Лев Сидоровский: ПЕСНИ, ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ. Продолжение

Loading

И песня действительно «пошла». По всем фронтам — от Се­вастополя до Ленинграда и Полярного. Правда, некоторым блюс­тителям фронтовой нравственности показалось, что строки: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага» — упадни­ческие, «разоружающие». Просили и даже требовали про смерть вычеркнуть или отодвинуть её от окопа подальше. Но портить песню было уже поздно: она «пошла»…

ПЕСНИ, ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ

Лев Сидоровский

Продолжение. Начало   

Глава 3-я

 «БЬЁТСЯ В ТЕСНОЙ ПЕЧУРКЕ ОГОНЬ…»

ЭТА ПЕСНЯ сразу же, безоговорочно была принята — и сердцем солдата, и сердцами тех, кто его ждал. А ведь сти­хотворение, из которого она родилась, появилось, в общем-то, случайно, даже в печать не предназначалось. Просто поэт, корреспондент газеты «Красноармейская правда» Западного фронта, батальонный комиссар Алексей Сурков, для которого это была уже четвёртая война, написал в Чистополь жене Софье Антоновне с фронта шестнадцать «домашних» строк, озаглавленных так: «Тебе — солнышко моё!». Написал в сорок первом, 27 ноября, под Истрой, после очень трудного дня, когда, пробиваясь из ок­ружения со штабом 258-го гвардейского полка, попал… на минное поле. Это было действительно «до смерти четыре шага», даже меньше… После всех передряг, промёрзший, усталый, в шинели, посечённой осколками, Сурков всю оставшуюся ночь просидел над своим блокнотом в землянке, у солдатской железной печурки…

 ***

ТАК БЫ и остались эти стихи частью письма, если бы в феврале сорок второго не пришёл во фронтовую редакцию компо­зитор Константин Листов и не стал просить «чего-нибудь, на что можно написать песню». «Чего-нибудь» не оказалось. И тут Сурков, на счастье, вспомнил о стихах, отправленных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи вполне уверенным в том, что, хотя свою товарищескую совесть он и очистил, но песни из этого абсолютно лирическо­го стихотворения не выйдет. Листов пробежал глазами по строчкам, промычал под нос что-то неопределенное и ушёл.

Через неделю он вновь появился в редакции, попросил у фотографа Миши Савина гитару и запел:

«Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза…» 

Все свободные от работы по выпуску номера слушали, за­таив дыхание. Был среди слушателей и писатель Евгений Воробьёв, который попросил Листова записать мелодию, что композитор и сделал. Позднее, в 1942-м, 25 марта, слова и мелодическая строчка «Землянки» появятся в «Комсомольской правде». Но уже в день «премьеры», о которой речь шла выше, когда Листов ушёл, Савин попросил у Суркова текст и, аккомпанируя себе на гитаре, спел про землянку снова. И сразу стало очевидно, что песня «пойдёт» — ведь «обыкновенный потребитель музыки» запомнил мелодию с первого же исполнения.

И песня действительно «пошла». По всем фронтам — от Се­вастополя до Ленинграда и Полярного. Правда, некоторым блюс­тителям фронтовой нравственности показалось, что строки: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага» — упадни­ческие, «разоружающие». Просили и даже требовали про смерть вычеркнуть или отодвинуть её от окопа подальше. Но портить песню было уже поздно: она «пошла»… О том, что с ней «муд­рят», дознались на фронте, и однажды Сурков получил письмо от шести танкистов-гвардейцев. Танкисты писали: «Мы слышали, что кому-то не нравится строчка «а до смерти четыре шага». На­пишите для этих людей, что до смерти четыре тысячи английс­ких миль, а нам оставьте так, как есть, мы-то ведь знаем, сколько шагов до неё, до смерти».

И ещё был такой случай, о котором вспоминает Ольга Берггольц. Как-то блокадной зимой пришла она на крейсер «Ки­ров». В кают-компании офицеры слушали радиопередачу, и вдруг прозвучала «Землянка» с «улучшенным» вариантом текста. Раз­дались возгласы протеста, и, выключив репродуктор, люди де­монстративно трижды спели песню так, как пели её и раньше…

Конечно, Сурков знал войну с самых первых её дней — не зря же Константин Симонов писал ему: «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины, как шли бесконечные, злые дожди, как кринки несли нам усталые женщины, прижав как детей, от дождя их к груди…». И не зря же сам он в ту осень сорок первого на Западном фронте буквально выдохнул такие строки: «Человек склонился над водой и увидел вдруг, что он седой. Человеку было двадцать лет. Над лесным ручьём он дал обет беспощадно, яростно казнить тех убийц, что рвутся на восток. Кто его посмеет обвинить, если будет он в бою жесток?»

  ***

И КОНЕЧНО ЖЕ, совсем не случайно сугубо личные строки «Землянки» стали популярнейшей песней войны, одной из наивысших лирических удач всей фронтовой поэзии. Ведь, оказавшись на фронте, поэт сразу же почувствовал: солдатское сердце ищет не только лозунга и призыва, но и ласкового, тихого слова, чтобы разрядиться от перегрузки всем тем страшным, что на него обрушила жестокая действительность. Не случайно же рядом с кованными строками: «Идёт война народная, священ­ная война» — в солдатском сердце жила в общем-то не очень искусная песенка про синий платочек. И поэт откликнулся на этот зов сердца. Но есть ещё один секрет исключительной ду­шевной приязни миллионов бойцов к таким стихам, как симо­новское «Жди меня», к таким песням, как сурковская «Землян­ка». Этот секрет — в абсолютной доверительности лирической исповеди, которая притягивала миллионы сердец, целиком при­нимающих строки песни как выражение собственных чувств — са­мых затаённых и самых святых:

«Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой…» 

Люди воспринимали не только смысл стихотворения, но и весь вложенный в него жар сердца, пульсацию крови, волнение, надежду, любовь…

Вот почему если бывшие фронтовики поют про землянку, то даже сегодня они не жалеют для этой песни сердца и не сты­дятся слёз…

  ***

КСТАТИ, выкопали эту землянку, во дворе своего дома братья Михаил и Владимир Кузнецовы, Потом, на фронте, они даже не подозревали, что именно их печурка согревала поэта, когда он писал те замечательные стихи… А в 1998-м на её месте возник памятный знак — в память о Великой Песне, на котором — и имена создателей, и ноты, и слова: «Бьётся в тесной печурке огонь…»

(продолжение следует)

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Лев Сидоровский: ПЕСНИ, ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ. Продолжение

  1. И правда, хорошая песня. Изображено интересно: «опаленная войной»
    черно-желтая ленточка обвита вокруг штыка.
    А сегодня, 75-ый день «военной операции», и наш коллега Лев Мадорский задает вопрос: «Будет ли Третья Мировая ?«
    ЧТО бы написали сегодня Алексей Сурков… Евгений Евтушенко — ?
    «- Хотят ли русские войны? — спросите Вы у тишины», — у Бучи, Ирпеня, Чернигова, Мариуполя… Мчится птица-тройка… нет, не мчится. Скорее — спотыкается на каждом шагу. А старая песня «Землянка» переживет все стишата, написанные к фестивалю ? ..к очередному празднику — ? ..к …цатому съезду партии КПСС?
    Чудным звоном заливаются большие и малые колокольчики-бубенчики…

Добавить комментарий для Бляхин-Мухин Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.