ЧТО ЖЕ ТЫ, ВАСИЛИЙ…

Борис Швец

«ЧТО ЖЕ ТЫ, ВАСИЛИЙ,
МНЕ НА ГОЛОВУ РАСПЛАВЛЕННОЕ ОЛОВО КАПАЕШЬ?»
ИЛИ О МАТЕ, КАК СРЕДСТВЕ УСИЛЕНИЯ ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТИ
В РУССКОЯЗЫЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

«Русский язык очень богат.
 Но русский мат более доходчив».
 Неизвестный автор

          Кто бы мог подумать, что меня занесет на эту тему? С животрепещущим матерным вопросом я столкнулся при опубликовании своих очерков в юмористическом альманахе номинантов Национальной литературной премии «Писатель года». Используя в описании двух реальных случаев прозвучавшие в действительности слова, я стремился сохранить колорит ситуаций. Справедливо квалифицировав несколько выражений, как плохо завуалированный мат, редакция указала мне на недопустимость применения подобных слов в открытой печати. Робкая авторская попытка не пробила неприступную редакционную цитадель. Мне оставалось смиренно заменить бранные слова эвфемизмами и расслабиться, что я и проделал. Однако теперь, передохнув, хочу заступиться за родной русский язык.

          Первично существительное «мат» означало «голос» («Большой лингвострановедческий словарь» Ю.Е. Прохорова и др.). В результате исторической трансформации значение слова изменилось и стало употребляться в смысле нецензурной брани, сохранив прежнее содержание в выражении «орать благим матом» («Этимологический словарь русского языка» П.А. Крылова). В толковых словарях русского языка слово «мат» среди прочих его значений раскрывается, как «неприличная брань», «грубая брань» («Толковые словари» С.И. Ожегова, Т.Ф. Ефремовой, С.А. Кузнецова). А вот определение мата в «Большом лингвострановедческом словаре»: «Бранные слова и выражения, недопустимые с точки зрения общественной морали, обычно заключающие в себе резко негативную оценку и оскорбление адресата; непечатная или нецензурная лексика». Иное толкование, однако, в словаре В.И. Даля: «крайнее, гибельное положение, беда и конец» . Так же трактует слово «мат» «Малый академический словарь»: «Поражение, гибель, безвыходное положение». С таким значением это слово встречается у Некрасова, Островского, Писемского (см. «Толково-фразеологический словарь» М.И. Михельсона). Это значение сохраняет шахматный термин «мат». В этом смысле мат употреблен в некоторых русских пословицах и поговорках, но в большинстве из них содержание мата приобретает уже иное звучание — от «выражения восхищения, удивления» до «крепкой ругани» («Словарь русской брани» В.М. Микиенко, Т.Г. Никитиной). Эта, представленная в сформированных временем пословицах русского народа трансформация значения мата позволяет предположить, что именно так смысл матерных слов в народном сознании проникся понятием крепкой ругани и некой молодецкой удали: дескать, выругался — значит крепок, силен. А прямым следствием этого могло стать распространение мата в быту, как характеристики прочности и силы его носителя.

          В наиболее развернутом виде мат определен специальной литературой, как «слова, словосочетания, относящиеся к сексуальной и мочеполовой сфере, смысл которых, в общем-то, признаваем, а модус передачи, в тексте или устно, решительно осуждаем обществом и правилами хорошего тона» (Энциклопедия «Альтернативная культура»). Будучи признанным эпатажным элементом общественной морали, матерные слова и выражения носят в обществе устойчиво одиозный, но и привлекательный характер. Емкость смысловой нагрузки матерных слов невероятно велика. Интересно, что в массовом сознании мат приобрел некую демоническую окраску: с матерщиной в битвах идут на смерть, матом кроют нерадивых, подгоняя их на свершения. Матом, случается, сколачивают общество в критических ситуациях. Мат может возыметь эффект в тех случаях, когда другие методы управления уже не действуют . Мат способствует распознаванию «своих», помогая установлению доверительного контакта. Мат может помочь раскрепощению в сексуальных отношениях. По мнению выдающегося филолога Ю.М. Лотмана мат «… имеет бесспорные признаки художественного творчества…».

Почему эти слова стали официальными изгоями? Встречается мнение, что такой взгляд возник из традиций российского православия, отрицающего секс для радости и считающего мерзкими относящиеся к сексуальной сфере части тела. Зачастую образ матери христианская мораль ассоциирует с образом богородицы, вследствие чего транспонирует некоторые безусловно и категорически неприемлемые выражения с упоминанием матери из сферы личной и интимной в общественную мораль. При этом, однако, в литературе можно встретить употребление священниками иных матерных слов (например, «Житие протопопа Аввакума», 17 век).

          Только ли для российского общества характерно наличие ненормативной лексики вообще, а матерных слов в частности? Задавшись этим вопросом, мы получим ответ, который убедит нас в существовании и сквернословия, и прямого мата в самых разных языковых средах и культурах. Где-то несанкционированная лексика беднее, где-то богаче. Интересно, что табуирования мата в зарубежных сообществах практически нет, как нет и его широты, и его героики. Пожалуй, можно утверждать, что российский мат с его обильными производными и примыкающими словесными обертонами представляет собой явление незаурядное, способное потянуть на статус «национального достояния».

          Традиция употребления мата на Руси уходит в глубокую старину. Я слышал рассказы о съемке фильма «Андрей Рублев», когда исполнявшему роль скомороха Ролану Быкову нужно было танцевать под исполняемую им песню. С ней возникла проблема. Тексты песен 14-15 веков, естественно, не сохранились. А когда пытались их сочинить, экстраполируя современность вглубь времен, то столкнулись с очень любопытной ситуацией — чем дальше народный язык отстоял от нашего времени, тем больше он изобиловал матерщиной. Создатели фильма нашли компромисс, заглушив гомоном толпы самые непотребные моменты. Но даже тогда оставшиеся фрагменты песни с огромными усилиями удалось отстоять в цензурной битве за нравственность.

          И если мат в русской литературе далеких лет являл собой скорее исключение, чем норму, то бытовой мат был элементом повседневности у крестьянства, а с развитием в стране капитализма — и у рабочих. В рабоче-крестьянской среде дореволюционной России общение без матерщины представляло такую же редкость, как пьянка без драки. В некоторых российских деревнях мат мог рассматриваться, как основной речевой носитель. В таких замкнутых сообществах речь людей была крайне обеднена; их свернутая, сокращенная речь исключала возможность возникновения и передачи возможных нюансов, придающих и языку и мысли богатство содержания всей палитрой оттенков. В этом случае матерщина поддерживала и стимулировала деградацию общества.

          Мат, невозможный и недопустимый в повседневной речи интеллигентного человека, меняет свою трактовку, если подается в художественном содержании литературного текста, что и отличает его от площадного мата. Для прецедента сошлюсь на мнение по аналогичному вопросу признанного авторитета — Председателя Правления Советского Фонда Культуры академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, который в шестидесятые годы прошлого века с подобной аргументацией отстоял возможность появления в русской литературе эпохального романа Владимира Набокова «Лолита» с ярко выраженной эротикой. По заключению Д.С. Лихачева обвинения романа в пропаганде порнографии были отметены художественными достоинствами «Лолиты».

          Обратившись к нашим классикам, мы встретим матерные слова в стихотворениях Пушкина, Полежаева, Лермонтова, Некрасова, Аполлона Григорьева. Представленный сверх его четырех корневых слов сотнями производных, русский мат использован в поэзии Маяковского и Есенина, прозе Довлатова и Солженицына. Изобилуют виртуозным матом сочинения Алешковского и Венечки Ерофеева.

          В апологетике мата в литературе прибегну к аналогии. Все мы знаем, как вкусна обычная вода (помните, гимн воде у Назыма Хикмета: «…стакан чистой, стакан свежей, стакан сверкающей воды…»?). А пробовали дистиллированную, лишенную примесей, воду? Я проверил собственным опытом: в своей абсолютной пресности такая вода неестественна и по ощущению мертва. Так вот: мат — это та примесь, которая бывает способна оживить привкусом жизни пресные порой художественные описания. С оговоркой для этой матерной примеси — когда, где и сколько. Мат в таких случаях — способ и средство, призванное в уместных случаях усилить выразительность и образность изложения литературного произведения. Порой в литературе мат с успехом и лаконично способен передать эмоциональное состояние героев, или вектор их мыслей, или протестный накал. Но в каждом отдельном случае только вкус и личные пристрастия автора и читателей могут оценить уместность использования ненормативной лексики. И если выше я привел примеры употребления мата классиками, то еще больше признанных мастеров пера в использовании его не замечены. Назову имена Бабеля, Платонова, Астафьева, Вампилова. Перечень бесконечен.

          В публичном пространстве, а тем более в средствах массовой информации, мат недопустим. В таком использовании мат лишается возможной художественной оболочки, выставляя свою первичную анатомически-физиологичную сущность. И становится вульгарным носителем скабрезности, формируя, деформируя и обедняя сознание молодежи и подкрепляя устойчивый лексический набор старших поколений за рамками культурного контекста. По этим мотивам вступление в 2014 году в силу Закона о запрете использования ненормативной лексики в публичном пространстве и СМИ можно было бы только приветствовать, если бы не содержащееся в нем требование специальной упаковки с предупредительной надписью «Содержит нецензурную брань», коим следует сопровождать продажу соответствующей печатной продукции. Тем самым упрощается выбор ограничиваемых изданий у книжной полки. А ретивая цензура найдет лишний рычаг воздействия на содержание художественных произведений, что вряд ли пойдет на пользу русской литературе.

          Если представить себе цензуру в пространстве художественной литературы, то хотя она и ограничит использование матерных слов и выражений, но вряд ли серьезно изменит ситуацию. Любая крайность в нарушении естественной среды грозит обернуться нежелательными последствиями. Вот аналогия: в католичестве для священников установлен целибат, запрет на брачные узы. В результате в этой среде гуляют неусмиримые педофилия и гомосексуализм. Или представим себе маятник — может ли он зависнуть в крайнем положении? Никогда. Он откачнется, и тем больше, чем выше угол его исходного отклонения. Так и жесткие ограничения по использованию ненормативной лексики в литературе могут способствовать отдалению литературы от реальной жизни с усилением роли мата в неформальном языковом общении, что в свою очередь будет разводить общество на читающую интеллигенцию и «народ». Не обернется ли тогда цензура в отношении мата в русской художественной литературе расширением необузданного площадного мата — общеупотребимого элемента протестного анархического движения против всех и вся? С характерной для нашей ментальности бесшабашностью и ухарью: «Раззудись, плечо! Размахнись, рука!»

          В России неформальная лексика стала устоявшейся частью нашей культуры. Прошу заметить, я не популяризирую мат. Но считаю неправильным запрет на употребление матерных слов в случаях, когда мат не носит характер публичного вещания или публичной брани, не становится нормой повседневной жизни. Допустимость мата в прочих конкретных ситуациях общения определяется культурным и социальным уровнем людей. В литературе встречается упоминание о значительном повышении информативности русской речи, когда командир в ходе боя по традиции переходит на мат. Порой какое-нибудь острое словцо уместно в узком кругу приятелей, в приватных пересказах и анекдотах. Не будем лицемерить — кому из нас, половозрелых, в легкой дружеской беседе не доводилось слышать или употребить матерное слово? А если такие сыщутся, то первое, чем нужно поинтересоваться — эти люди случаем не глухие-немые?

          Каким видится мне будущее русского мата? Если оставить его в покое за рамками недопустимого диапазона применения, то поколений через пять-десять по мере роста общей культуры русскоязычного населения он спокойно отодвинется на задний план, утратит большую часть своей одиозности и перейдет в ретроспективную сферу языковых «гурманов». И станет малой, но вполне значимой частью мировой языковой культуры, имея исторические корни и славный послужной список.

          В 70-е годы прошлого столетия по Москве гуляли разговоры об исследованиях русского мата учеными специалистами. Среди прочих научных разработок называли двухтомный трактат Евдокии Михайловны Галкиной-Федорук, филолога МГУ и ученицы легендарного Виктора Виноградова, якобы изданный ограниченным тиражом для узких специалистов. Вроде бы ее автор доказательно утверждал развитие мата, трансформирующегося и совершенствующегося по всем правилам русского языка. Я не читал и допускаю даже, что издания такого нет, но по наивности продолжаю верить в эту версию. Возможно, потому, что хочу видеть русский язык сочным, полнокровным и живым, без упаковки с надписью, какая бывает на прахе из крематория.