Но, самый, пожалуй, известный сегодня мой одноклассник в том классе, в котором я учился после того, как из-за частых болезней был оставлен на второй год, (и соученик по «Строгановке») Франциско Инфанте-Арана (в школе и какое-то время в «Строгановке» он был просто Колей) к числу «детей одарённых родителей» не принадлежал. Он — сын испанца-эмигранта и известен у нас и за рубежом как автор произведений кинетического искусства и оригинальных фотоинсталляций («лэнд-арта»), а, отчасти, — и как теоретик искусства.
«…ЗВАЛОСЬ СУДЬБОЙ И НИКОГДА НЕ ПОВТОРИТСЯ…»
Юрий Вешнинский
Продолжение Начало
Судьба Ольги Можаевой (Расстригиной) представляет, на мой взгляд, особый интерес сочетанием совершенно уникальных и глубоко типических элементов, сопряжением полярностей, редко совмещающихся в одной судьбе, особенной собирательностью и многомерностью. Например, мало у кого из всех моих знакомых варианты жизненной траектории могли разниться в таком гигантском диапазоне, как у неё. Со временем я хотел бы выделить историю её жизни и мои «размышлизмы» по её поводу в отдельную статью. Хотя, на мой взгляд, её судьба вполне могла бы послужить сюжетом для романа или телесериала. Пока же я помещаю связанные с ней тексты и иллюстрации в двух: школьной («Суриковской») и вузовской («Строгановской») частях моих воспоминаний.
Она родилась в бедной крестьянской семье в селе Заозерье под Угичем. Отец её Дмитрий Васильевич Можаев был из подавшихся после «коллективизации» в города и пригороды раскулаченных (хотя, как я понимаю, самых страшных последствий раскулачивания он сумел избежать). Будучи хорошим плотником (а почти все раскулаченные были людьми «рукастыми»), он жил в аналогичном переделкинскому «привилегированном» дачном посёлке во Внуково на территории фактически подмосковного «имения» Любови Орловой и Георгия Александрова.
Ванда Исааковна с моими одноклассницами. Слева направо: Лена Толстая[1], Ванда Исааковна Бейлина[2], Люба Решетникова, Оля Можаева и Зюня Смолькина Фото конца 1950-х годов
Там же поблизости жили с семьями Аркадий Райкин, Леонид Утёсов, Лев Кассиль и т. д. Отец Ольги был глубоко верующим, но решительно не православным человеком и относился к православной церкви как к институту резко критически. Он, по воспоминаниям Ольги, в частности, называл православную церковь «вавилонской блудницей», что сразу вызывает в памяти слова Мартина Лютера в адрес католической церкви. Не признавал он и божественную природу икон. Мне кажется, что, будучи, по словам Ольги, «сам по себе», он, если не по организационной принадлежности, то по своим взглядам был близок к баптистам, евангельским христианам, или ещё каким-нибудь протестантам, во всяком случае, он много читал Евангелие и Псалтырь и был, по словам Ольги, очень скромным и порядочным человеком. Вообще, давнюю распространённость в самой гуще русского простого народа вообще (и крестьянства — в частности) неправославных, протестантских (или близких к протестантским) верований[3]-у нас сейчас нередко недооценивают. Принято считать, что все русские — православные, а это далеко не так[4]. Кстати, по словам Ольги, отец в своё время не позволил ей вступить в пионерскую организацию[5].
После Великой Отечественной войны, с которой её отец вернулся с контузией и с медалью, он продолжил работать во Внуково, где он, как и перед войной, жил в усадьбе, как Оля выражается, «Любы Орловой» и Григория Александрова, куда перевёз и жену с Олей (хозяева называли её «Лёлей»). Они жили в «сторожке», или «доме»[6], находившейся на территории-большой усадьбы, скромно именовавшейся «дачей» Орловой и Александрова. О том, что игравшая в советских кинофильмах роли ткачих и других «женщин из народа» Любовь Орлова происходила из знатной дворянской семьи и была, кажется, даже в родстве с графами Орловыми[7], Ольга узнала совсем недавно от меня. Летом «Лёля» должна была собирать цветы и дарить букеты «Любе Орловой». Но однажды обнаружилось, что «Лёля» собирает на участке ягоды, которых ей собирать было не положено. И её отцу хозяйкой было «настоятельно рекомендовано» вместе с ней и с её матерью убираться из «имения». Поистине — тургеневский сюжет!
После этого они жили в усадьбе Леонида Осиповича Утёсова. По воспоминаниям Ольги, сам Л. О. Утёсов был человеком очень добрым и демократичным. А его жена Елена Осиповна Гольдина, имевшая сценический псевдоним Елена Ленская («Утёсиха» по терминологии Ольги), была склонна к поистине барским замашкам. Так, например, когда Ольга и другие девочки, собирали ягоды, то наблюдавшая за ними с балкона «Утёсиха» требовала, чтобы они при этом ещё и пели! Прямо как соответствующее место у Пушкина в «Евгении Онегине»: «Девицы-красавицы…» и т. д. Вообще, представляется очень интересным сочетание в советской жизни официально-демагогической идеологии «всеобщего равенства» с вполне феодально-крепостническими реалиями. Поистине, представители советской номенклатуры (в том числе и творческой) были гораздо «равнее» других советских людей!
В период жизни в этом дачном посёлке она познакомилась с дочерью жившего там же ректора Московского художественного института имени В. И. Сурикова Фёдора Александровича Модорова. Сначала она ей просто позировала, а потом — попробовала сама что-то рисовать. У неё начало получаться. И Ф. А. Модоров помог ей поступить в МСХШ. И уже через год учёбы и напряжённой работы у Ольги проявились незаурядные способности. Жила она в интернате МСХШ. Кстати, она до сих пор с благодарностью вспоминает, что «интернатиков» там бесплатно кормили и бесплатно выдавали все художественные принадлежности, включая французские краски. Любопытно, что, происходя из малограмотной семьи, она рано приобщилась к чтению и много читает до сих пор. Ещё в школе она даже пыталась сама писать роман из дореволюционной жизни. В классе об этом знали и слегка посмеивались по этому поводу. На мой взгляд, прожив уже довольно долгую и нелёгкую жизнь, в чём-то Ольга так и осталась той же простодушной девочкой, что и в школьные годы.
Она была, пожалуй, самой способной художницей в нашем классе. И казалось, что ей сам бог велел поступать в Суриковский институт. Но, по мнению всесильного ректора Суриковского института Ф. А. Модорова, девушке из простонородья было не место среди «детей одарённых родителей», составлявших подавляющее большинство студентов этого института. И он решил наглухо закрыть Ольге дорогу в Суриковский институт. На вступительных экзаменах он поставил Ольге ПЯТЬ ДВОЕК по профилирующим предметам (две по живописи, две по рисунку и одну по композиции). Она восприняла это как полную катастрофу. И пришлось ей поступать в «Строгановку».
Надо сказать, что большинство тех, кто учился в МСХШ, поступало потом именно в «Строгановку», а не в более престижный Суриковский институт. Она сначала хотела поступать на монументальное отделение, но ей сказали, что ей придётся сильно менять манеру письма (а она была по своим пристрастиям станковисткой-«масленницей»). И она поступила на текстильное отделение. Дальнейшую её судьбу я изложу в «студенческой» части своих воспоминаний.
Шура Тепцова[8], Зюня Смолькина и Лена Рубанова (портреты работы Оли Можаевой) 1959 год
Ещё в школьные годы Ольге Можаевой особенно удавались психологические портреты. Привожу примеры её ранних работ (конца 1950-х — начала 1960-х годов).
Стоит ещё, пожалуй, отметить, что я и в дошкольном детстве, и в школьные годы (и много позже тоже) очень любил искусство Виктора Васнецова. У меня сохранились рисунки школьного времени, но которых явно видно васнецовское влияние.-Да и «васнецовский» фасад «Третьяковки» был виден прямо из окон нашей школы. Кажется, это называется «импринтинг»? И лишь сравнительно недавно я узнал из интернета, что, когда в 1905 году образовался «Союз Русского Народа», то к нему в той или иной форме примкнули (из самых известных русских художников): Виктор Васнецов[9], Константин Маковский, Михаил Нестеров и Николай Рерих. Неслабо, да? А разве ко многим представителям «святой», по словам Томаса Манна, русской литературе это не относилось[10]? И ведь все перечисленные мной художники были представителями вполне определённого «национально-романтического» направления в искусстве. Всё-таки, совсем небезобидная это штука — национал-романтизм с его страстным интересом к мифам, «истокам» и «корням». «Кровь и почва», одним словом. Ведь и в Германии истоки нацистской идеологии можно найти ещё у братьев Гримм.
К числу «детей одарённых родителей» в моём первоначальном классе принадлежали, в частности, Женя Вахтангов (внук знаменитого театрального режиссёра Евгения Богратионовича Вахтангова и сын известного архитектора Сергея Евгеньевича Вахтангова), Вася Бубнов (его отец член-корреспондент АХ СССР Александр Павлович Бубнов написал в своё время известную и даже помещавшуюся в виде репродукций в хрестоматиях картину «Утро на Куликовом поле»)[11] и Люба Решетникова (её отец, народный художник СССР, действительный член, а затем и вице-президент АХ СССР, лауреат двух Сталинских премий Фёдор Павлович Решетников написал популярные в своё время картины «Прибыл на каникулы» и «Опять двойка»). Вообще, в каждом классе примерно половину составляли «дети одарённых родителей», а половину — «плотва» вроде меня. Надо сказать, что на недавно умершем Васе Бубнове, хоть он и был академиком (как и на ещё раньше умершем Жене Вахтангове) природа явно «отдохнула».
Но, самый, пожалуй, известный сегодня мой одноклассник в том классе, в котором я учился после того, как из-за частых болезней был оставлен на второй год, (и соученик по «Строгановке») Франциско Инфанте-Арана (в школе и какое-то время в «Строгановке» он был просто Колей) к числу «детей одарённых родителей» не принадлежал. Он — сын испанца-эмигранта и известен у нас и за рубежом как автор произведений кинетического искусства и оригинальных фотоинсталляций («лэнд-арта»), а, отчасти, — и как теоретик искусства.
А когда несколько лет тому назад в московском Институте Сервантеса ему вручали звание академика Королевской Академии Кадиса, то представитель Академии обращался к нему (сыну комиссара по аграрной реформе в Испанской Республике): Дон Франсиско Инфанте-Арана. Красиво, да? И, кроме того, выходит, что «национальное примирение» в Испании действительно состоялось[12].
Стоит, по-моему, ещё добавить, что жена Франциско Инфанте Нонна Горюнова, которая тоже училась сначала в МСХШ, а затем в «Строгановке», в студенческие годы была, по моему мнению, едва ли не первой красавицей «Строгановки». Вдвоём они были очень красивой парой. У них двое сыновей (Пакито и Платон) и семеро внуков.
Впрочем, как уже сравнительно недавно выяснилось, воинствующий антиинтеллектуализм, и демонстративное пренебрежение к науке, так удручавшие меня всегда в среде художников, свойственны и Франциско в очень большой мере. Увы. Он, кстати, как я узнал сравнительно недавно из его видеоинтервью для Фонда «Устная история», жил в детстве в довольно криминпльном районе Москвы, где, если одни из его соседей по его и близких кварталам выходили из заключения, то других туда забирали[13]. И в МСХШ, по его словам, он учился очень плохо (сам я этого не помнил) и закончил её с большим трудом. А «Строгановку» он, к огорчению матери, так и не смог закончить (хотя в Википедии сказано, что он её закончил[14]). Впрочем, в той жизни, которую он сам себе выбрал, это ему не повредило. Но, может быть, именно потому, что он равнодушен к науке и, на мой взгляд, удручающе мало знает и понимает[15], он придаёт такое большое значение своему православию. А православным, если я правильно понял, он себя считает обязанным быть, просто потому, что он, по самоощущению, — русский[16]. Вот так. Впрочем, как я понял из видеоинтервью, его ещё в детстве крестила его русская мама, происходившая из донских казаков.
(Продолжение следует)
Примечания:
[1] Елена Толстая, вообще-то, училась на два класса моложе нас. Уже в школьные годы была очень начитанной. Потом поступила в Институт иностранных языков и со временем стала литературоведом, филологом и прозаиком. В 1982 году в Еврейском университете в Иерусалиме защитила диссертацию «Идеологические контексты Платонова». Сейчас преподаёт русскую литературу в том же Еврейском университете в Иерусалиме. В литературоведческих работах Елены Толстой заметное место занимают фигуры её деда Алексея Толстого, Андрея Платонова, Антона Чехова и критика Акима Волынского. Недавно мы с ней начали изредка переписываться…
[2] Ванда Исааковна Бейлина уже после моего ухода из МСХШ стала классной руководительницей в моём первом по времени классе в этой школе. Поэтому на групповом фото, снятом на шоссе, она снята в компании моих одноклассниц.
[3] Крупный фольклорист, лингвист и религиовед (специалист по так называемым «малым конфессиям») Серафима Евгеньевна Никитина, с которой я довольно долго работал в секторе живой традиционной культуры Института Наследия, называла это «народным протестантизмом».
[4] В этой связи может вызвать лишь улыбку услышанное мной несколько лет тому назад заявление моего бывшего одноклассника Франциско (б. Коли) Инфантэ-Арана, что он — православный просто потому, что он, по самоощущению — русский! И, кстати, были выдающиеся, внёсшие важный вклад и историю русской мысли и культуры русские католики, такие, например, как самый «несгибаемый» декабрист Михаил Сергеевич Лунин и первый по-настоящему крупный русский философ (и старший друг Александра Сергеевича Пушкина) Пётр Яковлевич Чаадаев.
[5] В комсомол Ольга вступила уже в МСХШ, уйдя из «сферы влияния» отца.
[6] Как я узнал от неё совсем недавно, сейчас в летнее время Ольга снова живёт на даче почти что, в доме своего детства!
[7] В Википедии это, правда, прямо не утверждается. Там лишь говорится, что она родилась в Звенигороде в дворянской семье, что её отец Пётр Фёдорович Орлов служил в военном ведомстве, а её мать Евгения Николаевна Сухотина происходила из старинного дворянского рода. И уж совсем недавно я узнал о том, что в первом браке она оказалась, почти что «женой врага народа», т. к. её первый муж, советский политический деятель Андрей Гаспарович Берзин, служивший на довольно ответственном посту в Наркомземе, был в 1930 году арестован по «липовому» делу никогда не существовавшей т. н. «Трудовой крестьянской партии» (вместе со знаменитым во всём мире экономистом и крестьяноведом Александром Васильевичем Чаяновым, выдающимся экономистом, теоретиком НЭПа и автором широко известной теории «Циклов Кондратьева» (и давним другом величайшего социолога XX века Питирима Александровича Сорокина) Николаем Дмитриевичем Кондратьевым, статистиком и экономистом-крестьяноведом Львом Николаевичем Литошенко и ещё кем-то из известных людей). В 1931 году он был сослан в Казахстан. В 1938 году он был арестован повторно и пробыл в ссылке до конца войны. После войны ему разрешили вернуться в Москву. О его судьбе после ареста актриса ничего не знала и уже будучи женой Григория Васильевича Александрова просила Сталина узнать о его судьбе и помочь ему. Умер он от рака в Латвии, где жил у родственников, в 1951 году.
[8] Шура Тепцова после окончания МСХШ «ушла в религию» и её след затерялся.
[9] Кстати, именно у Виктора Васнецова были самые тесные и длительные контакты с черносотенным движением. Он, в частности, участвовал в финансировании и оформлении монархических изданий, в том числе «Книги русской скорби», председателем редакционной комиссии которой был скандально известный лидер черносотенцев В. М. Пуришкевич. В связи с названием организации «Союз русского народа», стоит отметить, что к подлинным (и трагически неразрешимым) проблемам русского народа его вожди и рядовые члены были достаточно равнодушны. В частности, их практически не волновал тот факт, что, как я узнал недавно, в Российской Империи именно у русских (как теперь принято говорить, «государствообразующего народа») была едва ли не самая низкая средняя продолжительность жизни по сравнению с представителями других национальностей (страшное наследие крепостного рабства!).
[10] Об антисемитизме в классической русской литературе первым ещё в 1909 году, в дни празднования столетнего юбилея Н. В. Гоголя, (в журнале «Рассвет», № 13-14) написал Владимир Евгеньевич (Зеев Вольфович) Жаботинский в статье из цикла «Наброски без заглавия». В 1913 году она была переиздана им под заглавием «Русская ласка». Основная идея этой статьи, не утратившая актуальности до сих пор: «Россия дала миру великую АНТИСЕМИТСКУЮ литературу»!
— Строго говоря, в дореволюционной русской литературе было только два крупных писателя-филосемита: В. Г. Короленко и М. Горький! Можно, пожалуй, добавить к ним ещё Н. С. Лескова, написавшего по заказу царского правительства (или, по другой версии, — по заказу еврейской общины для сведения правительства), но без указания своего авторства, филосемитскую аналитическую записку «Еврей в России». Она была написана для особой комиссии, созданной после волны погромов 1881-1882 гг. После того, как на юге России в 1882-1882 годах прокатилась волна погромов, царское правительство решило создать специальную комиссию. Её возглавил граф К. И. Пален (внук знаменитого К. А. Палена, главы заговора против Павла I). Вопрос стоял так: являются ли погромы ответом «толпы» на эксплуатацию, которой, якобы подвергали евреи окружающее население, и, соответственно, надо ли для устранения погромов пресечь экономическую деятельность евреев и отгородить их от прочего населения, или надо решать еврейскую проблему на путях общего развития народной жизни, вовлекая евреев в общегражданский процесс. Стремясь участвовать в работе комиссии К. И. Палена, еврейская община Петербурга решила подготовить соответствующие материалы, заказав нескольким писателям, евреям и неевреям, тематические разработки. Лесков был избран в качестве автора по теме: «быт и нравы евреев».-Напечатана записка была в количестве 50-ти экземпляров только для комиссии, не для продажи. Затем была издана лишь однажды мизерным тиражом в 1919 году. Именно тогда, когда, если верить тогдашним и нынешним антисемитам (в том числе и на Российском телевидении), в нашей стране было подлинное «жидовское засилье»! Позже не удавалось её включить ни в одно издание сочинений Лескова. В этой записке убедительно доказывалось, в частности, что евреи — весьма полезные для России люди (кто бы мог подумать?). И что окружающие христиане не любят евреев не из-за их недостатков, а как раз из-за их «раздражающих» христиан достоинств! Об авторстве Н. С. Лескова стало известно только в советское время. «На излёте перестройки» вышла с предисловием Л. А. Аннинского отдельная брошюра: Лесков Н. Еврей в России. Несколько замечаний по еврейскому вопросу. М., Книга, 1990.
[11] Я решил поместить фото этой, по-моему, неплохой, хотя, конечно, совсем не новаторской, картины, которую давно не выставляют в «Третьяковке». Молодёжь может её уже не помнить.
[12] Кстати, из видеоинтервью Франциско Инфанте Фонду «Устная история» я узнал, что, как ему рассказывали, его отца франкисты даже водили на расстрел. Но он успел упасть в ров для убитых на мгновение раньше залпа, а потом, выбравшись из-под наваленных сверху трупов, смог бежать. Впрочем, особой идеализации Испанской республики я у Франциско не замечал. Однажды, ещё в 1970-х годах он сказал: «Представляешь, если бы они тогда победили, какое бы сейчас в Испании было сельское хозяйство? Такое же, как у нас». Уже гораздо позже я прочитал воспоминания Джорджа Оруэлла о гражданской войне в Испании (и ещё кое-что на эту тему) и понял, насколько неоднозначным было всё то, что я (как и многие) склонен был в своё время идеализировать и романтизировать. Особенно жуткой кажется мне сегодня развернувшаяся прежде всего в Каталонии «Гражданская война внутри Гражданской войны». У нас долгое время замалчивалось организованное политическим комиссаром Коминтерна и руководителем Интернациональными бригад в Испании «любимым французом Сталина» Андре Марти (прозванным «мясником Альбасете») коммунистами-сталинистами истребление считавшихся ими троцкистами сторонников ПОУМ, а заодно — и анархистов. Как я понимаю, причастны к этому были и «умеренные» республиканцы. И тот факт, что считавшаяся бескорыстной помощь СССР Испанской республике, велась почти целиком на вывезенный из Испании в СССР золотой запас (а когда кончилось золото, то, практически, кончилась и помощь), от нас долго скрывался.
[13] Кстати, я сравнительно недавно в должной мере осознал масштабы и значение криминальной составляющей в советской повседневной жизни и роль криминальной морали в системе ценностей больших масс ещё вполне советских (а не только — «постсоветских»!) людей.
[14] Кстати, как я недавно обнаружил в Википедии, это не он, а я «Строгановку» не закончил! «Так пишется история»!
[15] В одном из наших разговоров несколько лет тому назад он сказал мне, что Наполеон ему не нравится, потому, что у него были жирные ляжки! При этом, как выяснилось, он ничего не знал, например, о знаменитом «Кодексе Нпполеона»! Необходимо, видимо, быть знаменитым (и, конечно, — православным) художником-новатором, чтобы додуматся измерять масштаб великих политиков и полководцев по толщине их ляжек! У самого Дона Франсиско Инфанте-Арана, смолоду (когда он был ещё Колей) телесная конституция была довольно астенической и, соответственно, ляжки были очень поджарыми. Не зря он, с тех времён, увлекался баскетболом! Кстати, и Наполеон смолоду был, скорее, астеником. Это видно по его самым ранним портретам. Растолстел же он, где-то на рубеже XVIII и XIX веков в связи с нарушением обмена веществ и гармонального баланса.
[16] В этой связи, рискуя вызвать недовольство моих искренне верующих христианских (и особенно — православных) читателей, хочу привести, в качестве примера «христианской любви и милосердия» в христианстве вообще, и в православии — в частности), слова, как сказано в Википедии, одного из трёх (наряду с Василием Великим и Григорием Богословом) самых почитаемых Вселенских святителей и учителей Иоанна Златоуста (он почитается в русской православной церкви, в Константинопольской и Элладской церквях, а также — в Католической церкви): «…Синагога — это одновременно публичный дом и театр, логово бандитов и зверинец…евреи живут только для того, чтобы набивать себе брюхо, всегда с разинутым ртом, они ведут себя не лучше, чем свиньи и кабаны с их чувственной ненасытностью и неслыханным обжорством. Они занимаются только одним: объедаются и напиваются…». — Поляков Л. История антисемитизма. Эпоха веры. 2-е издание, исправленное, дополненное, иллюстрированное. Пер. с французского В. Лобанова и М. Огняновой. Под редакцией В. Пархомовского. Москва-Иерусалим, Мосты культуры-Гешарим, 1998, с. 34. Поистине, — «ЗОЛОТЫЕ УСТА» были у этого СВЯТИТЕЛЯ! И ведь это был только IV век! Дальше было только хуже! Кстати, в Википедии ничего не сказано о ПАТАЛОГИЧЕСКОМ антисемитизмем Иоанна Златоуста!
