Михаил Зисманов: Гений в тисках нужды и депрессии

Loading

Эдгар Алан По — создатель популярного детективного жанра, мастер романтической новеллы — стал первым американским писателем, имя которого прогремело на весь мир. Его достижения в литературе до сих пор остаются неразгаданными феноменами. Их тщательно изучают, открывая новые грани и новые смыслы в творчестве по-настоящему выдающегося писателя своего времени. 

Гений в тисках нужды и депрессии

 Михаил Зисманов

Сын актёров, ставший круглым сиротой, когда ему ещё не исполнилось и трёх лет, вырос в семье состоятельного ричмондского коммерсанта Джона Аллана и его жены — Френсис.

Мать будущего поэта — Элизабет Арнолд По была талантливая актриса, но её сразила чахотка. Она умерла, оставив трёх детей. Произошло это в Бостоне, и местная интенллигенция позаботилась о сиротах..

Френсис Аллан души не чаяла в приёмном ребёнке, Джон не понимал эту её страсть, и с Джоном у Эдгара потом сложились очень сложные отношения.

Мальчик, не знавший ни любви, ни ласки, обрёл это в доме Джона Аллана,хотя мистер Аллан официально не был приёмным отцом Эдгара. Но у мальчика было абсолютно безоблачное детство с вакациями в Европу, у него даже был собственный пони. Эдгар всегда знал, что он приёмный сын, и что мистер Аллан не собирается сделать его своим наследником.

И в ночь с 18 на 19 мар­та 1827 года между Эдгаром По и его опекуном произошла ссора: Эдгар — студент университета ил, чтобы Аллан одолжил ему денег, чтобы он смог вы­платить свои карточные долги и продолжить учебу в универси­тете, тогда как Аллан упрекал воспитанника в неблагодарности и в том, что он впустую про­жигает жизнь, вместо того чтобы найти себе достойное занятие. В пылу ссоры Джон Аллан высмеял литературные экзерсисы Эдгара, и этого юноша ему простить не смог. Он осыпал своего благодетеля оскорблениями и выбежал из дома, не взяв с собой ни вещей, ни денег.

«Тамерлан» — первое издание стихов Э.По

Так выглядел первый сборник стихов молодого поэта «Тамерлаен» Автору было 17 лет.

Издание было провальным. Было напечатано 50 экземпляров. В книге было 40 страниц. Продавалась она за 12,5 центов. Книга была издана под псевдонимом Бостонец.

Прознав о том, что племяннику негде жить, тетушка Клемм с радостью приняла По в своем имении в Балтиморе. Именно тогда между меланхоличным Эдгаром и добродушной Вирджинией вспыхнула любовь. Свадьба состоялась 12 сентября 1835 года. Венчание было тайным. Эдгару на момент женитьбы было 26 лет, а его избраннице шел только 13-й год.

Родственники миссис Клемм выступали против этого брака. По их мнению, лишать Вирджинию детства, выдавая ее замуж за бездельника (в то время поэтический труд не считался занятием для достойного мужчины), было крайне неразумно. Пожилая женщина считала иначе: она с самого начала узрела в Эдгаре гения и знала, что лучшей партии для дочери ей не сыскать. Просто тётка поставила условие, что в интимную близость влюблённые вступят после того, как у Вирджинии наступит физиологическая зрелость.

Вспоминает Уильям Гоуэнс, впоследствии ставший бо­гатым издателем, кто познакомился с четой По в первый год их супружеской жизни:

«Эдгар был одним из самых вежливых, благовоспи­танных и умных собеседников, каких я встре­чал в течение моих путешествий и остано­вок в различных частях земного шара: кроме того, у него было добавочное побуждение быть благим человеком, как и хорошим супругом, ибо у него была жена несраненной красо­ты и очарования: она, повидимому, столь же была предана ему и каждому его интересу, как юная мать своему первенцу…»

Вирджиния стала его музой. Элеонора. Береника. Морелла, Лигейя и многие героини его призведений — это все она, прекрасная, желанная, юная и обреченная…

Неудачным оказался и второй сборник, изданный на деньги Джона Аллана, к тому времени разбогатевшего (им было получено наследство из Шотландии).

26 мая 1827 года Эдгар Аллан По, испытывая крайнюю нужду, подписал контракт на пятилетний срок службы в армии.

Его манеры, вежливость и каллиграфический почерк вскоре сделали его сержантом-майором — это был самый высокий неофицерский чин в армии. Но вскоре и служба стала тяготить молодого поэта, и он пишет письмо своему приёмному отцу с просьбой помочь ему поступить в элитную военную академию Вест Пойнт. Этому событию предшествовала последняя ссора Эдгара с его приёмным отцом, который снова выгнал Эдгара из дома, и больше они уже никогда не встретятся.

В конце июня 1830 года Эдгар По стал кадетом Военной академии армии США. Академически ему не было равных в Академии.

В январе 1831 года он стал игнорировать проверки и занятия, не выходил в караул и саботировал построения. Итогом стали арест и последующий суд, на котором его обвинили в «грубом нарушении служебных обязанностей» и «игнорировании приказов». 8 февраля 1831 года Эдгар По был уволен со службы Соединённых Штатов, и уже 18 февраля он покинул Вест-Пойнт. В апреле 1831 года в Нью Йорке вышел третий сборник стихов. Он был издан на деньги бывших сокурсников по Академии, которым нравились пародии и его сатирические стихи.

В Балтиморе По решает принять участие в конкурсе на лучщий американский рассказ. Первая премия была 100 долларов. «Метценгерштейн», «Герцог де Л’Омлет», «На стенах иерусалимских», «Существенная потеря» и «Несостоявшаяся сделка» — рассказы, которые начинающий прозаик отправил на конкурс. Но премию он не получил. Однако неудача не обескуражила молодого писателя. Он решил пробовать себя в прозе и постепенно оттачивал свое мастерство, и в юне 1833 года его творения и рассказ, и стихотворение были признаны лучшими. («Рукопись, найденная в бутылке» и «Песнь ветров»)

Возможно, По предчувствовал, что судьба вот-вот вырвет из его объятий Вирджинию. По любил писать на склеенных в длинную полосу страницах из нот. В отличие от других писательских жен, ей не пришлось расшифровывать и перепи­сывать набело его черновики, у По был каллиграфический почерк, кроме того, почти все свои рассказы он писал сразу набело — в отли­чие от стихов, над которыми порой работал по нескольку лет.

 Он вернётся в Нью Йорк 6 апреля 1844 года со своей очень нездоровой женой, и пара поселится в доме на углу Седар и Гринвич-стрит.

Как ни странно, в НьюЙорке По повезло в первую же неделю. Он отнес рукопись «Истории с воздушным шаром» в газету «Сан», и там ее приняли вос­торженно.Более того, вооду­шевленные правдоподобным описанием фантастической истории, издатели решились на мистификацию: в суббот­нем номере газеты была напе­чатана заметка о якобы толь­ко что полученном сообще­нии о перелете через Атлан­тический океан на воздушном шаре, а все подробности обе­щали напечатать в специальном выпуске, в котором и ей весь городился — он с восторгом заговорил о таланте Эдгара По.Тогда писатель готовил к печати свою третью книгу поэм. Вскоре По станет редактором, а потом частично владельцем журнала «Бродвей Джорнал», редакция которого находилась на юго-западном углу Бикман и Нассау-стрит..

 Ещё будучи редактором филадельфийского журнала, По использовал Нью Йорк как сцену, где разворачивались события в его прозаических произведениях. Известный своей эксцентричностью, привязанностью к наркотикам и к алкоголю, По сделает это издание популярным и уважаемым. Уолт Уитмен, публиковавший в журнале свои статьи, описал его так:

«…добрый и гуманный, он производил впечатление подавленного и обессиленного человека…» Жил По в доме №130 по Гринвич-стрит, потом, в 1845 году на третьем этаже многоквартирного дома 195 на Ист-Бродвей. Всё ухудшающееся здоровье жены заставило его, в конце концов, перебраться в Гринвич-виледж, а потом вообще переехать на ферму Бреннана в районе 84-ой улицы и Бродвея.»

 Один из сонетов, написанный По в переводе Бальмонта:

 Близ пышной Мексики, в пределах Аризоны,
Меж рудников нашли окаменелый лес,
В потухшем кратере, где скаты и уклоны
Безмолвно говорят о днях былых чудес.

Пред взором пристальным ниспала мгла завес,
И вот горит агат, сапфиры, халцедоны, —
В тропических лучах цветущей Аризоны
Сквозь тьму времен восстал давно отживший лес.

Он был засыпан здесь могучим слоем пыли,
Стихийной вспышкой отторгнут от земли,
С ее Созвездьями, горящими вдали,

Но канули века, и кратеры остыли,
Скитальцы бледные владыками пришли, —
И новым сном зажглись обломки давней были.
И ещё одно стихотворение, которое поражает романтической приполднтостью

«На Полюс! На Полюс! Бежим, поспешим,
И новые тайны откроем!
Там, верно, есть остров  — красив, недвижим,
Окован пленительным зноем!

Нам скучны пределы родимых полей,
Изведанных дум и желаний.
Мы жаждем качанья немых кораблей,
Мы жаждем далеких скитаний.

В безвестном  — услада тревожной души,
В туманностях манят зарницы.
И сердцу рокочут приливы: «Спеши!»
И дразнят свободные птицы.

Нам ветер бездомный шепнул в полусне,
Что сбудутся наши надежды:
Для нового Солнца, в цветущей стране,
Проснувшись, откроем мы вежды.

Мы гордо раздвинем пределы Земли,
Нам светит наш разум стоокий.
Плывите, плывите скорей, корабли,
Плывите на Полюс далекий!»

Как ни странно, у Э.По было немало недоброжелателей, и они не без удовольствия отравляли ему жизнь.В 1846 году разразился очередной скандал. По обвинили в моральной распущенности.Известная поэтессаи и учитель мисс Энн Линч Ботта, чей салон был центром интеллектуальной жизни Нью Йорка, объявила, что По — человек аморальный и безответственный. Это сильно повлияло на состояние духа Эдгара. Он от безысходности начал топить свою душу в алкоголе.

 9 октября 1849 года, через два дня после смерти писателя в одной из самых популярных газет в Нью Йорке появился некролог,написанный злейшим врагом поэта Руфусом Гризвольдом. Он писал: «что это объявление напугает многих, но мало кто будет огорчен», а также «у него почти или совсем не было друзей».Он писал ,что Эдгар По «ходил по улицам в безумии и меланхолии, неразборчиво бормоча проклятия, или с глазами, поднятыми в страстной молитве (никогда о себе, ведь он чувствовал или только хотел чувствовать, что он уже проклят)».

Смерть Вирджинии

Событие, раз и навсегда на­рушившее благополучие семьи, прозвучавшее для По ко­локольным похоронным звоном и заново вызвавшее ночные кошмары, не оставлявшие уже поэта до са­мой его смерти, случилось в кон­це января 1842 года. Вирджиния хотела порадовать мужа пением, коснулась руками арфы, изда­ла нежную трель, и вдруг голос ее сорвался и изо рта хлынула кровь.

Доктор Джон Кирсли Митчелл, к которому поэт ворвался в тот вечер, сначала принял посети­теля за умалишенного, который кого-то только что убил: его руки и рубашка были в крови…Но все же доктор согласился поехать с ним и оказал помощь Вирджинии. Он сразу поставил диа­гноз: чахотка. Доктор деликатно предупредил близких, что молодая дама безнадежна.

Вирджиния Элиза Клемм скончалась поздно вечером 30 января 1847 года. Эдгар По утверж­дал, что видел, как в тот момент тьма вползла в комнату и похитила у него возлюбленную… Он пытался пробудить Вирджинию к жизни, расти­рал ее руки, целовал лицо. С трудом его увели.

Анастасия Белик так описывает последнюю главу и жизни великого писателя: «В 1849 году Эдгар Аллан По прибыл в Балтимор. Это был первый пункт назначения по пути в Нью Йорк. Именно здесь поэт окончательно спился. Кто-то утверждает, что алкоголем По лечил лихорадку; кто-то твёрдо убежден, что, благодаря выпивке, он уходил от тяжелых мыслей.. Вечером 28 сентября поэта нашли около бара в потрёпанной одежде, в окружении пьяниц и в полном бреду. В этот день Эдгар По собирался покинуть Балтимор. Он не откликался на имя, смотрел на всех потерянным взглядом и говорил чепуху. Его забрали в больницу, где через время он скончался. До сих пор неизвестна истинная причина смерти Эдгара По….» Правда, есть и другая версия появления По в Балтиморе. Он приехал, чтобы пригласить свою тётю, — миссис Клемм, якобы, на свадьбу с бывшей в школьные годы симпатией поэта. В 1860 г. медиум Лизи Лотен опубликовала стихи, утверждая, что их ей надиктовал сам По на спиритическом сеансе. А многочисленные свидетели утверждали, что видели, как призрак По являлся на кладбище. Памятник, который собирались установить на его могиле, был уничтожен поездом, когда он сошел с рельсов и врезался в кладбищенский склад.

Ворон 1845.

 Перевод: Константина Дмитриевича Бальмонта

Было опубликовано 29 января 1845 года в Нью Йоркской газете “Evening Mirror:

Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грёзам странным отдавался, вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне.
«Это верно», прошептал я, «гость в полночной тишине,‎

Ясно помню… Ожиданья… Поздней осени рыданья…
И в камине очертанья тускло тлеющих углей…
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа
На страданье, без привета, на вопрос о ней, о ней,
О Леноре, что блистала ярче всех земных огней,
‎О светиле прежних дней.

И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,
Трепет, лепет, наполнявший тёмным чувством сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя: —
«Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной тишине —
‎Гость стучится в дверь ко мне».

Подавив свои сомненья, победивши опасенья,
Я сказал: «Не осудите замедленья моего!
Этой полночью ненастной я вздремнул, и стук неясный
Слишком тих был, стук неясный, — и не слышал я его,
Я не слышал» — тут раскрыл я дверь жилища моего: —
‎Тьма, и больше ничего.

Взор застыл, во тьме стеснённый, и стоял я изумлённый,
Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;
Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,
Лишь — «Ленора!» — прозвучало имя солнца моего, —
Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, —
‎Эхо, больше ничего.

Вновь я в комнату вернулся — обернулся — содрогнулся, —
Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того.
«Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,
Там, за ставнями, забилось у окошка моего,
Это ветер, усмирю я трепет сердца моего, —
‎Ветер, больше ничего».

Я толкнул окно с решёткой, — тотчас важною походкой
Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,
Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошёл спесиво,
И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей,
Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,
‎Он взлетел — и сел над ней.

От печали я очнулся и невольно усмехнулся,
Видя важность этой птицы, жившей долгие года.
«Твой хохол ощипан славно и глядишь ты презабавно»,
Я промолвил, «но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда,
Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда!»
‎Молвил Ворон: «Никогда».

Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало,
Подивился я всем сердцем на ответ её тогда.
Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,
Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь когда —
Сел над дверью — говорящий без запинки, без труда —
‎Ворон с кличкой: «Никогда».

И, взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове «Никогда»,
И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он,
Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,
Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда».
‎Ворон молвил: «Никогда».

Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной,
«Верно, был он», я подумал, «у того, чья жизнь — Беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье
Рек весной, чьё отреченье от Надежды навсегда
В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда,
‎Вновь не вспыхнет никогда.»

Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я своё придвинул против Ворона тогда,
И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной
Отдался душой мятежной: «Это — Ворон, Ворон, да.
«Но о чём твердит зловещий этим чёрным «Никогда»,
‎Страшным криком «Никогда».

Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный,
Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда,
И с печалью запоздалой, головой своей усталой,
Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда: —
Я один, на бархат алый та, кого любил всегда,
‎Не прильнёт уж никогда.

Но постой, вокруг темнеет, и как будто кто-то веет,
То с кадильницей небесной Серафим пришёл сюда?
В миг неясный упоенья я вскричал: «Прости, мученье,
Это Бог послал забвенье о Леноре навсегда,
Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!»
‎Каркнул Ворон: «Никогда».

И вскричал я в скорби страстной: «Птица ты иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, —
Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,
В край, Тоскою одержимый, ты пришёл ко мне сюда!
О, скажи, найду ль забвенье, я молю, скажи, когда?»
Каркнул Ворон: «Никогда».

«Ты пророк», вскричал я, «вещий! Птица ты иль дух зловещий,
Этим Небом, что над нами — Богом скрытым навсегда —
Заклинаю, умоляя, мне сказать, — в пределах Рая
Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда,
Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?»
‎Каркнул Ворон: «Никогда».

И воскликнул я, вставая: «Прочь отсюда, птица злая!
Ты из царства тьмы и бури, — уходи опять туда,
Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, чёрной,
Удались же, дух упорный! Быть хочу — один всегда!
Вынь свой жёсткий клюв из сердца моего, где скорбь — всегда!»
‎Каркнул Ворон: «Никогда».

И сидит, сидит зловещий, Ворон чёрный, Ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда,
Он глядит, уединённый, точно Демон полусонный,
Свет струится, тень ложится, на полу дрожит всегда,
И душа моя из тени, что волнуется всегда,
‎Не восстанет — никогда!э

А это оригинал первой строфы: Вслушайтесь в мелодию звучания слов, вошедших в строку:

В этом сборнике была напечатана поэма «Ворон»
В этом сборнике была напечатана поэма «Ворон»

«Once upon a midnight dreary, while I pondered, weak and weary,
Over many a quaint and curious volume of forgotten lore—
While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,
As of some one gently rapping, rapping at my chamber door.
“’Tis some visitor,” I muttered, “tapping at my chamber door—
Only this and nothing more.”

Основной темой произведения являются тяжёлые переживания главного героя, связанные со смертью девушки. Эту тему связывают с личными потерями автора: смерть любимой женщины и матери.

Публикацию предваряла оценка Натаниэля Паркера Уиллиса, выдержанная в панегирическом стиле:

«По нашему мнению, оно являет собой единственный пример „мимолётной поэзии“, известный американской литературе; а тонкостью замысла, изумительным искусством стихосложения, поразительно высоким полётом фантазии и своим „зловещим очарованием“ не имеет ничего равного и в английской поэзии. Это один из „подлинных литературных деликатесов“, что питают наше воображение. Его строки навсегда останутся в памяти тех, кто их прочитает[68].

Один из исследователей творчества Эдгара По Александр Даруна не без горечи заметил:

«Автор всю жизнь балансировал на краю,сам достигая высот и сам же, своими сумасбродными поступками, нанося себе самые страшные удары. «Бес противоречия», которого По описывал в своей одноименной работе, терзал его всю жизнь. Впрочем, с гениями и пророками, трагической девиацией на фоне «нормального» общества, обыкновенно так и происходит: клеймённые при жизни, они возводятся на алтарь лишь после гибели

Эдгар Алан По — создатель популярного детективного жанра, мастер романтической новеллы — стал первым американским писателем, имя которого прогремело на весь мир. Его достижения в литературе до сих пор остаются неразгаданными феноменами. Их тщательно изучают, открывая новые грани и новые смыслы в творчестве по-настоящему выдающегося писателя своего времени.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Михаил Зисманов: Гений в тисках нужды и депрессии

  1. Если автор сделал так много орфографических и синтаксических ошибок, то возникает подозрение, что он и к фактам жизни Э.А.По отнёсся с такой же небрежностью.

  2. Безусловно, Эдгар По — великий человек. Но зачем же русское правописание ломать? Кто-то хоть раз это вычитывал?

Добавить комментарий для Toshkandi Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.