ЕЛЕНА РИМОН: ЕВРЕЙСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

Loading

Сартра еврейские проблемы интересовали не сами по себе, но как частный случай «неподлинного существования», наглядный пример того, как люди избегают ответственности за свою судьбу и не только позволяют, но прямо требуют, чтобы их сущность определяли другие. Сартровское определение еврейской идентичности таково: еврей — это тот, кого антисемиты считают евреем. Интересно, что Сартр не первым высказал эту мысль. 

ЕВРЕЙСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ:

Размышления перед Песах

ЕЛЕНА РИМОН

Подлинность и подделка

Что такое быть евреем? Чем евреи отличаются от всех других людей? Или, если употребить модный термин, в чем заключается их идентичность?

 Брат моего мужа, родившийся и живущий в Лос-Анджелесе (из тех, кто «по традиции» голосует за демократов), сказал мне с гордостью:

 — Не думайте, что мы тут совсем оторваны от еврейской культуры. У нас есть еврейский общинный центр, его посещают очень многие. Там прекрасный бассейн!

 — А что, туда пускают только евреев?

 — Ну что Вы! Как можно! Конечно, нет! Туда пускают всех!

 — Тогда почему он еврейский?

 — Вообще действительно, — задумался мой собеседник, — почему? Воду туда наливают из крана…

 Один из возможных ответов, на мой взгляд, содержался в анекдоте (которого мой деверь, наверное, не знал): «Что такое культура? Это когда моют ноги. А что такое еврейская культура? Это когда моют еврейские ноги…»

 Я хочу сразу извиниться перед читателем за то, что начинаю разговор о такой сложной и философски насыщенной теме, как еврейская идентичность, с баек и анекдотов. Именно потому, что эта тема настолько сложная, рассуждать о ней, по-моему, можно как на абстрактном языке философов и культурологов, так и на очень конкретном языке анекдотов. Евреи так давно живут среди других народов, так хорошо овладели их языками и культурой, так прочно сроднились с их ценностями, привычками и традициями, с такой естественностью давали своим детям их имена, что найти границу между нами и другими так же трудно, как найти разницу между водой в бассейне еврейского общинного центра, и водой из крана. Может, подвергнуть ее химическому анализу? Но что это даст?

 Да и нужно ли искать эту границу? Может быть, наоборот, хорошо, что она такая расплывчатая и трудноопределимая? Может быть, следует ее окончательно стереть и стать «просто людьми»?

 В конце 40-х годах 20 века, сразу после Второй мировой войны, этой проблемой занимался Жан-Поль Сартр. «Постоянное беспокойство еврея коренится именно в навязанной ему необходимости бесконечно допрашивать себя, чтобы в конце концов слиться с преследующим его по пятам призрачным персонажем, который есть не кто иной, как он сам — каким его видят другие». Исходя из этой предпосылки, Сартр с замечательной точностью вскрывает особый комплекс ассимилированных евреев: галутный еврей «хочет быть «просто человеком и ничем больше, — таким же человеком, как и все прочие, и он надеется стать им, вникнув во все человеческие мысли и приобретя общечеловеческий взгляд на мир». Отсюда особая страстность, с которой европейские евреи приняли идеи Просвещения. «Рационализм евреев есть страсть, — пишет Сартр, — страсть к Всеобщему, и они выбрали ее для борьбы с индивидуалистическими концепциями, которые превращают их в особые существа. Разум — вот то, что лучше всего распределено в мире; он не принадлежит никому, и он принадлежит всем, и он для всех одинаков. Перед лицом всеобщих и вечных законов и сам человек становится всеобщим. И нет больше евреев и поляков — есть люди, живущие в Польше… но поскольку в основе их существования — всеобщее, они всегда могут прийти к согласию». Иначе говоря, бастионы всеобщего разума — и прежде всего философия и точные науки, а также мировая литература — самое лучшее убежище для еврея, там он может окончательно уверовать в то, что он просто человек. Там он сможет спрятаться от неразумных антисемитов (так он думает). Нет лучшего объяснения для такого огромного количества евреев — прекрасных физиков, математиков, программистов, философов и специалистов по древнегреческой, таджикской, цейлонской литературе — чем эта экзистенциальная необходимость. Общечеловеческая истина, общечеловеческие ценности — последнее убежище ассимилированного еврея, в котором он и надеется спрятаться.

 Но за этой беззаветной преданностью вечным общечеловеческим ценностям может быть, кроются страх и неуверенность в себе… 

 Мне выпало счастье дружить и общаться с замечательным русским литературоведом Сергеем Георгиевичем Бочаровым. Он был человек православный, столь же хороший, сколь талантливый, и обладал неиссякаемым интересом к людям. В частности, его интересовали евреи. Чем они отличаются от русских? По этому поводу Бочаров рассказал мне такую историю. Выпивал он как-то вместе с одним евреем, специалистом по русской литературе. Сергей Георгиевич спросил его: «Ефим (допустим), ты еврей?» Тот говорит: «Нет, я русский». — «Ты разве крестился?» — «Нет, — говорит тот, — я агностик». — «Так ты еврей?» — «Нет. Меня с евреями ничего не связывает: языка я не знаю, истории не знаю, обычаев не собл юдаю. Мой мир — русский. Я, видишь ли, специалист по русской литературе». «Я понял, — подвел итог Бочаров, — ты русский по русской литературе». Это очень точно подмеченная сценка, совершенно согласующаяся как с теорией Сартра, так и с выводами еврейского этнографа, живущего в Петербурге, Александра Львова: русские евреи находили себе убежище в русской литературе. Еще Владимир Жаботинский писал об «унизительной неразделенной любви» к русской литературе. Но евреи любят не только русскую литературу, они вообще любят культуру — все-таки народ Книги, как-никак…. Мировая культура стала оплотом еврейской секулярной идентичности. Проблема в том, что это убежище и всегда-то было не очень надежным, а в эпоху фейсбука как-то, что ли, вовсе начало рассыпаться…

 Сартра еврейские проблемы интересовали не сами по себе, но как частный случай «неподлинного существования», наглядный пример того, как люди избегают ответственности за свою судьбу и не только позволяют, но прямо требуют, чтобы их сущность определяли другие. Сартровское определение еврейской идентичности таково: еврей — это тот, кого антисемиты считают евреем. Интересно, что Сартр не первым высказал эту мысль. До него был русский философ Владимир Соловьев, который писал, что евреи давным-давно стали бы христианами, если бы у них перед глазами был хороший пример; но проблема в том, — сетовал Соловьев, — что мы-то сами плохие христиане, вот они и не хотят быть такими, как мы. Соловьев был религиозный мыслитель, а Сартр вовсе нет; но оба они сошлись на том, что евреи — это такие особые люди, которые являются не активными субъектами, а пассивными объектами (чего? кого? ну, например, чужих зловредных мнений). И Соловьев, и Сартр были гуманными людьми и жалели евреев, но собственного внутреннего содержания в еврействе они не видели.

 Человек, который передоверяет другим построение своей идентичности, становится очень зависимым и уязвимым. Портрет ассимилированного еврея, нарисованный Сартром — это портрет очень беззащитного человека. Этот человек годами живет в состоянии унижения, иногда очень легкого, почти незаметного, но неистребимого, как легкий дурной запах. Беззащитность сартровского еврея вызывает жалость и в то же время что-то вроде стыда (агрессивных людей он, наверное, может спровоцировать на агрессию). Может ли еврей перестать быть таким? Может ли он добиться внутренней независимости? И как это сделать?

О войне и о врагах, а также о печальном опыте Франца Фанона

 По этому поводу я хочу рассказать одну историю, которая меня в свое время поразила. Был такой французский психолог, психиатр и писатель, Франц Фанон (1925-1961). Вернее, он не был французским писателем, хотя писал по-французски … но давайте я вам сначала расскажу его историю. Франц Фанон родился на острове Мартиника, который в свое время был французской колонией. Французы завезли туда огромное количество черных рабов, которых они покупали в Африке в разных местах. Оказавшись на Мартинике, эти люди, оторванные от своей родины и от своего племени, могли общаться друг с другом только на языке своих поработителей — французов. С мартиниканскими неграми поработали католические миссионеры, и те стали католиками. А потом оказалось, что французам невыгодно возить сельскохозяйственную продукцию с Мартиники — слишком далеко — и этот остров обрел государственную независимость. Но государственным языком там, естественно, остался французский — другого общего языка у жителей Мартиники не было…. В школах мартиниканцы учили французскую литературу (а какую же еще?) В своей книге «Черная кожа, белые маски» Фанон с большим сарказмом описывает сцену, которая осталась у него в памяти с детства: сидят в классе черные, как смоль, негритята и с большим воодушевлением декламируют:

 — Наши гордые предки галлы…

 Фанон был талантливым и отважным юношей. Он прекрасно учился в самом престижном лицее на Мартинике, пошел добровольцем на Вторую Мировую войну, воевал во Франции и в 1944 году после тяжелого ранения был награжден орденом, а после войны изучал психологию, философию и теорию литературы в Лионском университете, где получил диплом психиатра. И вот там-то Фанон окончательно осознал, что он вовсе не француз, потому что у него черная кожа. До приезда в Европу он этого как-то не замечал. Представьте, как злился этот гордый чернокожий красавец и интеллектуал, когда либеральные французы любезно говорили ему:

 — Ах, как вы прекрасно говорите по-французски!

 Этот незатейливый комплимент (заметьте, высказанный без всякого дурного намерения!) приводил его в ярость: ведь французский был его родным языком!

 Конечно, с тех пор многое изменилось, сейчас в Европе и Америке иммигрантов из бывших колоний стало столько, что негр -профессор французской литературы — не такая уж большая редкость. Но в тридцатые годы двадцатого века, когда Фанон учился в Сорбонне, процесс глобализации еще не зашел так далеко, и он на собственной, так сказать, черной шкуре почувствовал все его трудности. Осознав, что он — не француз, Фанон задумался: кто же он такой? Была у него мысль: поехать в Африку, разыскать место, откуда были вывезены его предки, выучить язык, мифы, обряды, и таким образом найти свою идентичность. Но почти сразу он понял, что это невозможно: за несколько поколений жизни на Мартинике рабы из разных областей Африки перемешались между собой, записи не велись, архивы не сохранились, так что проследить свою генеалогию он не смог. У его предков не было письменности. Поэтому в изгнании их культура уничтожилась очень быстро, за пару поколений. Они не могли ее удержать — да, наверное, и не очень старались, для них главное было — выжить. А без письменных текстов восстановить культуру оказалось невозможно.

 Фанон был трагической фигурой, и читая его пронзительные эссе, я очень ему сочувствовала. Ведь и с нами, евреями, происходило то же самое — и мы жили среди других народов, и мы усваивали их языки, забывая свой язык, а иногда и свою историю.

 Но у нас, евреев, в отличие от мартиниканских негров, сохранились тексты. Великие тексты! Массы текстов, целые библиотеки. Читай, думай, восстанавливай свою идентичность! Хочешь — на иврите, хочешь — на идиш, хочешь — в переводах на другой язык…Фанон и сам много думал о евреях. Он признается, что даже завидовал им: у них была белая кожа и в отличие от него они легко могли сойти за французов, спрятаться среди них. Но тут он ошибался. Дело даже не в том, что спрятаться и приспособиться евреям не так легко, как он думал.

 Дело в том, хотели ли евреи прятаться? Хотим ли мы этого сейчас?

 Я думаю, что перед каждым евреем хоть раз в жизни встает тот же самый вопрос, который терзал Фанона и в конце концов привел его на чужую для него, в сущности, войну (о чем я расскажу позже). Кто МЫ такие? Есть ли у нас какая-то особенная сущность? И в чем она заключается?

 Наше счастье, что мы, евреи, можем думать об этом вместо того, чтобы ненавидеть, убивать и умирать, как Фанон. То есть, конечно, воевать тоже приходится. Но наша сущность не в ненависти. Нам не нужно ненавидеть других, чтобы понять, кто мы такие (так иногда считают антисемиты, но они ошибаются, потому что судят по себе). У нас есть другие способы построения идентичности.

Я это как следует поняла, услышав, как мой отчим ז»ל (во время войны за Независимость он командовал взводом) тихонько напевает пиют из праздничной молитвы «Мусаф» (мы будем читать его утром в Песах)

מִפְּנֵי חֲטָאֵינוּ גָּלִינוּ מֵאַרְצֵנוּ.

וְנִתְרַחַקְנוּ מֵעַל אַדְמָתֵנוּ.

«За наши грехи мы изгнаны из нашей страны,

 И удалились от нашей земли…»

 Я подумала: вот ведь мог бы неизвестный автор этого пиюта уточнить: «Римляне, такие сякие, грешники и негодники, разрушили наш Храм и изгнали нас из Страны Израиля». Или нет, ведь до римлян были вавилоняне, которые разрушили Первый Храм и увели нас в первое изгнание… Но в пиюте именно ни слова нету ни о Риме, ни о Вавилоне. Пиют не удостаивает наших врагов даже упоминанием! Почему? Да потому что в глазах автора этого текста (созданного, по мнению большинства исследователей, больше тысячи лет назад) все наши враги, а их было много, — только средство, орудие наказания, «палка в руке Всевышнего». А главные герои нашей истории — это мы сами.

Но если так — чего же Он от нас хочет? За что Он наказывает Свой народ? За то, что мы плохо подготовились к войне? За то, что вместо того, чтобы встать перед врагом единым фронтом, мы постоянно ссорились и выясняли отношения между собой? За то, что недостаточно искренне обращали свои мысли к Тому, Кто нас избрал и сделал Своим народом? За все это сразу? Так или иначе — за то, что произошло с нами, отвечаем только мы. Нам не на кого жаловаться. Мы не маленькие дети, мы взрослые люди, мы избраны для того, чтобы отвечать за свою судьбу. Возможно, именно этот пиют имел в виду еврейский философ, живший во Франции, Эмануэль Левинас, когда говорил, что иудаизм — религия взрослых людей.

 Этот пиют не выясняет отношения евреев с вавилонянами, греками или римлянами, византийцами, турками, арабами или русскими. Пиют не задается вопросом, мирно ли мы прожили «двести лет вместе» — что такое двести лет в нашей истории?. Пиют выясняет отношения еврейского народа с Богом. Это не значит, что мы прощаем наших врагов. Это значит, что за то, что с нами происходит, несем ответственность только мы. Мы воюем с врагами, побеждаем или терпим поражения, но не удостаиваем их ненависти.

 Поразительным образом это отношение к врагу воскресает — по всей видимости, совершенно неосознанно — в новой израильской литературе 20 века. В литературе народа, испытавшего столько бедствий и унижений, — нет ничего симметричного антисемитизму, нет русофобии и арабофобии и нет текстов, в которых выражены презрение и ненависть к врагам[1].

 Хорошо это или плохо — то, что мы за все про все так сурово судим самих себя? Может быть, наш народ потому и сумел пройти через все исторические испытания, что всегда стремился извлечь из них нравственный урок для себя самого? «За наши грехи мы изгнаны…» — это сказано с большим достоинством и силой. Но эта сила может обернуться слабостью. У этого достоинства есть оборотная сторона: сосредоточенность на себе и невнимание к «ДРУГОМУ» — к врагу, которого не удостаивают ненавистью. Или, наоборот, «бессмысленная и беспощадная» ненависть к СВОИМ, вместо попытки их понять.

 Но вернемся к нашему трагическому герою — Фанону. Франц Фанон возненавидел французов за то, что те украли у него идентичность. Но к кому он мог предъявить претензии — к тем приятным университетским интеллектуалам, которые чистосердечно хвалили его изысканный французский язык и его блестящее знание Паскаля? Как — и главное, кому — он мог выразить свою ненависть и боль? И Фанон уехал в Алжир, где начиналась антиколониальная война. Так он собирался отомстить французским колонизаторам, лишившим его родины, языка, религии и культуры. У него не было ровно ничего общего с алжирскими арабами и с их проблемами, кроме одного: ненависти к Франции — к той Франции, которая была и осталась частью его самого. Фанон возненавидел свою французскую идентичность. А свою утраченную африканскую идентичность он восстановить никак не мог. Он чувствовал, что его ограбили, и что его тоска по собственной сущности разрушает его самого. Однако Фанон не погиб в бою, как ему, видимо, хотелось. Но его участие в войне с французами, возможно, было попыткой самоубийства — и парадоксальнее всего, что писал он обо всем этом по-французски… Он умер в американской клинике от лейкемии и был похоронен в склепе мучеников на востоке Алжира под именем Ибрагим Фанон…

 При этом Фанон не только не был антисемитом — наоборот, он искренне и честно сравнивал себя с евреями и как Бочаров, тоже пытался понять, что это такое — быть евреем. Но ему это не удалось, потому что наши тексты были ему неизвестны. Может быть, он бы что-то понял, если бы ему пришло в голову в Париже или в Алжире зайти в синагогу и прочесть — хотя бы в переводе — текст, который евреи произносят в утренней молитве:

אַשְׁרֵינוּ מַה טּוֹב חֶלְקֵנוּ
וּמַה נָּעִים גּוֹרָלֵנוּ
וּמַה יָּפָה יְרוּשָּׁתֵנוּ

 «Ашрейну! ма тов хелкейну у-ма-наим горалейну! У-ма яфа ерушатену!» «Какие мы счастливые! Как хороша наша участь, как завидна наша судьба и как прекрасно наше наследие! «

Наше наследие — это наши тексты, наша Тора и наша Страна — одно не существует без другого. Если бы не наша память о Стране Израиля, записанная в наших текстах, наш народ не смог бы сохраниться ни в изгнании, ни в Израиле. Вот это и есть наша идентичность.

Становление идентичности

Но формальное наличие текстов в библиотеке недостаточно. Должен существовать механизм передачи текстов. И такой механизм в еврейской культуре существует. Он был отработан за тысячи лет изгнания и начал давать сбои только в последние двести лет. Один из элементов этого механизма — обряд ежегодного семейного чтения Пасхальной Агады. В Агаде сказано:

בְּכָל דּוֹר וָדוֹר חַיָּב אָדָם לִרְאוֹת אֶת עַצְמוֹ כְּאִלוּ הוּא יָצָא מִמִּצְרַיִם

«В каждом поколении человек должен видеть себя так, как будто он сам вышел из Египта».

 Мудрецы, много сотен лет назад составившие Пасхальную Агаду, в которую вошли отрывки из Письменной и Устной Торы, знали, что национальное сознание не заводится само собой. Его надо воспитывать, поддерживать и культивировать. Тексты, которые обычно задействованы в этом процессе коллективного воспитания, передаются из поколение в поколение и считаются каноном, «золотым запасом» национальной культуры. Еще до того, как дети пойдут в школу, родители и воспитатели учат их начаткам канона.

 В постмодернистской антропологии эту мысль заново сформулировала так называемая «критическая школа». В книге «Воображаемые сообщества» Бернард Андерсон на многочисленных примерах доказывает, что нация — это конструкция, проект. А орудием конструирования этой конструкции, как говорит Андерсон, являются школы и средства массовой информации, пропагандирующие национальный канон. Это значит, что национальная идентичность не только складывается сама собой. Она созидается. Народ — это педагогический проект. Частью такой коллективной национальной педагогики является еврейский Песах — праздник Исхода и его главная церемония — торжественное чтение Агады, О том, что в Агаде предсказана вся история еврейского народа, писал Жаботинский в очерке «Четыре сына» (кстати, тоже стоит всем прочесть перед Песах).

 У каждого народа время от времени появляется потребность осмыслить свой национальный проект. Молодой Пушкин, размышляя о народности и о национальном самолюбии, писал: «Есть у нас свой язык; смелее! — обычаи, история, песни, сказки и проч.» Что он имел в виду, говоря о смелости? Я думаю, то самое, что заботит и нас, евреев. У нас, у русских, говорит Пушкин, есть обычаи, история и тексты — значит, мы существуем как народ. Так что нечего комплексовать — наоборот, мы можем гордиться нашей культурой!

 Но почему обязательно надо гордиться? А потому, что, как сказал бы современный психолог, нормальному человеку для сохранения душевного равновесия необходим здоровый нарциссизм. В особенности это качество следует развивать в себе людям, склонным к комплексу неполноценности, в том числе и национально-культурной неполноценности. Изучение текстов в этом смысле — что-то вроде коллективной национальной психотерапии.

 Нарциссизм бывает здоровый и нездоровый. Среди различных теорий на этот счет здесь, по-моему, лучше всех подойдет теория французского психолога Жака Лакана. Попробую изложить ее коротко и по возможности просто. По Лакану, человеческое «я» — это не нечто твердое и постоянное, это скорее процесс, в ходе которого человек выстраивает себя самого. В этом процессе личность проходит несколько стадий. Когда ребенок смотрит в зеркало и видит себя как единое тело, он начинает понимать, что «я» — это некое единство. С помощью зеркала ребенок, подобно Нарциссу из греческого мифа, выстраивает образ себя. Таким зеркалом может стать и другой человек. Другой — это отражение (или, может быть, проекция) меня самого, а я — отражение другого. Выстраивание собственной идентичности через отражения, «стадия зеркала«, по Лакану, — это ранняя, инфантильная стадия развития личности. Следующая стадия — это стадия языка. На этой стадии взрослеющий человек осваивает язык в широком смысле, то есть осваивает культуру и начинает выстраивать свою сущность не только по отношению к визуальным образам «другого«, но и по отношению к знакам языка, символам культуры, которые складываются в систему. Это и есть совершеннолетие: этап, на котором человек входит в культуру, сознательно принимая «имя отца». По французски здесь игра слов: «nome du pere» — это одновременно и «имя отца», то есть фамилия, и «закон отца». Иными словами, человек взрослеет, когда он усваивает Закон, доставшийся ему от отцов. Закон в широком смысле — это культура, в частности, канон как совокупность текстов, а также история, известная нам тоже из текстов.

 Смена стадий в развитии идентичности — процесс, который последовательно развивается во времени. Стадия языка — высшая стадия развития личности, но когда человек ее осваивает, предыдущие стадии сохраняются как особые «модусы» восприятия, Случается, что человек застревает на стадии зеркала и развивает нездоровый, болезненный инфантильный нарциссизм. Гоголь в «Мертвых душах» очень точно описал инфантильный нарциссический, «зеркальный» тип самосознания у взрослого человека: «Вы посмеетесь от души над Чичиковым [….] и после с удвоившейся гордостью вы обратитесь к себе и самодовольная улыбка покажется на лице вашем». «А кто из вас, — обращается Гоголь к своим читателям, — полный религиозного смирения, устремит вглубь собственной души сей тяжелый запрос: а нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова? Да, как бы не так!» Такое отношение к «другим» и к самому себе (типа «вот он дурак, а я, стало быть, умный») отнюдь не способствует развитию и самосовершенствованию.

 Примерно так же, как самосознание самодовольного и не склонного к самоанализу гоголевского читателя, устроено незрелое, инфантильное национальное самосознание. Дескать, мы, принадлежащие к такому-то народу, отличаемся от других именно тем, что эти самые другие плохие по таким-то и таким-то параметрам, а вот мы, стало быть, хорошие. Посмотрите на нас, какие мы отличные![2] Ксенофобия — это и есть проявление болезненного инфантильного нарциссизма, результат нездоровой фиксации личности на «стадии зеркала».

 Еврейская национальная идентичность с древнейших времен строилась по отношению не к другим, а к Другому, по отношению не к людям, а к Всевышнему, к Отцу и к Закону, к Тексту, к культуре. В этом смысл еврейской избранности. Не вдаваясь в эту очень сложную тему, хочу только еще раз напомнить, что избранность — это ответственность. В нашем наследии много раз повторяется , что Всевышний избрал наш народ не потому, что мы лучше других и вообще не «потому что», а для «того, чтобы». Мы уже говорили о том, что в наших текстах довольно мало комплиментов по отношению к народу Израиля. Какие горькие, жестокие, мучительные упреки обращали еврейские пророки к своему народу! Они судили его по высоким критериям, и он очень редко до них дотягивал… 

 Все знают, что в Америке и в Западной Европе уже довольно давно принят принцип «политической корректности», категорически запрещающий любые ксенофобские высказывания (и вообще, кстати сказать, любые проявления «фобий» по отношению к «другим», не таким, как «мы», включая, например, инвалидов и т.п.). Над этим принципом иногда иронизируют, и действительно, когда его доводят до абсурда, он бывает нелеп. Но в нормальных дозах он необходим в мультикультурном обществе, в котором люди разных культур и разной этнической принадлежности должны как-то уживаться друг с другом, сотрудничать и находить общий язык. Принцип «политической корректности» заставляет людей следить за своей речью. А где речь человека — там и его мысли, говорит еврейская мудрость. Да, «политическая корректность» заставляет нас корректировать свои мысли и таким образом стимулирует взросление и совершенствование идентичности — от «стадии зеркала» к «стадии языка», когда человек приобщается к культуре, в том числе к национальной культуре.

 Ксенофобский национализм неприемлем и вреден, в то время как культурный национализм, наоборот, следует всячески развивать и поддерживать. Почему?

 Потому что национализм — это обратная сторона глобализации. Глобализация и национализм, , как свидетельствуют историки и социологи, развиваются одновременно и параллельно. И то, и другое — объективные исторические процессы, которые от нас не зависят. От нас зависит, в какую сторону они пойдут и какую форму они примут — инфантильную и некультурную или взрослую и культурную.

Прибежище негодяев?

 Люди, которые не понимают, что национализм бывает разным, иногда употребляют это слово как ругательство. Есть даже такой афоризм: «Патриотизм — последнее прибежище негодяев»[3]. Существуют и более мягкие наукообразные формулировки той же самой идеи. Например, швейцарский психолог Алис Миллер, автор бестселлера «Драма одаренного ребенка» в конце своей замечательной книги вдруг пишет: «Ненависть к жизни и страсть к разрушению — вот что делает националистов во всем мире настолько похожими друг на друга, что создается ощущение, будто все они носят одинаковую форму. У этих деструктивных концепций один источник — эмоциональный опыт, основанных на перенесенных в детстве страданиях и унижениях, причиненных взрослыми». Иногда национализм противопоставляют «плюрализму» как нечто однозначно плохое однозначно хорошему: национализм, дескать, по определению «монологичен» и не способен к диалогу (об этом пишет немецкий социолог Ульрих Бек). Из этого следует, что культурный человек не может и не должен быть националистом потому, что это очень вредно для личности и для культуры…

Если эта теория правильная — тогда каким же это образом русский националист Пушкин, немецкие националисты братья Гримм и сионистские националисты Хаим Нахман Бялик, Натан Альтерман и Авраам Шлионский умудрились все-таки как-то поучаствовать в созидании культуры своих народов? Нет, скорее всего эта теория неправильная.

 Еврейский русскоязычный культуролог Дмитрий Сливняк когда-то очень тонко заметил, что смущение и страх ассимилированных евреев перед «еврейским национализмом», перед иудаизмом и вообще перед всем еврейским (включая одновременно такие довольно разные вещи, как Талмуд, черный лапсердак и сионизм) — есть не что иное, как проявление вытесненного и подавленного Эдипова комплекса. По его мнению, это инфантильный страх перед собственным прошлым или собственным коллективным бессознательным, которое, будучи неосознанным и непознанным, кажется чем-то архаичным и угрожающим, «хаосом иудейским» (как говорил Мандельштам) [4]. Для того, чтобы избавиться от этого страха, надо знать и понимать тексты. Из этого следует, что культурный национализм весьма конструктивен и даже очень полезен для здоровья (душевного).

 Я не психолог, я литературовед и историк литературы и могу засвидетельствовать, что те, кто определяет национализм как «темную сторону политической жизни», к сожалению, плохо знают историю. Националистические движения бывают «настолько похожи, будто все они носят одинаковую форму», как пишет Алис Миллер (видимо, имея в виду военную форму), а бывают и не похожи, совершенно так же, как похожи и не похожи истории разных культур и разных движений внутри культур.

 Что касается якобы железобетонной монологичности любого национализма, могу привести такой пример. В период между Первой и Второй мировыми войнами на карте Европы появилось новое государство — Литва, и там очень интенсивно развивалось литовское национальное самосознание. При этом в Литве с 1918 г. до середины тридцатых годов у евреев была почти что культурная автономия, и даже был свой министр по еврейским деулам. Особым центром еврейской культуры был Ковно (Каунас), с 1920 года — столица молодого литовского государства. В этом городе выходило несколько журналов на иврите: «Хед Лита» [«Эхо Литвы»], «Оламейну» [«Наш мир»], «Галим» [«Волны»], «Нетивот» [«Пути»], «Петах» [«Открытие»] и другие. В этих журналах печатались произведения Агнона, Авраама Шлионского и Натана Альтермана, а также тексты местных поэтов, писавших на иврите, и многочисленные переводы, в том числе с литовского. В 1932 г. в Каунасе вышла на иврите большая антология литовской литературы. А за четыре года до того Моше Ярдени, учитель каунасской ивритской гимназии (той самой, где училась и потом преподавала замечательная израильская поэтесса Леа Гольдберг) выпустил сборник «Литовская народная поэзия» в своих собственных переводах на иврит. Ярдени, большой знаток иврита, был влюблен в литовский язык и в литовскую поэзию. В предисловии к своей книге он писал, что перевод на иврит литовских народных песен — дайн — это историческое событие, в этом переводе встречаются два древнейших языка человечества, ведь литовский из всех европейских языков ближе всего к индоевропейскому наречию, на котором говорили предки всех индоевропейских народов. Еще один сборник дайн в переводах на иврит вышел в Каунасе очень маленьким тиражом и без имени переводчика; исследователи склоняются к мнению, что этим анонимным переводчиком была Леа Гольдберг и что, таким образом, переводы дайн были ее первой публикацией. Уже совершив алию, Леа Гольдберг писала на иврите изящные стилизации дайн, а в 1944 году закончила большой цикл прекрасных и грустных ностальгических стихов о Литве, о ее пейзажах, мелодиях, людях и языке.

 Каунасские еврейские интеллектуалы были еврейскими националистами, потому-то они и принимали близко к сердцу литовскую независимость и литовское национальное возрождение. Они были не слепые и видели, что в литовском национализме есть антисемитские тенденции. Но сама по себе идея культурного возрождения народа, который наконец обрел национальную независимость, возрождение его языка и литературы — эта идея их вдохновляла, она была созвучна их собственным настроениям. Поэтому они интересовались новейшей литовской литературой, а также литовским фольклором, отчего еврейская поэзия много выиграла, обогатившись замечательными текстами. Каунасские сионисты учились у литовских националистов тому лучшему, что у тех было. Но увы, после войны из всех этих благородных и талантливых евреев в живых осталась одна только Леа Гольдберг, и то потому, что Авраам Шлионский, восхищенный ее талантом, умудрился в 1935 г. достать для нее сертификат на въезд в Палестину.

 Из приведенных примеров, на мой взгляд, следует, что национальная гордость и национальная ответственность могут быть и бывают очень хорошими и даже возвышенными мотивациями, отнюдь не препятствующими развитию культуры и культурного диалога. Национализмы бывают разные, нельзя все националистические движения представлять себе как нацизм. Опыт нацизма свидетельствует только о том, что национальную идентичность нельзя строить, фиксируясь на стадии зеркала, то есть за чужой счет (например, гордиться принадлежностью к народу x , презирая народ z). Прочную идентичность на этом построить нельзя, потому что никто никого не лучше.

 В Мишне, в трактате Сангедрин, есть замечательное рассуждение на этот счет: «Иди и смотри: почему Всевышний произвел всех людей от одного человека — Первого Адама? Для того, чтобы никто не мог сказать: мое происхождение лучше, чем твое. Как велики дела Всевышнего! Царь чеканит все монеты одним чеканом — и выходят все одинаковые. А Царь Царей оттиснул на лицах всех людей Свою печать — и вышли все разные, ибо сказано: «Сотворим человека по образу Своему, по подобию Своему».

 Смысл этой замечательной мишны понятен: все люди сотворены равными, но разными. Их право быть разными, их обязанность — постигать свою разность. За другие народы мы отвечать не можем, но постижение своей собственной еврейской идентичности — эта обязанность возложена на нас. И без наших еврейских текстов ее выполнить невозможно. Песах кашер ве-Самеах! Кашерного и веселого Песаха всем!

Примечания:

[1] Подробнее об этом — см. в моих статьях «Своей смертью завещали нам жизнь»: Война, смерть и враги в израильской поэзии двух поколений» [http://booknik.ru/library/all/svoeyi-smertyu-zaveshchali-nam-jizn-voyina-smert-i-vragi-v-izrailskoyi-poyezii-dvuh-pokoleniyi]; «In the desert of the other: Identity and lucrimax in Modern Hebrew Fiction». Australian Journal of Jewish Studies, 25,2012; ‘For Us the “Science of Hatred is Problematic: The Image of the Arab in Israeli literature of the Palmach Generation. Israeli Affairs, June, 2019. Я намеренно выношу здесь за скобки большого поэта Ури Цви Гринберга, который остался в стороне от израильского мейнстрима.

[2] См., например: «Чего добивается это вонючее стадо пейсатых ублюдков? Им не нравится трамвай? Он им мешает? Так и мне не нравятся их мерзопакостные рожи, но я не выхожу на улицу и не швыряю камни в полицейских. Пора открывать огонь на поражение. Иначе не успокоить». (Геннадий Л. 9tv.co.il 26.1.2021).

[3] Этот афоризм, произнесенный английским критиком Самуэлем Джонсоном, мгновенно стал популярным и был опубликован биографом Джонсона Джеймсом Босуэллом в 1791 году.

[4] Видимо, именно этот подсознательный страх заставляет многих русскоговорящих израильтян дегуманизировать ортодоксальных евреев, представляя их как какую-то гомогенную, но в то же время хаотичную массу, например: «харедимье и прочая шулхан-аруховская биомасса» (Kaits Joav, 9tv), «многочисленная обезумевшая стая бешеных ортодоксальных тварей» (vesty.co.il 28.1.2021); «Нашествие черной саранчи»(Kobi, nashe.orbita.17.9.2020); «Им не надо собираться толпой, они живут толпой, у них нет вопроса да или нет, прав или неправ, они как собаки — не думают, они живут инстинктами (Fima, nashe.orbita. 11.1.2021) «Наших ортодоксов я к категории инакомыслящих не отношу. Более того, даже просто как людей мыслящих не воспринимаю. Поэтому […] то, что я к этим объектам испытываю, никак нельзя назвать «черной ненавистью». Не назовете же вы «черной ненавистью» ваши собственные чувства к массе тараканов, которая живет в вашем доме (стране Израиль) загаживает дом и мешает вам жить? Или к стаду баранов, которое перекрывает дорогу стране? (mnenia.zahav.ru, 22.5.2020) и т.п.

Print Friendly, PDF & Email

21 комментарий для “ЕЛЕНА РИМОН: ЕВРЕЙСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

  1. Поздравляю с праздником Исхода и Прихода. Поздравляю и с этим текстом — с постановкой самых сложных и самых, что называется, по существу вопросов еврейской идентификации. Сама много раздумывала над историчностью индентичности, над ее константами и ее изменчивостью. Проблема — еврейской европейской истории в галуте и связанными с ней формами еврейской гибридной (русско-еврейско, немецко-еврейской и т.п.) идентификациями как производными соответствующими культурно-этническими гибридизациями. Взрослый зеркальный этап связан не только с усмотрением себя глазами антисемита, но и глазами наших соавторов в науке, искусстве, жизни в Европе. В результате мы ведь не чистоеврейские евреи, наше поколение и в Израиле и в странах рассеяния остается русскими евреями. Которые по ряду признаков отличаются, к примеру, от американских. Но остаются (не все) при этом евреями. Из этого можно заключить о сложно-сочиненной структуре современной еврейской идентичности и иденификации как процессе ее образования в становлении персоналий и личности-народа. В этой структуре сохраняется постоянная- константа и наряду с ней появляются переменные величины. Особая — с воссозданием своего государства.
    Леночка, здоровья и дальнейших нетленок.
    Мила

  2. “Ашрейну! ма тов хелкейну у-ма-наим горалейну! У-ма яфа ерушатену!» «Какие мы счастливые! Как хороша наша участь, как завидна наша судьба и как прекрасно наше наследие! «”
    ***
    Выжившие в Холокост, потерявшие своих родных, близких и любимых, врядли разделяли оптимизм и радость текста молитвы.
    То, что думали об этих словах те, кто умирали мучительной смертью в газовых камерах Освенцима и Майданека, остается только обойти прискорбным молчанием.
    То, что на сегодняшний день имеем мы, нынешнее поколение, после многовековых скитании, унижении, издевательств, погромов, ввиде 22 000 кв/км крохотного пятачка, огромную часть которого занимают 21% арабского населения с их бесчислянными городами, деревнями, бедуинскими поселениями и мечетями (хотябы 15 000 еврейских кв/км после несложного математического расчета — минус места, куда мы в собственной стране ни ногой — нам останутся?!), молиться о “завидности нашей участи и судьбы” всё ещё преждевременно. Подождем лучших времён.

  3. «Ашрейну! ма тов хелкейну у-ма-наим горалейну! У-ма яфа ерушатену!» «Какие мы счастливые! Как хороша наша участь, как завидна наша судьба и как прекрасно наше наследие! «
    ЕЛЕНА РИМОН
    «Наше наследие — это наши тексты, наша Тора и наша Страна — одно не существует без другого.
    Если бы не наша память о Стране Израиля, записанная в наших текстах, наш народ не смог бы сохраниться ни в изгнании, ни в Израиле. Вот это и есть наша идентичность.«
    :::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
    Уважаемая Елена,
    Сегодня и мне, в галуте, стало понятней, почему нет никакого смысла отвечать тем, кто не разделяет нашу точку зрения на идентичность и другие основополагающие идеи.
    «Так или иначе — за то, что произошло с нами, отвечаем только мы. Нам не на кого жаловаться. Мы не маленькие дети, мы взрослые люди, мы избраны для того, чтобы отвечать за свою судьбу. Возможно, именно этот пиют имел в виду еврейский философ, живший во Франции, Эмануэль Левинас, когда говорил, что иудаизм — религия взрослых людей…
    Этот пиют не выясняет отношения евреев с вавилонянами, греками или римлянами, византийцами, турками, арабами или русскими. Пиют не задается вопросом, мирно ли мы прожили «двести лет вместе» — что такое двести лет в нашей истории?. Пиют выясняет отношения еврейского народа с Богом. Это не значит, что мы прощаем наших врагов. Это значит, что за то, что с нами происходит, несем ответственность только мы. Мы воюем с врагами, побеждаем или терпим поражения, но не удостаиваем их ненависти.
    Поразительным образом это отношение к врагу воскресает — по всей видимости, совершенно неосознанно — в новой израильской литературе 20 века. В литературе народа, испытавшего столько бедствий и унижений, — нет ничего симметричного антисемитизму, нет русофобии и арабофобии и нет текстов, в которых выражены презрение и ненависть к врагам[1].«
    Спасибо Вам, будьте здоровы и вЕселы.

  4. /Брат моего мужа, родившийся и живущий в Лос-Анджелесе (из тех, кто «по традиции» голосует за демократов), сказал мне с гордостью:
    — Не думайте, что мы тут совсем оторваны от еврейской культуры. У нас есть еврейский общинный центр, его посещают очень многие. Там прекрасный бассейн!
    — А что, туда пускают только евреев?
    — Ну что Вы! Как можно! Конечно, нет! Туда пускают всех!
    — Тогда почему он еврейский?
    — Вообще действительно, — задумался мой собеседник, — почему? Воду туда наливают из крана…?
    Один из возможных ответов, на мой взгляд, содержался в анекдоте (которого мой деверь, наверное, не знал): «Что такое культура? Это когда моют ноги. А что такое еврейская культура? Это когда моют еврейские ноги…»!/

    Есть такая хорошая книга, переведена на русск. яз. — «Нюрнбергский дневник»
    Автор Г. М. Гилберт, офицер американской военной разведки, психолог получивший образование в Колумбийском университете, переводчик коменданта тюрьмы Международного военного трибунала в Нюрнберге
    В разговоре с ним, зоологический идиот, редактор «Дер Штюрмер» Штрейхер, которого чурались даже остальные заключенные, утверждал о наличии особых анатомических особенностей, встречающихся только у евреев:
    — О, задница у них совершенно отлична от остальных задниц, — ухмыльнулся он с видом спеца, чувствовалось, что к этому Штрейхер относился в высшей степени ответственно. — Еврейская задница, она, знаете, такая женственно-округлая, мягонькая, словом женственная, — пояснил он, порочно поблескивая глазами и рисуя в воздухе женственные и мягонькие, на его взгляд, пропорции. — А еврейская походка? С первого взгляда ты уже видишь, что перед тобой евреи.

    Р.S. В американских еврейских бассейнах, наполовину евреи (мамзеры) не могут окунаться целиком, только – по пояс.

    Во всей этой истории, если кого и можно пожалеть, так только студентов Университета Ариэль.

    1. Дорогой Лазарь, не надо уж слишком плохо думать про израильскую молодёжь.
      Они знают, что Мартиника — департамент Франции.
      А я регулярно хожу в басейн и он израильский. Потому что работает не 365 дней в году, а 364.

    2. «Наполовину евреи» не являются мамзерами и никто их никогда так не называет. Если у кого-то мать еврейка, он считается евреем. А если у него отец еврей, то он считается «зера исраэль».

    3. Особенность походки у части евреев, да и у части арабов достаточно заметна,чтобы о ней говорили наблюдательные люди. Как говорила одна моя знакомая,что ей не нужен паспорт, пусть человек пройдет несколько шагов и она скажет, что это может быть еврей. Так Алла Пугачева просила Галкина не танцевать, чтобы не подчеркнуть его еврейства. Пусть не обижаются на меня евреи, с которыми у меня с детства были прекрасные отношения, но может какой то ген живет во всех поколениях, который формирует еще при зачатии особенности формирования тазобедренного сустава.

  5. Думаю, постмодернизм нам не поможет. Еврейская национальная культура, фактически, не развивалась две тысячи лет, а лишь хранилась в своей религиозной форме с некоторыми обновлениями (для своего же сохранения). Мы не можем предъявить миру свою современную национальную культуру в ряду других (прежде всего европейских). Современный Израиль сделал многое: восстановил язык, освоил землю и др. Но в духовном отношении он в потугах первых шагов — пока это «детский лепет на лужайке». И хотя потенциал есть, и очень большой, и конечно он связан и с иудаизмом, но он еще не начал реализовываться. Посмотрите, чем, за редким исключением, заняты школы, академия, искусство — и вы поймете, что мы еще очень далеки от других национальных культур, которые дают идентичность национальной принадлежности. Конечно, можно оправдываться проблемой безопасности, но тут, я думаю, порядок существенно обратный: именно развитие национальной культуры поможет ее решить.

    1. Emil — Думаю, постмодернизм нам не поможет…
      —————————————
      100%, вам постмодернизм не поможет.

  6. Евреям в Израиле проще с идентификацией. Можно уже не искать себе «зеркало» и перейти от галутной стадии рефлексии/самооправдания,
    на уровень вытеснения чужаков из еврейской страны.

  7. Изящный очерк, спасибо.
    » Это не значит, что мы прощаем наших врагов. Это значит, что за то, что с нами происходит, несем ответственность только мы. Мы воюем с врагами, побеждаем или терпим поражения, но не удостаиваем их ненависти.»
    Резонно. Иначе как бы мы жили сегодня в ладу со своей исторической памятью, доброжелательно общаясь с немцами, поляками, украинцами, литовцами и далее по списку…

    1. Полностью согласенс Еленой и Вами, Барух: давно задумывался о том, почему меня нет ненависти к другим народам, в том числе и к арабским и другим антисемитам. Презрение, отторжение — да, но ненависть, желание всех уничтожить — нет! У Елены есть ответ на этот вопрос. Спасибо!

  8. Дина Рубина:
    [Search domain liveinternet.ru] https://www.liveinternet.ru › users › seniorin › post393900586
    Знаете, ребята, посмотрела я на это всё и лишний раз поняла (если только разы в понимании бывают лишними) — мне здорово повезло. Я живу в чудесной стране…
    В стране, которая никогда ни одному государству мира не давала советов, рекомендаций и указаний. Тогда как, наоборот, весь мир от самого главного президента до последнего блогового хомячка точно знает и всегда готов рассказать, что моя страна должна делать и чего не должна.
    Моя страна живет на вечном вулкане, при вечной угрозе военных действий, и при этом умудряется оставаться одной из самых безопасных стран мира. И это все, чего она хочет — безопасно и спокойно растить своих детей.
    Дети в моей стране — главный предмет культа, поклонения и обожествления. В обычной светской семье четыре ребенка — чуть ниже среднего количества.
    Про религиозных уж вообще молчу….
    А вот президента бывшего таки посадили. Он аж трех, а то и четырех служащих соблазнил. Уголовное дело завели, когда он еще президентом был. Ну, он конечно, в отставку сразу, а его в тюрьму. Народ, разумеется, очень возмущался таким президентским беспределом, но кое-кто ехидный все-таки не удержался от фразы: «лучше президент трахающий, чем трахнутый» (на иврите это лучше звучит)…»

    1. Борис Гулько «Монотонные и пёстрые».
      «Обдумывая национальный характер мышления еврея на примере шахмат я когда-то решил для себя, что теория их, созданная первым чемпионом мира Вильгельмом Стейницем — новаторская, парадоксальная, с элементами запредельности, которую в полном объёме мог использовать только он сам, — по сути еврейская. А трактовка её популяризатором этой теории Зигбертом Таррашем, сильнейшим из эпигонов Стейница, — расклассифицированная и методичная до скучности — типично немецкая. Эту мою конструкцию разрушил Ботвинник, сообщив мне, что Тарраш тоже был евреем…»
      —————————
      Те «ТУПЫЕ», кто движет и потрясает мир…
      «Газета Jerusalem Post впервые составила и опубликовала рейтинг 50 самых влиятельных евреев мира….в рейтинг включены те, кто «движет и потрясает» мир, – на основе таких критериев, как личный доступ к власти, способность влиять на события и талант.
      В рейтинг попали высокопоставленные госслужащие, бизнесмены, банкиры, раввины, мыслители, представители творческих профессий, спортсмены.
      Рейтинг возглавляет премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху. Второе и третье места – у двух высокопоставленных американских госслужащих — главы ФРС Бена Бернанке и главы президентской администрации Рама Эмануэля. В первую десятку попал также советник Белого дома Дэвид Аксельрод.
      На четвертом – Сергей Брин, создатель и руководитель компании Google. За ним следует Шай Агасси, чья компания Better Place собирается избавить Израиль от нефтяной зависимости, пересадив страну на электромобили.
      Глава МВФ Стросс-Кан занимает шестую позицию рейтинга, на девятой – юрист Алан Дершовиц. Замыкает топ-10 выдвинутая кандидатом на пост главы Верховного суда США Елена Каган. На 22-м месте – судья этого суда Руфь Гинзбург. На 20-м – руководящая Верховным судом Израиля Дорит Бейниш.
      The Jerusalem Post обещaл сделать рейтинг 50 самых влиятельных евреев мира ежегодным.»

      1. «И потому пронзительное «карр!»
        звучит для нас как песня патриота..« — — Иосиф Бродский
        ==================
        Это не про нас, у нас «скопились» тупые: см. коммент выше…
        «Скопившись в местах концентрации,
        Желая людьми быть простыми,
        Евреи — сыны мудрой нации
        Становятся страшно тупыми…»
        = =
        Это и про вас, и про нас:
        ————
        Скопившись в родной федерации
        С ублюдками из Катыни,
        Евреи, сыны мудрой нации
        Становятся слишком терпимы

        1. From: Yuri Goligorsky
          Subject: Голос иудаизма!
          Стихотворение «ЕВРЕЙ» автор Ефим Майданик. Иерусалим.

          ЕВРЕЙ!
          Тебя зовут служить чужому богу? .
          Возник вопрос? — Отправься в синагогу!
          Миссионер по-русски говорит? –
          Спроси: — вы, дядя, знаете иврит?
          Он может знать (они — народ бедовый!).
          Спроси: — какой завет ваш — “ветхий?”, “новый?”
          И кстати, раз уж “новый” ваш завет,
          Скажите, — сколько документу лет?
          Кто дал его? Кому? Кто был при этом?
          Кто вашим “новым” верен был заветам?
          И главное, спроси миссионера:
          Что может дать твоя еврею вера?
          :::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
          Еврей, тебя зовут служить чужому богу ?
          Из старой синагоги — на новую дорогу ?
          Не знаешь ты иврит и идиш твой убогий ,
          Не знаешь ты Завет ни старый и ни новый.

          Кто «новый» дал закон ?
          — Кому ? Кто был при этом?
          Кто этим «новым» верен был заветам?
          Кто помнит имена пророков ?
          Кто их учил ? Чему ?
          — Не разрушать и не казнить пришёл Он ,
          И не сжигать детей, дома и сёла,
          Пришёл исполнить он
          Закон тот вечный ,
          Что дал ему Господь ,
          Господь Предвечный.

  9. «Народ — это педагогический проект.»

    Краткое и очень хорошее определение.
    Именно поэтому народы так разнятся по своему «качеству».
    Больше тут:
    Абубакар Самбиев. Технический анализ Социальных Систем
    http://www.lib.ru/POLITOLOG/sambiev.txt#0

  10. Мужик в запое
    За наличность
    Искал в помоях
    Идентичность…

    Это не про нас.

    Скопившись в местах концентрации,
    Желая людьми быть простыми,
    Евреи — сыны мудрой нации
    Становятся страшно тупыми…

    А вот это про нас.

    1. И это тоже:

      Антисемиты уповают,
      Что смогут проучить евреев,
      Но «всё, что нас не убивает…
      Об этом сильно пожалеет»…

Добавить комментарий для Zvi Ben-Dov Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.