Анатолий Стеклов: Предатель

Loading

Прошло много лет. Дети выросли, разъехались. Вышел на пенсию. Переехал из холодного Хартфорда в теплую Флориду. Купили квартиру в русском районе, сделали ремонт. Пляж, концерты, седые волосы, позолоченные очки, кое-какие деньги, — все в порядке. Друзей близких нет, но знакомых, здрасьте — до свидания, полно.

Предатель

Рассказ

Анатолий Стеклов

В школе все называли Льва ябедой. За глаза, конечно.

Тогда в разрушенной войной стране, в едва натопленных классах учились послевоенные дети, привыкшие не жаловаться. Всего было мало. Штаны, ботинки, школьная форма передавалась от старших младшим. Жили кто где: в длинных бараках, служивших еще до войны какими-то складами; в домах с развороченной войной стеной, но в которых сохранилось хоть несколько квартир; в подвалах, наскоро переоборудованными домоуправлением под жилье. В ведомственных квартирах, полученных правдами и неправдами от предприятий, жили счастливчики. Отцы ходили в стираных гимнастерках без погон, но, при первой же возможности, переодевались в гражданские пиджаки.

Жизнь продолжалась. На переменах в школьных коридорах стоял хохот, младшие почему-то постоянно дрались, девочки шушукались, поправляя косички. Пацаны после уроков ходили за город собирать патроны — их было море! Только копни в любом месте и набирай в кепку. Кое-кто и поплатился за это.

Лев, тогда его звали Левка, в этом не участвовал. И не потому, что он был евреем. Вон и Мишка, и Борька всегда были со всеми. А Заля (по документам Залман), тот вообще был заводилой. Чуть что — и по морде. В будущем он таки получил срок: то ли за нож, то ли за кастет самодельный, отлитый из свинцовых пуль.

Левка был ябедой: «Марья Ивановна, а Колька Петров списывает задачи по арифметике, а Юрка Кривошеев вырвал из дневника страницу, в которой вы поставили ему двойку за поведение»

Марья Ивановна смотрела на Льва сквозь толстые очки внимательно. Нарушителей наказывала. Левке она все равно ставила только тройки, даже, когда он тянул на большее…

В политехническом институте Лев учился неплохо. Старался. Мать, потерявшая в войну мужа, долбила беспрестанно: учись, может, вылезем, вырвемся из нищеты, заживем, как люди. По выходным подрабатывал на вокзале, разгружал вагоны, таскал мешки с мукой. Днем занятия. Как и все, стирал сам, сам варил себе суп из ничего, даже туфли подбивал сам. Одни туфли и для занятий, и для танцев в актовом зале института по субботам.

Нина нравилась ему. Большегрудая, невысокая, но фигуристая: тогда худые еще не были в почете, она весело смеялась, как-то по-особенному быстро поворачивалась на каблучках, вызывая у парней блеск в глазах. Ближе всех Нина подпускала к себе Андрея, веселого, открытого, похожего на Лермонтова, парня. Тот вовсю рассказывал политические анекдоты, благо на дворе стояли времена хрущевской оттепели. Лев, как ни старался, Нина его в упор не замечала. По ночам злился. Злился на Нину, злился на Андрея, злился на себя, не зная, что и придумать. Вдруг однажды, оставшись случайно в кабинете декана экономического факультета, бывшего армейского политрука, сказал: «Виталий Иванович, Андрей Николаев читал всем поэму про Хрущева. Знаете, вот ту, про кукурузу и так далее…» «Не знаю такой поэмы, — сказал опытный политрук, — молодец, можете идти».

Андрея вскоре отчислили из института. Нет, не посадили — тогда уже не сажали за анекдоты. Все-таки оттепель — не сталинские времена. Просто не сдал какой-то экзамен, потом не пересдал его, и был отчислен за неуспеваемость. В будущем Андрей институт так никогда и не окончил. Нина вначале удивлялась: вроде бы не так уж плохо учился, а потом забыла его. Льву она все равно не досталась. Вышла замуж за военного, родила детей. Где она теперь? Наверное, уже бабушка…

На заводе, куда Лев попал после института по распределению, он сдружился с Моней Бергером. Во-первых, тот был евреем и сам тянулся к нему. Во-вторых, в конструкторском отделе их чертежные доски — кульманы стояли рядом. Попав в чужой город, они получили комнату в заводском общежитии, по девяносто рублей зарплаты и бесплатный проездной билет на автобус до завода. Дружили неплохо, вычислили дешевую столовую, где можно было недорого прокормиться, имели один галстук на двоих на случай вызова к большому начальству, мечтали о повышении. Тогда зарплата начальника отдела в 150 рублей казалась выходом из бедности.

Потом оба почти одновременно женились. Лев женился на Миле, студентке последнего курса экономического института, а Моня стал мужем веселой Соньки из педагогического. Женитьба и близорукость спасли их от армии. Свадьбы играли в ресторане. Времена уже другие. Кольца золотые, без камней, конечно, но толстые, видные. Костюмы, клешеные брюки, длинные волосы, как у американских хиппи. Из окон пел Высоцкий. Мечтали купить машину. Не Мерседес, но «Москвич» или «Жигули».

Появились дети. Нужны были деньги, деньги и деньги. Лев работал много, подрабатывал, где мог, писал курсовые работы для заочников, чертил левые проекты.

Вдруг Моню назначили начальником отдела. Старый начальник ушел на пенсию. Лев считал эту должность своей. Ну, почему Моня? Чем он лучше? Со злости перестал с ним дружить. Моня по-прежнему звал его в воскресенье попариться в бане, приглашал на дни рождения детей. Лев иногда приходил с Милой, но глаза его колюче блестели, видя Монин новый телевизор или ковер на стене.

Написал-таки, не удержался… Без подписи, конечно. «Эммануил Бергер собирается уезжать в Израиль». И послал. Даже жене не сказал. Ну, потом было просто. Моню вызвали куда надо, обозвали евреем — изменником родины и предложили написать заявление об увольнении по собственному желанию. Моня походил, походил без работы, подумал и действительно уехал с Соней, родителями и детьми в Израиль. Благо, тогда двери слегка приоткрылись.

А Лев, Лев Ильич, стал завотделом вместо Мони. Как он считал, совершенно справедливо. Пока Моня оформлял документы на выезд в ОВИРе, на всякий случай с ним не общался, даже попросил того не звонить: «Понимаешь, Моня, тебе легко — ты уезжаешь, а у меня семья, дети»

Но шли годы. Выезд из страны уже не казался таким плохим и невероятным.

Правящая партия, членом которой он состоял, теряла уважение народа. Подумали и решили с Милой уехать. Все едут, терять особо нечего.

После полугода сборов — выезд, остановки в Австрии, Италии. Наконец-то долгожданная Америка! Все разъехались, куда могли. Большинство попало в Нью-Йорк. Но Лев с Милой оказались в совершенно непонятном городе Хартфорде. Никто не говорил здесь по-русски, но местные отнеслись к ним с пониманием, помогли работой, квартирой. Началась американская жизнь.

С удивлением обнаружил, что сообщить начальству о нарушениях сослуживца здесь не считается стукачеством, а даже поощряется. Вот вам и Америка! И он стучал, стучал: Джон Пирс, сосед по офису, опоздал, Джон Пирс ушел раньше положенного времени, Джон Пирс, кажется, травку курит. Джона Пирса уволили. А Лев рос, рос по службе, рос по зарплате. Друзей не было — ну, и черт с ними. Зато все, как он считал, честно и справедливо.

Прошло много лет. Дети выросли, разъехались. Лев вышел на пенсию. Переехал из холодного Хартфорда в теплую Флориду. Купили квартиру в русском районе, сделали ремонт. Пляж, концерты классической музыки, седые волосы, позолоченные очки, кое-какие деньги, — все в порядке. Друзей близких нет, но знакомых, здрасьте — до свидания, полно.

От скуки решил чем-то заняться. Прошел на выборах в состав совета директоров небольшого бизнеса. Что-то связанное с медицинским обслуживанием стариков. Прошел легко: во-первых, никто не хотел туда избираться, во-вторых, помог знакомый Аркадий, тоже член совета.

С этим Аркадием, хоть тот и был намного моложе, дружили семьями, ходили на юбилеи, пили коньяк. Заодно обсуждали дела бизнеса. Вот то не так и сё не так. И председатель — диктатор. Аркадий был горяч, постоянно входил в конфликт с председателем, считая, что тот нечист на руку. Но Лев вошел во вкус и решил иначе: зачем спорить с председателем. От борьбы за правду еще никто не разбогател. Председатель, ушлый итальянец, тоже быстро сообразил, что Лев, несмотря на то, что русский, не враг ему. Кое-что отстегнув от взяток, взамен мертвой хваткой потребовал поддержки в борьбе с Аркадием в совете. Председатель был опытным политиком. Он и других членов совета подмял под себя. Аркадия надо убрать из совета, а заодно и из бизнеса.

Лев был тоже опытен в таких делах, очень опытен. Операция по уничтожению неугодного и неугомонного Аркадия с его помощью прошла успешно. Тут было все: и подложные письма, и комиссии, и собрания по осуждению. Лев и сам поверил, что делает правое дело, борется с нарушителем спокойствия.

Потом были суды, выборы. Люди во всем разобрались. Вора — председателя изгнали. Лев, будучи хитрее, ушел сам из совета. Аркадий тоже вышел из совета, перенес инфаркт, потерял бизнес, много денег на адвокатов.

Однажды они встретились с Аркадием в парке. Лев отвел глаза и прошел, не здороваясь.

«Гореть тебе в аду, предатель» — услышал он вдогонку…

И Льву показалось, что он услышал голос не только Аркадия, но и Андрея Николаева, и Мони Бергера, и Джона Пирса, и даже Кольки Петрова, который списывал задачи по арифметике 65 лет тому назад.

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Анатолий Стеклов: Предатель

  1. Независимо от степени правдопобия, замысел рассказа хорош, но изложение так себе, телеграфное.

    1. Кстати, в первые послевоенные годы школьной формы ещё не было.
      Она появилась примерно пять лет спустя.
      Вообще Сталин был одержим введения форменной одежды где только можно.
      Студенты горных вузов, работники финансовых органов, трамвайные кондуктора. Всех не упомнить.
      Служащие ж/д транспорта и метро удстоились формы с погонами совершенно немыслимой формы, про которую сочинили частушку «Балаечка без струн, кто играет, тот дристун!».
      Но был один плюс. Форма была сделана из добротных материалов, и стоила баснословно дёшево, либо её выдавали бесплатно. Для того времени — превосходный вывод людей из тряпья

  2. … «Гореть тебе в аду, предатель» — услышал он вдогонку… …
    ======
    Нередко на Земле таким вполне хорошо, но некоторым из них ещё на Земле мешает еврейская «теология проклятий»: Небесный Суд внимательно разбирает все земные проклятия и обязательно даёт инструкции ответственным за Землю ангелам-исполнителям и ответственным за ад чертам-кочегарам. Как правило против самого проклинающего, но если он полностью прав — то против проклинаемого им.

  3. «Припечатали» (как говорит в известном фильме один персонаж) вы хорошо этого типа. За этим есть что-то личное? Или это так собирательный образ?

Добавить комментарий для Benny B Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.