Чтобы жить в дружбе с теми, с кем живешь постоянно, надо вести себя с ними так, как будто вы видитесь раз в три месяца… Будь скромным — это тот вид гордости, который меньше всего раздражает окружающих… Жизнь коротка, но все-таки успеваешь поскучать…

Жюль Ренар: Ясный стиль — вежливость литератора

Опыт «синтетического интервью»

Елена Пацкина

На днях наш друг, независимый журналист М. Михайлов, размышляя о писательском творчестве и жизни вообще, мысленно обратился к известному французскому писателю Жюлю Ренару (1864–1910) и задал ему несколько вопросов.

Самое известное произведение Ренара — повесть “Рыжик”, где он с беспощадной правдивостью рассказал о своем детстве.

«Книга написана в характерной для Ренара манере, без стилистических красот, сухо и строго, но именно сдержанная простота придает необычайную эмоциональную силу этой страшной повести о детстве… Эту книгу невозможно забыть»,

— таков был отзыв знаменитого английского писателя У.С. Моэма, в остальном невысоко ценившего художественное дарование Ренара.

Однако настоящую славу принесло Ренару издание “Дневника” (1917), который он вел изо дня в день на протяжении более двадцати лет.

Интересную, но неоднозначную оценку этой книге дал У.С. Моэм в своих записных книжках:

“Жюля Ренара отличала поразительная искренность, и в “Дневнике” он не старался изобразить себя лучше, чем был на самом деле. Злой, холодный, эгоистичный, завистливый и неблагодарный — таким он предстает перед нами.

Он был болезненно мнителен, и тщеславие его не имело границ. Он не знал порывов великодушия или доброй воли… Злопыхатель, не способный на благородство ни в делах, ни в помыслах.

И все-таки читать “Дневник” — огромное наслаждение. От него невозможно оторваться.

Здесь бездна остроумия, проницательности, мудрости. Жюль Ренар заносит в дневник остроты, афоризмы, эпиграммы, все, что он видит и слышит, описывает внешность людей, пейзажи, игру света и тени, короче говоря, все…”

Вот плата за искренность! Наверняка сам автор “Дневника” считал себя умным, порядочным и достойным человеком. Воистину “нам не дано предугадать, как слово наше отзовется”. Ведь прочие его собратья по перу, включая самого У.С. Моэма, тоже не были ангельской породы и, в той или иной мере, имели свои душевные изъяны и свои “скелеты в шкафу”, однако не нарушали приличий своими исповедями.

Тем не менее, мы, потомки, должны быть благодарны писателю за то ценное и мудрое наследство, которое он скопил своим трудом и оставил навечно для нашей пользы и радости.

Итак, вот запись беседы с Жюлем Ренаром:

М. — Г-н Ренар, Вы прожили недолгую, но плодотворную жизнь. Что Вы думаете о прожитой жизни?

Р. — Жизнь — это ящик, полный колющих и режущих инструментов. Всякий час мы калечим себе руки до крови.

М. — Да, это правда. Особенно неприятно, когда нас критикуют ближние, подчас совершенно несправедливо.

Р. — Вся наша критика сводится к упреку ближнему за то, что он не обладает достоинствами, которые мы приписываем себе.

М. — Как же сохранить хорошие отношения со своими близкими и друзьями?

Р. — Чтобы жить в дружбе с теми, с кем живешь постоянно, надо вести себя с ними так, как будто вы видитесь раз в три месяца.

М. — Увы, в наших условиях, за редким исключением, это мудрое правило практически невыполнимо. Может, лучше жить одному?

Р. — Люблю одиночество, даже когда я один.

М. — А чем Вы тогда занимаетесь?

Р. — Записываю мысли, которые будут посмертными. При жизни они мне не нужны: я забываю их даже додумать.

М. — Вероятно, чтобы мыслить для потомства, надо отстраниться от повседневности. Как Вам тогда видится жизнь человека?

Р. — Наша жизнь выглядит, как набросок.

М. — Вы восхитительно точно и ясно выражаете свои мысли. Как Вам это удается?

Р. — Ясный стиль — вежливость литератора.

М. — К великому сожалению, в нашей стране так мало вежливых литераторов, что современную литературу я, например, читаю довольно редко. О стиле большинства наших писателей сегодня вообще говорить не приходится — часто их даже трудно понять.

Р. — Плохой стиль — это неточная мысль.

М. — Совершенная правда. Кажется, многим из них вообще некогда думать. Однако критики иногда и Вас невысоко оценивали. Как Вы к этому относились?

Р. — Что такое критик? Читатель, который причиняет неприятности.

М. — Что следует думать писателю или поэту, когда его не понимают и не признают?

Р. — Поэт, не ищи ничего другого! Ты создан и послан в мир, чтобы стать сознанием всего, что лишено сознания.

М. — Это высокая миссия! Как Вы считаете, поэт и романтик — это синонимы?

Р. — Синонимов не существует. Существуют только необходимые слова, а писатель их знает. Романтики — люди, которые никогда не видели оборотной стороны вещей.

М. — Вот это верно. Я знаю очень умных и проницательных людей, пишущих замечательные стихи. А стихи романтиков мне совсем не близки. Впрочем, это дело вкуса. Вкус — это что-то врожденное или благоприобретенное?

Р. — Вкус зреет за счет счастья.

М. — Значит ли это, что только человек поживший и не слишком удачливый обладает хорошим вкусом? Боюсь, с Вами многие не согласятся. Особенно люди счастливые — они-то считают себя арбитрами вкуса.

Р. — О своем счастье надо говорить осторожно и признаваться в нем, как в воровстве.

М. — Вы считаете, что людская зависть может разрушить Ваше счастье?

Р. — Быть счастливым — это значит внушать другим зависть. А ведь всегда есть человек, который нам завидует. Главное, узнать, кто он.

М. — Даже узнав имена завистников, мы не всегда можем уберечься от их тайных и явных происков. Есть ли способ вообще избежать чужой зависти?

Р. — Будь скромным — это тот вид гордости, который меньше всего раздражает окружающих.

М. — Хороший совет. Но люди знаменитые, подобно Вам, наверняка знают себе цену.

Р. — По-настоящему знаменит тот писатель, которого знают и никогда не читали.

М. — Ну, в наше время таких знаменитостей, которых знают и не читают, как говорится, пруд пруди. Их в скромности никак не упрекнешь. Зато в своем самолюбовании они вполне искренни, что тоже неплохо, как Вы думаете?

Р. — Быть искренним — значит намеренно наступать другим на ноги.

М. — Конечно, ведь люди грубые и злые тоже бывают искренни, когда обижают ближних. Часто очень трудно на грубость не ответить грубостью, а если сдержишься, потом долго не можешь успокоиться. Поэтому психологи советуют не сдерживать отрицательные эмоции. А Вы что скажете?

Р. — Злость подтачивает. Берегитесь, не то хамы доведут нас до могилы.

М. — И сделают это с превеликим удовольствием, якобы не понимая, что творят. Просто надо по возможности держаться от них как можно дальше. Но ведь есть порядочные люди, друзья, которых можно не опасаться?

Р. — Куда труднее в течение недели быть порядочным человеком, чем героем в течение пятнадцати минут.

М. — Но даже если так, без друзей жить трудно. Человеку часто нужно с кем-то «поговорить по душам», посоветоваться.

Р. — Совета спрашивают лишь для того, чтобы пожаловаться на свои неприятности.

М. — Но это тоже — дело житейское. Каждому нужно, чтобы кто-то его выслушал и пожалел.

Р. — Стремясь поведать другому наши мелкие делишки, мы способны забыть всё на свете, даже собственное равнодушие к чужим бедам.

М. — Однако есть ведь и отзывчивые люди. Наверняка, они и Вам когда-нибудь встречались. Кроме того, вникая в дела других, мы приобретаем жизненный опыт и можем учиться не только на своих ошибках.

Р. — Опыт: полезный подарок, которым никогда не пользуются.

М. — Вот это правда — знаю по себе: вечно наступаю на те же грабли, как у нас говорят. Я думаю, это мой серьезный недостаток.

Р. — Все мы какой-нибудь стороной да не удались.

М. — Судя по всему, Вы не очень высокого мнения о людях?

Р. — Богу недурно удалось создать природу, но с человеком у него произошла осечка.

М. — Вы Верите в Бога?

Р. — Не знаю, существует ли Бог, но для его репутации было бы лучше, если бы он не существовал.

М. — Но ведь человек, верующий в Бога, наверное, более добрый, порядочный и морально чистый, чем атеист?

Р. — Верующий создает Господа Бога по своему подобию. Если он уродлив, то и Бог его нравственный урод.

М. — Действительно, иначе не объяснишь пытки и костры инквизиции, все религиозные войны, крестовые походы и прочие зверства, творимые во славу Бога. Но это в прошлом. В нашей стране сейчас происходит как бы религиозное возрождение, однако, на деле многие люди думают только о деньгах, причем алчность “элиты” беспредельна. Что Вы думали, наблюдая современных Вам богачей?

Р. — Видя аппетиты буржуа, чувствую себя способным обходиться самой малостью.

М. — Вы говорите, как философы античности. Впрочем, и у нас есть поговорка: “Не в деньгах счастье”.

Р. — Если деньги не дают счастья, отдайте их!

М. — На такое способны только святые, причем не наших времен. Кто-то умный сказал: “Не в деньгах счастье, но без денег плохо”. Действительно, как жить, не имея самого необходимого?

Р. — Наконец-то я узнал, что отличает человека от животного: денежные неприятности.

М. — Интересная мысль. Но и с деньгами человеку бывает невесело.

Р. — Жизнь коротка, но все-таки успеваешь поскучать.

М. — Скуку некоторые лечат путешествиями.

Р. — К чему путешествовать? Природа, жизнь и история есть повсюду.

М. — Это верно. И везде есть прекрасные женщины. Что Вы думаете о них?

Р. — Хорошенькая женщина обязана быть опрятной и кокетливой с самого утра и в хозяйственных хлопотах блистать, как новая монета среди кучи мусора.

М. — Согласитесь, это довольно трудно, хоть некоторым дамам и удается. Но ведь и в Ваше время уже были убежденные феминистки.

Р. — Феминизм — это когда уже не рассчитывают на Прекрасного Принца.

М. — Увы, дамы были бы рады на него рассчитывать, но где ж на всех взять? Его давно занесли в Красную книгу. Так что они вынуждены, как и мы, рассчитывать только на себя. И часто, подобно нам, жалуются на жизнь, имея к тому много оснований.

Р. — В нескольких километрах над землей, должно быть, еще слышен рокот наших жалоб.

М. — Похоже, что так. Разрешите, уважаемый мэтр, поблагодарить Вас за столь откровенную и интересную беседу. Что бы Вы на прощание посоветовали нам, потомкам?

Р. — Каждое утро ты обязан говорить: “Я вижу, я слышу, я двигаюсь, я не страдаю! Спасибо! Жизнь прекрасна!”

На этой оптимистической ноте закончился разговор с нашим остроумным собеседником.