В нашей стране, как известно, основным, постоянным и обязательным местом публикаций новых лекций лауреатов Нобелевской премии (и главным источником для разного рода последующих многочисленных ре — публикаций и перепечаток) — является, в частности, популярный академический журнал «Успехи физических наук».

От составителя Сборника речей нобелевских лауреатов

Евгений Белодубровский

 От составителя первого трехтомного издания переводов на русский язык Лекций, Речей и Биографий Нобелевских лауреатов по физике 1901 — 2008. Издательство: Наука. СПб . 2013 страниц: 968

 Идея этого издания возникла более 15 лет назад на самой заре неповторимой горбачевской эпохи перестройки и нового мышления» принадлежит одному из самых авторитетных историков и знатоков мировой и отечественной физики то поры, доктору физико-математических наук, старшему научному сотруднику Физико-Технического Института РАН им. А.Ф. Иоффе Виктору Яковлевичу Френкелю (1933-1999).

 Конечно, каждая из лекций, прочтённых новым лауреатом (в большинстве своем — в Стокгольме) и, как правило, ровно через полгода после самого акта присуждения и публикуется Нобелевским Комитетом в своем «Ежегоднике «LES PRIX NOBEL» после чего она становится доступной всему мировому научному физическому сообществу.

 В нашей стране, как известно, основным, постоянным и обязательным местом публикаций новых лекций лауреатов Нобелевской премии (и главным источником для разного рода последующих многочисленных ре — публикаций и перепечаток) — является, в частности, популярный академический журнал «Успехи физических наук». Поэтому, совершенно естественно, что наши физики, наравне со своими зарубежными коллегами, постоянно, из года в год, находились и находятся в курсе самых новейших идей открытий в физике 20 века, сами создавали и по сей день создают новые идеи, делают беспрецедентные открытия. А сами их имена:

А. Абрикосова,

Ж. Алферова,

Н. Басова,

В. Гинзбурга,

П. Капицы,

Л. Ландау,

Н. Прохорова,

И. Тамма,

И. Франка, Н. Черенкова и совсем «новых» физиков — лауреатов из этой плеяды

А. Гейма и А. Новоселова уже вошли в славную плеяду нобелевских лауреатов, которых принято называть «бессмертными».

 Цель настоящего издания — предоставить новому поколению физиков нашей страны впервые на русском языке, в полном объеме и все без исключения лекции и выступления лауреатов Нобелевской премии по физике за 105 лет её существования.

 Все тексты взяты нами н е п. о с р. е д с т в е н о из Ежегодников «LES PRIX NOBEL.1901 — 2005» любезно и безвозмездно предоставленных нам Нобелевским Комитетом в Стокгольме.

 Переводы текстов, в большинстве своем, осуществлены с того языка, на котором они были произнесены Лауреатами и в день публичного выступления и самой традиционной Лекции.

 Для этой цели по мысли В.Я. Френкеля (здесь он воплотил идею своего отца, Якова Ильича Френкеля, Члена-Корреспондента АН СССР, выдающегося физика-теоретика 20 — века из славной плеяды питомцев т.н. «школы папаши Иоффе» несколько раз номинированного на «нобелевку») в качества авторов переводов этих уникальных и сложных текстов необходимо и всенепременно должны быть привлечены ученые — физики только ленинградской научной школы, профессора и научные сотрудники кафедр физики. Санкт — Петербургского Государственного Университета, Политехнического, Педагогического институтов, а также Физико-технического Института и Государственного Оптического института РАН. Так и сталось (а одним исключением) к восторгу каждого из большого авторского коллектива наших ленинградских ученых одного поколения.

 Каждая лекция, по нашей инициативе, сопровождается мемориальным (то есть — датируемым годом присуждения) портретом Лауреата и кратким биографическим очерком (также составленным автором переводимого текста), который существенно дополнен и сверен нами, как по многочисленным справочным, био-библиогафическим и энциклопедическим изданиям, но прежде всего по сведениям, опубликованным на сайте www.Nobel-e Museum.

 Все это, по нашему мнению, делает настоящее издание, отличающимся от всех предыдущих, более или менее успешных попыток, более оригинальным и достоверным, могущим дать читателям еще одну возможность представить — персонально и исторически — достаточно полную картину развития мировой физики в ушедшем 20 веке.

 Прежде всего, мы выражаем искреннюю благодарность Нобелевскому Комитету в лице его Исполнительного Директора — Академика Шведской королевской академии — Господина Михаила Сульмана, который все эти годы поддерживал нашу инициативу в общих чертах, так и в частности: предоставлением корпуса книг, так и права на перевод и публикацию текстов;

• Редакторам Ежегодника «LES PRIX NOBEL.1901-2001», госпоже Кристине Фаллениус и госпоже Барбо Свенссон;
• Авторам сайта www.Nobel-e museum

 Непременно следует отметить, что эта наша идея не могла бы быть реализована без активного и самого неравнодушного профессионального и благодарного участия — — академика Б.П. Захарчени, профессоров: Э.А. Троппа, а также основного состава авторов переводов — ленинградских физиков:

А.В. Генка,

И.В. Голубенко,

А.С. Гребенькова,

Ю.Ю. Дмитриева,

Е. Е. Друкарева,

А.Ф. Новикова,

И.А. Очкура,

Е. Д. Трифонова,

Н.Б. Чижовой,

М.А. Ямщикова, М. А. Ясновой,

М. Н. Адамова,

О. В. Косогова,

М. Н. Либенсона,

М.Н. Фирсовой (и некоторых других) к которым я и вся команда редакторов, корректоров и печатников издательства «Наука» испытываем искреннюю признательность и благодарность

Примечания

 Как-то в «Старой книге» на Литейном мне попалась книжечка стихов «Весна вдвоем» 1936 года. Раскрыл наудачу. Читаю: Леонид Вышеславский. «Нильсу Бору». Тут же списал его и вскоре передал Виктору Яковлевичу, вспомнив его визит в Осло. Это его чрезвычайно обрадовало, и,. вдобавок, оказалось незнакомым.. Вот

«Нильсу Бору

Победное знамя шумит на ветру, Всё лучшее всё молодое,

К Москве направляется, к центру к ядру Ещё небывалого строя.

Вдоль зелени нами засеянных нив,
где всходы весенние вышли вы к ней приближаетесь мир озарив
— Лучистыми квантами мыслей Вас шумно встречают мой город любимый, любимейший город страны.
Вы едете мимо встречающих мимо великой кремлёвской стены.
Под землю уходят мёртвые штольни
Асфальтом широким водою политым Вы едете в мягком «Линокльне»
По улицам радостным и знаменитым.
И вот, наблюдениям пристальным отдав
свои золотые минуты
Вы входите в гулкие залы заводов.
Здесь новая физика новой эпохи
Которой мы горды по праву
Какой человек не слыхал про Иоффе
Кому неизвестен Ландау?
Страна, напрягаясь торопит весну,
Учитесь
Входите в такую страну
Со всеми тремя постулатами!

1936. Сборник «Весна вдвоём». Харьков.

 Однако остается вопрос — почему я, филолог, библиограф и славист, да и просто autodidact от серьезных наук оказался автором составителем (можно сказать, «закоперщиком» и едва ли не главным лицом) этого, на первый взгляд, этого во всех смыслах и помыслах воистину серьезного научного издания. И вот не просто так, за здорово живешь составителем, на манер, скажем, составителя поездов или еще пуще — составителя кроссвордов для лентяев и праздных дачников.

 Правда в моем дворовом без отцовском детстве е было дело: на Калашниковой набережной (вдоль которой на километры тянулись железнодорожные пути) где поблизости работала моя мама, я частенько с восторгом и даже с некоторой завистью наблюдал за работой чумазых и горластых с о с т а в и, т е л ей ржавых грузовых поездов и чумазых сцепщиков, которые то и дело лихо спрыгивали или запрыгивали на подножки движущихся в разные стороны туда-обратно даже целые цистерны с железным клацаньем и звоном стрелок по наклонному железнодорожному полотну, подсовывая прямо под их колеса тяжеленные болванки, а то и оказывались прямо на путях между вагонами и одним махом сцепляли их железным «пальцем» или наоборот — распускали. Как же я завидовал этим составителям, среди которых были и мои сверстники, как был счастлив …

 Действительно, довольно «странное сближенье». Но только на первый взгляд.

 Помню три удивительных встречи с физикой и физиками, случившиеся в моей жизни и возможно ставшие залогом моего «ложного» положения в ранге с о с т а в и, т е л я … *)

 Встреча — первая! Из школьного детства. 5-й класс, первый урок физики. Моя школа — Петершуле на Невском. Самая старинная. Кабинет физики. На возвышении длиннющий полированный стол. На нем приборы, лампы, провода, эбонитовые трубочки, амперметры… Отдельно, у окна на ступеньках — профессорская кафедра с лесенкой, которым вкупе 200 лет … Учитель с гордостью показывает и называет эти приборы. И вдруг он пальцем подзывает меня на эту кафедру (я сидел на первой парте и таращил глаза на все, выставленные перед моим носом на столе), вручает мне в руку реостат, подключает к нему ток и предлагает мне самостоятельно поработать движком туда — сюда вдоль его спирального тельца. Это было совершенное чудо: от каждого моего движения лампочка на столах у всех нас то гасла, то вновь — вспыхивала ярким светом.

 Я был счастлив.

 И получил пятерку!

 По физике — первую и единственную за все последующие школьные годы, можно ли такое забыть?

 Вторая! Совсем взрослая! Фильм Михаила Ромма « 9 дней одного года». Черно-белые кадры ядерного реактора, испытательных стендов и на их фоне — маленькие фигурки людей в белых халатах. Умные разговоры, внимательный ироничный взгляд Баталова и вальяжная походка гения — Смоктуновского. Элита. И этот ночной щемящий тревожный разговор отца с сыном: « Скажи. …А ты бомбу делал?». До сих пор — мурашки …

 И третья — Никита Алексеевич Толстой. Человек — праздник, воплощавший собой триединство: эрудицию, быстроту мысли и остроту ума. Мы особенно сдружились с Толстым в начале «судьбоносных» 1990 –х, когда Никита Алексеевич стал ведущим научно — популярной программы «Былое и думы» при Ленинградском отделении т.н. «Фонда культуры», а я — чиновник этого фонда — шесть лет (до его кончины в 1995 году) был его первым помощником («правой рукой»). Кому бы лично не посвящались наши мемуарные вечера — поэту, композитору, инженеру, ученому, критику, политику историку или военному деятелю, ведущий Никита Алексеевич Толстой оставался физиком (лирика же — была ему подспорьем, как для поэта — переводчика подстрочник). Физик — оптик (первый ученик Сергея Ивановича Вавилова), он обладал талантом увидеть (обнаружить) в биографии того или иного персонажа (соединить, как в фокусе) те самые черты его характера, благодаря которым он достиг успеха и самую ценность содеянного. Будь то Анна Ахматова, китаист Василий Алексеев, Керенский, биолог Александр Любищев, физик Яков Френкель, актер Михаил Чехов, его отец — Алексей Толстой или сам Альфред Нобель. Как — то однажды Никита Алексеевич пригласил меня к себе в университет на вводную лекцию перед первокурсниками физфака. Перемежая серьезное со смешным, то и дело, зажигая погасшую папиросу (ему одному приказом ректора разрешалось курить в аудитории) он говорил, что наука, физика не прощает ошибок, но что избежать их — невозможно, что наука начинается от великих мечтаний и заблуждений, подчас таких великих, за которые бы он на месте Альфреда Нобеля тоже присуждал бы премию … Разве Циолковский или Чижевский не заблуждались…

 А Левенгук? И тут же по памяти прочитал известное стихотворение Николая Заболоцкого

 В 2003 году мне довелось быть в Стокгольме на нобелевском празднике. Несмотря на сопровождающую каждого из «бессмертных» свиту «оберегающих» помощников из Нобелевского комитета, Виталий Лазаревич Гинзбург был совершенно доступен, к нему можно было легко подойти и заговорить. Так случилось и со мной. Это произошло в роскошном раззолоченном «предбаннике» Гранд-Отеля. Подошел, представился и назвал сначала Ленинград, а потом имя Виктора Яковлевича Френкеля, Никиту Алексеевича Толстого и академика Захарченю. Оказалось, что Виталий Лазаревич давно и близко знал всех троих: «Витю, Никиту и Борю». И я тут же получил, что называется, карт-бланш. Потом мы часто беседовали. Виталий Лазаревич был на редкость словоохотлив. Он любил вопросы, а я давно научился их задавать интересным людям, намеренно выбирая подчас роль профана. Так мне довелось прознать (из первых уст) много нового и любопытного. О Сахарове, Тамме, Харитоне, Ландау, Эйнштейне, Эренфесте, Капице, Солженицыне. О самом себе. Один подобный эпизод мне особо запомнился. Однажды на завтраке на веранде Гранд-Отеля, Виталий Лазаревич вдруг заметил, что вот он, конечно, толковый и даже очень удачливый физик — теоретик, и что у него есть ученики, что он редактор больших изданий, много чего открыл, имеет кучу наград, дружил с Ландау и с Сахаровым.

 «Но возьмите в толк, Женя, разве Вам не странно, что весь этот нобелевский «сыр-бор» в мою (то в его, В.Л. — прим. автора!) честь всего то благодаря одной простой догадке. Что надо вместе с дейтерием применить в качестве топлива для водородной слойки — «литий шесть». И тут же нарисовал мне на листочке формулу, глотнул чаек и доверчиво улыбнувшись, продолжил, что все остальное, на практике (взрыв) оригинально решил Константинов, Борис Петрович и Гаев..

 Днями раньше я присутствовал на его нобелевской лекции. Виталий Лазаревич (Гуру) представил совершенно конкретный прогноз (совсем неутешительный, тревожный) развития физической науки на ХХ! век (вот Вам и литий шесть!!!).

 Теперь ясно, что во всей этой кутерьме мне более всего близки сами Творцы. Ученые. Их портреты, биографии, черты характера, вкусы, пристрастия. Физики — это народ особый. Они — это элита.

 Все это и послужило причиной принять предложение издательства «Наука» взяться за составление этого сложного 3-х томного издания; все мои сомнения преодолел т.н. «человеческий фактор». Но это обращение именно ко мне возникло не на пустом месте. Осенью 2003 года в издательстве. Санкт-Петербургского государственного университета вышел составленный мной русский том лекций лауреатов Нобелевской премии в области литературы. Источником были все те же «Ежегодники «Les Prix Nobel», почти полный комплект (1901-1989) которых был получен нами ранее в дар по решению Нобелевского Комитета. И это был довольно удачный опыт (по крайне мере моя персона, как библиографа, архивиста и историка литературы не могла вызвать сомнений ни среди коллег, ни среди читателей и критиков).

 Но — стоп машина!

 Есть еще один, едва — ли не важнее первого — вопрос, возникший в головах читателя: а причем тут собственно Альфред Нобель и моя персона (что мне у Гекуба — что он Гекубе).

 Все просто.

 Во-первых, из детства.

 Дом, в котором я родился и вырос, находился, прочти на углу Невского и улицы Желябова (ныне — Большая Конюшенная) с почти километровым проходным двором на Большую Конюшенную, другим своим концом выходил на Мойку. Углом на Невский. Над этим самым углом и верхним этажом этого домины высилась, выложенная кирпичом вкось и вкривь большая кирпичная стена. Это называется (брандмауэр). На нем было начертано витиеватыми огромным буквами (с ятями) слово «Братья НОБЕЛЬ» (по нынешнему сленгу — граффити) которое я, едва научившись читать по слогам, сразу, со всего размаху прочел целиком. И запомнил. На всю жизнь! Ибо это было мое первое слово. Ключевое. Вернее — два в одном (я замечал, что эту «владельческую» надпись перед каждыми майскими или ноябрьскими праздниками почему-то тщательно замазывали штукатурной крошкой, но она упрямо каждую весну и лето — проступала, но это обстоятельство к нашему изданию не относится).

С той же самой поры Имя Альфреда Нобеля было для меня избранным, заветным — среди превеликого множества других, не менее дорогих, печальных, известных и забытых. Как некий пароль, что — ли? Поверьте — так бывает! Короче, я родился в апреле 1941 года, на самом пороге страшной войны и смертельной блокады. И выжил вместе с братишкой и мамой. И не только чудом, но и благодаря именно Альфреду Нобелю. Речь идёт о простом необыкновенном водопроводе, который был проведён вначале века инженерами Нобелевских заводов в этот самый дом, на Мойке, 42. И прямо из Большой Невы. В этом нашем доме раньше жили пайщики и рабочие заводов Нобеля (при нём построены такие же уникальные незамерзающие прачечные, разбит шведский сквер, и посредине большой высоченный изящный фонарь, который освещал весь двор и был независим от общегородской системы освещения).

А вода — то в Неве — пресная.

 И в блокаду — жителям нашего Нобелевского Дома было чуть легче. Им не надо было тащиться без сил по льду — к Неве, а с другой стороны они могли помогать «своей» водой соседним домам, а выживает тот, кто помогает другим. Это — закон. А «Братья Нобель», это, повторяю, были первые слова, которые прочел сознательно и запомнил. И моя мама, и все блокадники нашего дома, выжившие и спасшиеся в эти погибельные годы — знали кому они (в том числе) благодарны своей жизнью. Дальше я учился, работал, служил в армии солдатом, потом опять учился, работал, женился, родились дочери, а теперь и внучка 27 лет и внук, которому в наступающем 2022 году исполнится 10 лет. Вот уже более полувека я увлеченно занимаюсь творческим и подвижническим трудом, немного преподаю, печатаюсь тоже немного, бываю даже и заметен в литературном мире … То есть никак нельзя сказать, что я жил, живу и творю свою малость, думая единственно о том, как бы мне отблагодарить Альфреда Нобеля.

 И вот случилось это совершить! Столь необычным и достойным всех — и лауреатов, и издателей и переводчиков … И — прежде всего читателей.

 Вот и весь сказ.

*) О «ложном» положении. … Как — то Тургенев на полушутливый вопрос Гончарова о Полине Виардо, замужней даме и его нескрываемого обожания и преданности ответил « Да, я в ложном положении из него можно было и выйти, но я предпочитаю в нем — остаться!!!