Эдуард Гетманский: Ex libris. Известные люди о евреях — 8

Loading

После революции Общество еврейской музыки распалось. Многие уехали за границу. А те, что остались, вынуждены были приспосабливаться. Некоторые переключились на музыку народов СССР. Так, композитор и музыкальный педагог Борис Зейдман с грустным юмором говорил: «Только я могу отличить азербайджанскую музыку от еврейской!».

Ex libris
Известные люди о евреях

Часть восьмая

(Юрий Хащеватский, Марк Шагал, Владимир Шаинский,
Сергей Прокофьев, Николай Римский-Корсаков)

Эдуард Гетманский

Эдуард ГетманскийКнижный знак «EL смоленского врача Аллы Левит» в своей композиции имеет портрет Юрия Хащеватского и его афоризм:

«Антисемитизм оказал евреям огромное благо. Он устроил естественный отбор. Мир заставил евреев быть умными, изворотливыми, талантливыми, очень трудоспособными. Евреи жили в джунглях, где надо было сражаться за себя».

Юрий Иосифович Хащеватский (род. 1947) — советский и белорусский кинорежиссёр, сценарист, продюсер. Родился в Одессе. Отец — Иосиф (Ёся), еврей, родом из Одессы, ветеран Великой Отечественной войны. Мать — русская, родом из Московской области. Оба были спортсменами — отец гимнаст и пловец, а мать многоборка. Из воспоминаний Юрия Хащеватского: «В детстве для меня и сверстников было совершенно непонятно, кто такой еврей, кто такой русский, кто такой украинец… Национальная принадлежность была не важна, хотя в моем классе в Одессе училось 90% еврейских детей. Понимание приходило постепенно. Я обратил внимание, что мой учитель истории Яков Александрович — кандидат наук, написавший докторскую, почему-то работает в школе. Я не мог этого понять. Мне осторожно объяснили, что он перешел на работу в школу в 50-е годы после громкого «дела врачей»… До 13 лет не знал, что я еврей… Слово «жид» я услышал раньше, чем слово «еврей». Я сам выбрал себе национальность. К этому выбору меня подтолкнула выходка милиционера. Это случилось на первомайской демонстрации. Отец вёл меня за руку, он был в выходном костюме с орденами и медалями, и я гордо вышагивал рядом. Мы уже нагулялись, устали, возвращались домой, и пытались пройти через милицейское оцепление. Милиционер нас не пустил. Вот от него-то я впервые и услышал — «жид». Это он сказал об отце, улыбаясь и глядя ему в глаза. Если бы не я, была бы драка — я знаю точно, я видел, как отец легко укладывал троих таких, как этот «мусор». Но отец был со мной — он за меня отвечал. Поэтому только сжал кулаки и повёл меня в другую сторону. Вот тогда я впервые почувствовал, что такое антисемитизм… Я выбрал еврейство, потому что национальность матери в этот момент не подвергалась никакой опасности, а вот кровь отца была презираема и гонима. Это меня дико возмущало».

При получении паспорта Юрий написал в анкете в графе «национальность», что он еврей. Позже оказалось, что у него записано — «русский». Это сделала его мать, которая через знакомую паспортистку переписали анкету и сделали Юрия русским. В 1973 году Юрий окончил Одесский технологический институт, в 1981году — Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК) (ныне — Санкт-Петербургскую государственную академию театрального искусства (СПбГАТИ). Работал в Белторгрекламе режиссёром с 1976 года, на Белорусском телевидении — с 1978 года, на «Белорусском телефильме» — с 1985 года, а на киностудии «Беларусьфильм» — с 1989 года. Член Союза кинематографистов Беларуси. Юрий Иосифович Хащеватский писал:

«Я очень верю в еврейского Б-га. Это единственный Б-г, которого цивилизация смогла определить и почувствовать хоть каким-то образом… Ни к одной конфессии я не принадлежу. По философии мне близок иудаизм, хотя уважаю и христианство, и другие конфессии. У меня свое представление о Творце. Важно понять, что ты оказался в этом мире не случайно, а находишься с определенной целью… Многое объясняет сложный менталитет Еврейского народа. Годы скитаний, преследований, вечных поисков места на земле, даже профессии — выработали у него особую остроту зрения, умение видеть такие детали, мимо них люди проходят. Чуткое восприятие окружающей жизни».

По данным Всесоюзной переписи населения 1979 года, в Беларуси проживало 151 тысяч евреев. На начало 1998 года их осталось менее 30 тысяч. За последние 20 лет население Беларуси уменьшилось в два раза. Подобно фантастической Атлантиде ныне на наших глазах исчезает одна из крупнейших еврейских диаспор в мире, просуществовавшая почти тысячу лет. И причина этому — антисемитизм.

На книжном знаке «Ex libris искусствоведа Гуты Лейберт» нарисован портрет Марка Шагала и приведён его афоризм:

«Если бы я не был евреем (в том смысле, который я вкладываю в это слово), я никогда не стал бы художником или был бы другим художником».

Шагал Марк (еврейское имя — Моше) Захарович (Marc Chagall) (1887-1985) — график, живописец, театральный художник, иллюстратор, мастер монументальных и прикладных видов искусства; один из крупнейших художников ХХ века. Вырос в религиозной хасидской семье. Настоящая фамилия семьи — Сегал; по воспоминаниям Шагала, ее изменил на «Шагал» отец художника. В детстве Шагал учился в хедере. В 1906 году он поступил в Школу рисования и живописи Иехуды Пэна в Витебске. Впервые Шагал столкнулся с еврейским искусством в мастерской Пэна. В 1907 году уехал в Петербург, и поступил в возглавляемую Николаем Рерихом Рисовальную школу Императорского общества поощрения художеств. Жизнь молодого Шагала в столице была часто сопряжена с трудностями и лишениями. Дискриминационная политика к евреям в Петербурге была агрессивнее, чем в родном Витебске. В 1908 году Шагал перешел в художественную школу Елизаветы Званцевой, где учился у Леона Бакста и Мстислава Добужинского. В 1910 году Шагал уехал в Париж. Париж очаровывает Шагала и влюбляет в себя навсегда. Он снял мастерскую в знаменитом прибежище парижской богемы «Ла Рюш» («Улей»), где в те годы жили и работали многие молодые художники-авангардисты, преимущественно эмигранты — Амедео Модильяни, Осип Цадкин, Хаим Сутин и др. Интеграция Марка Шагала с еврейскими художественными кругами была продолжена в Париже, где он сразу же вступил в контакт с евреями, которые могли ему помочь там обосноваться — художником по имени Эренбург (родственник писателя) и Соней Делоне, которая ввела его в круг авангардистов. В 1914 году при содействии Гийома Аполлинера в галерее «Дер штурм» состоялась первая персональная выставка Марка Шагала.

В 1914 году Шагал вернулся в Витебск и на следующий год женился на Белле Розенфельд. Он мечтал вернуться в Париж с женой, но Первая мировая война разрушила его планы. От отправки на фронт художника спасла служба в петроградском Военно-промышленном комитете. Над картинами в это время Шагал работал нечасто: много внимания приходилось уделять работе и семье. В 1916 году он участвовал в Выставке Еврейского общества поощрения художеств (Москва). В 1918 году Шагал стал комиссаром искусств губернского отдела Наробраза Витебска. После революции значимость Шагала как одной из ведущих фигур еврейского искусства в России возросла благодаря публикации ряда статей Эфроса и Тугендхольда, в особенности же после выхода их книги, посвященной Шагалу. Оба критика говорили о нем, как об одном из величайших еврейских художников. В начале 1919 года организовал и возглавил Витебскую народную художественную школу, куда пригласил в качестве преподавателей Иегуды Пэна, Мстислава Добужинского, Ивана Пуни, Эля Лисицкого, Казимира Малевича и других художников. Марк Шагал писал:

«Мечты о том, чтобы дети городской бедноты, где-то по домам любовно пачкавшие бумагу, приобщались к искусству, — воплощается… Мы можем себе позволить роскошь «играть с огнем», и в наших стенах представлены и функционируют свободно руководства и мастерские всех направлений от левого до «правых» включительно».

В начале 1920 года Шагал покинул школу и уехал в Москву, где работал в Еврейском камерном театре (ГОСЕТ), руководителем которого был Алексей Грановский. Шагал сотрудничал также с театром «Хабима», который в то время возглавлял Евгений Вахтангов. В 1921 году Шагал преподавал живопись в еврейском сиротском доме-колонии беспризорников имени III Интернационала в Малаховке, недалеко от Москвы.

В 1921-1922 годах Марк Шагал принимал активное участие в еврейской художественной жизни — был членом Художественной секции Култур-лиге в Москве. Считавший себя одним из величайших еврейских художников, он чувствовал себя ненужным, преданным. Это чувство разочарования и усталости, которое Шагал испытывал, покидая Россию. Первая статья Шагала о еврейском искусстве была опубликована в 1922 году в журнале «Shtrom» на идиш. В статье Шагал отрицал, что он играл какую-либо роль в поиске еврейского стиля, и пытался утаить свой прошлый интерес к еврейскому искусству. С одной стороны Шагал прекрасно понимал интернациональность современного искусства, и в то же время гордился тем, что он еврей. В 1922 году Шагал окончательно решил покинуть Россию. В конце 1923 года Шагал поселился в Париже, где познакомился со многими авангардистскими поэтами и художниками — Полем Элюаром, Андре Мальро, Максом Эрнстом и др. Шагал постоянно поддерживал тесные связи с еврейскими литераторами и деятелями национальной культуры. Он пытался передать свое стремление к единению еврейской культуры другим еврейским художникам. Шагал формулировал эту необходимость:

«Мы же, сегодняшние евреи, чьи предки тысячи лет назад создали Танах, Книги Пророков — основу для религий многих народов, — теперь мы хотим иметь и свое искусство, свою живопись, которая получила бы в мире свой резонанс».

Марк Шагал являлся одним из ярчайших представителей эпохи возрождения еврейского искусства. Творчество Шагала стало символом свободы и естественности искусства в ту эпоху, когда оно было сковано привязками к форме и теории. Не желая следовать тенденциям своего времени, художник тем не менее смог еще при жизни добиться признания, которое миновало многих на этом пути. В книге «Моя жизнь» он писал: «Я не уверен, что теория — такое уж благо для искусства. Импрессионизм, кубизм мне равно чужды. По-моему, искусство — это прежде всего состояние души». Французский искусствовед Клер Ле Фолль считала, что: «Шагал ставил себя в один ряд с еврейским народом, имеющим тысячелетнюю историю, и выражал этим свое чувство принадлежности к нему, желание разделить его судьбу. И эта вера требовала не просто наличия легкого интереса, но, скорее, активной защиты своего от чужого. Еврейское искусство было, возможно, не целью, а только средством, возможностью служить еврейскому народу». В 1924 году Шагал участвовал в альманахе «Халястре», издававшемся Перецом Маркишем и другими. В 1920-1930-х годах Шагал путешествовал в связи с персональными выставками (Берлин; 1924, Брюссель и Париж; 1926, Нью-Йорк; 1930-е гг., Париж, Берлин, Кельн, Амстердам, Прага и др.). Впервые художник побывал в Эрец-Исраэль еще в 1931 году, задолго до провозглашения независимого еврейского государства. Эта поездка, которую он совершал вместе с женой и дочерью, оказала на художника огромное влияние. Сразу после возвращения в Париж Шагал приступил к иллюстрированию Библии, вдохновленный образами и чувствами, приобретенными на Святой земле. Марк Шагал отстаивал две противоположные точки зрения: с одной стороны, он говорил о себе, как о художнике-космополите, лишенном национальности, равнодушном к спорам о еврейском искусстве, а с другой стороны, он всегда ссылался на свое еврейское происхождение и утверждал, что он — еврейский художник.

В 1933 году в Мангейме по приказу начальника управления пропаганды Национал-социалистической немецкой рабочей партии [нем. Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei (NSDAP)] Йозефа Геббельса было устроено публичное сожжение работ Марка Шагала, сохранившиеся — выставлены в 1937 году как образцы «дегенеративного искусства». Шагал с семьей уехал из Парижа на юг страны; в 1941 году по приглашению Музея современного искусства переехал в Нью-Йорк. Этот город предоставил убежище еврейской семье от террора нацистов. В США Шагал приехал уже известным художником, Америка восторженно встретила мастера, проявив большой интерес к его работам. В 1951 году Шагал посетил Израиль в связи с открытием его выставки в музее при школе Бецалель в Иерусалиме, побывал также в Тель-Авиве и Хайфе. Следующие поездки в Израиль состоялись в 1957, 1962, 1969 и 1977 годах. В 1977 году Шагалу было присвоено звание почетного гражданина Иерусалима, в 1981 году он получил престижную премию фонда Вольфа в области искусств, с ним встречались все высшие руководители страны, а его ретроспективную выставку 1951 года открывал президент Хаим Вейцман. С 1950-х годах Шагал работал преимущественно как монументалист и график; с 1950 года начал работать в керамике, в 1951 года сделал первые скульптурные работы, с 1957 года занимался витражами, с 1964 года — мозаикой и шпалерами. В 1967 году в Лувре состоялась выставка произведений Шагала, объединенных в цикл «Библейские образы». Специально для Израиля он создал несколько значительных художественных проектов. Один из них — серия великолепных витражей под названием «Двенадцать колен Израилевых» — украсила синагогу иерусалимской больницы «Хадасса». Другой проект был предназначен для здания израильского парламента (Кнессета) и включал гобеленовый триптих и напольную мозаику. В 1973 году в Ницце был открыт Национальный музей «Библейские образы Марка Шагала». Дань любви и уважения художнику — это множество его картин, которые представлены в музеях Израиля, или находятся в частных коллекциях израильтян.

Для Израиля и израильтян Шагал — знаковая фигура, хотя он никогда не стремился жить в Израиле, предпочитая всему остальному миру Францию и вспоминая с любовью родной Витебск. Несмотря на все это, Марк Шагал — часть нашей общей истории, которая не делится на «до» и «после», на Израиль и весь остальной мир. Его полюбили не только Европа и Россия, но и весь мир. Он делал витражи для Иерусалимского университета, расписывал плафон парижской «Гранд-опера», создал роспись в театре во Франкфурте, сделал витраж в здании ООН в Нью-Йорке и роспись в Метрополитен-опера, витраж для Реймского собора, для церкви в Цюрихе, для Художественного института в Чикаго. В июне 1973 года, после полувекового отсутствия, Марк Захарович Шагал приехал на родину. В Третьяковской галерее к его приезду была устроена выставка его произведений. Одной из ярких особенностей творчества Шагала, можно выявить то, что ни к одной из определенных художественных школ он не примкнул. То есть его картины, это синтез о нормах художественного направления с его личным мироощущением. На протяжении всего творчества Шагала в его картинах существуют две главные модели: любимая жена Белла и родной город Витебск. Тематика его творчества крайне разнообразна, начиная от тихих пейзажей Витебска, вплоть до картин-размышлений. А вот определить художественное направление, в котором он творил достаточно проблематично, ибо работ, написанных с соблюдением того или иного течения не так уж и много. Поэтом искусствоведы, занимающиеся творчеством Шагала, называют его авангардистом, так как за свою долгую жизнь художник отразил в своих работах максимальное количество течений.

Российский писатель, искусствовед и художник Григорий Анисимов считает, что:

«Шагал всю жизнь считал, что искусство — это состояние души, а душа у всех двуногих, во всех точках Земли свята. И еще он говорил, что жизнь — это очевидное чудо. Что мы являемся частью этой жизни, и с возрастом переходим из одной формы жизни в другую. Своей душой, считал Шагал, может быть, человек подсознательно связан с миром, находится в гармонии с ним… Я не могу поручиться за других — за чувство человеческого достоинства, гармоничность, порядочность, на которые в наше время постоянно покушаются… но за Марка Шагала поручиться можно с чистым сердцем. Такого явления в русском искусстве за всю его историю не было. Он уехал из России навсегда. И постоянно ощущал нутряную связь с ней, считая себя русским художником, хотя его относили к разряду французских мастеров».

Марк Шагал считал, что художник, это «Вместилище эмоций, они приходят к нему со всех сторон: с неба, с земли, от клочка бумаги, от очертаний тени, от паутины». Полного каталога работ художника не существует. Марк Шагал скончался 28 марта 1985 года в Сен-Поль-де-Вансе (Франция). Похоронен на местном кладбище. Шагал не оставил после себя школы, он был единственный в своем роде, сумевший органично соединить новаторские идеи современности и еврейские мотивы воедино. Шагал был гражданином не только еврейского народа, но и всего мира, ибо через свои работы он призывал людей не терять веры в чудо и торжество жизни. Великий еврейский художник, органично соединил в своём творчестве художественный язык ХХ века с мироощущением хасида, который ощущает святость повседневности. Шагал всегда считал себя еврейским художником и в течение всей жизни оставался привязанным к своему народу, его прошлому, к еврейской истории и культуре. Да, Марк Шагал был евреем, великим евреем, мировым гением живописи ХХ века.

Книжный знак «Ex libris памяти Ицхака и Фрумы Поляк» нарисовал тульский график В. Чекарьков. На нём дан портрет Владимира Шаинского и начертан его афоризм:

«Антисемитизм, как и любой другой расизм, является злейшим врагом человечества и на существование права не имеет».

Владимир Яковлевич Шаинский (1925-2017) — советский и российский композитор, пианист, певец, народный артист РСФСР. Володя Шаинский родился в еврейской семье. Во время войны семью эвакуировали в Ташкент. Он окончил Московскую консерваторию, работал в оркестре Утёсова, преподавал в музыкальной школе, был руководителем Эстрадного оркестра Покрасса. Уже будучи серьезным музыкантом, Шаинский получил композиторское образование в Бакинской консерватории. Но начинал Шаинский, как еврейский композитор и писал песни для известной исполнительницы песен на идиш Нехамы Лифцишайте, сочинил музыку ко многим стихам советских еврейских поэтов, писавших на идише — Мойше Тейфа, Иосифа Керлера и Арона Вергелиса. Казалось бы — в СССР композитору были открыты все дороги. Но еврейские корни брали своё! Первый раз поездку в Израиль молодой Шаинский задумал в 1948 году. Из воспоминаний Владимира Шаинского:

«Когда мы узнали о событиях в Израиле, я, 22-летний, и двоюродный брат 17-ти лет, помчались в Еврейский антифашистский комитет. Там уже была толпа еврейской молодежи — все желали записаться в израильскую армию. Мы наивно полагали, что нас отправят поддержать Израиль, как в свое время отправляли добровольцев в Испанию. Желающих внесли в списки и велели разойтись по домам: «Когда надо будет, мы вас найдем». А через несколько дней начались повальные аресты записавшихся. К счастью, сотрудники антифашистского комитета большую часть списков уничтожили. Только в 1952 году я узнал, что арестованных расстреляли… Желание уехать в Израиль у меня не пропадало никогда».

Жванецкий вспоминал, что на одной из встреч с космонавтами, ему, один из первых Героев Советского Союза генерал-полковник авиации Николай Каманин, задал вопрос:

«Я прекрасно понимаю вашу позицию, но меня немного удивляет тот факт, что вы написали такое количество прекрасных русских песен, а живете мыслями и чувствами Израиля».

На что Шаинский ответил: «Все мои песни — еврейские. Это кадиши, переделанные под якобы русские песни. Смотрите», — сел он за рояль и начал играть сначала свои песни, а потом соответствующие им еврейские молитвы, подробно объясняя, как он их подгонял под русский колорит. Вечер закончился всеобщим повальным хохотом».

Самыми благодарными слушателями композитора все-таки были и остаются дети: Владимир Шаинский написал трогательные песни для мультфильмов. «Улыбка», «Голубой вагон», «Учат в школе», «Дважды два четыре», «По секрету всему свету» — поколение за поколением старательно выводит хором эти детские хиты. Эти песни поют и на иврите и японском языке. Шаинский писал музыку и к популярным советским песням для взрослых — «Когда цвели сады», «А он мне нравится», «Не плачь, девчонка». Сам же всегда оставался простым «маленьким человеком», уверяющим, что его заслуги здесь нет, что всё — лишь вариация клезмера, еврейской народной музыки. Но именно под его вариации пели Алла Пугачева, Анна Герман, Лев Лещенко, Муслим Магомаев, «Самоцветы» и «Песняры» и многие другие известные отечественные певцы.

Владимир Шаинский о себе писал:

«Я врос корнями в русскую культуру, говорю и думаю по-русски. Здесь лежат мои самые серьезные переживания вместе со всем моим народом. Наконец, здесь могилы моих предков. Мы живем здесь не меньше тысячи лет и имеем право считаться коренными жителями этой страны. С другой стороны, мы, евреи, помним, что римские завоеватели не только захватили нашу землю, но с чудовищной жестокостью изгнали нас с родной земли… Еврейский народ был кошкой в доме. И он совершил великий подвиг, что перестал быть кошкой в чужих квартирах, кошкой, которую можно швырять куда угодно. И то, что он имеет свое государство, — это исторический факт, от которого, думаю, всем остальным народам только лучше».

Владимир Шаинский считал, что:

«Евреи — лучший народ планеты, а вся планета перед евреями виновата — за бесконечные страдания миролюбивого народа. Нас смеют обвинять, что мы убили Иисуса Христа. А на самом деле евреи заложили основы человеческой морали, отношению к личности: «не убий», «не укради», — без которых нет нормального общества. Ведь даже в высокоталантливой Древней Греции не считалось преступлением убить или украсть».

Владимир Яковлевич Шаинский всегда тепло относился к еврейским праздникам и традициям. В 1993 году он приезжал в Подмосковье на еврейский молодежный семинар «Эш А Тора» и исполнил свою новую тогда песню «Зажигайте субботние свечи», положенную на красивый мотив в еврейском стиле. Владимир Шаинский не раз говорил о том, что считает себя частью еврейской культуры, Были и песни у композитора, написанные для исполнения на идише. Владимир Шаинский в интервью журналу «Русский глобус» сказал, что:

«Восстановление государства Израиль является актом неслыханного в истории мужества еврейских борцов и патриотов, живших на своей родине в Палестине в окружении врагов. Но я за мир и дружбу с арабами, если они хотят того же… Я считаю, что любые политические взгляды имеют право на существование, в том числе — коммунистические. Но антисемитизм, как и любой другой расизм, является злейшим врагом человечества и на существование права не имеет… Любой национализм неизбежно ведет человечество к самоуничтожению».

На вопрос «Кем Вы себя считаете — русским или евреем» Шаинский всегда отвечал «Я еврей». Да, Шаинский был настоящим евреем. Владимир Яковлевич был не только бесшабашно смелый, но и светлый человек. От его присутствия, как в песне «Улыбка», всем становилось светлей.

«Евреи — лучший народ планеты, — сказал Шаинский в одном из интервью, — а вся планета перед евреями виновата — за бесконечные страдания миролюбивого народа… Я всегда был против антисемитов. И в тот момент, когда коммунисты «запахли» антисемитизмом, можно сказать, «завоняли», — я превратился в решительного и непримиримого антикоммуниста. Я считаю, что любые политические взгляды имеют право на существование, в том числе — коммунистические. Но антисемитизм, как и любой другой расизм, является злейшим врагом человечества и на существование права не имеет».

В 2000 году Владимир Яковлевич Шаинский репатриировался в Израиль. Здесь он вместе с поэтом Зеевом Гейзелем выпустил диск «Чебурашка и все, все, все!», где все детские песни были переведены на иврит. В 2004 году он переехал с семьёй в США, где получил вид на жительство. Здесь он пишет музыку для бродвейских мюзиклов. Владимир Шаинский умер в Сан-Диего (США) штат Калифорния 25 декабря 2017 года. В соответствии с последней волей композитора, родственники решили похоронить его в Москве. Владимира Яковлевича Шаинского похоронили 22 января 2018 года на Троекуровском кладбище. Когда его спрашивали о девизе жизни, он отвечал:

«Всегда смотреть вперед и не оглядываться. Творческая среда — непростая, всякое бывало. Но главное — дальше шагать, заниматься любимым делом. Наслаждаться жизнью и делать то, к чему лежит душа».

О себе В.Я. Шаинский скромно говорил: «Я — простой советский композитор».

Книжный знак «Ex libris семьи музыкантов Эфраима и Златы Кодер» нарисовал тульский художник Владимир Чекарьков. На нём изображён композитор Сергей Прокофьев и приведён его афоризм:

«Добрый, неповторимый еврейский акцент я безошибочно и с большим удовольствием улавливаю и в дружеской беседе, и в музыке».

Сергей Сергеевич Прокофьев (1891-1953) — русский композитор, пианист, дирижёр, народный артист РСФСР. Он — один из самых исполняемых и репертуарных композиторов ХХ века. Его музыкальная сказка для детей «Петя и волк», балет «Ромео и Джульетта» и Седьмая симфония считаются шедеврами в мире музыки. Ещё в 1920-е годы в Западной Европе стали раздаваться голоса, что если кто и пишет, как современный Моцарт, с классической ясностью, так это Прокофьев. Сам он любил повторять: «Я просто классический композитор, которого поймут через 50 лет».

«Музыку Прокофьева нельзя не узнать и не отличить среди других музык. Это музыка движения, музыка не знающей утомления здоровой жизни»,

— писал музыковед Б. Асафьев в 1927 году. Близость Прокофьева к евреям многие оппоненты толкуют как результат женитьбы на студентке Литературного института Мире Мендельсон. Это ошибочное мнение, их знакомство произошло только в 1938 году, а объединились они в 1941 году. Не исключено, что знакомство с еврейским фольклором произошло в Екатеринославской губернии, где прошло детство Прокофьева, он вполне мог слышать клезмеров (от כְּלִי זֶמֶר — «музыкальный инструмент» — исполнителей традиционной музыки восточноевропейских евреев). Сергей Прокофьев был первым известным русским композитором, основавшим свою партитуру не на иудейских песнопениях, а на клезмерских мотивах. Сергей Сергеевич Прокофьев, не ожидая всплеска еврейского самосознания, находясь в эмиграции в Америке, пишет в 1919 году «Увертюру на еврейские темы», оp 34., до сих пор исполняемую на концертах в разных странах мира. Впервые Увертюра была исполнена еврейским камерным ансамблем «Зимро» 2 февраля 1920 года в «Богемском клубе» («Bohemian Club») в Нью-Йорке, который состоял из струнного квартета, кларнета и фортепиано. Создал «Зимро» в 1918 году в Петрограде, при поддержке Общества еврейской народной музыки кларнетист Семён Беллисон.

Увертюра на еврейские темы прямо-таки «вылилась из под пера», по признанию Сергея Прокофьева на её сочинение ушло всего полтора дня и ещё неделя — на инструментовку. Поначалу композитор воспринимал её как нечто незначительное, созданное «между делом» и даже не хотел присваивать опус. Но успех сочинения побудил его изменить мнение. Сочинение быстро завоевало успех публики. Произведение способствовало созданию еврейской национальной школы классической музыки. По мнению советского и израильского скрипача и музыковеда Якова Сорокера:

«В Увертюре ярко претворилось свойство Прокофьева — автора фольклорных сочинений: умение найти точки соприкосновения, внутреннего — «подспудного» — родства двух различных по характеру тем, спаять их в единое целое, заставляя верить, что они родились для одного произведения».

Впервые в СССР увертюра исполнен 24 октября 1923 года квартетом Московской государственной консерватории, и также как и за рубежом завоевал успех. Музыка Сергея Прокофьева была предметом ожесточенных споров в музыкальных кругах, его музыкальное мышление было настолько новым, что Прокофьев часто оставался непонятым. Критики называли его «музыкальным футуристом». Пианист Святослав Рихтер вспоминал о случайной встрече с Сергеем Сергеевичем:

«В ярко-жёлтых ботинках, с красно-оранжевым галстуком… Он нёс в себе вызывающую силу — я не мог не обернуться ему вслед».

Музыкальный критик Константин Кудряшов писал о композиторе:

«Прокофьев действительно шёл поперёк разно­образных «нель­зя» всю жизнь. И не только в музыке».

За всю свою творческую деятельность Прокофьев написал 8 опер, 7 балетов, 7 симфоний, 9 инструментальных концертов, свыше 30 симфонических сюит и вокально-симфонических произведений, 15 сонат, пьесы, романсы, музыку к театральным постановкам и кинофильмам.

Прокофьев обладал литературными способностями, о чём могут свидетельствовать написанные им: «Автобиография», «Дневник», несколько рассказов и оперных либретто. Сергей Сергеевич Прокофьев считал:

«Композитор, как и поэт, ваятель, живописец, призван служить человеку и народу. Он должен украшать человеческую жизнь и защищать ее. Он, прежде всего, обязан быть гражданином в своем искусстве, воспевать человеческую жизнь и вести человека к светлому будущему».

Композитор скончался в Москве в своей квартире в проезде Художественного театра (ныне — Камергерский переулок). Так как он умер в один день со Сталиным (5 марта 1953 года), кончина осталась почти незамеченной, а близкие столкнулись с большими трудностями при организации похорон. Г. Рождественский рассказывал:

«Траурная церемония должна была пройти в Союзе композиторов на Миусах. Но шла многотысячная толпа, и подогнать автобус к дому оказалось невозможно. Тогда гроб с телом композитора понесли на руках шестеро студентов-добровольцев. Два километра они прошли за пять часов, иногда опуская свою печальную ношу на мерзлый тротуар, чтобы отдохнуть. Потом была траурная церемония, на которой Шапорин сказал, что Прокофьев был «почти гениален…». Сегодня мы знаем, что не «почти» — а сверхгениален!»

Сергея Сергеевича Прокофьева похоронили на Новодевичьем кладбище. В 1955-1967 годах были изданы 20 томов собраний его музыкальных сочинений. Согласно завещанию Прокофьева, в год столетия со дня его смерти, в 2053 году, будут открыты все его архивы. В 2008 году в Камергерском переулке Москвы была открыта музей-квартира Сергея Прокофьева, а в 2016 году рядом с музеем установили его памятник.

Книжный знак «Ex libris по искусству Лены, Нины и Полины Корвет» украшает портрет Римского-Корсакова, на нём приведены его слова:

«Еврейская музыка существует; это замечательная музыка и она ждёт своего Глинку».

Николай Андреевич Римский-Корсаков (1844-1908) — русский композитор, педагог, дирижёр, общественный деятель, музыкальный критик; участник «Могучей кучки». Музыкальная одаренность Римского-Корсакова проявилась очень рано. Будущий композитор вспоминал:

«Еще мне не было двух лет, как я уже хорошо различал все мелодии, которые мне пела мать; затем трех или четырех лет я отлично бил в игрушечный барабан в такт, когда отец играл на фортепиано».

Регулярные занятия музыкой (фортепианной игрой) начались в шестилетнем возрасте. В 12 лет он поступает в столичный Морской кадетский корпус. В Петербурге юноша знакомится с М.А. Балакиревым и становится членом его композиторского кружка «Могучая кучка», наравне с Ц.А. Кюи, А.П. Бородиным и М.П. Мусоргским. А ведь ему едва минуло 17 лет. В 1862 году гардемарин Николай Римский-Корсаков начинает служить во флоте. Обойдя на корабле за три года несколько континентов, он продолжает службу на берегу и параллельно занимается сочинением музыки — своим истинным призванием. Согласно биографии Римского-Корсакова в 1871 году композитора-самоучку приглашают преподавать в Санкт-Петербургскую консерваторию. Он соглашается, признавая, что, несмотря на достаточный практический опыт, не имеет должной теоретической подготовки. И садится за парту наравне со своими студентами изучать академические основы музыки.

Виолончелист, композитор, исследователь еврейской музыки Александр Оратовский писал:

«До революции в Петербурге существовало общество еврейской музыки. И основал его не еврей, как можно было бы предположить, а русский композитор Н.А. Римский-Корсаков. «Еврейская музыка ждет своего Глинку», — считал он. И, руководствуясь этим убеждением, воспитал целую плеяду петербургских еврейских композиторов. Как Римскому-Корсакову удалось собрать «еврейский» класс? Дело в том, что в петербургской консерватории не было процентной нормы для евреев — в отличие от всех остальных высших учебных заведений. Вдохновленные маститым учителем, студенты-евреи на последние деньги купили фонограф и объездили черту оседлости в поисках музыкального фольклора. За год до смерти Римского-Корсакова они основали в Петербурге общество еврейской музыки. Не обошлось без курьезов. С просьбой зарегистрировать Общество обратились к Санкт-Петербургскому градоначальнику Даниилу Драчевскому. «Какая еще еврейская музыка? — удивился тот. — Еврейская музыка бывает только народная!». С генералом не поспоришь, поэтому название стало звучать так: «Санкт-Петербургское общество еврейской народной музыки».

Композиторы Общества проделали путь от обработок фольклора к созданию классических форм на основе еврейской народной или литургической мелодии. Характерным примером является «Маленькая рапсодия» будущего российского и американского композитора и музыковеда Лазаря Саминского, это произведение написано по канонам рапсодии, но на основе синагогальной музыкальной темы.

Он вспоминал:

«К светлой памяти покойного Николая Андреевича мы, ученики его, работающие и на еврейской ниве, испытываем исключительное чувство. Мы никогда не забудем слов его, сказанных одному из наших товарищей, кажется Е.И. Шкляру, когда тот принёс Николаю Андреевичу еврейский романс: «Я очень рад видеть, что Вы пишете сочинения в еврейском духе. Как странно, что ученики мои — евреи так мало занимаются своей родной музыкой. Еврейская музыка существует; это замечательная музыка и она ждёт своего Глинку».

Музыкальный и художественный критик Владимир Стасов, услышав пение церковного хора, воскликнул:

«Готов биться о заклад, что эту мелодию пели еще во времена Иерусалимского Храма»!

Петербургский композитор и музыковед Абрам Юсфин хорошо сказал об этом:

«Вместе с религией христианство позаимствовало у евреев и культовые напевы. Они стали одной из основ григорианского хорала, а тот — одним из источников европейской музыки… Так что заимствование еврейскими композиторами европейской музыкальной традиции — в каком-то смысле «возврат долга».

Композитор и педагог Михаил Гнесин в своей книге «Мысли и воспоминания о Римском-Корсакове» пишет:

«Один из моих товарищей по классу принёс однажды на урок две пьесы, кажется для скрипки с сопровождением фортепиано, под названием «Восточные мелодии». «Очень милые сочинения, — сказал Римский-Корсаков, прослушав музыку. — Но почему Вы их назвали «Восточными мелодиями»? Ведь это типичные еврейские мелодии! Их трудно спутать с другими».

В консерватории Римский-Корсаков преподавал 37 лет, среди его учеников были композиторы А. Глазунов, А. Лядов, А. Аренский, М. Ипполитов-Иванов, Н. Черепнин, И. Стравинский, А. Гречанинов, Н. Мясковский, С. Прокофьев и другие. После революции Общество еврейской музыки распалось. Многие уехали за границу. А те, что остались, вынуждены были приспосабливаться. Некоторые из композиторов переключились на музыку народов СССР. Так, композитор и музыкальный педагог Борис Зейдман с грустным юмором говорил: «Только я могу отличить азербайджанскую музыку от еврейской!». Именно в Петербургской консерватории зародилось, крепло и поощрялось то течение, которое привело евреев-композиторов к своему родному искусству.

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Эдуард Гетманский: Ex libris. Известные люди о евреях — 8

Добавить комментарий для Eugene Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.