Лидия Маймина

Памяти моих близких

Светлой памяти моих близких
Не поставлено обелисков.
Потеряли, как в стоге иголку.
Шлю им доброе слово вдогонку.

…Город Кривой Рог. Небольшой провинциальный город Екатеринославской губернии (ныне — Днепропетровской области) с «заметным процентом» еврейского населения — родина моего отца.

Семен Рафаилович Маймин родился в 1906 году в ассимилированной «мелкобуржуазной семье», как он всегда писал в анкетах. При советской власти его преследовали за это, ставили ему в вину. Он рано ушел из родительской семьи, начав самостоятельную жизнь. Родители его: отец — Рафаил Петрович (Пинсахович) Маймин, образованный человек, фармацевт, имел аптеку и при аптеке небольшое кафе. Мать — Софья Соломоновна (урожденная Зонтаг), фельдшер-акушерка, была дочерью коммерческого советника (еще с екатерининских времен). У нее было четверо детей — двое старших, Яков и Маша, от первого, рано ушедшего в мир иной мужа и двое младших, Семен и Леонид Маймины от второго брака.

«Бабу Славу», как я ее называла, я хорошо помню. Это была красивая статная дама, по моим подсчетам 1880 года рождения. В городе ее многие знали и любили. Она приезжала к нам в Днепропетровск погостить, а мы с папой до войны навещали ее в Кривом Роге.

До сих пор помню, как приехав на станцию Червонная, мы с папой после духоты вагона  шли роскошным густым лесом (которого, увы! давно уже нет) через сказочные цветущие поляны до стоянки извозчиков, а по пути собирали цветы для бабы Славы. Извозчик вез нас в город, к бабушке. Бабушка жила в двух крохотных комнатах, с сыном Леней, окончившим Горный институт. Прежнего дома, естественно, у них уже не было. Двор был огромный, старый двухэтажный дом был опоясан бесконечным балконом — галереей,  стеклянные двери каждой квартиры выходили на небольшой участочек этой галереи, где обычно семья готовила еду на примусе (у «продвинутых» был керогаз), обедала за своим столиком, общалась с соседями. Дедушку Рафаила я не застала в живых. Осталось от него только фото — импозантный мужчина, красивое породистое лицо…

Я часто слышaла от бабушки фамилию соседей Должанских (а может и видела их — не помню), с которыми баба Слава была очень дружна.

После войны, когда у моего отца собирались друзья — преподаватели Горного и  Металлургического институтов — вспоминали недавно отгремевшую войну, я старалась уйти и не мешать им, мне в 18–20 лет это было неинтересно, хотя книгами писателей о войне (Бубеннов, Павленко, Полевой, Бабаевский, Можаев и др.) я зачитывалась. Это были «новинки», это — о нашем времени. С возростом мои оценки творчества этих писателей поменялись.

Но однажды папа рассказывал о погромах в Кривом Роге, когда он, его братья и сестра были детьми (наверное лет 8–10). Главным лицом его воспоминаний, как всегда, был его отец. Пришли бандиты, которых папины родители знали в лицо — город-то небольшой, да и аптекой и услугами акушерки пользуется каждая семья.

Я помну, как отец рассказывал: «Моя мать (баба Слава) заранее отводила детей к Должанским, отец ( Рафаил Петрович) сидел, привязанный погромщиками к стулу. Он попросил, чтобы ему в связанные руки вставили газету и невозмутимо читал, пока бандиты шарили в доме. Бабушка стояла в углу и плакала. Бандиты забрали все что хотели, что смогли унести, и ушли, не причинив хозяевам физического вреда. Нетипичный случай.

С течением времени, вспоминая своих ушедших близких, стараясь из пёстрой мозаики эпизодов воссоздать цельную картину, я не раз задавала себе вопрос: почему бабушка Слава перед погромом отводила своих детей для безопасности к Должанским? Фамилия- то вроде еврейская. Не избежать погрома-грабежа… И ответ пришел. Неожиданно.

Моя приятельница Наталья Тихомирова была подписчиком одного из лучших русских журналов в Америке — журнала «Вестник». Приехала я в Арлингтон в 1998 году, и она щедро делилась со мной этим журналом. Недавно я ей сказала: «Лучшие слова, которые Вы мне сказали за 15 лет: «Лидия, хотите «Вестник»?». Каждый раз описать мою радость, когда я держала в руках очередной выпуск журнала, не было слов. И этот замечательный журнал принес мне ответ. Это был «Вестник» № 9 (346), апрель 2002 года. Автор, Михаил Хазин, в статье «Послания былых времен» пишет о Криворожской семье Должанских и о главе семье — Якове Моисеевиче Должанском:

«Родился Яков Моисеевич Должанский в 1864 г. в семье бывшего николаевского солдата, жившего в управлении криворожских рудников. Учился в гимназии и вырос в ассимилированной семье».

Яков Должанский окончил Екатеринославский (Днепропетровский) Университет, стал первоклассным врачом, профессором, уехал в Палестину, был видным представителем еврейского национального освобождения, был знаком и дружен с Владимиром (Зеевым) Жаботинским.

Кто именно из большой семьи Должанских были друзьями бабушки Славы, я не знаю. Но то, что их дед был николаевским солдатом, естественно, крещеным, давало им шанс уцелеть при погромах. Потомки николаевских солдат (из евреев) как правило выставляли в окнах иконы, и погромшики их миновали. Вот почему бабушка Слава уводила детей к Должанским.

Немного истории. При царе Николае в августе 1827 года был издан указ об отправлении рекрутской повинности и военной службы евреями. Преследовались две цели: пополнение армии и ассимилация евреев. Еврейских детей 7–12 лет стали забирать в кантонистские школы, насильно крестить и отправлять в солдаты на 25 лет. Детей отлавливали, выкрадывали; боготатые откупались, выставляя детей бедняков. Их гнали этапом до ближайшей кантонистской школы. Это хорошо описано у писателя Александра Ивановича Герцена в романе «Былое и думы». Он как-то зимой ехал в своей коляске по степи. Увидел группу малых детишек — бледных, усталых, измученных и замёрзших, в  длинных, не по росту шинелах. Вёл группу унтер-офицер. Писатель обратился к нему, чтобы тот был подобрее к этим несчастным детям. «До «могилёва» дойдут!» — глумливо пообещал унтер, имея ввиду — умрут в дороге. Мало кто выживал, некоторые, не выдержав тяжелой кантонистской муштры, не желая креститься — кончали свои детские жизни самоубийством.

Бабушка Слава погибла в августе 1941 года, когда она вместе с семьей старшего сына Якова (майора медслужбы, начальника госпиталя), ранеными и работниками госпиталя бежали из Ставрополя от наступающих фашистских войск. По пути немецкие «Мессершмидты» бомбили госпиталь на бреющем полёте. Впоследствии дядя Яша рассказывал: были видны нагло улыбающиеся физиономии немецких лётчиков. Люди выносили из грузовиков раненых, прятались в придорожных канавах. Их с самолетов расстреливали в упор. Однажды бабушка отказалась выходить из машины. Она была убита прямым попаданием бомбы. Ей было 60 лет.

В 1992 году я была в Иерусалиме, посетила Яд-ваШем и записала бабушку Софью Соломоновну Маймину в Поминальный список жертв Холокоста.