Все попытки Марика познакомиться самостоятельно особым успехом не увенчались. В лучшем случае ему давали понять, что оценили его интеллект и обаяние, но при всем желании не могут смотреть на него как на мужчину. А в худшем случае… нет, лучше не вспоминать, что было в худшем.

Сватовство Марика

рассказ

Дмитрий Раскин

Марик Мурин окончил четвертый курс, и родители, Михаил Леонович и Дина Исааковна, решили — пора. Конечно, пора найти ему невесту, с тем чтобы перед выпуском он оказался женатым на девушке с высшим образованием, и вопрос об отработке по распределению (на дворе восемьдесят девятый год, и государство настаивает, чтобы человек, получивший от его щедрот бесплатное высшее, три года отработал в деревне) отпадает сам собой. Все попытки Марика познакомиться самостоятельно особым успехом не увенчались. В лучшем случае ему давали понять, что оценили его интеллект и обаяние, но при всем желании не могут смотреть на него как на мужчину. А в худшем случае… нет, лучше не вспоминать, что было в худшем. Дина Исааковна утешала его тем, что сие не значит, будто он некрасивый, просто для русских девушек он носитель иного, непонятного им типа этнической красоты. Но когда Марик начал знакомиться с девушками еврейскими, быстро выяснилось, что этноконфессиональной общности явно недостаточно, чтобы девушка воспылала к нему страстью. Марик страдал. И в то же время Марик был очень разборчив: он согласен жениться только по большой любви, а такого его чувства будет достойна девушка прекрасная не только внешне, но, прежде всего, внутренне, разделяющая его цели и ценности, способная к глубокому сопереживанию… словом, у него тут был длинный список.

— Да-а, Марик, с такими-то запросами так и останешься ты у нас не развязанным. Кажется, на тебе и прервется славная фамилия Муриных, — язвит Лиза, сестренка, младше Марика на три года.

— Ничего, ничего, женится и разовьет, воспитает жену, поднимет ее до своего уровня, — Дина Исааковна говорит вполне искренне. При всей своей практичности и напористости она иногда могла быть довольно наивной. А в том, что Марик, по доброму выражению Лизы, «не развязан», она почему-то видела немалое преимущество. «Мальчик не испорчен!»

— Видишь ли, Марик, — говорит Лиза, Марик знает эту ее вкрадчивую интонацию, — у тебя довольно приятное лицо, но, — эффектная пауза, — нет в нем какой-то загадки, понимаешь? И рост — ну что это такое! Метр семьдесят, и всё. Сейчас такое не носят. В общем, с этим надо срочно что-то делать.

Итак, Дина Исааковна взялась за дело со всей страстью. Вот, например, Ляля (подруга детства Дины Исааковны), она, правда, не видела ее целую вечность, но помнит, что у Ляли была Женечка. Точно, Женечка! Чудесная девочка. Очаровательная. Из архива извлекается фото, на котором Дина Исааковна запечатлена с Лялей и с ее четырехлетней Женечкой. Ребенок действительно симпатичный, можно сказать, красивый.

— Но она же могла несколько измениться за это время, — недоверчив Марик.

— Не утомляй, — хватается за телефонную трубку Дина Исааковна. — Лялечка?! Сколько зим, сколько, извини за выражение, лет!

Получив от подруги отчет за те восемнадцать лет жизни, что они не виделись, Дина Исааковна переходит к главному, и тут выясняется, что ее Женечка удачно вышла замуж, а три месяца назад родила… мальчик, три восемьсот.

— Кажется, она немного поторопилась, — состроил физиономию Марик, как только Дина Исааковна повесила трубку.

— Ничего, ничего, — листает свой блокнот с телефонными номерами Дина Исааковна. Полководец, что даже еще и не задействовал основные свои резервы.

— Нашему Марику нужен врач, — осенило Михаила Леоновича за ужином. — С учетом прискорбного состояния организма нашего ребенка, практически честно получившего свой белый билет, его жена должна быть врачом.

— Врач? — задумалась Дина Исааковна. — Какой вот только. Наверное, лучше, если общей практики.

— Гастроэнтеролог, кажется, будет ценнее в его случае, — ввернула Лиза.

— Давайте уж сразу патологоанатома, чего уж там, — бурчит Марик.

Инна, дочка Наума Михайловича, с которым Дина Исааковна когда-то вместе работала, оказалась довольно-таки вялой девицей с большим носом и замечательными вьющимися волосами. Взгляд, каким она смерила Марика: «Опять подсунули черти что! А что еще можно ожидать от этих знакомств через всяких там тетушек?! А она-то, дурочка, уши развесила». Они сходили в кино, после он проводил ее до автобусной остановки, дальше не надо (Марик и не сомневался!). Она понимала его юмор, но не смеялась из принципа (Марик оценил!). Поблагодарила его за «приятный вечер» и села в маршрутку с выражением скорбной жертвенности на лице.

Регина, живенькая такая, непосредственная, с короткой стрижкой, что-то в ней было, но только Марик задумался — что же именно? как она спросила насчет отъезда. Марик начал о том, что по окончании своего филфака он собирается преподавать здесь, в России, у него такие планы, он хочет открыть свой класс, дети должны узнать литературу, свободную от школьных штампов… «Свободен», — сказала Регина со всей свойственной ей непосредственностью.

Верочка была из семьи, с которой Борис, брат Михаила Леоновича, дружил, можно сказать, всю жизнь. Девочка хорошая, домашняя, хозяйственная и только что окончила политех. «Чего вам еще надо?» — говорит Борис. Михаил Леонович и Дина Исааковна в один голос заверили, что именно об этом они как раз и мечтали и для полного счастья им больше не надо ничего.

Верочка симпатичная, открытая, добрая, и Марик ей явно понравился. Стали общаться, ходят на выставки, в театр, не говоря уже о кино. А вот у нее день рождения, и Марик приглашен. Ему понравились ее родители. К тому же Марик видит, что они по характеру куда как мягче, нежели Дина Исааковна с Михаилом Леоновичем. И дом понравился. И стол. И столько на этом столе было совершенно удивительных блюд, приготовленных самой Верочкой. И даже рыба, да-да! та самая, фаршированная, приготовлена под руководством бабушки. На Марика смотрят как на жениха. А он? Ему уже несколько совестно. Получается, он как будто обманывает этих милых, хороших людей. Но вот так поддаться и прожить с доброй Верочкой не свою, а ее жизнь?! Пусть жизнь эта будет благополучной, скорее всего, что «правильной» и, наверное, даже «счастливой»…

Родители орали на него:

— Возомнил о себе черт знает что! — клокотала Дина Исааковна.

— Подумаешь, десять книжек прочел! — возмущался Михаил Леонович. — Забыл, что поступил на этот свой филфак с третьей попытки?!

— Не могу, ну не могу я связать жизнь с человеком, не понимающим Достоевского и совершенно равнодушным к проблеме отмены шестой статьи. (Речь о статье в советской конституции.)

Но родителям не до его самоиронии сейчас.

— Ничего-ничего, — потрясает указательным пальцем Михаил Леонович, — жизнь тебя когда-нибудь та-а-к накажет! Помяни мое слово.

— Облапошит тебя какая-нибудь, обведет вокруг пальца, — надрыв в голосе Дины Исааковны.

Марик пытается объяснить им, что не согласен на брак по уважению. Говорит иронично, даже насмешливо, и вдруг жалко стало родителей с этим их страхом перед жизнью, с их непоколебимой уверенностью, что им и их сыну надо довольствоваться малым — так надежнее, спокойнее так… так, глядишь, и удастся не прогневить, не раздражить судьбу, перехитрить жизнь.

По юношеской своей самонадеянности он считал, что перерос родителей здесь, что уже свободен и от их судьбы, и от их страхов.

— Итак, братик, отказался ты от приглашения в мир селедочек, наливочек и пирожков, — задумалась Лиза. — Смотри, локти потом кусать будешь. — Успокаивая родителей: — Даже если «какая-нибудь» и облапошит нашего Марика, мы же в любом случае не пропишем ее в нашей квартире.

С «борьбой» Марика за отмену шестой статьи получилось вот что — в самом начале учебного года его вызвал замдекана, но в кабинете самого замдекана почему-то не было, а был маленький человечек с большим удостоверением комитета государственной безопасности. Друзья Марика по университету в опасности! Есть информация, что одна вражеская разведка, пользуясь их неопытностью, намеревается осуществить в их среде вербовку! Но Марик может помочь им. Да! помочь именно… уберечь их, честных и искренних, безусловно переживающих за судьбу «перестройки», от необдуманного шага. За это комитет государственной безопасности обещает Марику самое что ни на есть хорошее распределение по окончании вуза. Марик: от растерянности, безволия до уверенности и, наконец, до иронии (пусть и не вслух, конечно). А человечек уже обещает распределить его в школу, что напротив дома — Марику даже транспортом пользоваться не придется. Итак, госбезопасность нашла его болевую точку. Интересно, а невесту госбезопасность ему сейчас пообещает? Ну, а в случае отказа… человечек с удостоверением даже не стал пугать его, ограничился многозначительной паузой — советский человек сам понимает, что может быть в случае отказа.

Родители переживали, не вылетел бы Марик из университета. Годом раньше, возможно, так и было бы, но сейчас, Марик чувствовал, время работает в его пользу. Ну да, в зимнюю сессию ему стали занижать оценки, а по одному предмету поставили «неуд» на ровном месте, пришлось дважды пересдавать. Вот что значит оказаться в «чёрных списках», да? Ничего, переживем. Ясно одно, по распределению его загонят в самый дальний, в самый медвежий угол, какой только есть. Может, даже специально какую-нибудь деревеньку построят на самой окраине области, чтобы уж прямо в тайге. Родителям не легче от этого его остроумия. А в марте следующего года та самая шестая статья будет отменена, но в перспективах распределения все равно ничего не меняется для Марика.

Наверное, уже последняя его попытка найти невесту до окончания учебы. Майя Аркадьевна, подруга какой-то не слишком близкой подруги Дины Исааковны организовала: у нее девочка занимается английским (Майя Аркадьевна репетитор), а Марик зайдет за книгой. Случайно получится так, что Марик зайдет, когда как раз закончится занятие. Девочку зовут Стелла, окончила физтех и решила серьезно заняться языком, девочка хорошая, целеустремленная, да к тому же еще и красивая, этак в восточном вкусе, но не верит в «продуктивность всех этих еврейских знакомств», считает ниже своего достоинства.

Услышав о красоте, Дина Исааковна морщится… ну да, не про нашу честь. Но Марик захотел познакомиться, настоял. Мама сдалась. В смысле, ладно, хуже уже не будет.

— Ах, так мы уже, оказывается, согласны и на красавицу, — язвит Лиза. — Как тебя жизнь обломала-то, надо же!

Дверь открыла высокая сухопарая женщина с довольно-таки, как показалось Марику, смешным лицом.

— Ой, Марик! Что-то давно тебя не было. Не скажу, что соскучилась, но… — Майя Аркадьевна видит его впервые в жизни. — Интересно, а почему ты приходишь, только когда тебе что-то надо? Кстати, Стеллочка, это Марик.

Она могла бы и не говорить, что знает Марика очень давно, но это для «вящего артистизма», от избытка «творческих сил», к тому же здесь ирония над ситуацией, в которой ей надо изображать, что никто никого знакомить не планировал и не собирался.

— Дела, Майя Аркадьевна, дела… диплом писал, то есть заканчивал, — пытается подыграть ей Марик.

— Причина более-менее уважительная, — хмыкнула Майя Аркадьевна. Стелле: — Его диплом будет миной, заложенной под горы лжи, скопившейся в исторической науке. — Марику с нажимом, даже грозно: — Я надеюсь.

Она перепутала, посчитала его историком, ему придется потом объяснять Стелле, и та вполне может сообразить, что никакой он Майе Аркадьевне и не знакомый.

Марик, Стелла и Майя Аркадьевна пьют чай на кухне. Элла оказалась красавицей без обаяния. Марик вздохнул про себя: «Бывает». А вот Майя само обаяние. Вот уже третий час Марик и Майя пикируются, острят, и каждый радуется удачному выпаду «противника». Стелла не очень понимает их юмор, но на всякий случай неопределенно улыбается. Беспроигрышная тактика. Ну почему Марик не совпал с этой Майей поколением?! Ей же, наверное, где-то так тридцать пять.

Марик провожает Стеллу. (Книгу, за которой он якобы и заходил к Майе Аркадьевне, благополучно забыл.) Понял вдруг, что Майя специально затянула чаепитие с тем, чтобы Элла в столь поздний час не смогла отказаться от провожающего. А он-то думал, что этой женщине интересно с ним. Размечтался.

Он пригласил Стеллу в кино, потом погулять, потом… Зачем он ей? Так. Пока что. Лучше, чем ничего. Это угадывалось. Нет, он ей в общем-то нравился, «несколько нравился», но… Вот он целует ее. Первый поцелуй в жизни Марика. «Почему бы и нет. Пускай», — читалось на ее лице. Она приглашает его к себе.

Марк ласкает ее с каждым разом все смелее. Стелла позволяет, даже отвечает на эти его усилия, знает, когда его остановить. Но Марик не теряет надежды.

Окончание учебного года и защита диплома всё ближе, и, соответственно, дальняя деревня, в которую распределят Марика, становится всё реальнее, можно сказать, осязаемее. Родители лихорадочно ищут, с кем можно было бы договориться насчет фиктивного брака. «Надеюсь, в этом случае наш Марик не потребует от избранницы очень уж глубокого понимания Достоевского», — язвит Лиза.

Марик понял вдруг, что любит Майю. И что теперь? Позвонить, сказать, что хочет заниматься английским? Глупо, да?

Он просто ей позвонил.

Кино, театры, ботанический сад, все, что только может быть в их скучном городе — всё, что видели они уже множество раз. Кафе, мороженное — тогда надо было выстоять долгую очередь за только что появившимся в городе швейцарским мягким мороженным.

Чего не ожидал Марик — она тоже. Да-да, она тоже любит его! И начался роман — честный и чистый, настоящий. Но Дине Исааковне и Михаилу Леоновичу лучше этого не знать. Во всяком случае, пока.