СЛУЧИЛОСЬ это в конце сорок второго. Ладога в ту зиму не замерзала долго: и судам путь уже невозможен, и пускать машины ещё нельзя — в общем, приходилось ждать «у моря погоды». В один из таких дней капитан Пётр Богданов, политрук 526-й отдельной фронтовой роты связи, отправился вместе с работниками политотдела управления дороги в воинские части: надо было посмотреть программу художественной самодеятельности.
ПЕСНИ, ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ
Лев Сидоровский
Продолжение. Начало
Глава 13-я
«ДОРОГА ЗДЕСЬ ПРОБИТА СКВОЗЬ БЛОКАДУ…»
ПРЕЖДЕ, дорогой читатель, я уже рассказывал, какую гигантскую роль в героической блокадной эпопее Ленинграда сыграла легендарная трасса, проложенная по льду Ладожского озера. Официально эта трасса называлась «Ледовая военно-автомобильная дорога № 102». Но в историю Великой Отечественной она вошла как «Дорога жизни» — ведь это была единственная коммуникация, связывающая осажденный город с Большой землей.
Так вот спустя три десятилетия, в середине 70-х, однажды ко мне в редакцию заглянул коренастый седой человек, представился:
— Пётр Леонидович Богданов, автор стихов «Песни о Ладоге».
— Той самой?!
— Той самой.
Я спешно усадил гостя, угостил чаем и включил магнитофон…
***
СЛУЧИЛОСЬ это в конце сорок второго. Ладога в ту зиму не замерзала долго: и судам путь уже невозможен, и пускать машины ещё нельзя — в общем, приходилось ждать «у моря погоды». В один из таких дней капитан Пётр Богданов, политрук 526-й отдельной фронтовой роты связи, отправился вместе с работниками политотдела управления дороги в воинские части: надо было посмотреть программу художественной самодеятельности.
Солдатские концерты проходили с неизменным успехом — вроде бы, политруку только радоваться, а он всё никак не может освободиться от беспокойной мысли: «Почему у героев Ладоги — шофёров, речников, грузчиков, связистов — нет своей песни?». Едва вернулся в казарму, засел за стихи. Нет, капитан Богданов вовсе не был поэтом, до войны работал в конструкторском бюро. Потом — ополчение, бои на Невском «пятачке», служба здесь, на Ладоге. Но ладожская эпопея затронула в сердце солдата такие струны, что первые строчки возникли сразу:
«Сквозь шторм и бури, через все преграды
Ты, песнь о Ладоге, лети!
Дорога здесь пробита сквозь блокаду —
Родней дороги не найти!
Эх, Ладога, родная Ладога!
Метели, штормы, грозная волна…
Недаром Ладога родная
Дорогой жизни названа…»
Итак, первый куплет и припев готовы. Не дожидаясь, пока появятся остальные, Богданов вызвал сержанта Льва Шенберга, протянул стихи: «Сможешь написать к ним музыку?» Почему политрук обратился за помощью именно к нему? Потому что был сержант исключительно музыкален: пел, играл на банджо, гитаре — и всё самоучкой, на слух… Вот и сейчас, только пробежал глазами по строчкам, почувствовал: музыка получится! Мелодия уже жила в стихах, её нельзя было не услышать, не ощутить. А может, сержанту, бывшему фэзэушнику, выучившемуся на лекальщика, уже на второй день войны ушедшему добровольцем в бой за родной город, просто очень хотелось помочь сложить песню о битве за Ленинград…
Скорее взял гитару. Мелодия родилась быстро. Попробовали дуэтом с баянистом — хорошо! Друзья услышали, подхватили:
— Эх, Ладога, родная Ладога!..
Тем временем политрук дописал остальные куплеты, и через несколько дней солдатский хор в сопровождении оркестра (баян, две гитары и две балалайки) впервые исполнил этот мужественный марш:
«Пусть ветер Ладоги поведает народу,
Как летом баржу за баржой
Грузили мы и в шторм, и в непогоду,
Забыв про отдых и покой…»
Песня имела успех, и от политрука последовало новое задание: «Немедленно сделать нотную запись музыки, размножить её и разослать по близлежащим частям». Для этого в помощь сержанту был придан старшина Павел Краубнер, который хорошо разбирался в нотной грамоте: до войны, работая на Петродворцовом часовом заводе, этот, что называется, душа-парень играл в местном оркестре.
Поручение было выполнено, и 17 декабря песню напечатал «Фронтовой дорожник». Она имела такой отклик, что уже следующий номер газеты открывался передовой: «Оружием искусства», где, в частности, говорилось: «Мы наблюдаем первые удачные ростки подлинного массового творчества. В наших частях родилась «Песня о Ладоге», написанная бойцами и командирами части тов. Лебедева…»
Песню приняли! И скоро счастливые авторы услышали, как из кузова грузовика, следовавшего к Кобоне, рванулось в свинцовой небо:
«Зимой машины мчались вереницей,
И лёд на Ладоге трещал –
Возили хлеб для северной столицы,
И Ленинград нас радостно встречал…»
В другой раз бойцы из рабочих батальонов грузили баржи под духовой оркестр, исполнявший этот марш:
«И знаем мы: кровавая блокада
Исчезнет скоро, словно тень, –
Растут и крепнут силы Ленинграда,
Растут и крепнут каждый день…»
Вдруг — воздушный налёт. Встреченные плотным огнём зениток, фашистские стервятники кое-как отбомбились, убрались восвояси, а люди продолжили своё дело, и ещё мощнее грянул многоголосый хор:
«Когда пройдут года войны суровой,
Залечит раны город мой,
Народ вздохнёт и песню с силой новой
Споёт о Ладоге родной…»
Да, сегодня эта песня звучит с новой силой. А тогда ею неизменно начинался каждый из почти трёх тысяч концертов Ладожского Краснознаменного ансамбля.
В самые последние дни войны погиб Павел Краубнер, а Пётр Леонидович Богданов и Лев Романович Шенберг (я с ним познакомился тоже) ещё долго жили в городе, который они мужественно защищали от врага и в честь которого суровой порой счастливо сложили свою единственную песню..
.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
