Мне, в общем, никто и не нужен,
Как впрочем, и я никому.
Я водочки выпью на ужин —
Чего мне еще?.. не пойму.                            

СТИХИ

Валерий Скобло

Письмо моему внуку от его одноклассницы,
написанное в шестом классе много лет назад
(орфография не сохранена)

Петяня, вот моя «емеля»…
Душа трепещет от тоски:
Теперь ты можешь, в сердце целя,
Разбить мой имидж на куски.
Натреплешь Ване и Андрюхе…
Насмешки горячей огня.
О, боже мой, какие плюхи
Судьба обрушит на меня!
Надеялась: меня заметит,
И я в его объятья — прыг…
Но я одна на целом свете!
Прикусишь, может быть, язык?
Люблю тебя не для приколу,
А ты… нетрепетный урод.
Базарят тут, в другую школу
Ты перейдешь на новый год.
Про сердца девичьего муки
Ты не узнал бы никогда,
Но, чувствую, что мне разлуки
Не пережить — вот в чем беда!
Тебя услышать на уроке,
Иль после, сквозь обычный крик
Прошел бы мимо, руки в боки,
Уже и то — счастливый миг!
Хоть ты не очень разговорчив,
Бывает, среди бела дня,
Презрительную мину скорчив,
Ты все же взглянешь на меня.
Вот мне отрада на неделю…
Ночами образ твой не гас…
И вот — строчу тебе «емелю»,
Вздохнешь ли обо мне сейчас?
Во мне ты не находишь кайфа:
Я в «Виндовсе» совсем сера.
А я не вижу просто лайфа,
Тебя не повстречав с утра!

Зачем ваще ты к нам приперся?
Ну, шел бы тропкою другой…
А сколько гонору и форса
В тебе красавчег дорогой!
Ты, как звезда на небосклоне
Убогой школьной пустоты.
Другие — чушки или сони,
Других не вижу… Только ты!

Но и Аллах, и Иегова
Допустят ли любви облом?
Молю: пусть Петя сядет снова
Со мною… за одним столом!
А, может, ты, как все, коварен?
Петяня, ты уж сам решай!
Хоть ты — программер… все же парень…
И я согласна… — искушай!
Представлю я: вот, сидя рядом,
Мы Линукс ставим… благодать…
А завершится ли обрядом
Обычным в ЗАГСе — наплевать!
Прости, Петяня, за издержки
Письма… Но душу мне открой!
Прошу компьютерной поддержки…
И прочей всяческой другой!

Сети письмо свое вручаю…
Послала…
Подойду к окну…
Пойду забудусь… выпью чаю…
А, может, яду отхлебну!

Из цикла «Шутки такие»
* * *
Мне, в общем, никто и не нужен,
Как впрочем, и я никому.
Я водочки выпью на ужин —
Чего мне еще?.. не пойму.

Придут… И пойдут разговоры
О всякой ненужной фигне…
Какие в правительстве воры…
Пусть все разворуют — по мне.

Я утром за завтраком тоже…
За день наступивший… успех…
Вы лучше к себе будьте строже:
Ну, разве такой это грех?

И эти звонки телефона:
Расспросы… Какая-то жуть!..
Могу ль удержаться от стона:
Ведь только прилег отдохнуть.

Здоров ли я, болен ли?.. Гады,
Оставьте в покое! — молю.
Прошу ли я славы, награды? —
Ведь сплю после завтрака… Сплю!

Пусть дома сидят, недоумки,
И сами там лечатся пусть.
На завтрак я выпью две рюмки…
Ну, пять… До обеда держусь.

В обед — заповедано свыше
(Читал… где не вспомню… уволь!).
Нет, так и скребутся, как мыши:
Сопьешься… Оставь алкоголь!

А ваше какое, блин, дело?
Об этом я спрашивал вас?
В глаза мне Эвтерпа глядела,
А вам заглянула хоть раз?

И эти… как их?.. Ангирасы…
И этот этрусский… Аплу,
Спустившись с божественной трассы,
Пузырь приносили к столу.

Известно, мы мало что можем
Без всяких богов и богинь.
Стихи — тут, естественно, то же —
Подумай… мозгами раскинь.

Где Музы, Бригита, Гаятри —
Стаканы должны быть полны!
…Лет двадцать я не был в театре —
Друг другу мы с ним не нужны.

Живу в тишине и покое,
Здоровье застольем губя.
Зато — кто отнимет такое:
Имею театр «для себя».

И чем-то мне любы укоры —
Любил и люблю до сих пор…
Советчики эти — актеры,
И только лишь я — режиссер.

* * *
За столом не читаю стихов.
Западло. Разве это не ясно?
Пленкой жира покроется плов,
И остынут и прочие яства.

Водка станет напротив тепла…
Или нравится теплая водка?
Не поэзия вас привлекла —
Скажем прямо… спокойно и кротко.

За столом также я не пою,
Никогда на столе не танцую.
Вашу честь берегу и свою —
Не поддамся на просьбу такую.

Что стихи? Это тлен… мишура,
Вот салат — это дело другое.
Лучше выпьем еще раз. Пора!
Ну, а вирши оставим в покое.

Пейте, кушайте… ломится стол,
Он хорош — места нет лицемерью.
Я один нынче в гости пришел,
А все Музы остались за дверью.

Что за странная мысль — не пойму.
А когда-нибудь… Это конечно…
В час застолья служенье ему
Аполлон запретил мне навечно.

Из цикла «Шутки такие»

* * *
Ты можешь сам с собой не разговаривать? —
Спросила возмущенная жена.
Что ж, откажусь я от питья и варева,
Мне это пища больше не нужна.

Мне сердце жжет духовное томление,
Но чужды дети и жена, и друг.
С кем разделить прозрение… сомнение?
Я собеседника не нахожу вокруг.

Кто я? Не воин ль света утренний,
Небесною разбуженный трубой.
Мне внятен тихий голос, голос внутренний.
И с кем мне говорить, как не с собой?

ЭКОЛОГИЧЕСКОЕ

Встретишь тролля или дракона,
Не хватайся за меч-кладенец:
Истреблять их нету закона,
Права морального нет, наконец!

Баба-Яга и Кощей, и Леший
В Красную книгу занесены.
Так что доспехи на стенку вешай:
Полный запрет — от весны до весны.

Мало осталось на свете кикимор.
Ведьму встречал ты? А колдуна?
Чтобы редчайший их вид не вымер,
Наша с тобою гуманность нужна.

Когда же размножатся ближе к лету,
(Чтобы охотник свой шанс имел),
Отменим гуманность дурацкую эту,
Тогда и объявим мы их отстрел.

* * *

Приятель пропал:
сошел не на той остановке,
Забрел не в тот магазин,
купил он не те обновки,
Уткнулся не в ту заметку
вовсе не в той газете,
Нажал не на ту кнопочку,
оправившись в туалете,
На службе не ту бумагу
отправил не в нужное место,
Сказал: «вот моя девушка»,
а это чужая невеста,
(Да она, если честно,
и не девушка даже…)
Кто скажет, приятель он мне
или подозреваемый в краже?

* * *

На письма о том, что дед
в больнице и напишет позже,
Все ответили по-разному
и непохоже.

Бурные вскрики… вопросы…
спокойное: а… ну, ладно.
А по мне хоть что-то черкнули —
и то отрадно.

Некоторые и тут
отписали свои новости.
Эти хотя бы искренни,
если по совести.

Ну, а большая часть: что?..
да как?.. любопытством томимы.
Голое любопытство —
и ничего помимо.

* * *

Кто я? И почему я здесь, а не там?
Многое за эту правду отдам.

Почему не тогда, не потом — сейчас?
Кто бы пришел и от вопросов спас?

Все же — ну почему я нынче и тут?
Нет, не передвинут и не спасут.

Видно, наступают последние дни…
А сколько их и откуда они?

Ну и, тем более, откуда я сам?
Кем я взвешен? Кто хозяин весам?

Почему все случилось этак, не так?
Мучаюсь, как последний дурак.

И кто, наконец, тот — этот самый ОН,
Тот, кто молчит от начала времен?

* * *

Список короток: …, ….., ….. и ….. —
Нам в письменной речи нельзя употреблять.
Три существительных и один глагол
Исключи из речи своей, …..бол!
Слова эти, будучи употреблены, —
Разрушительней мора, страшнее войны.
Для Администрации оскорбительны,
Для Скреп Духовных и вовсе губительны.
А те, кто не чует Духовные Скрепы,
Для Высшей Духовности глухи и слепы.
Преступник, кто на эти словечки горазд, —
Почти что педофил он, ваще ……..!
(Словечко последнее не запрещено,
Но уж так отвратительно нам и оно.)
Не приключилось чтоб с тобою худого,
Забей навсегда на четыре сих слова.
От мерзких сих слов надежно себя застрахуй:
Их крепко запомни: ….., ….., ….., …!

* * *

Постригшись налысо, что думать о голове?
Чудовищный вид отпугивает прохожих.
И в этом смысле вполне доверяй молве,
Что, мол, встречают и провожают по роже.

При таком раскладе ни потерять, ни найти.
Таким всегда достаются одни горбушки.
Чисто по жизни — такому, как ты, по пути
Разве что с вышедшим только что из психушки.

Вот ты ему объясняй, что же имел в виду:
Перепутал… не понял, что на «гражданке»?
Падай и поднимайся… снова скользи на льду,
Но и в тепле никогда не снимай ушанки.

* * *

Не скажу, чтобы в твердой памяти
и, уж точно, не в трезвом уме,
В полных сумерках интеллекта,
почти в непроглядной тьме,

Поскольку количество выпитого
превысило некий предел,
Ты удалился от ближних
и всех повседневных дел.

И вот, сражаясь с чудовищами,
порожденными разума сном,
Ты повержен, приятель —
не сражайся с хлебным вином!

Сколько раз дураку говорили —
но советами ты пренебрег.
Не вникай… уж чего там? —
рассужденья — не твой конёк.

Минотавр — по очкам победитель,
во всех сражениях ты разбит.
Клубочек шерсти — на штопку…
Здесь, натурально, не Крит.

Из «ШКОЛЬНЫХ АНАЛОГИЙ»
(Альтернативные биографии)

Был мальчик… девочка… лунатик… натурал…
Умнее всех… глупейший среди прочих…
Был средненький такой… Когда бы только знал,
Кого себе судьба в любимцы прочит?

Он стал бы грузчиком… пошел бы в институт…
Хоть  в армию… Находка где, потеря?
Уехал бы совсем к чертям, остался тут —
Да что метаться, если ты тетеря?

Отверг насилие… был форменный садист.
Стал атеистом или кришнаитом.
Он мухи не обидел, был душою чист…
Лупил других, и сам не раз был битым.

Как звался бедный? Ну, положим, имярек.
Был трезвенник… в крови хмельная брага…
Так и остался 10-классником навек,
Наверное, не выбрал, бедолага.

* * *

Родственники: брат в Питере, в столице — сестра,
Еще сестра жила в Денвере, штат Колорадо.
Все — двоюродно-дальние… Жизнь наша так пестра,
Что уточнять степень родства, пожалуй, не надо.

О той, что в Штатах, даже точно не знаю, жива?
Все же лет десять, как заглохла с ней переписка.
Старость берет свое и вступила в свои права,
К ней не предъявишь претензий и не подашь иска.

Мэйл не сумела освоить. Письма писать? — уволь…
По электронной-то как-то привычней и глаже…
Не вспоминаю почти что, но за грудиной боль.
Штат Колорадо… Денвер… Не представляю даже.

* * *

Вне зависимости от пола, национальности
Призываю вовсе не говорить банальности.

Как то: про мать нашу Волгу и Каспийское море.
Горе от большого ума… грандиозное горе!

Не надо про патриотизм и духовные скрепы.
Ты — патриот? — тогда не ешь ничего, кроме репы.

Поскольку репа, как у нас тут известно всякому,
Не подлежит толкованию ложно-двоякому.

Это, как и редька, и полба, продукт наш исконный,
Об этом знает здесь каждый местный пеший и конный,

Выбирающий потерять голову или лошадь.
На развилке дорог размышляющий, что же плоше?

Здесь все банально, поймет даже и самый убогий:
Хуже жена, обещанная на третьей дороге.

* * *

— Ради мужа живу и детей, —
Говорит, и от слов своих тает.
Нет, чтоб жить безо всяких затей,
И других поучать не пытаясь.

И такой убедительный вид…
Нет, не помнит все ссоры, потери.
Ради мужа живу, — говорит,
И, похоже, сама себе верит.

Эти женские комплексы мне
Так привычно-знакомыми стали.
Прожита жизнь, пожалуй, вчерне —
А иллюзий — как было вначале.

Украшать станет клумбы и двор,
Пруд, цветочки — ведь тоже работа.
А на жизнь не посмотрит в упор,
Не пытаясь понять в ней хоть что-то.

* * *

Только смерть определяет масштаб,
И чёрен ты, сер или светел.
Был в прожитой жизни… силен или слаб?
И, собственно, как же ты встретил —

Её… ту, итог подводящую нам,
Отбросив все наши проблемы.
В самой величественной из панорам
Решающей, кто мы и где мы.

А вовсе не жизнь, что уже за спиной,
О ней и не вспомнить без дрожи,
Такой от нее отгорожен стеной,
Уже и неважно, как прожил.

Ты в поисках смысла нащупывал связь
Той прожитой и настоящей
В местах, где отсутствовал смысл отродясь —
Хоть маленький… хоть завалящий.

* * *

Ты мне хотя бы раз помогла? — ответь!
Ты, может, меня поддержала, когда
Под ногою моей колебалась твердь,
И меня не хотела принять вода?

Потому что я первый ступал на них,
До меня не осмеливался никто.
В первый день, когда мир из праха возник,
В тот же миг вместе с ним родилось и то,

Что меня заставляло в кромешной тьме,
До сотворенья прочих планет и звезд
Уподобить мир не саду, не тюрьме,
А лишь ветру, который меня вознес

До купола, до самых его вершин,
На который натянут был небосклон,
Но не был я там совершенно один —
Был и ветер, дувший с начала времен.

Ты попробуй представить все это, да.
Ну, а не в силах — что ж… тогда позабудь.
Я ухожу без страха и навсегда,
Чтоб уже не вернуться когда-нибудь.