О социальном статусе и о профессии Ошеа мы ничего не знаем. Вероятно, он не принадлежал к той закрытой профессиональной гильдии, для членов которой пророчество было не только залогом престижа, но и источником хорошего дохода. Нравственный долг, веление Свыше сделали его пророком.

Пророк Ошеа

Михаил Ривкин

Ошеа бен Беэри начал пророчествовать в царствие Йаровама бен Йоаша и Узийа и продолжал в царствие Йотама и Ахаза. Очевидно, что пророческая миссия Ошеа завершилась незадолго до до изгнания сынов Израиля из удела Эфраима, т.е. ещё до воцарения Хизкийау.

«Из глав четвёртой и далее ясно, что пророк Ошеа пророчествовал во второй половине VIII в. До н.э. — во времена последних царей Израиля. Самые ранние его пророчества произнесены, очевидно, в конце царствия Йаровама Второго, а самые поздние — ко дням Ошеа бен Эйла (примерно 750-725 гг. до н.э.). В это время в царстве Израиля царила анархия. Шесть царей сменились за двадцать лет. В середине этого периода сирийский царь, Тиглат Паласар III, дважды совершал набеги на это царство. В первый раз он ограничился наложением тяжелейшей дани, а во второй раз отторг в свою пользу Галилею и Заиорданье. Десять лет спустя Салманеср V осадил Шомрон, и сразу вслед за этим Саргон разрушил царство Израиля»[i]

«Пророк Хошеа, сын Беери, судя по имени и патрониму, был уроженцем северного царства, Йисраела, и говорил главным образом об одном — об отступлении Йисраела, северного царства, и его жителей от «пути Йахве» и хождении их по «пути сердца своего»[ii]

«Хошеа (осия) бен Беери, последний пророк Северного царства (после него они будут рождаться в Иудее, да и до гибели Израильского царства на часах истории оставались считанные мгновения). Хошеа жил в Щомроне и проповедовал в одном из святилищ города. /../ Хонеа умер около 735 г. До н.э. Он не дожил до гибели Израильского царства, но ещё острее предчувствовал её, став свидетелем последних дней дома Йароваама и тяжких преступлений сменившего его царя Йеху, очевидцем смуты и гражданской войны»[iii]

О социальном статусе и о профессии Ошеа мы ничего не знаем. Вероятно, он был не из числа «пророков» и «сыновей пророков», т.е. не принадлежал к той закрытой профессиональной гильдии, для членов которой пророчество было не только залогом престижа, но и источником хорошего дохода. Он не обучался искусству пророчества с детских лет, не воспитывался в среде пророков-профессионалов. Нравственный долг, веление Свыше сделали его пророком.

«Обращение пророка к собственной личной жизни и опыту для подтверждения и доказательства истинности своих слов в качестве знамения и символа того, что ожидает народ, — явление нередкое в древнееврейском пророчестве, но, пожалуй, только в речениях Хошеи это обращение касается столь интимных сторон личной жизни. Если пророк счел правильным заменить привычное в начале большинства пророческих книг сообщение о божественном избрании и призвании пророка заявлением «Начало слова Йахве Хошее: и сказал Йахве Хо-шее: иди и возьми себе жену блудницу и детей блуда, ибо блудом будет блудодействовать эта страна (Йисраел), отвернувшись от Йахве. И пошел [Хошеа] и взял Гомер, дочь Дивлай-има [в жены]…» (1:2 и сл.), то этим он особо подчеркнул значимость данного поступка, возможно действительно состоявшейся женитьбы, как наглядно символического проявления и подтверждения греховности погрязшего в блуде Йисраела. Эта идея дополняется и подтверждается «говорящими», т.е. образованными для выражения определенного религиозно-идеологического содержания и задачи, личными именами, которыми, по велению Бога, нарекаются дети, рожденные в этом браке»[iv]

Ошеа был первым среди пророков Израиля, кто использовал для описания отношений между Всевышним и избранным народом всем нам уже привычный образ отношений мужа и жены. Важно понимать, что представление об обручении, о вечном союзе между народом и его племенным божеством, которому народ поклоняется, коренится глубоко в кнаанских верованиях. Баал (буквально: хозяин, властелин) обручается с Ашторет, с землей-матушкой. Но представления древнейшей мифологии об отношениях между природными силами как о брачном союзе божеств претерпели глубочайшие изменения в религии Израиля, эти языческие мифы превратились в учении пророков в возвышенную, освящённую и облагороженную этическую доктрину. Ошеа верил, что такой возвышенный, идеальный, непорочный союз осуществится во всём своём горнем совершенстве только в конце времён. Что же касается того, что видел пророк вокруг себя, то ему оставалось только скорбеть и причитать о непотребстве и порочности своих современников:

Блуд, вино и напитки завладели сердцем. Народ Мой вопрошает дерево свое, и посох его говорит ему, ибо дух блуда ввел их в заблуждение и отступили они от Б-га своего. На вершинах гор приносят они жертвы и на холмах — воскурения под дубом, березой и теребинтом, ибо хороша тень их; поэтому развратничают дочери ваши и невестки ваши прелюбодействуют. (Ошеа 4:11-13).

И этот «дух блуда» проявляется во всех сферах человеческого бытия, начиная от разврата в личной жизни, и кончая упадком и разложением в сфере государства, права, хозяйства, общества.

Все они (горят) прелюбодейством, как печь, разожженная пекарем, который перестает поддавать жару (лишь) от замеса теста до вскисания его. (В) день царя нашего заболели сановники от жара вина, а тот протянул руку свою насмешникам. Сидя в засаде, уподобляют они сердце свое печи: всю ночь пекарь их спит, а утром горит она, как пылающий огонь. Все они распалены, как печь, и пожирают судей своих; пали все цари их, нет никого из них, кто взывал бы ко Мне. (там 7:4-7)

Ошеа пророчествовал во времена, когда могущественное, некогда, царство Израиля клонилось к упадку. На смену бунтам и восстания пришло кажущееся единство под усиливающимся гнётом Ассирии. Начались «ужимки и прыжки» между Ассирией и Египтом, попытки сохранить видимость независимости, маневрируя между этими двумя гигантами. То, что во времена Йаровама могло казаться признаками богатства и успеха открылось пред Ошеа как лицемерное исполнение закона

В руке кенаанейца (торговца) весы неверные — любит он обирать; И сказал Эфрайим: (вот), разбогател я, добыл я себе достояние. Во всем, что делал я, не найдут у меня ничего незаконного, что было бы грехом. (там 12:8-9)

Оставив Всевышнего, сыны Израиля устремились по пути плотских наслаждений и излишеств, во всём следуя влечению своего порочного сердца. Во времена Ошеа в Эфраиме возобладало служение Баалу. Эти тенденции усилились с падением дома Йеу. Ведь победа дома Йеу над домом Омри была, в значительной мере, победой служения Г-споду Б-гу над поклонением Баалу. Когда был убит Зехария бен Йаровам и дом Йеу был низложен, вернулся Эфраим к самым диким формам служения Баалу. Пророк Ошеа постоянно упрекает своих современников за поклонение идолам, за Тельцов в Шомроне и Бейт-Эле. В первых своих пророчеств упрекает Ошеа сынов Израиля в измене Всевышнему под влиянием примитивных инстинктов, в духовном блудодействе:

Увещевайте мать свою, увещевайте, ибо она не жена Мне, и Я не муж ей, пусть удалит она блуд с лица своего и прелюбодеяние от грудей своих, /…/ Ибо распутничала мать их, осрамилась родившая их, так как говорила: «Пойду за любовниками моими, дающими хлеб мой и воду мою, шерсть и лен мой, оливковое масло мое и напитки мои» (там 2:4, 7)

По мере того, как бедствия Эфраима всё усиливались, усиливался и «дух блуда», разложение и гниение проникло во все слои общества и государства, на глазах рассыпавшегося в прах. Многие города и сёла были стёрты с лица земли, а их жители изгнаны Тиглат Паласаром (IIМелахим 15:29)

«Эфраййм смешивается с народами, Эфрайим стал лепешкой неперевернутой. Чужие пожирали силу его, а он не ведал и седина покрыла его а он не знал и надменность Израиля свидетельствует против него, а они все же не обращаются к Г-споду, Б-гу своему, и не ищут Его». (Ошеа 7:8-10)

И после того изгнания, которое случилось в царствие Тиглат Паласара III пророк предсказывает неизбежную гибель Эфраима, если он впредь будет полагаться на Баала и на идолов Кнаана:

Когда Эфрайим говорил, то трепетали; возвеличился он в Йисраэйле, но провинился он из-за Баала и погиб. А ныне еще больше грешат они: сделали они для себя (и) литого истукана из серебра своего, по соображению своему, — идолов; все это — работа мастеров. О них говорят: «Приносят в жертву людей, (а) целуют тельцов». (там 13:1-2)

Из этих слов следует недвусмысленный вывод, что современники пророка «приносят в жертву людей» кнаанским идолам. Похоже, что в этих словах содержится напоминание о тех страшных жестокостях которые совершал царь Менахем бен Гади в своё краткое царствие (IIМелахим 15:16)

Возможно, что царство Иудейское пророк в течение какого-то времени видел альтернативой греху:

Эфрайим окружил Меня ложью, а дом Йисраэйлев — обманом; а Йеуда еще держался Б-га и верен был Всесвятому. (там 12:1)

Однако это единичное положительное упоминание Иудеи ещё не даёт оснований для однозначных выводов. Трудно судить, насколько пророк был знаком с реалиями Иудеи. В то время Иудея была сильно подвержена влиянию Эфраима, который значительно превосходил её как в культуре, так и, в период Йаровама, в плане государственной мощи. Жители Иудеи часто совершали паломничество в храмы Эфраима и приносили там жертвы, что явно не по нраву Ошеа:

Йисраэйль, развратничаешь, то пусть (хоть) Йеуда не провинится; и не ходите вы в Гилгал, и не поднимайтесь в Бэйт-Авэн, и не клянитесь: «(Как) жив Г-сподь!», (там 4:15)

Пророк упрекает тех, кто совершает паломничество в Гилгал и в Бэйт-Авен, однако продолжает, при этом клясться именем Г-спода. Не раз Ошеа упрекает Иудею за то, что идёт по пути Эфраима

И надменность Йисраэйля будет свидетельствовать против него; и Йисраэйль, и Эфрайим споткнутся о грех свой, и Йеуда споткнется с ними. (там 5:5)

Сановники Йеудеи подобны преступающим границы: изолью Я на них гнев Мой, как воду. Угнетен Эфрайим, разбит судом, потому что своевольно последовал приказу (суетному). А Я — как моль для Эфрайима и как гниль для, дома Йеуды. /…/ Ибо буду Я, как лев для Эфрайима, и как молодой (могучий) лев для дома Йеуды (там 5:10-12, 14)

Познание Всевышнего — вот к чему устремлен пророк всеми силами своей души, именно в этом и состоит служение Ему, согласно пророческому мировоззрению. Единение Израиля со Всевышним в правде и в справедливости, в милости и в милосердии — вот в чём состоит истинная религия:

Ибо благочестия хочу Я а не жертвоприношений и познания Б-га — чем всесожжений (там 6:6)

Ошеа — это пророк Страха Б-жия. Но не в том состоит этот Страх Б-жий, что человек, ужаснувшись, стремиться убежать от Всевидящего Ока куда подальше, а в том, что он познаёт Всевышнего и служит Ему «правдою и справедливостью, благочестием и милосердием» (там 2:21):

Сейте для себя по справедливости, жните — по милости, распашите землю целинную, ибо время искать Г-спода, пока не придет Он и не обучит вас правде. (там 10:12)

Страх Б-жий — это, на самом деле, любовь к Б-гу, и это — первооснова той общественной морали, которую положил в основу иудаизма Девтерономист. В этом состоит служение Всевышнему и в учении Пророков. И у основ этого учения, обращённого ко всему человечеству, стоит пророк Ошеа. Из глубин своего израненного сердца обратил Ошеа этот великий призыв ко всем людям.

«Хошеа был человеком трагического склада, остро и эмоционально переживавшим соприкосновение со злом. /…/ Нравственный идеал Хошеа определяет триединство: «эмет» — «правда», «хэсед» — «милость», «милосердие», «даат Элохм» — «богопознание». Ключевым в этом триединстве оказывается для пророка милосердие [«хесед»], без которого немыслима правда, невозможно приближение к Б-гу. И отношение Б-га к человеку определяет милосердие, всепрощение, поэтому в потоке самых грозных предостережений Г-сподь говорит о жалости, о своей боли и страании из-а измены Ему»[v]

Этот трагический настрой, предчувствие грядущей неотвратимой гибели Израиля, с одной стороны, и Страх Б-жий, вера в безграничное милосердие Всевышнего, в то, что последнее слово ещё не сказано и что искреннее раскаяние может изменить ход истории отразились в стиле Ошеа.

«При чтении пророчеств Осии невольно представляется, что он диктовал писцу, говоря быстро, лихорадочно, почти задыхаясь. Книга кажется стенограммой живого слова: короткие строфы прерываются бессвязными восклицаниями, внутренний ритм сбивается, образы полны тёмных намёков и имеют странные очертания»[vi]

Ошеа был «политическим» пророком, в том смысле, что он не раз высказывал своё мнение о союзе Израиля с Ассирией и с Египтом. Вероятно, волнения после смерти Йеровама привели к подчинению Израиля Ассирии. С этого момента начинается период порабощения Эфраима. После того, как на Эфраима легло суровое ассирийское иго, начались попытки дипломатического вмешательства со стороны Египта. Менахем бен Геди правил рукою сильною, он установил твёрдую власть при поддержке Ассирии, а те, кто были против него, пытались опереться на Египет. Возможно, что и цари Эфраима тоже пытались с помощью тайных интриг вступить в союз с Египтом, чтобы освободиться от Ассирии. В царствие Пакаха были установлены связи с Арамом, но не для того, чтобы свергнуть иго Ассирии, а для того, чтобы совместно напасть на Иудею. В этих исторических сюжетах очень сложно провести ясную границу между замыслами и между действиями. Географическое положение Израиля не оставляло его правителям большого выбора. Они вынуждены были маневрировать между Ассирией и Египтом, что фактически означало переходить от одного рабства к другому. Полная самостоятельность, равная удалённость и независимость как от Египта, так и от Ассирии, были, в этих условиях, за пределами возможного. Но, помимо суровой реальности, и сами действующие лица, во многом, виновны в несчастьях Израиля. Зачастую они действовали в спешке, суетливо, и тем приближали трагический конец.

«На протяжении всей книги Ошев встречаются намёки на события, происходившие в Израильском царстве. В главах четвёртой и далее заметно, что Ошеа живёт и действует в сложнейший исторический период. В его словах нет и намёка на дни счастливого изобилия, которые описывает Амос, нет ни слова о богатстве и о надёжных границах Северного царства. Эти главы описывают растерянность и утрату целеполагания. Пророчество Ошеа — это пророчество человека, который живёт среди своего народа, и вместе с ним переживает упадок общего для всех дома. /../ Каждый, кто читает эти главы, переживает ощущение утраты правильного пути. Ошеа и сам переживает эту страшную деградацию и пытается как-то остановить её, однако в конце концов наступает крах»[vii]

«Осия, пророк, а не политик, подобно многим другим своим коллегам, ненадолго уклоняется в политику. Он высмеивает нерешительную внешнюю политику царства, ищущего расположения то у Ассирии, то у Египта. Политической панацеей будущего Осия полагает воссоединение Израиля и Иудеи, потому что именно разделение, справедливо утверждает он, безнадёжно ослабило их»[viii]

Но Ошеа был не только и не столько политическим пророком, сколько пророком историческим. В его словах часто встречаются упоминания тех или иных исторических событий. Иногда Пророк говорит о событиях современных или недавних, иногда — о событиях далёкой старины. Но эти события упоминаются не для того чтобы обогатить речь пророка образами и метафорами, обязательными для «высоко стиля». Исторические события нужны пророку для того, чтобы убедительно сформулировать своё представление об истинных причинах вероотступничества Израиля, и, исходя из этого представления, наставлять Израиль на путь истинный, путь спасения.

«Две причины, по мнению пророка, породили отступление Йисраела от Йахве. Первая — это отпадение Йисраела от единого царства Давида — Шеломо, само создание царства Йисраел: «Они (северяне) поставили царей без Меня, поставили сановников, и Я не знал об этом, из серебра своего и из золота своего они сделали себе идолов» (8:4 и сл.). А другая причина восходит к отдаленному прошлому и связана с патриархом Йааковом, которого Хошеа — и это единственный случай в Танахе — обвинил в том, что «еще во чреве (матери Ривки, см. Быт. 25:22) он бодал брата своего [Эсава] и, возмужав, боролся с Элохимом (см. Быт. 32:24 и сл.)» (12:4). В резком противоречии с Пятикнижием, где оба эти «деяния» Йаакова, особенно второе, воспринимаются как деяния безусловно положительные (см. ч. II, с. 303), Хошеа оценивал их негативно как проявления бунтарства и непослушания, которые стали первопричиной и первотолчком для «блудодеяния» Иисраела, которое рассматривалось пророком как состояние перманентное, как бы врожденное. /…/ образ Йаакова=Йисраела и его негативно оцененные поступки удобны и убедительны как первопричина «блудодеяния» северного царства (об этом свидетельствует само совпадение второго имени патриарха с названием государства Йисраел»[ix]

Ошеа — первый из пророков, который познал и узрел духовным взором Б-га истории, первый, кто сформулировал идею монотеистического историзма, идею постоянного провиденциального воления Всевышнего, явленного в каждом шаге Израиля по «крутому маршруту» его нелинейной, непонятной, зачастую — трагичной истории. Реалии истории меняются, общий её вектор — никогда!

«Картина мира Хошеи — выраженно «одноклеточная», и один и единственный Бог заполняет ее основное пространство и является единственным субъектом действия, главным образом — в роли Бога «близкого», который постоянно и непосредственно присутствует и действует в созданном им мире и среди сотворенных им людей, особенно «нас»: «Ибо отрок Йисраел, и Я люблю его, и из Египта Я назвал его сыном Моим» (11:1)[x].

«Хотя его народ настолько испорчен и непокорен, что подлежит истреблению, Яхве не может уничтожить его полностью и навсегда — оптимизм, звучащий в откровении Осии, явно искренее, чем в книге, приписываемой Амосу»[xi]

Историзм Ошеа — это не только историзм глубоко верующего монотеиста, не только историзм углублённого постижения воли Всевышнего, это, в первую очередь, исторический оптимизм, это твёрдое убеждение, что, в конечном счёте, торжество Всевышнего, его возобновлённый союз с Избранным народом есть самый главный и самый универсальный закон исторического развития.

Не стоит упрекать пророка в том, что он ограничил свой историзм исключительно событиями израильской истории. Это — та история, которую он знал, и только на основе этой истории мог он делать выводы и обобщения. Тот, кто признаёт общую идею монотеистического историзма, сможет провести аналогичный анализ провиденциального воления во всех событиях всемирной истории. Осознание того, что в каждом историческом событии неизменно присутствует некий нравственный аспект, понимание, что любое изменение, любая подвижка в сфере истории служит либо Добру, либо — Злу, в конце концов приведёт человечество к качественно новой исторической картине мира, к картине, проникнутой нравственным осмыслением и нравственным мотивом к действию. Такое осмысление и такой мотив к действию мы находим у Ошеа, поскольку речь идёт об истории Израиля, это даёт нам все основания говорить об этическом историзме этого пророка.

Книга Ошеа особенно богата намёками и на те события, которые случились в более поздние времена, и эти намёки имеют большую ценность для историко-текстуальной критики Писания. Само собой разумеется, пророк упоминает Исход из Египта. С радостным и трепетным чувством говорит пророк о странствиях Израиля в пустыне, как о годах юности народной:

Я познал тебя в пустыне, в земле выжженной. (там 13:5)

Как виноград в пустыне нашел Я Йисраэйля, как первый плод смоковницы в начале созревания ее увидел я отцов ваших (там 9:10)

Вообще, Ошеа очень любил пустыню, и сильно недолюбливал оседлую культуру, которую он видел вокруг себя. Идеальное будущее народа Израиля пророк описывает такими словами:

Поэтому приманю Я ее и приведу ее в пустыню, и обращусь к сердцу ее. И оттуда (из пустыни) дам Я ей виноградники ее, а из долины Ахор (скорби) — врата надежды; и воспоет она там, как во дни юности своей и как в день исхода своего из земли Египетской. (там 2:16-17)

Ошеа всё время обращает свой мысленный взор к тем идеальным, неискажённым и незамутнённым отношениям, которые существовали между Всевышним и Израилем в период странствий в пустыне. Всё то время, что народ бродил в пустыне, эти идеальные отношения осуществлялись на практике с помощью служения в Шатре Собрания. Но когда народ вступил в Страну Кнаанскую, он изменил Г-споду и предался Баалу. Не сама по себе оседлая культура возмущала пророка, вероятно, он и сам был её частью, а тесно связанные с нею языческие культы:

а они пришли в Баал-Пеор и предались сраму, и стали мерзкими, как того возжелали (там 9:10)

Когда Всевышний видит такую измену, он произносит слова звучащие для нас довольно загадочно:

Пойду Я, возвращусь в место Свое [место амфиктионного культа в пустыне, вероятно — Кадеш Барнэа или Ар — Кедем (Брейшит 10:30, Бемидбар 23:7) — М. Р.], пока не повинятся они и не станут искать лица Моего; когда будет им тяжко, (то) обратятся они ко Мне (Ошеа 5:15)

Мысль о том, что «обратятся они ко Мне», та мысль, которая красной нитью проходит через все книги пророков сформулирована впервые как неизбежный закон истории именно у пророка Ошеа.

___

[i] בנימין לאו שמונה נביאיים ידיעות אחרונות 2016 עמ’ 63

[ii] И.П. Вейнберг Введение в ТАНАХ Пророки Гешарим Иерусалим 5765 Мосты культуры М 2005 стр. 92

[iii] Г.В. Синило Древние литературы Ближнего Востока и мир ТАНАХа Минск 1998 стр. 274-5

[iv] И.П. Вейнберг Введение в ТАНАХ Пророки стр. 92

[v] Г.В. Синило Древние литературы Ближнего Востока и мир ТАНАХа стр. 276

[vi] А. Мень История религий М 1992 т.6 стр. 61

[vii] בנימין לאו שם עמ’ 69

[viii] Майкл Грант История Древнего Израиля стр. 144

[ix] И.П. Вейнберг Введение в ТАНАХ Пророки стр. 92-93

[x] И.П. Вейнберг Введение в ТАНАХ Пророки стр. 93

[xi] Майкл Грант История Древнего Израиля Терра — Книжный клуб М 1998 стр. 143