделеева и Ландау, Бабеля и Пастернака, Утесова и Быстрицкой, без многих других славных имен, простое перечисление которых заняло бы весь объем вашего журнала. Добавьте к ним евреев, прославивших другие государства, — Колумба, Эйнштейна, Модильяни».

Никас Степанович Сафронов (настоящее имя Николай) (род. 1956 года в Ульяновске) — советский и российский художник. Действительный член Российской Академии художеств, народный художник Российской Федерации, его творчество было неоднократно отмечено международными и государственными наградами. Имя Никаса Сафронова можно занести в книгу рекордов Гиннеса по количеству портретов великих людей. Иметь в своей коллекции его полотно — показатель престижа. Художник Никас Сафронов в интервью международному еврейскому журнале «Алеф» в январе 2003 года сказал: «К евреям я отношусь так же, как к представителям других наций. Зачем с мыслью о поджоге завидовать соседу из-за его добротного дома? У каждого есть шанс построить дом и свою жизнь оптимальным образом. Увы, многие, когда у них это не получается, склонны винить чеченцев, евреев, кого угодно — одним словом, инородцев. Хотя для меня аксиома, что в любой нации есть хорошие люди и не очень, гении и негодяи… Отсюда сплоченность евреев, привитое с детства трудолюбие, стремление быть в числе лучших вопреки гонениям. Плюс способности, которых никому не отнять. Поэтому евреи так много дали культуре, науке, экономике, бизнесу народов, среди которых они жили и живут. Образно говоря, евреи — это дрожжи нации, двигатель прогресса… Америка неимоверно обогатилась и материально и интеллектуально, когда погромы в Российской империи, а затем в гитлеровской Германии побудили эмигрировать за океан сотни тысяч евреев. В России евреи поселились в незапамятные времена, став с тех пор одной из наций, составляющих российский народ, а иудаизм — одна из традиционных для нашей страны религий… Я бы сказал, что русские люди терпимы ко всему и в массе относятся к евреям скорей дружелюбно, отдавая должное их талантам и заслугам. Заботливость еврейских родителей — притча во языцех. Хотя антисемитизм, насаждавшийся официально еще с дореволюционных времен, пустил корни, дающие горькие плоды, особенно среди недовольных качеством жизни. Ведь не секрет, что черта бедности не совпадает с чертой оседлости… Однако я никогда не разделял людей по «пятой графе». И родись я евреем, никогда не сожалел бы об этом. Евреи помогли мне перебраться в Москву. Один из них, мой друг Володя Миттельман, тогда сказал: «Где бы ты ни жил в Союзе, все равно захочешь перебраться в Москву, потому что только там сможешь реализоваться полностью». По роду своей работы я встречаю людей, которые мне импонируют и с ними складываются многолетние дружеские отношения. Среди них немало евреев (признаюсь, я не всегда знаю, кто еврей, а кто нет). Это мэтры театра и кино Эльдар Рязанов, Марк Захаров, Марк Розовский, мощный физически и творчески артист Валентин Гафт, кинорежиссер Валерий Рубинчик — тончайший, интереснейший человек. Музыканты, которых я обожаю: Владимир Спиваков, Игорь Крутой…»

Никас Сафронов с почтением говорит о евреях, в которых конкретно его как художника привлекают библейские лица. «У меня при виде них сразу возникают ассоциации с Израилем: Иерусалим, Гефсиманский сад, Масличная гора…». А еврейские женщины, среди которых он называет Таню Васильеву, Лолиту Милявскую, Барбару Стрейзанд… по типу внешности для него «наиболее привлекательны». Никас Сафронов в интервью сайту peoples.ru в декабре 20908 года сказал: «Посмотреть Израиль я хочу, но у меня нет времени — просто так. Есть много стран, где я мечтаю побывать — но пока нет повода. Но Израиль много для меня сделал. Я знаю многих людей, которые покупали у меня картины и таким образом поддерживали меня, когда я был студентом. В конце 70-х — начале 80-х многие евреи уезжали в Литву, откуда было легче перебраться в Израиль или в Америку, и, уезжая, они покупали мои картины. Клинтон мне даже дал золотую медаль за вклад в мировое искусство в Америке, где я никогда не бывал раньше. Таким образом, эмигранты обеспечивали продвижение моего искусства на Запад… Мне говорили, что в Израиле меня изучают в художественных школах как классика, на одном уровне с тем же Дали и Пикассо. И я бы очень хотел, чтобы дети знали, кого они изучают, что есть такой художник в России, близкий евреям по духу и обожающий историю Израиля. Не имея еврейской крови, я очень люблю библейские лица, и самые красивые лица для меня — это еврейские. У меня даже фамилия имеет древнееврейские корни. Она означает, насколько мне известно — «у Христа за пазухой». На сегодняшний момент Никас Сафронов является очень востребованным художником, как в России, так и за рубежом. Работы художника разошлись по музеям России и мира, а также частным коллекциям.

На графической миниатюре («EL Polina Getmansky») изображён Борис Чичерин и приведён его афоризм:

«Нет народа в мире, которому человечество было обязано такою благодарностью, как евреям».

Борис Николаевич Чичерин (1828-1904) — русский юрист, один из ярких представителей либеральной политико-правовой мысли в России. Чичерин считал, что для государства не может быть ничего вреднее, как, например, распространенная в значительной части русского общества неприязнь к немцам и полякам, а еще более к евреям, вражда к которым обыкновенно возбуждается самыми низменными стремлениями человеческой души». Он не раз называл евреев в ряду народов, подвергшихся притеснениям со стороны российских властей, и писал: «Евреи должны воспринять в себя западноевропейскую культуру и слиться с социальным строем той страны, в которой живут на началах свободы и равенства прав». 17 сентября 1890 году В.С. Соловьев написал Б.Н. Чичерину письмо, в котором просил его присоединиться к инициированному им коллективному заявлению против гонений евреев в России. «Мне никогда не приходилось говорить с Вами о еврейском вопросе, но не думаю, чтобы Вы по какому-либо вопросу были сторонником бесправия и произвола», — писал Соловьев и особо подчеркивал желательность участия Чичерина в этой акции. В ответном письме Б.Н. Чичерин высказал свой взгляд на еврейский вопрос, но вместе с тем решительно отказался присоединиться к протесту. Его не поколебало даже то, что среди подписавших были Л.Н. Толстой и В.И. Герье. «Дорого бы я дал, чтобы смыть со своего отечества это пятно (антисемитизма. — Э. Д.) — писал Чичерин Соловьеву, объясняя свой отказ. — Но разделяя в этом отношении Ваши убеждения, я не вижу пользы от коллективного заявления. Подобные демонстрации представляются мне всегда выстрелом на воздух холостым зарядом. Неужели Вы в самом деле думаете на кого-нибудь этим подействовать? Что такое русское общественное мнение и кто обращает на него малейшее внимание? Не только Вы никого не убедите, но Вас же закидают грязью, ибо, поверьте, побуждения, которыми руководствуются антисемиты, того рода, что против них тщетны всякие воззвания к нравственному чувству и к требованиям просвещения. Мнений своих я никогда не скрывал, но ни под каким коллективным заявлением я не желаю подписываться».

В письме писателю, русско-еврейскому публицисту, преподавателю еврейской истории Ф.Б. Гецу Чичерин писал: «Библия — еврейского происхождения. От греков мы получили светское образование, но греки исчезли, а евреи, несмотря на неслыханные гонения, рассеянные по всей земле, сохранили неприкосновенными свою народность и свою веру. В этом я вижу залог великого призвания. Антисемитическое движение составляет позор нашего времени. Дорого бы я дал, чтобы смыть с своего отечества это пятно» Чичерин считал, что «для решения еврейского вопроса на государственном уровне требовалось одно поставить законодательство выше предрассудков, как это сделано в западноевропейских странах, и тогда борьба с антисемитизмом становилась бы сугубо общественной проблемой». В дискуссии с Ренненкампфом Чичерин считал, что «что чистые скрижали Моисея давно растеряны и затемнены Талмудом и двадцативековым скитанием и бедствиями. Именно то и удивительно, что двадцативековое скитание и бедствия не затемнили этого чистого источника, из которого и евреи и христиане продолжают черпать свою духовную пищу. Вы повторяете ходячую фразу о преобладании Талмуда над Библией… Неверно… Ваше утверждение, что «исчезло еврейство, которое породило христианство». Оно не только не исчезло, но и своим духом и своей культурой оно сблизилось с христианством…. Из того, что евреи распяли Христа, вовсе не следовало превращение их во врагов христианства. Христос на кресте простил своих врагов, напоминал Чичерин, и «поставил эту заповедь выше тех, кто в него верует». Разве виноваты евреи в том, что исповедуют собственную веру? А именно на этом настаивает закон, который возвращает еврею полноту прав, если он отрекается от своей веры. Дискриминация евреев по вероисповедному признаку была абсолютно безнравственна и противна религиозному чувству. Оправдывать ее необходимостью сдерживания более энергичной и способной, чем коренное население, силы значило противиться здравому смыслу и экономической выгоде.

Экслибрис «Библиотека семьи Рафаила и Розы Пинскер» включает портрет Б.М. Парамонова и его афоризм

«Если же Израиль погибнет, уделом нашим станет Катастрофа».

Борис Михайлович Парамонов (род. 1937) — русский и американский философ, культуролог, эссеист, поэт, радиоведущий. Б.М. Парамонов писал в своей работе «Портрет еврея Рассуждение об иудейском племени»:

«Для евреев не существует классовых границ внутри самого еврейства, что соблазны власти сильнее соблазнов богатства, Основная еврейская добродетель — «встать и пойти», это народ не оседлый, несмотря на солидную недвижимость. И нужно понять, что такими шатунами сделал их не антисемитизм окружающего оседлого населения, но собственная их беспокойная природа породила антисемитизм. Русский «жесткий» человек непременно должен быть антисемитом, просто у него не будет сентиментального отношения ни к каким вопросам. И такой тип человека будет ближе к типу самого еврея. Цыгане никого соблазнить не могут, их свобода не приправлена ничем, кроме тряпок и «музыкальности»; у евреев же, рядом с «музыкальностью», не тряпки, а меха… не кибитка, а роллс-ройс, не медведь, а студия Спилберга. Сфера еврейства — не культура, а гений, ибо, как сказал Сартр, гений это не дар, а путь, избираемый в отчаянных обстоятельствах. Нельзя говорить, что всякий еврей гениален, но в каждом гении есть что-то еврейское. В литературе степень гениальности лучше всего измерять степенью близости к Библии, а кто к ней ближе, чем Шекспир? Несомненный «еврей» — это Гете, и недаром Наполеон назвал его «человеком», выраженность в нем антропологической природы и есть еврейское у Гете. Еврей в диаспоре — загадка и тайна человечества. Если угодно, в истории есть только одна тайна, и эта тайна — еврей. Еврейство нельзя сводить к «национальному вопросу» или к антисемитизму.

Главная среда еврейской ассимиляции — не Россия и не Америка, это — культура. Культура искажает изначальный лик еврея. Поскольку евреи создают культуру, поскольку они отказываются от себя, сфера еврейства — не культура, а гений. Несомненно, евреи чувствуют это. Можно заметить игровое, ироническое отношение евреев к их собственной культурной деятельности. Поскольку евреи создают культуру, поскольку они отказываются от себя, сфера еврейства — не культура, а гений. Несомненно, евреи чувствуют это. Можно заметить игровое, ироническое отношение евреев к их собственной культурной деятельности. Когда еврей со всей серьезностью углубляется в культурную работу, отождествляет себя с ней, он перестает быть евреем. Mass media — сфера еврейства в культуре. Идея сионизма родилась, когда Теодор Герцль понял, что либеральный прогресс ничего не дает еврейству. Холокост — это не просто жертвы войны или национальной вражды, но знак обращенности человечества к самоуничтожению, следующим шагом должна была стать, и стала, атомная бомба. Такой же смысл должен быть усмотрен и в участии евреев в коммунистической революции, такова короткая, но необыкновенно значимая история их возвышения в коммунистической России. Я решусь сказать, что главным в этой истории было не то, что евреи уничтожали русских, но то, что евреи зачастую сидели по обе стороны чекистского следовательского стола. Это был апофеоз ассимиляции! Но одновременно это было самоубийство — и не еврейства, а человечества. Убийства и войны, в том числе гражданские, существовали всегда, но никогда евреи не убивали евреев. Когда это случилось, это означало, что человечества от практики войн перешло к практике самоуничтожения. Такова символика еврейских судеб. Такой же символический смысл имеет отношение еврейства к христианству. Оно не приняло христианства потому же, почему его не принял мир в целом. Вот так и надо понимать евреев: это не мораль мира, а его физиология, не дух, а плоть, не смысл, а жизнь».