Генрих Иоффе: «За Марусю пол-Кремля снесём..!»

Loading

Тут же она была схвачена, подверглась страшным надругательствам, зверски избита, об ее открытое тело гасили папиросы. Защищал Спиридонову на суде знаменитый адвокат Н. Тесленко. Военно-окружной суд приговорил ее к смертной казни. В тюрьме Спиридонова ждала смерти полмесяца. На волю писала: «Настроение у меня замечательно хорошее, я бодра, спокойно жду смерти». Однако после Манифеста 1905 г. дело Марии Спиридоновой получило большой общественный резонанс. Либеральная и демократическая пресса клеймила бесчеловечное обращение царской полиции с арестованными.

«За Марусю пол-Кремля снесём..!»

Генрих Иоффе

Гавриил Николаевич Луженовский в Тамбове был человеком широко известным. Учился в Царскосельском (пушкинском) лицее, потом окончил юридический факультет Московского университета. Пользовался популярностью как адвокат не без либеральных наклонностей. В 1904 г. он состоял членом Тамбовской Земской управы. На его выступления собиралась городская интеллигенция, в том числе гимназисты старших классов. Постоянной посетительницей этих выступлений была только что окончившая гимназию дочь коллежского советника Мария Спиридонова. Злые язычки поговаривали даже, что она была неравнодушна к Гавриилу Николаевичу.

На собраниях, на которых часто первенствовал Луженовский, обсуждались разные вопросы, чаще всего события шедшей тогда русско-японской войны. Но когда стало ясно, что Россия её проиграла, Луженовского будто подменили. В нем взыграл патриотизм монархиста. К тому же добавились охватившие Тамбовскую и Саратовскую губернии крестьянские бунты, громившие помещичьи усадьбы. И то ли Луженовский порвал всякие связи с бывшими либеральствующими коллегами, то ли они стали сторониться от него как можно дальше. Совершенно отошла от Луженовского и Мария Спиридонова. Она не только оставила либеральную среду, но вступила в Тамбовскую организацию эсеров, а затем и в их боевую организацию, практиковавшую террор.

А Луженовский, став членом черносотенного «Союза русских людей» и активным автором правых газет, был замечен в монархических и даже правительственных кругах. По указанию из Петербурга он был назначен советником Тамбовского губернского управления и работал в сотрудничестве с губернатором В. фон дер Лауницем.

Это было время крестьянских восстаний и бунтов, в том числе охвативших и Тамбовскую губернию. Фон дер Лауниц, особенно доверявший Луженовскому, поручил ему борьбу с этим крестьянским движением. Под команду Луженовскому было поставлено 2 роты солдат и казаков и несколько чинов жандармерии. Следуя по железной дороге, этот отряд должен был выгружаться на станциях и затем следовать по сёлам и деревням с карательными целями. Крестьян не только подвергали жестокой порке, но и расстреливали. Боевая эсеровская организация вынесла Луженовскому смертный приговор и постановила уничтожить его усадьбу. Привести приговор Луженовскому в исполнение добровольно взялась Мария Спиридонова.

Она шла за ним как охотник за добычей. Покупала билеты на те поезда, в которых ехал Луженовский со своими охранниками и помощниками, и на остановках, когда он выходил на перрон, готова была стрелять. Но всякий раз это не удавалось, так как он шёл или стоял в окружении охранников. Благоприятный случай представился 16 января 1906 г. на станции Борисоглебск. Луженовский вышел из вагона. Охранники на какой-то момент задержались и Спиридонова выстрелила в Луженовского 5 раз, ни разу не промахнувшись. Высокий, огромный Луженовский рухнул, как подкошенный. Но убит он не был, смертельно раненый, лежал на снегу. Спиридонова подбежала к нему и попыталась застрелить себя, но оказавшийся рядом солдат ударом винтовочного приклада сбил ее с ног.

 — Не убивайте ее, не убивайте! — кричал Луженовский , — прости ее, Господи!

Тут же она была схвачена, подверглась страшным надругательствам, зверски избита, об ее открытое тело гасили папиросы. Защищал Спиридонову на суде знаменитый адвокат Н. Тесленко. Военно-окружной суд приговорил ее к смертной казни. В тюрьме Спиридонова ждала смерти полмесяца. На волю писала: «Настроение у меня замечательно хорошее, я бодра, спокойно жду смерти». Однако после Манифеста 1905 г. дело Марии Спиридоновой получило большой общественный резонанс. Либеральная и демократическая пресса клеймила бесчеловечное обращение царской полиции с арестованными. Московский губернатор и командующий Московским военным округом, генерал С. Гершельман направил министру внутренних дел П. Дурново письмо с просьбой заменить приговор Спиридоновой на вечную каторгу. Дурново подписал письмо Гершельмана. Но не таковы были эсеровские боевики, чтобы удовлетвориться «милостью» сильных мира сего. Особо зверствовавшие над Спиридоновой казачий подъесаул П. Аврамов и помощник борисоглебского пристава Н. Жданов были выслежены боевиками и убиты.

Спиридонова отбывала Нерчинскую, а затем Акатуйскую каторгу почти 12 лет. Она бы и не вышла на волю, если бы не Февральская революция 1917 г. А. Керенский, ставший министром Временного правительства, лично предписал освободить Спиридонову. Некоторое время она жила в Чите, а в конце мая прибыла в Петроград. Это было время, когда от партии эсеров уже откололась группа ее левых членов — интернационалистов. Руководящую роль у них играли Б. Камков, В. Карелин, А Колегаев, И. Майоров, П. Прошьян , И. Штейнберг и некоторые другие. Но популярность Спиридоновой (революционный теракт 1906 г., длительная каторга) выдвинули ее на первое место. Джон Рид называл ее «самой популярной и влиятельной женщиной в России».

 Левые эсеры порвали с ЦК партии эсеров. Рассматривая совершившуюся в феврале-марте революцию как буржуазную, они проводили идею дальнейшего развития революции и доведения ее до социалистической. Поэтому они осудили Временное правительство (как буржуазное), считали необходимым переход власти к Советам, требовали прекращения войны (как империалистической) и настаивали на немедленном проведении аграрной реформы в пользу крестьян. Такая политическая позиция сближала левых эсеров с большевиками. Пожалуй, единственное их расхождение заключалось в отношении к другим революционно демократическим партиям. Левые эсеры были за коалицию с ними и высказывались за создание так называемого «однородного социалистического правительства», в то время как большевики идею коалиции с другими партиями практически отвергали. Впрочем, этот вопрос касался будущего и не препятствовал блокированию левых с большевиками.

Весь предоктябрьский период левые эсеры шли рука об руку с большевиками. Они разделяли идею вооружённого переворота и свержения Временного правительства, вошли в Военно-революционный комитет и принимали активное участие в самом восстании. «В Октябрьской революции мы шли вместе с вами-большевиками», — говорила Спиридонова. «Мы были бы плохими социалистами и революционерами…, если бы в октябрьские дни мы не были бы в рядах восставших», — вторил ей левый эсер В. Абрамов. И они остались с большевиками на проходившем 2-м съезде Советов, в отличие от делегатов других социалистических партий, ушедших со съезда в знак протеста против большевистского восстания. Левые эсеры вошли во ВЦИК, а через некоторое время согласились войти и в Совнарком, не настаивая на своей формуле создания «однородного социалистического правительства». Колегаев стал наркомом земледелия, Штейнберг — юстиции, В. Трутовский — местного самоуправления, Прошьян — почт и телеграфа, А. Измайлович — по дворцам республики, Карелин и В. Алгасов — наркомами без портфеля.

Не обошли левые эсеры и созданную в конце 1917 г. ВЧК. Заместителями Ф. Дзержинского были левые эсеры — В. Александрович и Г. Закс. Ленин настойчиво предлагал вступить в Совнарком Спиридоновой, однако она предпочла быть идейным лидером своей партии.

Осень 1917 и ранняя весна 1918 г. были «медовым месяцем» левых эсеров и большевиков. Начиная с весны 1818 г. между ними начались расхождения. В это время в стране сложилось тяжелейшее продовольственное положение. Большевики объявили Декрет о продовольственной диктатуре. В деревню за хлебом для городов и армии двинулись рабочие продотряды, в самих деревнях создавались так называемые комбеды (комитеты бедноты). В продотряды и комбеды в немалом числе попадали и уголовные элементы, не останавливавшиеся перед применением грабежей и насилия вплоть до расстрелов. Комбеды же зачастую просто разжигали в деревне ожесточение и войну. Троцкий назвал это ужасное время временем отчаяния. Левые эсеры считали, что в происходящем виновны большевики. Позднее и сам Ленин признал, что в подходе к крестьянству они «погрешили чрезвычайно».

Спиридонова почти все своё время проводила в Крестьянском отделе ВЦИК, стремясь смягчить жестокую политику большевиков в отношении крестьянства. Помочь крестьянам. Она категорически протестовала против продовольственных декретов, выступала против смертной казни. В ее лице крестьяне видели свою надёжную защитницу.

В марте 1918 г. к расхождению в крестьянском и продовольственном вопросе остро прибавился Брестский мир, сепаратно заключённый большевиками с Германией. Левые эсеры вместе с большевистской фракцией «левые коммунисты», несогласной с ленинской политикой Брестского мира, выступали против этого мира. Они отвергали формулу Ленина, согласно которой «Брест» станет для Советской власти необходимой «передышкой». По их убеждению Брест — недопустимая для революции сделка с германским империализмом, которая будет душить русскую, а в перспективе и мировую революции. На 4-м съезде Советов (март 1918 г.) левые эсеры проголосовали против ратификации Брестского мира и в знак протеста против него вышли из Совнаркома.

Вообще левые эсеры теперь считали, что большевики, добившись власти, стали думать не столько о дальнейших революционных преобразованиях, сколько об укреплении своей государственности. «Ленин капитулировал, — говорила Спиридонова, — и встал на путь соглашательства». Отсюда — не политика социализации промышленности и земли, а фактически — государственный капитализации, для чего привлекались буржуазные «спецы», армия создавалась не на революционных, а почти на традиционных основах и т.д. Почему, как это случилось, что большевики и левые эсеры, эти партии «близнецы-братья», разошлись и стали противниками? Позднее М. Спиридонова писала в «Открытом письме большевикам»: «Что ,что сделали вы с нашей великой революцией, освящённой такими невероятными страданиями народа?! Я спрашиваю вас, я спрашиваю… Ваша политика стала каким-то сплошным надувательством трудящихся…». Она не произносила слова «начавшееся перерождение», но можно было понять, что они имелись в виду. Левые же эсеры рассчитывали идти по революционному пути дальше, дальше, дальше… Вплоть до мировой революции. Они занимали теперь позицию намного левее большевиков.

 Но как в такой нелёгкой ситуации они должны были и могли поступить? Ведь несмотря на уход из Совнаркома, левые эсеры оставались во всех учреждениях и коллегиях народных комиссариатов. Уйти и оттуда? Это привело бы их к политической изоляции. И задача, которую они перед собой поставили, формулировалась как «выпрямление общей линии советской политики». Но что значило «выпрямление»? До каких граней оно могло дойти? А самое главное — как прореагировали бы на это большевики? Ведь они могли воспринять это «выпрямление» их политики как выступление, даже как восстание против их власти, и воспользоваться им как предлогом для разгрома партии левых эсеров.

В левоэсеровских кругах вызревала мысль разрыва Брестского мира, который, по их убеждению, был главным рычагом, сбивавшим Россию, а в перспективе и другие страны с революционного пути. Они предпочитали соглашению с германским империализмом противопоставить революционную идею восстания против иностранной буржуазии, идею партизанской и гражданской войны против оккупантов и угнетателей, пока «не подоспеют революции в Германии, Австрии и других странах». Эта идея может показаться по меньшей мере наивной сегодня, но не тогда. Тогда ее воспринимали многие. К тому же весна и особенно лето 1918 г. было, пожалуй, худшим временем для большевиков. Их престиж упал, численность сокращалась и, напротив, как бы сейчас сказали, рейтинг левых возрастал.

10 июня ВЦИК принял решение о созыве 5-го Всероссийского Съезда Советов. Левые эсеры рассчитывали получить на нем равное с большевиками или даже большее, чем они, число голосов и, используя это, осуществить своё намерение. Но предоставив городским Советам в сравнении с крестьянскими несопоставимое преимущество по числу мест (плюс разного рода махинации), как выразилась левая эсерка А. Измайлович, большевики «сотворили чудо»: получили огромное преимущество. Однако, левые эсеры, вероятно, рассчитывали на поддержку той части большевиков, которые составляя фракцию «левых коммунистов» ( Ф. Дзержинский, А. Бубнов, Н. Бухарин, М. Урицкий, А. Коллонтай и др.), бескомпромиссно выступали против Ленина и ленинской «передышки», за разрыв Брестского мира.

Но левые эсеры не были бы эсерами, если бы ограничивались лишь сферой политической борьбы. Их оружием был и террор. В среде «левых эсеров», не исключено также, что и примкнувшей к ним части «левых коммунистов» созрел заговор. Возможно, одну из заглавных ролей тут играла Спиридонова. Раньше она поддерживала Ленина, а теперь со всей своей энергией стала его противником.

Еще в апреле 1918 г. в Москву прибыл германский посол В. Мирбах. Посольство разместилось в старинном особняке в Денежном переулке. Инициатива теракта против Мирбаха скорее всего принадлежала Спиридоновой. Но не исключено, что инициатором был эмоциональный и порывистый П. Прошьян. В конце концов определили двоих: начальника отдела ВЧК по борьбе с германским шпионажем, левого эсера Я. Блюмкина и бывшего фотографа этого же отдела Н. Андреева. Особняк в Денежном переулке охранялся весьма строго, и террористам необходимы были соответствующие мандаты для прохода в посольство. Принято считать, что на нелегально изъятых мандатах Блюмкин и Андреев подделали подписи Ф. Дзержинского и его секретаря И. Ксенофонтова, а другой заместитель Дзержинского, тоже левый эсер В. Александрович скрепил их печатью. Вполне возможно, что так оно и было, хотя все — таки закрадывается сомнение относительно «простоты» приобретения весьма секретных чекистских документов. Это сомнение несколько укрепляется, если учесть, что Дзержинский был «левым коммунистом», а Александрович — «левым эсером».

5-ый Съезд Советов открылся 4 июля в Большом театре. Этот день и следующий, 5 июля, были отмечены острейшей, порой грубой перебранкой между левыми эсерами и большевиками. Со стороны левых эсеров то и дело раздавались крики: «Долой Брест!», «Долой Мирбаха!», «Долой немецких прислужников и лакеев!», «Мы эти ваши комбеды и продотряды выбросим из деревень за шиворот!». Резкие выпады неслись и против Германии. Но Ленин, Я. Свердлов, их сторонники стояли неколебимо. Выступая, Ленин прямо заявил, что если левые эсеры не желают считаться с политикой большинства, т. е. с политикой Бреста, то «скатертью им дорога». «Мы не пожалеем об этом ни на одну минуту. Те социалисты, которые уходят в такую минуту… те враги народа». Ленин сказал то, что, наверное, думал. Левые эсеры сделали своё: помогли большевикам взять власть в Октябре и укрепить ее. Больше они Ленину были не нужны. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Но и левым эсерам становилось ясно, что воспользоваться трибуной съезда, чтобы изменить политику ленинского Совнаркома им не удастся. И тогда…

7 июля в дневнике фон Ботмера записана кричащая фраза: «Убит граф Мирбах!» «Это для всех нас трагическое событие, политические последствия которого для Германии и России оценить пока невозможно. Произошло это вчера в 3 часа.» С поддельным удостоверением Блюмкин и Андреев прибыли в «Националь», где им выдали револьверы и две бомбы. Отсюда на машине, которой управлял матрос из отряда ВЧК, которым командовал левый эсер Д. Попов и в котором было множество левых эсеров, они направились в Германское посольство. Там их встретили Рицлер и военный атташе Мюллер. Они заявили Блюмкину и Андрееву, что посол Мирбах не принимает и поручил им выслушать любое, даже секретное, дело. Но Блюмкин и Андреев упрямо настаивали на встрече с послом. На свое несчастье Мирбах согласился и вышел к пришедшим чекистам. Выслушав «дело» якобы своего «родственника», обвиняемого Ревтрибуналом в шпионаже, В. Мирбах сухо ответил, что упоминаемого человека он лично не знает, дело это его не интересует и ответ будет дан обычным порядком через комиссариат иностранных дел.

 — А Вы знаете, что ждёт этого человека в Ревтрибунале? — спросил Блюмкин. — А вот что!

С этими словами он выхватил револьвер и стал стрелять в Мирбаха, Рицлера и Мюллера. Блюмкина и немецких дипломатов разделял только мраморный столик и тем не менее Блюмкин раз за разом промахивался! Рицлер и Мюллер инстинктивно упали на пол, а Мирбах бросился к двери в другую комнату. Тут его и настигла пуля из револьвера Андреева. Он же швырнул в уже упавшего Мирбаха две бомбы, одна из которых не взорвалась. В начавшейся суматохе (в приёмной был народ) Блюмкин и Андреев выскочили из здания, перемахнули через ограду . Машина, на которой Блюмкин и Андреев приехали, стояла тут же. Они ввалились внутрь ее, и она с места рванулась. Мчались в Трёхсвятительский переулок. Там находился штаб Боевого отряда ВЧК, в большинстве своём он состоял из левых эсеров и частично анархистов. Командовал отрядом 26-летний матрос, упомянутый выше Д. Попов, сам левый эсер. В штабе Блюмкина переправили в ближайший лазарет. Андреев, которому, собственно и принадлежали «лавры» убийцы Мирбаха, вообще куда-то исчез. Навсегда…

Через некоторое время в Трехсвятительский примчался сам Дзержинский в сопровождении двух чекистов. Там он застал Спиридонову, Прошьяна, Камкова, Карелина и еще нескольких членов левоэсеровского ЦК. Дзержинский потребовал немедленной выдачи Блюмкина и Андреева. Можно предположить, что он торопился допросить Блюмкина первым, чтобы получить какие-то важные сведения и скрыть нечто нежелательное. Но завершилось это тем, что поповцы арестовали самого Дзержинского. Тут заметим, забегая вперёд, что когда все закончилось и его освободили, он тем не менее на некоторое время был отстранён от должности главы ВЧК. Трудно сказать, по каким причинам это было сделано. Не все становится известно историкам.

Убийством Мирбаха левые эсеры давали большевикам прямой повод считать свое выступление мятежом и призвать к немедленной ликвидации «новых слуг белогвардейских замыслов». Прежде всего решено было уничтожить вооружённую «базу» левых эсеров — Боевой отряд ВЧК Дмитрия Попова, находившийся в Трехсвятительском переулке. По разным данным он насчитывал от 100 до 500 человек, последняя цифра представляется более верной. Отряд располагал 8-ю орудиями, 64-я пулемётами, несколькими бронемашинами. Попов, почти постоянно находившийся в подпитии, шумно грозился, что «за Марусю они пол Кремля снесут!» Но эти силы вряд ли могли успешно противостоять тем войскам, которые контролировали большевики. Отряд Попова был разбит и бежал к Курскому вокзалу.

Для ликвидации «замыслов белогвардейских слуг» была фактически арестована в фойе Большого театра и вся левоэсеровская фракция съезда. Ее члены даже не знали, что собственно происходит и уж во всяком случае не знали об убийстве Мирбаха. Узнали к вечеру, когда в театр из Трехсвятительского «для поддержания духа» пришла Спиридонова. Ее пропустили. Она, видимо, полагала, что съезд продолжится и, собиралась сообщить об съезду, что Мирбах убит по постановлению ЦК. Между тем, всю левоэсеровскую охрану убрали. Театр был окружён латышскими стрелками и броневиками. В полумраке стали говорить речи, петь «Интернационал», революционные песни. Утром 7 июля в театр приехал Л. Каменев. Члены фракции потребовали освобождения арестованных, но Каменев ответил, что все задержанные — уже «не фракция, а члены партии, поднявшей мятеж против Советской власти». Все было кончено. 9 июля Троцкий объявил, что партия левых эсеров «совершила окончательное политическое самоубийство и уже не может воскреснуть». Так и произошло. Большевики смели с дороги последнюю партию, и с этого времени Советская власть стала однопартийной. Россия двинулась вперёд путями, освещаемыми фонарём Ленина.

***

Все члены левоэсеровского ЦК (кроме П. Прошьяна, умершего в 1918 г.) были расстреляны в годы сталинских репрессий. А Мария Спиридонова… Большую часть своей жизни она провела на царской каторге и в советских тюрьмах, откуда ее то выпускали, то арестовывали вновь. Из 57-и лет жизни лишь 25-ть провела она на свободе. В январе 1938 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила ее к 25-ти годам заключения. Она отбывала этот срок сначала в Ярославской, а затем в Орловской тюрьме. В сентябре 1941 г. к Орлу приблизились немецкие войска. Заключённым предъявили чудовищное обвинение: «ведение пораженческой агитации и попытки подготовить побеги для возобновления подрывной работы». По инициативе главы НКВД Л. Берии и с санкции председателя ГКО И. Сталина заключённых Орловской тюрьмы — всего 157 человек — расстреляли 11 сентября 1941 г. в Медведковском лесу. Среди них была и Мария Спиридонова. О чем она могла подумать в последнюю минуту перед тем, как энкаведешник — простой крестьянский парень — выстрелил ей в голову ? Может быть ей послышался тот отчаянный крик на борисоглебском перроне зимой 1906 г.: «Не убивайте ее, не убивайте!».

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Генрих Иоффе: «За Марусю пол-Кремля снесём..!»

  1. «… Левые эсеры считали, что в происходящем виновны большевики. Позднее и сам Ленин признал, что в подходе к крестьянству они «погрешили чрезвычайно» (через “чрезвычайки”)
    Спиридонова почти все своё время проводила в Крестьянском отделе ВЦИК, стремясь смягчить жестокую политику большевиков в отношении крестьянства…«
    В том же 18-ом …«к расхождению в крестьянском и продовольственном вопросе остро прибавился Брестский мир, сепаратно заключённый большевиками с Германией..На 4-м съезде Советов (март 1918 г.) левые эсеры проголосовали против ратификации Брестского мира и в знак протеста против него вышли из Совнаркома.
    Вообще левые эсеры теперь считали, что большевики, добившись власти, стали думать не столько о дальнейших революционных преобразованиях, сколько об укреплении своей государственности. «Ленин капитулировал, — говорила Спиридонова, — и встал на путь соглашательства». Отсюда — не политика социализации промышленности и земли, а фактически — государственнОЙ капитализации и т.д…
    Большевики смели с дороги последнюю партию, и с этого времени Советская власть стала однопартийной. Россия двинулась вперёд путями, освещаемыми фонарём Ленина. «
    ::::::::::::::::::::::::::::::::::
    и т.д… ”Отсюда — не политика социализации промышленности и земли, а фактически — государственный” КАПИТАЛИЗМ, во что и превратился Союз нерушимый.
    Или – ОЛИГАРХИЧЕСКИЙ вяло-текущий социализм?
    » О чем М. Спиридонова могла ещё подумать в последнюю минуту перед тем, как энкаведешник выстрелил ей в голову ? Может быть ей послышался тот отчаянный крик на борисоглебском перроне зимой 1906 г.: «Не убивайте ее, не убивайте!».
    Может быть, она подумала: «Бедные крестьяне, бедная страна, ни земли, ни свободы… “Герцоговина флор” и “Беломорканал” вместо честного табачка… Табак дело. ».

  2. В конце 20-х -начале 30-х она под надзором работала в Уфе в госстатистике, начальником отдела был Николай Барсов (я позже его знал), бывший руководитель молодежного левоэсеровского движения, сын Николая Барсова-старшего, правого эсера, члена Комуча, расстрелянного Колчаком.

  3. Вот это — прекрасная фраза: » Россия двинулась вперёд путями, освещаемыми фонарём Ленина.»
    Фонарём Ленина.

Добавить комментарий для Иосиф Гальперин Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.