Леонид Е. Сокол: Оп-пп-с-с!..

Loading

… скрестились грозно сталь и медь, но красный цвет моих республик не смог везде запламенеть, ушла несбывшаяся сказка, мелькнула рядом тень крыла, под красным знаменем Аляска себя, увы, не обрела. Но алеуты нас простили, их (в лучшем смысле) пронесло, не знаю точно, как России, но вот Аляске повезло.

Оп-пп-с-с!..

(Очень предварительное почти полное собрание сочинений)

Леонид Е. Сокол

Продолжение. Избранное. Начало

Лимерики. Капустник за круглым столом. Итоги

Хорошо с таким домашним выпускающим редактором. А меня совсем никуда не выпускают…

Мой редактор помешан на тонкостях,
с ней не посоревнуешься в колкостях,
она так совершенна,
давит всё совершенно,
невозможно участвовать в конкурсах.

Нет ни слёз, ни угроз, ни истерики,
но последствия будут, как в Гернике:
Буду я твоей музой,
ну-ка, вынеси мусор,
а потом уж садись за лимерики.

* * *

Лев Мадорский: Самая невыгодная сделка России (К 150-ой годовщине продажи Аляски)

Вокруг позорные ухмылки…
как пред провалом на краю,
на исторической развилке,
боясь шагнуть вперёд, стою.

Там впереди такие дали,
такой невидимый пунктир,
мои Советские Гавайи —
альтернативный дивный мир.

Тот дивный мир, кровавый, потный,
весь без насилья и вранья,
там, где республикой свободной
сияет Англия моя.

Был выбор между стрел и пулек,
скрестились грозно сталь и медь,
но красный цвет моих республик
не смог везде запламенеть,

ушла несбывшаяся сказка,
мелькнула рядом тень крыла,
под красным знаменем Аляска
себя, увы, не обрела.

Но алеуты нас простили,
их (в лучшем смысле) пронесло,
не знаю точно, как России,
но вот Аляске повезло.

* * *

Соплеменник: Вчера, в посёлке Редькино некий пьяный подонок расстрелял 9 человек. Там живёт наш коллега по порталу.

Благодарен за беспокойство, но там посёлок в Тверской обл. и без мягкого знака, а у меня деревня в МО и с мягким. По этому поводу стих с названием из Высоцкого.

Я жив, снимите чёрные повязки

Коза, телега, сваленный забор,
Провинции российской быль и сказки,
Живёт там ваш коллега до сих пор,
Он жив, снимите чёрные повязки.

Как ни крепка российская броня,
А не выносит выстрела и встряски,
Но в этот раз стреляли не в меня,
Я жив, снимите чёрные повязки.

Пусть улицы прострелены насквозь,
Но я чураюсь броника и каски,
Меня всегда спасал родной авось,
Я жив, снимите чёрные повязки.

Пока крепка натянутая нить,
Пока я тут гуляю без опаски,
Зачем судьбу напрасно бередить,
Я жив, снимите чёрные повязки.

Мы лишку пьём, как бы судьбе назло,
Да я и сам пока что не в завязке,
И в этот раз, похоже, пронесло,
Я жив, снимите чёрные повязки.

Не знаю, как там сложится к утру,
Какая будет ночь, какие ласки,
Но я сегодня точно не помру,
Я жив, снимите чёрные повязки.

Ненастный день, потом глухая ночь
На холст такие набросают краски,
Что жить порой и тошно, и невмочь,
Но жив.
                 Снимите чёрные повязки.

* * *

2018! Новогодний поэтический капустник
… «бляшки» — это такие четверостишия четырёх— или пятистопного ямба, где последняя строка — укороченная, одно— или двухстопная. Обязательно рифмуются вторая и четвёртая строка (эта, довольно популярная в Сети форма называется «порошки»)… У «бляшки» же в конце третьей строки стоит слово, концовка которого содержит слог «-бля», и оный должен переноси́ться в начало следующей (четвёртой) строки…

Бляшки

Ночлег у молодой еврейки,
где прогуляем всё до ру-
бля! Вновь останусь без копейки
к утру…

Кто вместо дела изначально
коленца крутит пасодо-
бля! — участь тех весьма печальна:
Содом!

Катаешься по глади синей,
тебя влечёт такая гре-
бля! Всё, увы, замёрзнет к зимней
поре.

Никак не успокоится к утру,
спать не даёт и нагло просит ду-
бля! И пускай сегодня я помру —
I’ll do!

Об удовольствии нет речи,
когда припрётся в лоб огло-
бля! Ну а разве будет легче
весло…

Спасайся! SOS! Качай! Держися!
Нам не спасти родного кора-
бля! Почему сбежали крысы
Так скоро…

Бля! Трюфель не заменишь кашей,
городового на консте-
бля! Слов таких не услыхать на нашей
версте.

* * *

… у «дубляшки» в рифмуемых строках должны в конце стоять одно слово, два или три, звучащие точно так, как упомянутое одно…

Памяти Ильи Сельвинского

Я в завязке, если кто позабыл,
И отныне непричастен к жулью,
Позабыл давно за кровь и за пыл,
А спокойненько сижу так и пью.

Я спокоен и за дом, и за быт,
всё распахнуто: и окна и вход,
но братвою я, увы, не забыт,
а она пускает ножички в ход.

Ни к чему мне этот самый облом,
а придёт один-другой вор,
налетят, споткнутся сходу об лом,
не идти же, как шпана, в ор.

Тот, кто первый, тот не очень на рост,
прохоря и дохлый лепень на ём,
так, фуфло, на ровном месте нарост,
вот таких берут ментяры в наём.

А второй здоров, как бык, мне назло,
и приходится пока что назад,
только я могу ответить на зло,
только ты ещё присядешь на зад.

Вижу, первый, — ну тот сразу запáх,
да и как тут не метнуться бы вбок,
если взять тебя (культурно) за пах,
если лезет тебе пёрышко в бок.

А второй, тот отвечает за бой,
но хоть твой и беспощаден напор,
ты узнаешь, что такое забой,
ты приляжешь рядом с первым на пол.

Я таких не привечаю заблуд,
напрямую лезет, надо ж, вот гад,
но ответишь ты по полной за блуд,
не уйдёшь, как ни старайся, в откат.

Мне нисколь не жаль тех сук, но
распластаю их, как рыб, вдоль,
не хочу марать о них сукно,
замотаю, как бревно, в толь.

Не придётся вам нести людям вред,
не плевать вам на семью и на род,
ваша жизнь была окрашена в red,
но вас чёрными запомнит народ.

Не случилось тут меня вам нагнуть,
здесь не свадьба, да и я вам не сват,
значит, руки вам сложили на грудь,
значит, вышла вам судьба: в ад.

* * *

… поскольку наступает Год Собаки по восточному календарю, то авторам предлагалось написать четверостишия в “восточной” форме рубаи, посвященные собакам — литературным героям…

Две главные собаки русской литературы

  1. Муму

Так создан свет, простора нет ни сердцу, ни уму,
Судьбе в ответ несём свой бред, несём свою суму,
Утопят, вышибут мозги, перешибут хребет,
Ужель мы вправду вышли все из конуры Муму.

  1. Каштанка

Я, право слово, так её люблю,
Выгуливаю, мою и кормлю,
Но знаю: чуть удача отвернётся —
Вернётся на блевотину свою.

* * *

… в жанре альтернативной истории в форме тех же рубаи изложить историю Руси (и далее России/СССР), как бы она пошла, выбери в своё время князь Владимир не византийское христианство, а конкурирующие варианты…

Выбор Владимира Красно Солнышко

Какая страсть, какой накал в великом человеке,
Как всех посланцев он послал, в каком не помню веке,
Сидим спокойно на ветвях, не немцы, не узбеки,
… А ведь могло случиться так, что победили греки.

* * *

… одна картина называлась «Весенняя пути́на», а вторая (потаённый римейк)… хм… «Жёны творческой интеллигенции Москвы в гостях у каспийских рыбаков поднимают им… трудовой настрой».

Без сомнений скажем тут: хватит дурью маяться,
от настроя наш ком. труд очень поднимается.
Труд наш — это ого-го, классиками понято,
и кладём мы на него то, что раньше по́днято.

* * *

Сиротка. Рождественский рассказ

Ветер. Ночь. Темно и жутко,
Жизнь закончилась… Финал…
Шёл по улице малютка,
Посинел и весь дрожал.

То ль не повезло местами,
То ли бросила страна,
Он без папи жил, без мами,
Без друзей и без вина.

Но его один прохожий
На дороге отыскал,
Он по виду был хороший,
Пожалел и приласкал.

Если б к нам пришло прозренье,
Так бы поступил любой,
Правда, было подозренье,
Что прохожий — голубой.

Тут статьёй ужасной пахнет,
Так малютка огорчён,
Подрастёт и тоже трахнет
Негодяя кирпичом.

Этой песни назначенье
Я бы выполнил едва ль,
Если б не дал в заключенье
Старомодную мораль:

Дядька, мальчиков не лапай,
Не ходи, малютка, с ём,
Не воротишь маму с папой,
А вина давай нальём.

* * *

Другу — в ответ на жалобы о задолбанности по работе

Как-то всё неладно, вроде,
нафиг эта жизнь нужна,
то долбают на работе,
то затюкает жена,

то готов спасаться бегом,
то ползёшь едва пешком,
то засыплет мокрым снегом,
то забьёт сухим песком,

то пинают не по делу,
то ударят прямо в глаз —
как всё это надоело,
это счастье не для нас.

Но вот если так прикинуть,
встать, уйти в небытиё,
околеть, навеки сгинуть:
мол, всё это не моё,

на хрен, мол, всем мóзги парить,
мол, давай, концы руби,
ведь сказал какой-то парень,
так: to be or not to be.

Жизнь — оброк, а не награда,
жизнь — дорога, а не рай,
правда — малость жестковата,
выбираешь — выбирай.

Может, в этом много фальши,
но коль выбрал ты to be,
так давай, канай подальше,
и всем мо́зги не долби.

* * *

Дежурный по порталу: …выяснилась причина, по которой часть комментариев пропадала: они почему-то оказывались в числе спама — так решала система…

Кто если не в теме,
то это ко мне:
Я жил при системе
в прекрасной стране.

Пусть в ней процветала
тотальная ложь —
Она выручала,
не часто, но всё ж.

Система мочила,
точила до дыр,
Но также учила,
лечила и пр.

Мы часто бывали
упитыми в хлам
И нас отправляли,
как водится, в спам,

В далёкие дали,
в обломки систем,
Мы там пропадали,
порой насовсем.

Нас били по роже,
но это не в счёт,
Мы верили всё же:
система спасёт.

И точно: нам руки
давала, звала,
Брала на поруки,
за шкирку брала,

Не глядя на рыло
прощала наклад
И переводила
в приличный разряд.
***
Коллеги! Не бейтесь
за ваши права,
Системе доверьтесь —
система права,

Она не допустит
неважное нам,
Что нужно — пропустит,
ненужное — в спам.

* * *

Игорь Ю.: Поскольку я, скорее всего получу какой-то диплом, то официально разрешаю для этого сделать копию именно с моего и подставить туда «Имярек такой-то». После этого повесьте у себя над компьютером, показыайте внукам и правнукам и.. чтоб вы все были здоровы!

Люблю ухватку смелую
и ваш широкий взгляд,
Я, Игорь, это делаю
немало лет подряд.

Рукой, порой не чёткою,
от зависти сопя,
Я просто вас вычёркивал
и вписывал себя.

Дипломы очень веские
висели по стенам,
Да жалко, внуки мерзкие
совсем не верят нам.

И мне кричат, чудовища:
«Ты, дед, давай не ври,
Дипломы-то Юдовича,
а вовсе не твои».

* * *

… У Василия было порвано правое ухо и щека, от этого казалось, что он всё время улыбается. Но Василий никогда не улыбался потому, что был суровым военно-морским котом, а шрамы свои получил в боях с крысами. Жил Василий на тяжёлом атомном подводном крейсере стратегического назначения.… Если бы крысы были размером с собаку, то всё наше с вами существование на этой планете давно бы уже закончилось…

Мы рядом с подлодками бродим,
но редко спускаемся вниз…
Пусть нам Янкелевич Володя
расскажет про лодки и крыс,
как жили они в хлеборезке,
как в трюме гоняли кота…
…хвосты, без сомнения, мерзки,
но есть в них своя красота.
……………
Я помню историю эту,
но в ней сомневался, друзья,
когда из газеты в газету
ходила такая статья
про крыс, пусть не больше собаки,
но точно — с большое ведро,
они без атаки и драки
почти захватили метро.
Все верили вракам и вздорам,
которые пресса несёт,
удачливым тем репортёрам,
поганившим сплетнями рот,
врунам без сомнений, которым
всегда доверялся народ,
которые видели лично,
клялись, что нисколько не врут,
что в стенках подземки столичной
такие зверюги живут.

Пусть выгляжу я идиотом,
пусть вечно с мозгами беда,
но мне б хоть одно только фото
и точно поверю тогда.
Но, впрочем, любуюсь на фото,
где с Мессингом Сталин стоит,
и всё же не верится что-то,
какой-то обманчивый вид.
Я от недоверия сбрендил,
проверить — несбыточный труд,
поверю, когда буду третьим!
…но что-то, козлы, не зовут.

Поверю в планету Нибуру,
и в карму, в судьбы колесо,
не так, абы как, просто сдуру,
а так как доказано всё.
Я инопланетные лица
увидев, не стал бы скрывать,
ведь есть же, ведь есть очевидцы,
с чего им, скажите мне, врать.
И спорить уже не охота
про инков на горном плато,
ну, что? замолчали? вот то-то!
ведь раз не пришельцы, так кто?

Я в Наски поверить не в силе,
пока сомневаюсь слегка,
но если про фрески Тассили —
то это уж наверняка.
Стою и смотрю в Баальбеке,
рукою упёршися в бок:
ну как бы смогли человеки
подобный вот вырубить блок.
Сомненья и мелки, и гадки,
и чем эти факты покрыть,
ведь как без такой вот площадки
смогли бы корабль посадить.
Сомненья учёного сброда
зарежут меня без ножа…
…но всё-таки лучше бы фото,
и лучше бы без монтажа.

* * *

Владимир Гарматюк: История трагической гибели студентов на перевале Дятлова
Леонид Е. Сокол: Прогулка к Чистопу

… Тут дело такое: кто-то скажет, что если б не спирт, то замёрзли бы и пропали, а мы и проваливались, и под лёд, и без спирта — и ничего, выжили. Кто выжил…

А перевал Туманный — явление, распространённое во многих местах: и в Хибинах, и на Урале, и на Новой Гвинее. Сочетание природных условий и вот тебе «пойдёшь — не вернёшься».

Здесь Борис Тененбаум постоянно выступает против истолкования свиста ветра за окном как надёжного свидетельства посадки инопланетного корабля невдалеке. Я тоже бреюсь той же бритвой. Оккама.

Сергей Чевычелов: «И вот тут некоторые стали позволять себе нашивать накладные карманы и опушивать рукав. Вот этого мы позволять не будем!»

Сойдя с перевалов Туманных
вы прям-таки бьёте под дых,
я, в общем, не против карманов,
пускай даже и накладных.

Куда мне от истины деться,
не спорю, что скепсис мой — бред,
и верю, представьте, в пришельцев!
…но в то, что зелёные — нет.

* * *

Сильвия: А до Вики и знать нельзя было?.. Тяжелая у Вас была жизнь.

Сильвии

Какой же был я дикий,
Да, да — и туп и дик,
Когда ещё без Вики
Нырял в развалы книг,

Ну, что там мог найти я,
Доверчивый простак,
Лишь прописи простые,
Известные и так,

Лишь истины нагие,
Смущавшие покой,
Да приступ аллергии
От пыли вековой.

Читая до отрыжки
Чуть было не зачах,
Да на хрен эти книжки,
Да ломота в глазах.

Живу теперь свободно
С компутером сам-друг,
Знаток чего угодно,
И гений всех наук.

Сижу за монитором —
Спасеньем дураков,
За зеркалом, в котором
Вся мудрость всех веков.

Он мне бесценным кладом,
Хотя и прост на вид,
Всех знаний дубликатом,
По всем дорогам гид,
Что мне Платон с Сократом,
Да, как его, Эвклид.

Слова теперь так метки,
А мысли — просто страх,
Лишь был бы ток в розетке
Да пальцы на руках.

* * *

Ася Крамер: Цель обряда капарот — это личная подготовка человека к Йом-Кипуру. На курицу символически переносятся все личные грехи человека… Стихотворение, как всегда, превосходно. Поэтический трактат на тему «Роль петуха в истории!»

Тишь. Осень. Вечер. Капорот.
Привычный трепет.
Петух гуляет у ворот,
ничуть не дрейфит.

Здесь не годятся петухи,
я так не справлюсь,
чтобы избыть мои грехи
мне нужен страус.

* * *

Сергей Чевычелов: Древние славяне относились к образу петуха очень почтительно и связывали его с самим Солнцем… В Древней Греции петуха связывали с божествами подземного мира… Сократ перед смертью прошептал: «Критон, мы должны Асклепию петуха».

Hey, Сергей и Ася, sorry,
сам не знаю почему,
но в горячем вашем споре
я участие приму.

Забираюсь в дебри эти,
как знаток, не как еврей:
чей петух древней на свете
и, естественно, мудрей.

Рассуждать давайте строго,
здесь же вам не первый класс,
так что Хорса и Даждьбога
мы откидываем враз.

Отвечаю вам рупь за сто,
в спор извечный вовлечён,
Митра и Ахурамазда
здесь, конечно, не при чём.

Греки-шмеки — просто враки,
записные питухи,
ну а персы — пусть собаки,
но при чём здесь петухи.

Пусть кричат мне, мол, не хвастай,
придержи маленько прыть, —
наш еврейский, наш горластый
самым древним должен быть.

Самым умным и солидным,
без помех ведущим роль,
на кого грехи валить нам —
на козла всё время, что ль?

На людей бросаюсь волком,
вру, несу пургу и хлам,
между честностью и долгом
разрываюсь пополам.

Бьются, спрыснутые ядом,
мысли в голове пустой,
ну а выход вот он, рядом,
трезвый, ясный и простой:

спор не превращая в пытку,
не бросай пустых идей,
просто выйди за калитку
и поспрашивай людей,

у лица спроси любого,
и ответит вам лицо:
так как всё, что есть — ab ovo,
значит, всех древней яйцо!

* * *

Сергей Чевычелов: Умри, но врачу заплати… Сократ перед смертью прошептал: «Критон, мы должны Асклепию петуха».

Какая боль, какая тишь,
прощай, мой друг Асклепий,
тебе я должен, говоришь? —
что может быть нелепей.

Темнеет всё и нету сил,
а ты несёшь чего-то,
я если что и попросил —
немного антидота.

Пусть у меня ужасный вид,
ты ж как петух одетый,
но нас обоих ждёт Аид,
мы встретимся за Летой.

Ты причинил немало зол
и натворишь ещё,
но всё же дай один обол,
клади сюда, за щё…

* * *

Сергей Эйгенсон: Северные байки. Рассказы о нефти

Наши северные байки,
в них судьба и жизнь моя,
в них вся правда без утайки
и немножечко вранья.

Сядем вечером на нары,
свет, тепло, дымится чай,
тары-бары-растабары:
— Ну, давай, Васёк, включай…

Не акын на балалайке,
не сказитель-попугай,
забивает людям баки
местный Тёркин-раздолбай.

В сказке, шутке, трёпе, драме,
то блаженным, то благим,
врёт про то, что было с нами
или с кем-нибудь другим.

Украшая лёгким матом
ловко вьёт рассказа нить,
Джеку Лондону с Брет Гартом
нечего у нас ловить.

Без особого подхода
врёт про баб и мужиков,
а за стенками природа
в виде тундры да снегов,

наши вёрсты, наши гаки,
наша стылая земля,
небо, реки, буераки,
буровые, профиля.

Не перчаточки из лайки —
рукавички на меху,
и портяночки из байки,
и застёгнуто в паху,

ноги — в тёплом, сам — в фуфайке,
и не страшно ни хера,
наши северные байки
назывались трактора.

Солнца нет, а типа — вечер,
хоть и полдень, но зато
раз поднялся сильный ветер —
разберёшься без Пито.

Сколько пито-перепито,
столько помнить не с руки,
нет проблем, дилемм и быта,
но от мыслей и тоски,
от того, что позабыто,
прёшь по тундре напрямки.

Подкрутили малость гайки
и вперёд, коль есть, к мечте,
наши северные байки —
АТС да ГТТ.

Наши ездовые лайки
от ушей до сбитых ног,
наши северные пайки,
макароны да чаёк.

Оленина в нашей пайке
есть — и всё нам трын-трава,
ну а млеко, куры, яйки —
слышь, в Германии, братва.

То, что где-то на Ямайке,
нам не нужно ни хрена,
в нашем газовом Клондайке
начинается весна.

Вот сороки-воровайки
меж собой чего-то трут,
вот уже припёрлись чайки,
их халеями зовут.

Вот любви ненужный приступ,
нары — это не кровать,
интернационалисту
в тундре некого обнять.

ни нанайки, ни ногайки,
кто б мутил ночной покой,
ни единой раздолбайки,
даже ненки никакой.

Но не скоро и не сразу,
но по снегу и по мху
доберёмся мы на базу
в Гыду или Се-Яху,

и уж тут, стряхнув усталость,
рвя рубаху на груди,
выпьем крепко, то есть малость
из того, что впереди.

ну а после, в свежей майке,
по знакомой по тропе,
без проблем ныряешь к Майке,
Райке, Файке и т.п.

Мимо доброго кильдыма,
где и бедность не порок,
не пройди, товарищ, мимо,
загляни на огонёк.

Пусть вокруг сплошные гойки
и отсутствует уют,
после длительной попойки
хавай, Вася, что дают.

Утром выйдешь для фасона,
денег нет, подбитый глаз
и для нового сезона
новых россказней запас.

Наши северные байки,
и подряд, и вразнобой…
Если хочешь — ставишь лайки,
а не хочешь — хрен с тобой.

* * *

Лев Мадорский: Леворукие всех стран объединяйтесь, или Что общего между левшами и евреями

Дорогой Лев, поскольку я каждый день отмечаю День работника сельского хозяйства, то День левши пропустил, а он меня касается напрямую…

никого не кляня, ни на что не греша,
брань стряхнув, что на вороте висла,
сознаюсь — и не скроешь — я тоже левша,
в каминг-ауте даже нет смысла.

отвлекаясь на миг от горячей страды,
бросив репу природе на милость…
я, проведший среди праворукой среды
жизнь свою, сколько там накопилось,

не болван, не маньяк, не зануда, не псих,
спотыкаясь на сложной развилке,
что я слышал всегда, от нуля и до сих:
униженья, обиды, дразнилки.

с детства, что там — с младенчества, лет до восьми,
только сяду за стол, уже знаю:
— ложку быстренько в правую руку возьми, —
будто левой я чаще хлебаю.

что я мог? как прожить? не без мук и потерь,
не без слёз в праворукой кровати,
голодал и сдавался, подрос и теперь
ем с обеих, лишь только давайте.

отчего, вы скажите, я вырос такой,
впрочем, лучше попробуйте сами,
я учился с привязанной левой рукой
и со сбитыми набок мозгами.

поломали меня, изогнули дугой,
раздавили семьёй и системой,
я карябал куриною правой ногой,
но рукой мог приличнее — левой.

чтоб зачем-то исправить мой левый косяк,
хотя был косяком он едва ли,
обижали, ругали меня так и сяк,
и кривым босяком обзывали.

что мне всякий правша, криворукий любой,
но терпя неудобство и муку,
только плюнешь на всё, только станешь собой,
сразу слышишь про тёщину руку.

да, я правой пишу, не воротишь уже,
но скрывая обычай свой скверный,
я налево хожу, я left-handed в душе,
я сомнительный и лицемерный.

мне уже не понять: потерял? приобрёл?
долго с правой боролся отравой,
и по кругу налево настолько забрёл,
что уже получается — правый.

* * *

К 75-летию гранёного стакана. Круглый стол
К 75-летию гранёного стакана. Круглый стол. Окончание

Из письма русского путешественника

«Дорогой Редактор,
жаль немного, что не смогу принять участие в праздновании замечательного юбилея, но никаких сил нет, уже проехал Англию, Шотландию до самого севера, сегодня перебрался в Ирландию, завтра буду в графстве Лимерик (не из принципиальных соображений), некогда сесть и подумать, а так, с кондачка… Ну вот — слепил скудный экспромт — перед людьми неудобно…»

Лечу, подобно пуле,
давлю ногой на газ,
Был утром в Ливерпуле,
и в Дублине сейчас.

Мелькали лица, рельсы,
соборы да кресты,
Деревни да Уэльсы,
паромы да мосты.

И вот, прибыв на место,
усевшись на кровать,
Всем заявляю честно,
что буду отдыхать,

Т. е. рукой привычной,
дрожащею слегка,
Наполню, как обычно,
стакан до ободка.

И муза — без работы,
хоть мой прекрасен вид,
До вечера субботы
меня не посетит.

Не то, чтоб слишком трезвый
или совсем ослаб,
Во время переездов
обычно не до баб.

Я правды не скрываю
и не страшусь молвы:
Под мухиной бываю,
на Мухиной — увы.

Любимому стакану
мне нечего сказать,
Писать о нем не стану,
а отправляюсь спать.

* * *

Суета вокруг Кавано. Круглый стол

Судья Кавано

Пусть жизнь тяжела и жестока,
Пусть правят насилье и ложь,
Но всё ж под ударами рока
В окошке от срока до срока
Немного свободы глотнёшь.

Листая листы приговоров,
Всю жизнь озирая свою,
Я понял достаточно скоро
За что не люблю прокуроров
И судей за что не люблю.

Не хватит людского терпенья
Обиды тащить на горбу,
За пазухой слёзы и жженье,
У них не ищи снисхожденья
За горькую нашу судьбу.

А где-то далёко-далёко,
Отсюда совсем не видать,
Страна есть, где судят не строго
И до окончания срока
На волю пускают опять.

Пусть люди поправят, коль знают,
Я лично слыхал, например,
Что судей у них выбирают,
Ну, типа, им все доверяют,
Хотя не один ли мне хер.

В змеюшники палки не суйте,
И в ульи не следует лезть,
Ведь ясно же было по сути:
Не верьте, что добрые судьи
В паршивой америке есть.

Вот тут одного выбирали,
Казали зачем-то у нас,
По шляпу всего обосрали,
Козёл, мол, то, сё, трали-вали,
И бабник, и бегает глаз.

Там девка одна виновата,
Ему подставляясь назло,
Была перепутана дата,
Её он не трахнул когда-то
И это ему помогло.

Скажите же мне, Христа ради,
К чему им подобный судья,
Который с девчонкой не сладит…
Когда б заседал я в Сенате
Он хрен бы прошёл у меня.

* * *

Сенат. Балкон. Чужие стены.
Зачем припёрся я сюда
смотреть процесс избранья в члены,
в состав Верховного Суда.

В чужих краях чужой засланец,
вперёд вперяю твёрдый взгляд,
я сам, ваще, республиканец,
хотя, конечно, демократ.

Чужой страны закон и право
парят со мною наравне,
поскольку несерьёзно, право,
искать его в родной стране.

Но не закон меня тревожит,
пускай и далее молчит,
сказать Кавáно? или может
Кавéно лучше прозвучит?

В словарь гляжу обыкновенно,
поскольку полиглот давно,
ну да, конечно, он — Кавéно,
хотя, быть может, Кавенó.

И как-то раз в судебном зале,
где сердца стук да тела стон,
когда мне — Кáвено — сказали
я сразу понял: это он.

Вот бьёт кулак по глади клавиш,
и им, я чувствую, невмочь,
где ударенье ни поставишь —
ему с балкона не помочь.

Эх, жаль, уже отбиться нечем,
клюют туда, долбят сюда,
и норовят, вороны, в печень,
и даже ниже иногда.

Мне хорошо: я не Кавáно,
я этих пташек шпарил влёт,
ведь от знакомства до дивана,
бывало, часа не пройдёт.

Не знаю, быть любви иль блуду,
за жизнь не чувствую вины,
а если я в суде и буду,
так только с этой стороны.

Нам светит ангел, леший водит,
что хочешь выбери себе,
жизнь ударяет и колотит
не по слогам, а по судьбе.

Мне, впрочем, как всему народу,
знать ударенья не дано,
вот был бы он француз, так с ходу
понятно было: Кавано́!

* * *

О котеках у папуасов

Игорь Ю.: Мужики, постеснялись бы дам. Вместо того, чтобы отметить замечательное и по литературным достоинствам и по смыслу стихотворение автора, вам бы только о гениталиях. Но если вам так интересно, то ВИКИ утверждает, что таким образом местные мужчины ограничивают свою персональную территорию. То, что в западном мире называется прайвеси. Их прайвеси автоматически ограничена расстоянием разлета струи. То, что там вам померещилось, на самом деле элементарное сопло, увеличивающее скорость и, соответственно, дальность.

Игорю Ю.

У папуасов верный взгляд,
Когда зайдутся в эпатаже:
Докуда брызги долетят —
То наше.

Нет, есть же люди с головой,
Когда решают век от века,
Чтоб мерить прайвеси длиной
Котека.

И если хочешь быть вдвоём,
Тогда скажи без пуританства
И пустит милая в своё
Пространство.

А на другом краю Земли,
Где мы сражаемся и пашем,
Докуда танки доползли —
То наше.

Границам, странам, городам —
Вся жизнь посвящена химерам…
Пусть папуасы будут нам
Примером.

* * *

Дорогой Маркс Самойлович! Если бы я написал что-нибудь о Вас, то примерно такое:

Он имеет на всё независимый взгляд,
от Big Bang’а и до гравитона,
и пусть его дёргают, дразнят, троллят —
стоит как скала непреклонно.

На крики, мол: «Вы, как в бассейне топор» —
неважно там: прав ли, неправ ли,
даёт и ответ, и отлуп, и отпор
цепляньям, насмешкам и травле.

Растают слова, как над чайником пар,
но в чайнике чай, а не пойло,
и всем пожелаю: держите удар,
как Маркс его держит достойно.

* * *

Александру Левинтову

идут дела к ночной поре,
я пью на лавке во дворе.
мне складно льёт один мужик,
мол, жизнь пройдёт и выйдет пшик,
когда вокруг лишь тьма да ложь
за правдой, друг, на Север прёшь.
нам не слабо пахать хоть где,
а там свобо-да и т.д.
там просто рай, там нету лжи,
там шире, знай, карман держи.
там жить легко в любой момент:
к зарплате ко-эффициент,
там спирта — вот!, и карта прёт,
сказал мне тот, кто век не врёт,
кто правду знал, подбил итог,
плесни, сказал, ещё чуток,
я ж век крутил там среди льдин…
…тут подкатил ещё один.
открытый взгляд, приличный вид,
и чёрту брат, и жизнью бит,
за Север знал и был у дел,
не то пахал, не то сидел,
не то сбежал, неясно как,
но он сказал, что всё не так:
увы, my friend, всё это бред,
там правды нет, свободы нет,
хоть волком вой — и там не так:
и тот же строй, и тот же мрак.
всё та же ржавь, всё та же синь,
куда ни вставь, куда ни кинь,
везде толпа, везде облом,
хоть снег, хоть па-льмы за окном.
свобода, честь — их нет уже,
а если есть, то лишь в душе.
поверь мне, друг, пойми и взвесь,
прошёл я юг и север весь,
стремился ввысь, летел на дно,
и всюду — жизнь, и всё — одно,
чужая прихоть, грязь и ложь,
но может, ты хоть мне нальёшь…
тяжёл мой путь сквозь вечный снег,
ну, дай плеснуть, будь человек.
Мы не спеша сидим втроём,
что ж, кореша, давай, нальём
и повторим, я тоже крут,
налил двоим, пусть, суки, пьют.
хоть так и не узнал ответ:
на Север ехать или нет.

* * *

Из переписки: …нет, прав первый, свободы на Севере больше, если она тебе в принципе нужна, по крайней мере, так мне казалось в тех организациях, где я проработал 40 лет. Возможно так было в той геологии тогда… Но на самом деле прав «рассказчик», который всем налил без разбору.

протянута в рассказе нить:
свобода жить — свобода пить,
мол, нечего к нам в душу лезть:
свобода — есть свобода есть,
свобода жрать, свобода врать,
свободен кат, свободен тать,
свободен мерзостный урод,
и все свободны от свобод.

Не знаю.. может жизнь права,
к чему высокие слова,
но есть же, пусть для меньшинства,
кой-что повыше, чем жратва,
для тех, кто не как мы с тобой, (это не про тебя конкретно)
кто рвётся за Свободу в бой,
кто на карачках не ползёт,
кто честный чёрствый хлеб грызёт,
в морозе, в голоде, в дерьме —
но лучше так, чем жить в тюрьме.

Ну, хоть в «Правду» посылай…

* * *

Леонид Е. Сокол: Полигон. Бесконечные линии

Гриша, отвечу в рифму, так проще, и сошлюсь на несколько твоих фраз, которые хоть и не в рифму, но всё равно — чистая поэзия. Особенно вот это:

«поэт ты тут первый, и вполне заслуженно…»
«вторгнусь бесцеремонно в другую твою законную сферу…»
«Как думаешь, коллега Сокол, могу я порассуждать о живописи?»

Григорию Быстрицкому

Пишу ль портрет, кропаю ль стих,
Пою ль в премьерах —
Творю, горю, парю в своих
Законных сферах,

Но не харкаю с высоты,
Смирен, тактичен,
Поскольку, аж до тошноты,
Демократичен,

Поскольку я в словах воспет
Простых и лестных,
Поскольку первый я поэт
В угодьях местных.

Такая ноша невподъём,
Но вскользь отметим:
Тут даже Пушкин на втором,
А то — на третьем.

Тут Репин бы не проканал,
А я вот, вишь ли,
Походу девок срисовал —
Похоже вышли.

Тут воля телу и душе,
Грехам, огрехам,
Но — рупь за сто — не проханже
Тулуз с Лотреком.

Они, на пару, — ерунда,
И с перепою,
А что до живописи: да,
Тут мы с тобою…

Ах, эмпиреи, милый край,
Соседний с раем,
Давай-ка, Гриша, подлетай,
Порассуждаем…

* * *

Максиму Штурману

На нашем дальнем берегу
сидит в загоне кочет,
здесь каждый гнёт свою дугу
и тискает, что хочет.

Нам ни к чему базар-вокзал,
кровянка с перегаром,
она сказала, он сказал —
и разошлись по нарам.

Братан, я, блин, приличный чел,
и шарю по культуре,
но здесь ты точно лишку вдел,
здесь беспредел, в натуре.

Не всё на свете трын-трава,
травить, порой, опасно,
держи ответ, фильтруй слова
и не гони напрасно.

* * *

Розамунда Иванова: Веник пародий

Ася Крамер: Не нужны нам искусственные женщины, эти резиновые литературные куклы! Надо холить и лелеять своих, живых, местных, всю их дюжину!

Никаких кукол

Асе Крамер

оно, в натуре, невпродых
резина с клеем,
мы вас желанных и родных
всю жизнь лелеем,

увидишь вас — и как тогда
не стать поэтом,
хотя, конечно, иногда….
да что об этом.

* * *

Из серии «очевидное-невероятное»: Ивритоязычный человек в прямом смысле слова смотрит вперед в прошлое

Инне Беленькой

Казалось бы — такая малость
неверный шаг, нечёткий взгляд…
Я тоже шёл вперёд (казалось),
не зная, что иду назад;

впервые в путь далёкий выйдя,
неся свой груз, заботу, крест,
я знал, что раньше это видел
всё: сзади, впереди, окрест.

Задав границы меркой строгой,
не веря красному словцу,
я шёл вперёд прямой дорогой,
а выходило — по кольцу.

Мелькали годы, спины, лица,
тлен, прах, круженье, суета,
никак не мог определиться,
где веха, уровень, черта,

в лицо иль в спину солнце светит,
вниз или вверх в потоке плыть,
и с ног сбивает встречный ветер,
а он попутный, может быть.

Всю жизнь с надеждой и тоскою
то заклиная, то браня,
я был вне времени порою,
а время было вне меня,

теченьем времени замыты
меноры, будды, образа…
но были широко закрыты
мои безумные глаза,

и мироздания основа
не означала ничего,
и мимо проходило слово,
и я не осязал его…

Незримый бриз прервётся шквалом,
не отличишь от правды ложь,
не различишь конца с началом,
где верх, где низ не разберёшь,

войдешь в кипящее теченье,
забудешь тьму, забудешь свет
и обретёшь другое зренье,
которому названья нет,

и может в душу мир вольётся,
зажжётся новая звезда,
и снова в слово всё вернётся
и вновь начнётся, как тогда…

* * *

Артур Шоппингауэр: Старинное зеркало
Зерцало в сумерках мерцало,
Я созерцал.
За цепь и цацки порицало,
Но я бряцал:

Как отразить, кто помоложе,
Так нет проблем.
А как меня… «Господь поможет,
Мой Гуинплен».

Вы, уважаемая, мымра-с,
Не ин-да-янь,
Вы искажаете, а мы — мразь?
Рядно и пьянь?

Двуличны вы и двоедушны,
Двойное дно.
Для вас и вправду ложь насущна,
И всё одно…

Нет, не отделаться стишками,
Смотрю в стекло,
А ночь под зенками мешками.
Дрожит стило
03.27.19

Не могу удержаться от участия в бесконечной теме. У Кирсанова есть целая замечательная поэма «Зеркала», а в ней любимое:

Спиною к зеркалу
вас любят,
вас чтут,
а к зеркалу лицом
ждут вашей гибели,
и губят,
и душат золотым кольцом.

И ещё. У Вас дата под стихом стоит 03.27.19 — пусть даже это описка, но я бы её не исправлял, сочинять стихи заранее, зная, что случится через месяц (а позже — ещё лучше) — свойство тонкой поэтической натуры. Эта описка и подтолкнула меня:

Что значит будущая дата? —
непостижимый, тонкий штрих,
что кто-то сочинит когда-то
(когда-нибудь) такой же стих,

где те же стёкла в той же раме,
где те же блики, тот же свет,
и где в трагедии и драме
разочарованный поэт

подходит к зеркалу устало,
глядит — и к ужасу его
мерцает мёртвое зерцало,
не отражая ничего…

* * *

Декамерон, или Пир во время коронавируса. Поэзия и проза

Вы и Ты

Мой ответ, если вкратце,
да и для простоты:
чем на Вы обзываться —
лучше просто на ты.

Это что может значить? —
я в общенье таков?
и могу нахреначить
сорок бочек стихов?

Помереть мне на месте —
это точно не так,
мы с поэзией вместе
не сойдёмся никак.

Я, подверженный ритму,
через раз слово мать,
мне, чем в пошлую рифму
проще матом сказать.

Мы не сходимся вечно:
ей цветов, мне — травы,
я на ты ей, конечно,
а она мне на вы.

В поэтическом блеске,
среди слов красоты,
я торчу — деревенский —
а у нас все на ты.

Поэтической муки
я избыть не могу,
как я клеюсь к ней, суке,
а она ни гу-гу.

Вывод, в общем-то, жёсткий,
выстрел, в общем-то влёт:
кто к ней амикошонски —
тем она не даёт.

* * *

Грипп обычный

«… ежели обычный грипп, то хоть с лекарствами за 7 дней, хоть с водкой за неделю, что так, что этак — пройдёт».
Из письма

Ну, ну, как выйдет там на деле,
пройдёт ли кризис в голове,
я выбрал — с водкой за неделю,
но чувствую: придётся две.

Не надо сильно торопиться
и водку изводить на дым,
тут главное, чтобы не спиться,
а излечиться — хрен бы с ним…

* * *

Пиши ещё

«… Здо́рово! Пиши ещё!»
Из письма

Ага, вопрос поставлен мудро:
пиши, гони печали прочь,
но ведь у нас, пардон, не утро,
да и у вас, пардон, не ночь.

Когда писать — решаем сами,
ни приказать, ни возражать…
давай, махнёмся поясами,
тогда и буду продолжать.

У нас, товарищ, полвторого,
давно все отошли ко сну,
и мне уже вполне хреново,
пожалуй, что и я вздремну.

Ретроспектива новогодних поздравлений 2011–2022
Окончание
Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Леонид Е. Сокол: Оп-пп-с-с!..

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.