Лев Сидоровский: Олимпийский характер. Главы 1-я и 2-я

Loading

  Когда мы познакомились, Борис Ваганович тянул на себе тяжёлую ношу генерального директора «Леноблэнерго». И, наб­людая за ним в деле, я ощутил, что немалые физические и мо­ральные нагрузки, к которым человек привык в спорте, здорово помогали ему и в этой непростой должности. Например, вспоминаю, как Маркаров после напряжённейшего дня, проведённого в Подпорожье, без особого труда из такой дали сам вёл потом машину по ночному шоссе…

Олимпийский характер.

Лев Сидоровский

Глава 1-я.

  Золотая цена «бронзы»

Слово — о заслуженном мастере спорта СССР, многократном рекордсмене и чемпионе СССР, призёре XVII Олимпийских игр  и первенства мира по велосипедному спорту Викторе Егоровиче Романове

 ОН УЖЕ выходил из виража на финишную прямую, как вдруг перед самым колесом «завалился» датский гонщик… Потом Вик­тору расскажут, что рули и сёдла обеих машин пришлось сни­мать — иначе никак было не «развязать» узел, в который они затянулись. Узнал об этом Романов в больнице, когда очнулся. Ему казалось, что спина, руки, бедро — всё тело в огне: да, упасть на семидесятикилометровой скорости — это всё-таки весьма чувствительно, особенно — если трек не деревянный, а бетонный. В Орхусе он был как раз бетонным… Виктор лежал, закусив губу: «Сколько ободрано кожи, даже температура под­нялась, а впереди ещё две гонки здесь, в Дании, три — в ФРГ, и запасного в команде нет…»

Назавтра, весь в бинтах, он сел в седло. И спустя день — сел опять. Приехали в ФРГ — снова победные старты. А когда вернулся домой, свалился. Врачи недоумевали: «В таком состо­янии крутил педали? Невероятно!» Зато не удивлялись ни Моск­вин, ни Бельгард, ни Колумбет: они не первый год «крутили педали» вместе с Романовым и поэтому знали его лучше докто­ров. Наверное, и многочисленные поклонники Витиного таланта, если бы услышали подобные «ахи», тоже б снисходительно улыбнулись. Потому что эти люди давно уже убедились в том, что, если Романов вышел на трассу, с дистанции не сойдёт ни за что. Во всяком случае, за все годы такого с ним не случалось ни разу. Начиная с самого первого старта…

 ***

ТОТ, САМЫЙ первый, запомнился Романову, наверное, на всю жизнь. В Ленинграде проходило первенство вузов, и для участия в стокилометровой шоссейной гонке команде Текстиль­ного не хватало одного спортсмена. На старте требовались обязательно четыре велосипедиста, а результат засчитывался, если финишную черту пересекали трое. Вот Виктору и сказали:

 — Не волнуйся. Пойми: ты нужен только для страховки. Километров пятнадцать протянешь (ты же всё-таки конькобежец, на это тебя должно хватить), а там спокойненько отваливай. Потом мы уже всё без тебя сделаем…

Действительно, Романов неплохо бегал на коньках, но «велосипедный» опыт имел самый минимальный, километров двес­ти всего (для сравнения: ныне к первому старту, как правило, наезжают по пять-шесть тысяч). Между тем, темп сразу был взят «профессиональный», для Романова — просто немыслимый, и уже к пятому километру Виктор почувствовал: «Не могу». И чем дальше, тем всё острее, всё нестерпимее становилось это проклятое «не могу», но после пятнадцатого километра он все-таки не «отвалил», а на тридцатом вдруг не выдержал опытный Эдик Корман, и теперь уже Виктору надо было обяза­тельно, через все «не могу», идти до конца, ведь секундоме­ры-то останавливаются, лишь когда приходит третий. И он катил по Верхне-Выборгскому шоссе — на пределе возможностей, на сверхпределе, и, когда через два с половиной часа достиг фи­ниша, сойти с велосипеда сам не смог: так свело ноги…

 ***

ЭТО БЫЛО в 1955-м. А спустя год в Киеве, где разыгрыва­лось первенство вузов страны, Романов принял участие в общем старте на двести километров и показал третий результат. Уез­жал на берега Днепра второразрядником, вернулся на берега Невы мастером спорта…

Что за феномен: вчерашний новичок, по сути, случайно севший на велосипед, сегодня становится уже чуть ли не лиде­ром… Везение? Авантюризм? Счастливое стечение обстоятель­ств? Наверное, так или примерно так недоумевал некто, не об­щающийся с Романовым близко. Те же, кто был знаком с ним по­теснее, только улыбались: «Всё закономерно». Потому что зна­ли: межсезонья для Вити не существует. Если другие велосипе­дисты того времени зимними вечерами любили потолкаться на танцах в Мраморном зале (был такой в Кировском ДК) или, до­пустим, пропустить пару кружек в зале пивном, в общем — «от­дыхали от велосипеда», то Романов зимой не отдыхал, а тру­дился. Трудился до седьмого пота — на катке. И ноги станови­лись всё мощнее, а дыхание — всё глубже… Когда весной пятьдесят седьмого сел в седло, почувствовал: сил прибави­лось. Настолько прибавилось, что, выступая на первенстве го­рода в двухсоткилометровой гонке, оказался первым. Его фи­нишный рывок был таким резким, что привёл судей в изумление. Потом судьи привыкнут к тому, что Романов финиширует всегда красиво, но относиться к этому спокойно так и не научатся. Сколько таких впечатляющих финишей случилось у него, скажем, на разных этапах всесоюзной многодневки, когда шли они от Минска до Вильнюса, от Вильнюса до Каунаса, потом — Шауляй, Рига, Таллин, Нарва, Ленинград, Новгород, Валдай, Калинин, а там, к исходу второй недели, и — Москва, стадион Юных пионеров… Две тысячи километров, и не раз за эти две тысячи лидерство захватывал Романов, оказавшийся в конце концов в личном зачёте вторым. Конечно — поздравления, цветы…

А иногда случалось и такое: друзья-товарищи жмут руку, хлопают по плечу, хотя Романов, вроде бы, совсем не победи­тель гонки. Почему же поздравления? А вот почему. Вспомню лишь два случая.

Случай первый. Путь гонщикам лежал от Калинина до Вал­дая. Только Виктор принял старт, чувствует: заднее колесо притирается… Остановился: так и есть — «барашек» сорван… И вот все участники, больше ста человек, скрываются за гори­зонтом, а Романов терпеливо ждёт «техничку», затем меняет колесо и бросается вдогонку. Первые семьдесят километров шёл в полном одиночестве, потом достал одного, другого, третьего — и на финиш прикатил в основной группе. Когда лучшему на этом этапе вручили оранжевую майку, победитель протянул её Романову…

Случай второй. Многодневка по дорогам Египта. Наши идут отлично: лидирует Алексей Петров, Романов — третий. И вот на одном из последних этапов, когда Петров и Романов резко оторвались от группы, ушли вперёд, у Алёши вдруг ломается машина. Продолжи Романов гонку так же сильно, он, вероятно, поднялся бы ступенькой выше, даже наверняка бы поднялся, но Виктор поступил иначе: отдал велосипед другу. Затем знакомое уже ожидание «технички» — в общем, эта остановка стоила Романову десяти минут, и с мечтой о призовом месте пришлось распроститься. Поражение? Как сказать… Вот и получается, что бывают проигрыши, которые дороже победы…

 ***

ЗА ЭТИ, да и за другие добрые качества в сборной страны Виктор прижился сразу. Тем более что земляков тут хватало: Москвин, Мелихов, Бельгард, Петров, Востряков, Олизаренко… В 1960-м, готовясь к римской Олимпиаде, больше двадцати тысяч на колёса намотали. И вдруг Романова срочно переводят с шоссе на трек. Виктор удивляется: «Почему?», а тренеры поясняют: «Потому что ты, Витя, — типичный скорост­ник, а трек — это скорость! Здесь смена ситуаций, а значит — и динамика принятия решений покрепче, чем на шоссе»…

Бешеный нерв трека Романов ощутил скоро. И полюбил бе­зоглядно. И ещё прослыл среди товарищей «хитрым». Конечно, они называли Витю «хитрым» беззлобно, даже с доброй за­вистью, потому что умел Романов проводить гонки в оптималь­ном варианте: это значит, что, не тратя сил впустую, он, как правило, добивался максимального эффекта. Его мозг в мгнове­ния гонки был подобен электронной машине: прокручивая в го­лове десятки вариантов (подсчёт очков на треке очень слож­ный), Виктор точно знал — сколько у кого из первой десятки надо выигрывать. И выигрывал.

Однако самое неверное сделать из этого заключение, что Романов в спорте был холодным рационалистом. Как бы не так! Например, на предолимпийских соревнованиях, когда он уже обеспечил себе путёвку в Рим и в труднейшей заключительной групповой гонке (сто кругов, тридцать три промежуточных фи­ниша), казалось бы, мог себя поберечь, Виктор, наоборот, сделал невозможное: обошёл всех на три круга! (Потом ему та­кое удастся лишь однажды, в ГДР). Виктору было очень важно, чтобы люди, доверившие ему высокое право защищать честь Ро­дины, ещё раз убедились: выбор сделан правильный.

 ***

И ВОТ — Рим, а там — и так называемая командная гонка преследования на четыре километра. В нашей команде три ле­нинградца — Москвин, Бельгард, Романов и киевлянин Колумбет. Велосипед в Италии — известно, национальный вид спорта, а «тиффози» за своих болеют, как никто и нигде. Но наши ребята не дрогнули: успешно провели предварительный заезд и вошли в восьмёрку, продолжавшую борьбу за медали. В четвертьфинале выиграли у голландцев… одну сотую долю секунды (Романов всё удивлялся: «И как её смогли определить?»), причём выиг­рали с отличным временем — 4 минуты 29, 97 секунды, что было выше прежнего олимпийского достижения и стало новым рекордом СССР. А в полуфинале, увы, всё-таки уступили хозяевам трека, победителям двух предыдущих Олимпиад, — лишь 0,13 секунды уступили, и дальше надо было сражаться за «бронзу» с очень сильной командой Франции. Они выиграли эту захватывающую гонку — так советские велосипедисты завоевали самую первую олимпийскую медаль! Вслед за ней тут, в Риме, скоро придут и вторая медаль, и третья, и четвёртая, и пятая, особенно ве­сомой станет золотая награда Виктора Капитонова, но именно их «бронза» открыла этот славный счёт…

 ***

КОНЕЧНО, было радостно, а тут еще Романову в олимпийс­кую деревню приходит телеграмма с берегов Невы, из дома № 8 по Загородному проспекту, подписанная не только отцом, ма­мой, сестрой, но и всеми соседями по «коммуналке». Оказыва­ется, там, в старом доме у Пяти углов, люди ловили ночью римскую волну, чтобы только побыстрее узнать о Вите. Они помнили Витю ещё худющим мальчишкой, только-только оклемав­шимся после блокадного голода и холода. Помнили, как через весь город ездил в спортклуб ГОМЗа, где в гимнастической секции его приветили, и парень почти добрался до второго разряда. Помнили, как потом Витя перекинулся на коньки…

К валенкам он прикручивал коньки и раньше, а тут вдруг Генка Цветков потащил приятеля в самую настоящую спортивную школу, правда — юношескую, где тренером был Николай Ильич Лященко. И Витька в тренера… влюбился. Он открыл в Николае Ильиче тот характер, о котором мечтал всегда сам. Витька да­же и представить себе не мог, что когда-нибудь пропустит тренировку. Однажды, когда на полуторке Витька побил личный рекорд, не дотянув до мастерского результата всего полторы секунды, он разревелся: не потому, что «мастером спорта» не стал, а потому, что Николая Ильича расстроил. Зато как радо­вался тренер, когда на соревнованиях в Горьком его питомец выиграл подряд все четыре дистанции. Витька и в Текстиль­ный-то пошёл только потому, что там теперь преподавал Лящен­ко…

Среди студентов города Романов сразу же стал чемпионом и на всесоюзных вузовских соревнованиях показывал отличные результаты. Его включили во «взрослую» сборную Ленинграда, и Виктор там тоже не опускался ниже третьего места — как види­те, всё складывалось к тому, что быть Романову знаменитым конькобежцем. А тут как раз — та самая, в общем-то, случай­ная велогонка, о которой речь шла выше. Те сто изнурительных километров — через «не могу» — определили его дальнейшую судьбу на целых десять лет, а может — и на всю жизнь. Потому что олимпийский характер Романова остался с ним и после то­го, как бессменный комсорг сборной в двадцать пять лет (са­мый расцвет сил!) решил большой спорт оставить.

 ***

ПОЙТИ на это оказалось, конечно, непросто, ведь после Олимпиады было ещё немало красивых побед, и с первенства ми­ра привёз медаль, но, чтобы заниматься наукой всерьёз, нужно было сделать бескомпромиссный выбор, и Романов решился. (Правда, по просьбе коллег он потом ещё не раз выступал за свой институт и, конечно, всегда выигрывал, но это было уже для него как разрядка, не больше).

Так же, как раньше отдавался он спорту, Романов взялся и за новое дело. Вскоре довелось пройти испытание высокими административными должностями, и он выдержал это с честью, — наверное, потому, что спорт давно приучил Романова не мало­душничать, не идти на сделку с совестью, быть предельно принципиальным… Конечно, узнав, что проректором в Текс­тильном «тот самый» Романов, сюда сразу же устремились все, кто хорошо крутил педали велосипеда. И хотя проректору это было — чего уж скрывать — приятно, особых поблажек «спорт­сменам» он давать не собирался. Тем, у кого характер не вы­держивал, помогал — не «тянул», а именно помогал человеку снова обрести себя. Так не бросил учебу токарь, студент-ве­черник Сергей Петров: он и мастером спорта стал, и заведыва­ние институтской лабораторией скоро ему доверили. И Анатолий Куличенко, быстро обретший звания и мастера спорта, и канди­дата технических наук, частенько признавался: «Глядя на те­бя, Егорыч, я всегда стесняюсь делать ошибки…» И студент начала восьмидесятых Володя Осокин, призёр монреальской Олимпиады и первенства мира в гонках по треку, добыв новый мировой рекорд и став чемпионом страны, тоже наверняка кое в чём был обязан Романову…

И на земле Алжира, где Виктору Егоровичу выпала непрос­тая задача — организовать и возглавить большой коллектив со­ветских специалистов в Национальном институте лёгкой промыш­ленности, он это испытание выдержал тоже достойно. А возвра­тившись под родное небо, стал заведовать кафедрой, руково­дить лабораторией. К тому времени, когда в 1980-м мы познакомились, Романов уже написал шестьдесят научных трудов, закончил докторскую диссертацию… Немало­важная деталь: он уже знал немецкий язык, свободно владел французским. Умение распределять силы «на всю дистанцию», которое Виктору Егоровичу дал спорт, всегда помогало ему не формально выполнять многочисленные общественные обязан­ности: и в институте, и в городской федерации велоспорта, и в Ленинградском правлении научно-технического общества. А ещё — приёмы трудящихся, потому что раз за разом избирался в депутаты райсовета… В общем, жизненный темп этого челове­ка, который поразил меня тогда, был такой, что без всяких физзарядок его вес оставался прежним, словно во времена самых интенсивных тренировок…

 ***

ПРОШЛИ годы. Текстильный институт ныне именуется Уни­верситетом технологии и дизайна, и Виктор Егорович (доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники России) здесь — президент. А до этого долгие годы был ректором (одновременно являясь председателем Совета рек­торов высших учебных заведений Санкт-Петербурга, вице-прези­дентом Союза ректоров России). Он — действительный член Акаде­мии наук высшей школы, Санкт-Петербургской, Российской и Международной инженерных академий, Петровской Академии наук и искусств. Почётный доктор Университета Де Монтфорт, что в британском Лестере. Почётный доктор Московского текстильного университета. Лауреат Золотой книги Санкт-Петербурга. Опуб­ликовал двести девятнадцать научных работ (в том числе — тридцать пять охранных документов на изобретения и промыш­ленные образцы), руководит межвузовской научно-технической программой «Легтекс», дал жизнь Федеральной программе «Раз­витие льняного комплекса России», создал и возглавил научную школу по разработке теоретических основ системного проекти­рования изделий лёгкой промышленности.

Конечно, за всё это немало у Виктора Егоровича орденов, медалей, но всё же награды спортивные для него — заслуженного мастера спорта СССР, многократного рекордсмена и чемпиона страны, призёра Олимпиады 1960-го и первенства мира 1962-го — имеют ценность совсем особую. И поэтому частенько вспоминается академику Романову Рим, пьедестал почёта, когда, познав зо­лотую цену олимпийской «бронзы», он вдруг пронзительно ощутил, что сделал для Родины всё что мог…

Виктор Романов на треке, 1960-й.  Олимпийскую медаль Виктор Егорович надел по моей просьбе – только для снимка. 1980-й. Его олимпийский диплом.
Виктор Романов на треке, 1960-й.  Олимпийскую медаль Виктор Егорович надел по моей просьбе – только для снимка. 1980-й. Его олимпийский диплом.

Глава 2-я.

«Осторожно: в атаке — Маркаров!»

Слово о мастере спорта СССР, герое Олимпиады 1956 года в Мельбурне Борисе Вагановиче Маркарове.

ИХ ДОМ от ГЭС был в пяти минутах ходьбы, и отец часто приводил маленького Борьку к знаменитой плотине. Плотина сы­ну нравилась, а в машинном зале он трусил — уж очень грохо­тали турбины и генераторы, ещё крепче хватался за отцовскую руку. И снова, в который уже раз, переспрашивал: «Папка, а правда, что ты здесь самый-самый главный?»

Ваган Аванесович был директором Волховской ГЭС, и сыну это явно льстило. И мамину профессию (хирург!) малыш тоже уважал. Он уже знал, что родители познакомились на каком-то непонятном «рабфаке», куда пришли по комсомольской путёвке, и вот теперь каждый день решал — кем быть, когда вырастет: как мама или как папа? Этот вопрос не оставлял его и потом, в дни блокады, когда сын видел, как отец, у которого опухшие ноги отказывались двигаться, всё-таки шёл каждое утро на свою 7-ю ГЭС — и станция давала ленинградцам свет; когда сын знал, что мама в госпитале по нескольку часов подряд не от­ходит от операционного стола и однажды с ней случился там голодный обморок, потому что скудную свою пайку мама стара­лась всякий раз принести ему и младшенькому Юрке…

Да, блокада день за днём отнимала у людей силы физичес­кие, но духовно люди оказались необоримы — и взрослые, и дети. Однако, когда война закончилась, Борьке очень захотелось наверстать всё, что отняло у него голодное и холодное время, захотелось стать сильным — и мальчишка пришёл в секцию пла­ванья Дворца пионеров. Первое испытание бассейном было не из приятных: парень еле «прокарабкался» двадцать пять метров, и тренер Александра Владимировна Баранова не без основания за­сомневалась, оставлять ли Маркарова в группе, но Борис проя­вил характер и спустя два месяца в заплыве на спине добился юношеского разряда. А через год стал чемпионом города среди мальчиков, обновив рекорд на стометровке вольным стилем.

 ***

САМЫМ большим наказанием было, если домашние говорили: «Не пойдёшь в бассейн». Особенно интересно стало в бассейне, когда из ребят набрали две команды по водному поло. Для игры обычно отводилось воскресенье, и Борис не выходил из воды с утра до вечера. Когда «малышей» сменяли взрослые, уплывал за ворота и там стучал, стучал по стенке, пока кто-нибудь из старших не замечал его старания: «И не скучно тебе, пацан, одному? Давай-ка к нам…» Борис — на голос, конечно, пу­лей… В общем, крепко заворожила его эта игра, требующая от спортсмена и скорости, и выносливости, и большого тактичес­кого мастерства, и умения не только мощно и метко бить по воротам, но и мгновенно принимать точное решение — как не уставал повторять им тренер: «Думать надо, ребятки…»

Из Киева, с юношеского чемпионата страны по плаванию, Борис привёз диплом и часы марки «Победа», которые сразу по­дарил маме. Из Минска, с матча пяти городов, — ещё один дип­лом. Во Львове — вновь высшая награда… И с мячом на воде тоже получилось удачно. После школы ему советовали: «Посту­пай в «Дзержинку» — знаешь, какие там ватерполисты!» Но Бо­рис, помня об отце, подал документы в Политехнический.

Кстати, хорошие ватерполисты, оказывается, были не только в «Дзержинке»: команда студенческого спортивного об­щества «Наука» (которое потом стало называться «Буревест­ником») вскоре после прихода туда Маркарова, выиграв первенс­тво города и заняв на чемпионате страны по своей группе са­мое лучшее место, перешла в высшую лигу.

 ***

ПЕРЕДО мной номер газеты «Советский спорт» за 1955-й год. Вот отчёт о чемпионате СССР по водному поло, где автор рассказывает, как ленинградцы встречались с безусловными лидерами первенства — московскими динамовцами: «…Успешно действовал молодой Борис Маркаров. Сперва он сам, пройдя с мячом через всё поле, забивает гол, а затем с его подачи Лезин увеличи­вает счет до 3:1…»

А ведь в составе динамовцев были легендарные Петр Мшвениерадзе и Нодар Гвахария. Среди ватерполистов в то время даже существовала так называемая «проблема Мшвениерадзе»: удержать этого бомбардира не мог никто. И вот Василий Петро­вич Поджукевич, тренер «Буревестника», говорит Маркарову:

 — Мшвениерадзе берёшь на себя.

 — Я?!

 — Да, ты. И учти: твой подопечный должен быть нейтрали­зован…

Самое удивительное, что Маркаров действительно сумел крепко «прикрыть» своего кумира, и скоро Бориса пригласили в сборную страны. Так в одном коллективе с асами — Мшвениерад­зе и Гвахарией, с Прокоповым и Шляпиным, с Гойхманом и Ку­ренным — стал выступать и он, самый молодой.

Главная команда страны — это значит бесконечные сборы, тренировки, игры дома и за рубежом. Вот и ездил Маркаров по белу свету, возя с собой учебники по начертательной геомет­рии и физике, сопромату и теормеху. Где-нибудь в Киеве, бы­вало, чертит эпюры, через неделю в Минске делает курсовой проект… Совсем непросто учиться, когда такие физические нагрузки, — ведь известно, что во время матча игрок проплы­вает несколько километров. А бывает, что дело оборачивается, пожалуй, и добрым десятком километров: например, во время одной встречи, помнится, оказалось столько «штрафников», что игру пришлось заканчивать двое на двое, по всей площадке но­сились (после финального свистка Маркаров не мог подняться из бассейна — так затекли и руки, и ноги). К тому же правила в водном поло тогда были покруче, чем теперь: тайм длился десять минут чистого времени, а не пять, как сейчас, замены спортсменов не существовало, штрафники не могли всту­пить в игру до забитого гола. В общем, после любой встречи килограмма три — как не бывало…

 ***

НО ВСЕ эти нагрузки померкли перед теми, которые дове­лось испытать в 1956-м, на Олимпиаде в Мельбурне. Первая же встреча с югославской сборной стала предельно жёсткой, а Маркаров до сих пор старается о ней не вспоминать, потому что случился с ним тогда конфуз: прошёл с мячом от ворот до ворот, оказался с вратарем один на один и вместо того, чтобы бросить в дальний угол навесной, пробил фактически ему в ру­ки. Такой труд затратил впустую — позор! Стыдно было подни­мать глаза, но подплыл Мшвениерадзе, похлопал по плечу: «Бы­вает… Выше нос!» Встречу они проиграли с результатом 2:3, а ведь этот мяч мог всё решить… Но зато потом Борис реаби­литировался — забросил и итальянцам, и американцам. Газеты писали: «Внимание: в атаке — Маркаров!» Да, он любил и умел забивать мячи. В Мельбурне наши ватерполисты впервые оказа­лись среди призёров Олимпиады, а Маркаров на долгие десяти­летия стал единственным ленинградцем, столь отличившимся в этом виде спорта.

Спустя четыре года, буквально перед самым отъездом в олимпийский Рим, произошла беда: на последней тре­нировке Борис серьёзно повредил руку. Заключение врачей было кате­горичным: «Больше выступать не сможешь». Но Маркаров решил с медиками не согласиться. Лечился до изнурения — не только массажем, но и гантелями, эспандером, штангой… Три месяца мучительных занятий не прошли даром: в бассейн всё-таки вернулся, всё-таки снова играл, хорошо играл, но однажды — опять беда, с тем же самым суставом. Перенёс операцию и, как только сняли гипс, приступил к тренировкам…

 ***

ТАК И ДЕЛИЛ себя подряд несколько лет — между работой и спортом, но высокие административные должности постепенно забирали всё время, без остатка, и с водным поло пришлось распроститься. Однако спорт уже сделал своё доброе дело — сформировал сильный характер. Характер, который за все прожитые годы, например, ни разу не позволил человеку поднять голос на подчинённого (если даже тот не прав), или — впасть в панику при любой, даже самой трудной ситуации (а ситуации в теплохозяйствах случаются очень непростые). И ещё этот ха­рактер давно приучил человека брать ответственность на себя, а нелицеприятное мнение о ком бы то ни было высказывать только в глаза, без обиняков.

Когда мы познакомились, Борис Ваганович тянул на себе тяжёлую ношу генерального директора «Леноблэнерго». И, наб­людая за ним в деле, я ощутил, что немалые физические и мо­ральные нагрузки, к которым человек привык в спорте, здорово помогали ему и в этой непростой должности. Например, вспоминаю, как Маркаров после напряжённейшего дня, проведённого в Подпорожье, без особого труда из такой дали сам вёл потом машину по ночному шоссе…

Ну а с 2005-го он — заместитель гендиректора на строительстве защитных сооружений от наводнений нашего города: отвечает за всё энергоснабжение дамбы. Снова (хотя скоро исполнится 87) вка­лывает с утра до вечера. И никто из подчинённых, наверное, даже не догадывается, какое у Бориса Вагановича спортивное прошлое, не знает, что в далёком Мельбурне газеты на всех языках пи­сали: «Осторожно: в атаке — Маркаров!»

В атаке — Маркаров! Мельбурн, 1956-й. От жаркой схватки вода в бассейне кипит... Таким я запечатлел Бориса Вагановича в 1980-м...
В атаке — Маркаров! Мельбурн, 1956-й. От жаркой схватки вода в бассейне кипит… Таким я запечатлел Бориса Вагановича в 1980-м…
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Лев Сидоровский: Олимпийский характер. Главы 1-я и 2-я

Добавить комментарий для Ольга Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.