Екатерине повезло родиться в интеллигентной, аристократической семье врача, профессора, предводителя дворянства Юрия Николаевича Рыжова. В разное время друзьями семьи, гостями дома были А. Нежданова, Н.Голованов, В. Собинов, ученый с мировым именем эволюционный биолог Шмальгаузен, филологи — академики Н. Гудзий и А. Белецкий.

Из прошлого. КИЕВ
поэзия — настой на смерти и любви.

Исанна Лихтенштейн

«Февраль. Достать чернил и плакать
 Писать о феврале навзрыд
 Мело весь месяц в феврале!»
Борис Пастернак

Интерес к жизни и творчеству Катерины Квитницкой возник давно. Узнала о ней случайно, забыть не могла человека с особой энергетикой, увлекающуюся, неравнодушную. «Во всем ей хочется дойти до самой сути» как нельзя точно звучит в отношении Катерины.
Нападение России на Украину, страшно написать, а как жить?! Легко представила бурную реакцию Катерины, ее непримиримость, поиск места в разных ипостасях. Наверное, так появился стимул писать немедленно.
Тем более, что семья поэта сохраняла традиции чести, способность рисковать во имя правды. Дед Л.И. Рыжов 1848 года рождения, происходил из высшего звена казацкой шляхты. Окончил юридический факультет Харьковского университета. Сделал блестящую карьеру, дослужился до чина Действительного статского советника. Принадлежал по убеждениям к партии конституционных демократов — кадеты. Участвовал в процессе Бейлиса. Выступил в его защиту, пренебрегая возможным крахом карьеры. Ни тогда, ни теперь далеко не все способны на такие поступки.
Не могу не вспомнить моего отца, профессора Е.И. Лихтенштейна, находящегося под следствием КГБ в период «Дела врачей». Он публично отказался клеймить врачей- убийц на общем собрании студентов и преподавателей в киевском оперном театр. Не подписал обвинение против арестованного учителя В.Х. Василенко, в будущем вице- президента АМН СССР.
Время высвечивает поступки!
Катерина!
Последний месяц зимы, лютый (укр.), февраль. Он, несомненно, лютый, не последовательный с частыми переходами от характерных метелей до осторожных проблесков солнца на хмуром небе.
В один из таких дней, 19 февраля 1946 года в страшную пургу, отмеченную в метеосводках, родилась Екатерина Квитницкая — Рыжова. Появилась на свет в бурю, недоношенной(1300г). Выжила, одержав первую победу. Так же, преодолевая прожила свою сложную яркую жизнь.
Екатерине повезло родиться в интеллигентной, аристократической семье врача, профессора, предводителя дворянства Юрия Николаевича Рыжова. В разное время друзьями семьи, гостями дома были А. Нежданова, Н.Голованов, В. Собинов, ученый с мировым именем эволюционный биолог Шмальгаузен, филологи — академики Н. Гудзий и А. Белецкий.
С последним мне посчастливилось встретиться в гостеприимном дружеском доме профессора — классика, писателя Юрия Вадимовича Шанина. В его небольшой уютной квартире на Печерске неоднократно бывали Феликс Кривин, Борис Чичибабин, Натан Эйдельман, мой сокурсник — врач, писатель, дипломат Юрий Щербак, художник Михаил Туровский( академик живописи Украины), творческая интеллигенция из разных республик Союза. Неожиданно вспомнились давние киевские встречи…
В 50-е годы ХХ века в Киеве, как и по всей стране, после смерти Сталина, несмотря на материальные невзгоды, ощущался во многом обманчивый воздух свободы. Правители страны косметически меняли убеждения, политику, сходили со сцены. В Киеве той поры возникали наивные во многом студенческие сообщества, стремящиеся придать социализму « человеческое лицо». В одной из таких групп оказались мои школьные друзья. Им присудили шесть лет заключения. Отбывали срок в Мордовских лагерях. Никогда не забуду ужас, охвативший при известии об их аресте… Мы продолжали дружить в Киеве после их освобождения. Проживаем в дружбе другую жизнь в Израиле и не забываем прошлое. Один из бывших арестантов — главный редактор Еврейской энциклопедии на русском языке, другой ответственный сотрудник одного из министерств в Израиле.
Все же полного возврата к прежнему «беспределу» не было. Большая страна бурлила, не имея четкого представления, что и как делать.
На эти мятущиеся годы пришлось становление Екатерины Квитницкой- Рыжовой.
Особые черты личности Кати, не ошибусь, проявлялись с раннего возраста. В 3-4 года она свободно читала, пользуясь огромной прекрасной библиотекой родителей. Стихи писала всегда, жила стихами. Родители рано распознали талант дочери. Ее стихи охотно печатали в « Пионерской правде», хвалили. Читатели газеты заваливали девочку восхищенными письмами.
Бывавший в доме украинский поэт Платон Воронько (1913-1988), прочитав Катины стихи, был потрясен их зрелостью. Стихи начинающей поэтессы высоко оценил украинский русскоязычный поэт Николай Ушаков (1899-1973), литературовед Н.К. Гудзий (1887-1965). Поэтические строки Кати заинтересовали даже А.А. Ахматову, их личная встреча, к сожалению, не состоялась.
Казалось бы, юная поэтесса не обделена вниманием, родители ограждают от забот и тревог. Увы! Жизнь яркого таланта развивается неординарно и подчас причудливо.
Психология творчества медленно и неохотно раскрывает тайны. Раскрывает ли?! Психологи, врачи, философы с античных времен пытаются «дойти до сути». Единственно, в чем сходятся исследователи, это- нестандартность обладателя таланта!
В школе Катерина училась неровно. От математики и физики «спасалась» стихами к датам. Техника стихосложения была освоена и не составляла труда. Как вспоминала Катерина, «датные» стихи не требовали усилий, ими отбивалась от ненавистной тригонометрии. Умение рифмовать, как пустая забава не приносила облегчения. Талант, как пишет М. Вейль,- избыточная энергия, требует выхода.
Так, пожалуй, жила Катя! Молодая девушка испытывала, не видимое поверхностному взгляду, огромное внутреннее напряжение. Кажется, Гейне сказал: « Мир треснул, трещина прошла через сердце поэта». Эти слова в полной мере характеризуют жизненный и творческий путь Катерины. и
…Яркая, красивая, остроумная Екатерина пользовалась большим успехом у молодых людей. Училась на романо-германском факультете Киевского университета, ходила в театры, развлекалась, влюблялась, была любима.
На фоне житейского благополучия появляются строки:
«Быть Катериной — труд и пытка,
Не пожелаешь и врагу»…
Обнаженная, бескомпромиссная честность, неумение промолчать — отличительные черты молодого поэта.
Как-то в родительском доме отмечали наступление Нового года. Было многолюдно. А год был неспокойный. 1968, ввод войск в Чехословакию. Один из гостей положительно отнесся к событию. Ни минуты не колеблясь, Екатерина высказала «доступным языком» все, что думала по этому поводу. Мало того, на следующий день она послала этим гостям обличительное письмо, которому, к счастью, не дали ходу, вернув встревоженной не на шутку семье. Причин для беспокойства в доме хватало. Отец семейства помнил арест и расстрел своего отца… Трогательный момент, характеризующий членов семьи: арестованный дворянин взял с собой в заключение « Дворянское гнездо» И.С. Тургенева.
Что и как делала бы Катерина в трагические дни Российской агрессии, не берусь гадать. Ясно, что участвовала бы или возглавляла бы сопротивление всеми средствами.
Писать для Екатерины было, как дышать, единственный способ жить.

Куда бежать избраннику, тому,
 Кто в этом мире призван быть поэтом?
 В кино, в библиотеку или в гетто,
 Под поезд, в ресторан или в тюрьму?
 Бессилен возраст, бесполезна лесть.
 Он будет отрекаться снова, снова.
 Но в смертный час он задохнётся словом.
 Поэзия — смертельная болезнь.
Мужем Екатерины Квитницкой и отцом единственного сына был писатель, журналист, киносценарист Гелий Снегирев. Они жили, любили, творили, страдали.
Гелий Снегирев. Его судьба в определенной степени напоминает путь Галича. Красивый, статный, любимец женщин, был умен и талантлив. Писатель, киносценарист занимал высокое место в истеблишменте. Происходил из интеллигентной семьи писателя Ивана Тимофеевича Снегирева, племянник популярного украинского писателя Вадима Собко. Жена Вадима Собко, профессор Войтушенко преподавала русскую литературу в киевском педагогическом институте. У нее училась моя дочь профессор Лариса Фиалкова, сохранившая благодарную память о преподавателе.
Знакомство и дружба с Виктором Некрасовым оказало огромное влияние на мировоззрение Гелия Снегирева. Он «оглянулся окрест» и страшно стало! Гелий Снегирев — единственный в Советском Союзе добровольно отказался от советского гражданства. Был осужден, подвергался пыткам, избиениям, принудительному кормлению. Со сломанным позвоночником оказался вначале в тюремной больнице, затем переведен в обычную. Испытывал безумные боли, не получал обезболивающие средства. Умер не перестали любить друг друга. Екатерина написала поэму «История любви», которую Белла Ахмадулина считала лучшей из услышанных на русском языке. Она же предложила : Анна, Марина, Екатерина!!! Высочайшая оценка.
Гелий Снегирев написал «Роман — донос», в котором звучит любовь к Екатерине.
Стихи писались беспрерывно…в стол. Не печатали. В русскоязычном киевском журнале « Радуга» опубликовали одно! стихотворение. В последующем публикации периодически появлялись.
Некоторым оазисом в 70-80 годы оставалась Грузия. Отар Гвахария, друг Гелия
( инженер, изобретатель), приобщил Катерину к грузинской поэзии. Блестящие переводы Галактиона Табидзе вышли в журнале « Литературная Грузия». Было несколько публикаций. https:// Журнал «Литературная Грузия». № 9. 1978. EBook 2011 (imwerden.de) .de/pdf/literaturnaya_gruziya_1978_09_text.pdf Журнал «Литературная Грузия». № 9. 1978. EBook 2011 (imwerden.de) В выпуске журнала « Литературная Грузия» за 1978 год помещены переводы грузинской поэзии, выполненные знаменитыми поэтами России- Е.Евтушенко, Б.Ахмадулиной, Юнной Мориц , Виктором Шкловским и многими другими. Среди созвездия поэтов одно из первых мест принадлежало Квитницкой.
Стихи множились. После длительного « непечатания» появлялись в печати. В настоящее время много публикаций, изданы книги, есть лауреаты премия Катерины Квитницкой.как часто бывает, признание приходит с опозданием!

Первая книга Катерины Квитницкой называлась «Козырная карта» (1998)
ИЗ ЦИКЛА «ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ»

В том доме, где жила моя душа,
Теперь живут другие постояльцы.
Их жизнь имеет право состояться.
И я не захотела им мешать.

Течение их будничной воды
Могла бы запрудить моя плотина.
Я здесь жила. И, стало быть, платила
За смех веселья и за плач беды.

Пусть и они заплатят всё сполна.
А может быть, судьба простит долги им.
Зачем же им чужая ностальгия,
Чужие сны, чужие имена?

Преступно будет преступить порог
И навязать им прежнюю картину:
Как тень моей плиты печёт пирог,
Тень паука свивает паутину.

Как тень мужчины отворяет дверь,
И тень меня его целует нежно,
И тень ребёнка ползает в манеже.
(Всё это, впрочем, может быть теперь

У них самих. Вполне похоже, но –
Иные думы, драмы, драки, даты).
Я нынче тать ночной, я — соглядатай,
И мой удел — заглядывать в окно.

И домовым шуметь у них в трубе,
И вздохами вращать их вентилятор.
Но ни благословеньем, ни проклятьем
Не смею я напомнить о себе.

…И я сбежала прочь, как от погони…
Простилась с ними до скончанья дней…
И водоросли памяти моей
Качались в цветнике на их балконе…

ОСЕННИЙ ПРАЗДНИК НЕЛЮБВИ

Так целовать, так лучше — в телеграф.
Пять букв — «целую» — взял бы и направил.
Их кодом закрепил бы. И игра
Любовная не вышла бы из правил.

Любимый! Мной вы больше не полны.
И ваших глаз не выпуклость, а плоскость
Преображает — без моей вины! –
Мои наряды в тряпки да обноски.

Лицо моё искажено на вид.
Для вас превратны все мои движенья.
Но знаю я: счастливый день любви
Не приспособлен для стихосложенья.

Зато разлука ускоряет бег
Строк на бумаге и руки на струнах.
Я больше не соперница вовек
Для девочек худых и тонкорунных.

Я больше не любима. Наконец
Свершилось чудо выкупа из рабства.
Поёт во мне отзывчивый скворец:
Свобода, здравствуй! Исцеленье, здравствуй!

На праздник нелюбви зову гостей!
Вот стол накрыт — не скупо и не бедно.
Да, я сгорю в ракитовом кусте
Второго октября после обеда.

Не жалуюсь — мне некого винить.
Живым огнём я наигралась вволю.
Теперь пора к бумаге прислонить
Тяжёлый лоб, клеймёный нелюбовью.

* * * 
Святые Алёша Романов и Павлик Морозов,
Согласно ли, дети, живёте в своём поднебесье?
В России всё то же. Не меньше «проклятых вопросов».
А хлебушка меньше. И бесы кругом куролесят.

Мы Бога забыли. Но мы Енисей перекрыли.
И то, и другое, пожалуй, что непоправимо.
О как же, должно быть, легки ваши белые крылья,
Алёша, Павлуша, два ангела, два херувима!

Наследный царевич, крестьянский мальчишка убогий,
Глядите, как мы до золы прогораем в гееннах,
За то, что, гордясь, позабыли молиться пред Богом
О равенстве всех убивавших и всех убиенных.
———————————————————
материал взят http://8nota.vg.co.ua/poezia.php?id=63

Молитва
Родясь из ребра
хладнокровной и точной науки
Я пальцы сгибаю
подсчётом грехов и ошибок.
Как холод серебряной ложки
на место ушиба,
На место души
я кладу бесталанные руки.

Пусть каждый из нас по ночам
сам себе исповедник.
Пусть мы по слогам
своё имя слагаем и плачем.
Но все мы подобны —
всё те же «аз, буки и веди» —
В неведомых истинах
видимы наши задачи.
Что толку бесславно
иксы созывать, словно кошек,
И гладить вопросы
по конским изогнутым шеям?
Дай, Господи, мне,
угнетаемой жаждой решений,
Медовую липкую тяжесть
загара на коже.

Пусть день, образумясь,
окажется тёплым и синим.
А я откажусь
от повадок крутых и обидных.
И тотчас до Бога
дойдёт без малейших услий
Запутанный смысл
стихотворных моих челобитных.

Застенчивость — щёки
пускай горячо заморозит,
А круг, замыкаясь,
закружится пусть каруселью.
И слух мой впервые
запросит лишь правды и прозы,
И правда и проза
сыграют со мной новоселье.

 Из цикла «Шалаш в раю»

Я развернула перечень потерь.
Я за ночь много надышала дыма.
Я провинилась в том, что я теперь
Своим любимым больше не любима.

И в том, что выбегала на крыльцо,
И в том, что торопилась на свиданье.
Несчастный день. Несчастное лицо
Моё уже готово к увяданью.

Мой Бог, какая приторная соль
В моих слезах. А сны в чужой постели
Черны, как после смерти. Еле-еле
Я вылечить сумела эту боль.

Всю горечь, без облаток, без прикрас,
Глотнула залпом в миг больной и краткий,
Но снисхожденья не смогла украсть
У красной, у жестокой лихорадки.

Как горестно топорщится душа,
Как странно изуродованы мысли…
И серьги так беспомощно повисли
И кровью налились в моих ушах.

 ***
Ложилась жизнь моя повально и невзрачно,
Как сорная трава, чей корень — извлечён
А тот, кто был иском, не найден, но утрачен,
Тот не существовал. Он, значит, ни при чём.

А тот, кто был любим, как дым по ветру гнулся.
Обдул и превознёс, окутал и обвил.
И только уходя, он молча оглянулся
И бросил горсть песка в глаза моей любви.

 Трефовая четвёрка

Прошу тебя, судьба,
пошли покой и отдых!
Не тронь, не догони, не перенапряги!
Дай равнодушья мне.
В его нейтральных водах
Для тела и души спасательны круги.

Дай равнодушья мне —
медвежьих и берложьих
Терпения и сна, и лакомства зимы.
И если станет мне
такой закон положен,
Я отберу своё. Я не прошу взаймы.

Дай равнодушья мне!
Ты видишь, я взлакала
Такого для себя нечастого питья…
Но только много дай.
Мне вечно будет мало.
Я буду пить взахлёб,
пока я буду я.

 Шувелянская тетрадь

 VI
На границе вина и ума,
В королевстве слепых звездочётов,
Я тебя умоляла о чём-то,
Но о чём? — не припомню сама…

В этой странно-престранной стране,
Там, где зрячи одни землекопы,
Наконечники сломанных копий,
Занозившись, кричали во мне.

Зарешеченны стали глаза,
Слёзы в них обострялись, как ромбы.
И огромны, огромны, огромны! —
Были муки: любить и сказать…
————————————————-
»
Чернобыльские опыты
Они сидят в кружок, как пред огнём святым…
Б. Окуджава
I
Здесь к пустому жилью не идут одичалые псы.
И натруженный воздух пластом притворяется плотным.
И не выпьешь воды, и на землю не ступишь босым,
И цветущие яблони стали навек черноплодны.
Нет, не возле костра, вкруг пожара мы молча сидим.
Наше бедное племя пришло из древлянского леса.
Мы затронули зверя. И каждый за это судим
По высоким статьям потерявшего разум прогресса.
Тот ли план исполняем, в котором указано срок:
Запустить, раскрутить, исподволь привести к катастрофе?
Но ведь жил же Ван Гог! — обезумел, оглох, изнемог,
А его едоки всё едят свой угрюмый картофель…
Им бы, сирым, трапезовать сотню и тысячу лет.
Им бы вечно присаливать эту крахмальную мякоть.
Но гноится вода. И пылает чернобыльский свет.
И в грудях матерей — злое млеко из дикого мака.
Расточают отцы вместе с семенем свой дефицит.
И тщедушная плоть, что взошла на бессильной опаре,
Побратимы могил — как хвощи — запеклись в антрацит
И украсят впоследствии чей-нибудь адский гербарий.
Это есть катастрофа, а значит — скончание лет.
Что же возле огня мы разводим пугливые пренья?
Нарывает вода. И пылает чернобыльский свет.
И равны меж собой зловещанья и благодаренья.

II
Законам истории вторя,
Вкушали мы, сидя на нарах,
Плоды просвещённых монархий,
А также петровских викторий.

Ломоть сухомятной науки –
Иллюзий, конфузий, баталий –
Уж как мы в бараках едали,
Под крошки подставивши руки.

Как горьковский птенчик, из бури
Спасаясь, мы умные стали.
Узнали на собственной шкуре
Мы, как закаляется талин.

Звучала кровавая месса.
И путала тёмная масса
Истории общее место
И личности дикое мясо.

За цикл «Чернобыльские опыты» Катерина получила в США Пушкинскую премию первой степени.

Украина чтит большого поэта, Катерину Квитницкую!

Избранная литература

Катерина Квитницкая « Козырная карта» 1998
« Кровословье»2003, « Ять» 2006

Татьяна Квитницкая Быть Катериной. Памяти Катерины Квитницкой https://gostinaya.net/?p=4669

Международный фестиваль « Каштановый дом» Учреждена премия Катерины Квитницкой (2013)
Павел Дыба Как я поцеловал руку поэту Катерине Квитницкой (Павел Дыбан) / Проза.ру (proza.ru)

Юлия Куликова Рецензия на книгу «Катерина Квитницкая в жизни и творчестве» (stihoslov.ru)