Лев Сидоровский: ТАТЬЯНКА

Loading

Ни разу не слышала мата. Дарили ромашки или просто ёлочную веточку. Пели: «Татьяна, помнишь дни золотые?..» Иногда, если затишье, устраивали танцы — у нас был свой бая­нист, Паша Котов, и мне, конечно, приходилось попеременно танцевать с каждым. Очень любили и вальс, и танго… Да, ухаживали, но рук не распускал никто…

ТАТЬЯНКА

Лев Сидоровский

Рассказ о девушке с фронтового снимка

ЭТУ ФОТОКАРТОЧКУ увидел я в доме на Новоизмайловском. Девушка в кресле. Милое лицо. Берет, гимнастёрка, на которой погоны старшины, орден, медали. И три нашивки за ранения. На обороте: «Михальчику от Татьянки». И стихи:

«Если в жизни судьба нас разлучит,
 Если в жизни не буду твоей,
Вспоминай
иногда фронтовичку,
Вспоминай ее муки любви».

 А пониже: «20 июня 1945 года, г. Бург, Германия».

 ***

ИМЕННО так, Татьянкой, все на войне её и звали. А попа­ла на войну учащаяся агрошколы, что располагалась в Царском Селе, очень просто: окончила заочно курсы Красного Креста — и уже в августе старшина медслужбы, санинструктор 3-го артдивизиона 10-й артдивизии Таня Петрова оказалась в бою. Сколько раненых тогда перевязала, сколько из-под огня на се­бе вытащила, не помнила. Помнила только, что руки были по ло­коть в крови. Впрочем, так потом случалось в каждой передря­ге. А 11 сентября, под Петергофом, сама вдруг почувствовала удар в ногу. И — тишина… Её откопали. Потом ампутировали палец. Потом ещё месяца три держали в госпитале — пока не вернулась к контуженной Татьянке речь…

Только выписалась, стала сопровождать маршевые роты — из Ленинграда, через Ладогу, на тот берег. Пешком — в мороз, по льду, под бомбёжкой и артобстрелом. И так в дороге — нес­колько суток. И потом — ещё. И потом — ещё… А она — единс­твенная на всю роту девушка, и небо — в огне, и руки опять часто — в крови по локоть…

Однажды, после очередного перехода, осталась там, на том берегу. На Волховском фронте. В 265-й стрелковой диви­зии. Сколько лет минуло, но до конца жизни отчетливо помнила всё. Как, например, осколком оторвало ногу комбату Ершову, а он сгоряча не поверил и просил её, пока не накладывать жгут: «Татьянка, не дай коновалам отрезать ногу совсем…»

На освободившееся место прислали старшего лейтенанта Костюкова. Замечательный был комбат — мудрый, храбрый, ду­шевный. Когда выпадало порой затишье, часто повторял вслух: «Где же там моя Катя?.. Где же?.. Где же?..» Но затишье слу­чалось редко. И вот однажды, когда шёл бой, проник комбат с радистом и ординарцем в подбитый немецкий танк. Этот танк пару дней назад застрял на нейтралке поперёк какого-то рва. И стал комбат оттуда корректировать огонь нашей артиллерии. А Татьянка, которую снова ранило, как раз лежала в палат­ке начсандива, где была рация. И вдруг по рации — голос Костюкова: «Немцы рядом. Я окружен. Огонь — на меня! Слышите? Огонь — на меня! Прощайте…» И — взрыв…

Как она тогда рыдала…

Но всё равно надо было воевать дальше: прорывать блока­ду, освобождать Карелию, Псковщину, Прибалтику… Увидеть пылающую Варшаву. Штурмовать Берлин. В Берлине, когда пришла к рейхстагу, свободного места на стене не оказалось. Тогда солдаты подняли её высоко-высоко, и она начертала там, на колонне: «Я — Таня Петрова из Ленинграда!»

А комбат Саша Поздняков говорит: «Татьянка, давай в честь Победы погуляем…» Повёз ее на «виллисе» в городок Бург, и там бродили они под гроздьями сирени, заглянули к фотографу…

И отправила фронтовичка снимок далеко-далеко, «Михальчику», старшему лейтенанту Михаилу Самохвалову. Свои отноше­ния выяснили они ещё в сорок третьем. Вся дивизия знала, что Татьянка и Миша влюблены. Но потом война разбросала их по разным дорогам. Встретились только в декабре сорок пятого — когда ей, абсолютной чемпионке легкоатлетических соревнований в Берлине армий-победительниц (на беговой дорожке, в спринте, здорово обошла всех американок, англичанок, францу­женок), дали короткий отпуск на родину. Лишь три дня провела с Мишей в Астрахани, у его родителей. Но в ЗАГС всё-таки ус­пели. А демобилизовали её через полгода…

 ***

И ВОТ рассказывала мне Татьяна Александровна Самохвалова, как жили они с Мишей — душа в душу, как вместе работали на Экспериментальном заводе спортивного судостроения, расти­ли сыновей, внучек. В девяносто первом Михаила Фёдоровича не стало…

Вспоминала фронт — как деликатно там к ней, девушке, относились солдаты:

 — Ни разу не слышала мата. Дарили ромашки или просто ёлочную веточку. Пели: «Татьяна, помнишь дни золотые?..» Иногда, если затишье, устраивали танцы — у нас был свой бая­нист, Паша Котов, и мне, конечно, приходилось попеременно танцевать с каждым. Очень любили и вальс, и танго… Да, ухаживали, но рук не распускал никто…

Роста она была, вроде, небольшого, внешне — не богатырь, как же могла, раз за разом, волочить на плащ-палатке из боя одного, другого, третьего? Теперь и сама удивлялась:

 — В бою сил хватало. А после боя, бывало, сяду в сто­ронке, реву… Как-то взрывной волной швырнуло солдатика с берега. Я — за ним. И только когда дна ногами не достала, вспомнила: батюшки, ведь плавать-то совсем не умею! Хорошо, что он умел…

Целых сорок пять лет она возглавляла совет ветеранов 265-й Краснознаменной Выборгской стрелковой дивизии. На улице Верности, в 184-й школе, прежде был у них музей. Однажды в этом музее рассказала Татьяна Александровна ребятам о под­виге комбата Костюкова. В конце добавила: «А может, он тогда всё же не погиб? Ведь останков никто не видел. Вот бы разыс­кать Катю, жену…» Ребята написали о комбате в газету. И через некоторое время к секретарю совета ветеранов 265-й пришла седая женщина, протянула снимок человека на костылях:

 — Узнаёте? Это Михаил Васильевич Костюков после гитле­ровского концлагеря. Да, он тогда в танке чудом остался жив. Весь искалеченный, попал в плен, прошёл через все круги ада. После войны всё пытался найти кого-нибудь из однополчан… Поскольку был в плену, официально считался «предателем». Очень от этого страдал, всех и всего боялся. Наконец дождал­ся реабилитации и скоро умер. Я его жена, Екатерина Ивановна Костюкова… Спасибо, Татьянка, за память о Мише…

Этим именем «из войны» однополчане называли её и потом все годы. Увы, исчез в 90-е в 184-й их музей: иные времена, иные нравы… И с каждым годом редел их строй. Когда-то ко Дню Победы секретарь совета ветеранов 265-й рассылала по всей стране шестьсот поздравлений, сто десять из которых — ле­нинградцам. К началу двадцать первого века земляков осталось только четверо. Вот и тормошила по телефону Татьяна Александровна своим по-прежнему звонким голосом (и не обязательно лишь в праздники) Ивана Павловича Погодаева, Елену Ильиничну Баранову, Александра Николаевича Шамова. И про Александру Владимировну Лопатину, которая в Киришах, тоже не забывала…

И вдруг звонок — наоборот, ей, из Воронежа:

 — Татьянка! Это Маша Кочурина! Помнишь?

Ну, как не помнить Машеньку, врача медсанбата!

 «Татьянка», «Машенька»… А ведь каждой — под девяносто…

 ***

Татьяны Александровны Самохваловой не стало в 2013-м, 28 ноября.

Тот самый снимок.
Тот самый снимок.

Print Friendly, PDF & Email

14 комментариев для “Лев Сидоровский: ТАТЬЯНКА

  1. Тогда солдаты подняли её высоко-высоко, и она начертала там, на колонне:
    «Я — Таня Петрова из Ленинграда!»
    ——————————————————
    После этих слов я открыл книгу Карины Феликс «ЗДЕСЬ БЫЛ … Исследование имён в здании рейхстага», в которой приведено более 700 имён солдат Красной Армии, расписавшихся здесь в 1945 году. Петровых в списке сохранившихся до настоящего времени фамилий несколько, но ТАНИ ПЕТРОВОЙ среди них нет. Жаль!

      1. На стенах Рейхстага солдаты КА оставили не одну тысячу своих имён. По прошествии 75 лет сохранилось чуть более 700 имён. Я высказал сожаление, что имя героини очерка среди них нет.
        Какой непреодолимой силы должно быть желание вставить (кому бы то ни было) перо, чтобы увидеть в моём комментарии хотя бы малюсенькую гадость. Да ещё призвать в свидетели (в Гостевой) уважаемого автора.

        1. Для Виктор Зайдентрегер
          Мне кажется у Вас с Вашим визави случилось случайное и элементарное недопонимание. Если бы фраза из Вашего второго поста «На стенах Рейхстага солдаты КА оставили не одну тысячу своих имён.» попала в Ваш первый пост — его бы не возникло. Извините что встрял…

  2. И ещё. В своих воспоминаниях медсестра военных лет рассказывала, что за 50 раненых, вытащенных с поля боя, давали орден «Красного знамени». На фото я вижу две медали и орден «Красной звезды». Мало! Её явно обходили наградами.

    Извините, за давностью не могу найти ссылку.

    1. «В своих воспоминаниях медсестра военных лет рассказывала, что за 50 раненых, вытащенных с поля боя, давали орден «Красного знамени». «(конец цитаты).

      Уважаемый Современник!
      Все таки правильнее «вынесенных» с поля боя. Это когда речь идёт о санитарах носильщиках.
      Если речь о собаках-санитарах, то применяется выражение «вывезенных».

      1. Уважаемый Олег!
        Не могу согласиться. Тяжелораненых, часто под огнём, именно тащили на плащпалатке, на шинели, просто по земле. Девочке в 18-20 было не под силу иначе. Ведь нужно было ещё тащить его винтовку.
        Другие варианты (санитары-мужчины, тележки, санки зимой, собачьи упряжки) тоже были. Но это уже другое.

        1. Уважаемый Соплеменник!
          Вынос и вывоз раненых с поля боя — одна из тем обязательной подготовки военврачей.
          Нас так учили этот процесс обозначать филологически на лекциях. Правда было это в прошлом тысячелетии,но в памяти отложилось.

          1. Уважаемый Олег!
            Ешь бы! Вы затронули (как и автор) такие струны (события) о которых не забыть никому и никогда. Моя старшая сестра «успела» повоевать — очень короткое время санитаркой, затем, всю войну, зенитная артиллерия. После войны, как и Вы, но много ранее, окончила с отличием второй медвуз, сдала на все пятёрки в аспирантуру и её, вступившую на фронте в партию, с опубликованной в центральном журнале статьёй и блестящими рекомендациями профессуры, не приняли по каким-то лживым мотивам. До сих пор храню ещё одну её статью о редчайшей форме рака.

        2. Уважаемый Соплеменник!
          Филология не мой конек и не моя профессия. Оставляю её правила на выбор автора. Только Автор несет ответственность за написанное им.
          А тема эвакуации раненых с поля боя и у меня в памяти «сидит занозой» — правда приятной, если так можно выразиться. Я был самым тощим на курсе — при росте 173 — вес 49-50 кг. Поэтому именно меня мои согруппники чаще всего и использовали «биоманекеном» на практических занятиях по этой самой эвакуации. Благодаря нашему фотографу Саше Филонову фото этих «эвакуаций» на полевых занятиях (и сопутствующего пост-бэкстейджа) до сих пор существуют и не только в моём фотоальбоме…
          Удачи Вам!!!

  3. Песня «Татьяна, помнишь дни золотые…» это из репертуара Петра Лещенко, в те годы он был «белоэмигрантом», его пластинки привозились в СССР контрабандно, его творчество даже не обсуждалось.А после войны его осудили за сотрудничестао с немцами. Он, кажется, был переводчиком на допросах.

    1. По-моему, не совсем так. Во время войны Лещенко жил и работал в Румынии. С немцами не сотрудничал, но его выступления и записи потом приравняли к сотрудничеству с противником. Его там и схватили смершевцы, передали румынам. Был осуждён (естественно, по команде «наших») и умер там в тюрьме.

    1. Спасибо!
      В этом безумном мире стало немного больше добра.
      Всех благ и здоровья!

Добавить комментарий для Виктор Зайдентрегер Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.