Феликс Аранович: ОДНАЖДЫ В ПРОСТРАНСТВЕ

Loading

Я дописываю последние строки своего вúдения истории того, что однажды произошло в мировом пространстве. Целый год я и сам пребывал в нём, находясь в то же время и на Земле, — то в предместье Чикаго, то во Флориде, в городке на берегу Мексиканского залива.

ОДНАЖДЫ В ПРОСТРАНСТВЕ

Исторически-футуристическая повесть[1]

Феликс Аранович

Окончание. Начало

ГОД 1000 ОТ НАЧАЛА АНТРОПОЦЕНА

Еввиты вместе с людьми расселились по земле группами, которые определились их национальной историей. Однако, общественные отношения внутри этих групп и между ними стали столь дружелюбными и взаимодействуют они столь согласно, что имеют уже мало общего с жизнью чисто человеческих национальных обществ.

И да! Самым радикальным изменением, которое произошло в новом обществе было то изменение, которое произошло в результате изменения в нервной системе еввита — перестройка в ней безусловного рефлекса: новый человек не вздрагивает на неожиданный окрик, но умышленные убийства и войны стали невозможны и прекратились. Прекратилось и производство оружия и атомных бомб.

Руководить территориальными группами (не стало национальных государств) стали немногочисленные правительства, и процедура их выборов стала чрезвычайно проста, — не стало на земле никаких политических партий: каждый новый человек уже в 13 лет обладает сознанием, в котором деятельный практицизм и разумный идеализм находятся в полном равновесии. В обществе таких людей нет условий для возникновения политических разногласий.

Поток изобретений преобразил быт Нового Человека. Появились средства быстрого дальнего передвижения. В совокупности с общностью языка это полностью устранило межгрупповое недоверие и вражду.

Вместе с еввитом человек стал смелее следовать за своей любознательностью. Посещения Вселенной стали расширяться до размеров, которые раньше были доступны только его смелой мечте.

Ещё в начале Антропоцена он сделал спутник Земли — Луну —  своей орбитальной станцией.

Теперь он посетит соседнюю внешнюю планету Марс и вернётся с нее.

Потом он сделает Марс своей стартовой площадкой для внутривселенских посещений.

Жизнь семьи после коротких часов работы заполнили путешествия, встречи и увлечения: искусство, чтение, спорт и рукоделие.

Много времени стало уделяться изучению прошлого, созданию и посещению музеев, где к постоянно растущему количеству музеев искусства добавилось большое количество новых исторических музеев: музеев истории войн и музеев истории религий, возникших на месте больших, но опустевших соборов, костёлов, церквей и мечетей.

Давно опустели и скромные здания синагог…

И вот сейчас мы в самом большом на планете музее религии, музее-городе Ватикане.

Как не похож этот музей на тот, казалось, подобный, который на время советской власти занял в России просторный Казанский собор в Ленинграде!

Как далеко этот музей от того, чтобы служить пропаганде и демонстрацией победы атеизма!

Как далеко этот музей еввитов от того, чтобы вообще отражать какую-либо борьбу, а значит, поражения и победы!

В этом далёком мире всё дышит миром.

Небольшие группы новых людей, заехавшие мимоходом в этот странный несовременный им город, тихо бродят по оставленному жителями красивому городскому образованию.

Крутя головами, они разглядывают детали наружной и внутренней вычурной архитектуры зданий его музеев и соборов, роскошь росписи стен и потолков, богатства собрания картин, разглядывают их на ходу, а как только на чём-нибудь останавливают свой взгляд  дольше, чем на несколько секунд, слышат в наушниках вызванные направленные этим взглядом лаконичные объяснения.

Дольше, чем в других помещениях посетители задерживаются в Апостольском дворце, — бывшей резиденции самого Папы римского и помещением папской библиотеки.

Помещение этой библиотеки служило в Ватикане когда-то домашней церковью, но 1475 лет тому назад папа Сикст IV (в годы как раз около 1475 тогдашней «новой эры») перестроил её и, превратив в библиотеку, стал украшать её стены и потолки живописью величайших художников своего времени. Одновременно в это помещение стали стекаться книги и целые библиотеки, покупаемые Ватиканом и принимаемые в дар. Специально построенные хранилища вмещают сейчас 1600 000 печатных книг, 150 000 манускриптов, 8 300 инкунабул и пр. Однако, сама “Cappella Sistina” приобрела такую художественную ценность, что стала музеем ещё в папское время.

Памятью о том, что она была церковью, осталась ставшая знаменитой в то время капелла.

Сами папы, очевидно, почитали зал её как центр всего Ватикана, если на конклавы, на которых кардиналы избирали нового папу, они собирались именно в зале этой капеллы под потолком, на котором раскинулась гигантская роспись Микеланджело, изображающая творение Богом Адама.

Книжная часть библиотеки тоже стала открытым музеем ещё в папское время по договору с итальянским правительством. Открыты были даже запасники, в которых хранились наиболее ценные экспонаты, в том числе 65 000 рукописей. Но легенда того времени гласила, что всё-таки в главной библиотеке римско-католической церкви есть секретные комнаты, о которых знают только посвящённые. И что многие папы, проведя всю жизнь в Ватикане, даже не подозревали об их существовании. А именно там хранятся бесценные рукописи, проливающие свет на тайны мироздания…

Но вместо того, чтобы искать эти комнаты и ломиться в их двери, мы с вами в поисках тайн мироздания лучше пройдём в распахнутые двери новейшей пристройки к бывшей папской библиотеке — в читальный зал Антропоцен, созданный во второй половине этой эпохи.

В одном своём большом отделе он собрал в себе литературу, документы и экспонаты, рассказывающие о той истории вер, которая бегло была отражена в нашей повести.

В другом небольшом отделе он предлагает читателям документы и литературу, отразившие тот процесс, который привёл к закрытию церквей. Это собрание документов делает вполне понятным, как всё более вовлекаясь в бурно развивающуюся науку передовое духовенство увлекалось и не замечало, что при этом размывается библейский фундамент религии и незыблемым остается только ставший уже общесоциальным моралистический её компонент. А вера размывалась и в пастве, живущей рядом с еввитом.

Теряя паству при полном отсутствии финансовой поддержки государственных образований, церковь вынуждена была сворачиваться организационно, и процесс этот закончился тем, что она рассыпалось на тех добровольных проповедников, с которых она когда-то начиналась…

Мысленно войдя в этот читальный зал и опустившись в глубокое компьютерофицированное кресло, я нажал кнопку каталога. В воздушном пространстве на фоне огромного экрана передо мной побежали названия разделов. Я выбрал раздел «Наука и Религия» и в нём сразу наткнулся на хорошо знакомый заголовок: “A Brief History of Time” by Stephen Hawking. Я нажал кнопку выбора, и вскоре живая книга поднялась из-под пола на столик передо мной.

Я открыл её, конечно, на главе “The Origin and Fate of the Universe”, на странице 120, где автор мимоходом бросил: “…the possibility that space-time was finite but had no boundary…” Тогда, в самом начале эры Антропоцен, когда я впервые открыл эту книгу, я, помню, споткнулся о непонятность и парадоксальность этой фразы и, побоявшись попытаться понять, прошел мимо.

Сейчас я осмелел и задержался именно на этой фразе.

Да, утверждение «вероятность того, что пространство-время было конечным, но не имело границ» — при беглом чтении кажется парадоксом: «было конечным» означает наличие конца, а «не имело границ» определённо означает отсутствие всяких границ.

А теперь вчитаемся: речь идёт о концепции «пространство-время», которая, между прочим, Хокингом противопоставляется концепции сингуляроности.

Утверждение «пространство-время было конечным» означает наличие в этом комплексном понятии временных процессов, а значит — и временных концов этих процессов. Этими концами, как и в том, который ожидает наблюдаемую нами вселенную, возможно, будет конец расширения. Вот какое понимание открыл своей лекцией продвинутым священникам Ватикана Стефан Хокинг. Разве в свете такого понимания не должен был бы показаться им диким страх перед концом, рождённый религиозными пророчествами? Ведь на каком временном расстоянии не только от нашей жизни, но и вообще от всяких жизней во вселенной это про изойдёт! Да ведь этот конец и не будет «концом всего», а только концом очередного процесса расширения и НАЧАЛОМ следующего цикла сжатие-расширение.

Теперь о второй части этого постулата: «пространство-время не имело границ».

В неразрывной связи с тем объяснением, которое сделано в отношении его первой части лежит и смысл этого: раз время-пространство не имело границ, но было конечным, значит не было «начала».

Предположив, что наблюдаемый нами процесс расширения закончится, мы должны предположить, что он был открыт в начале.

(А что было бы иначе?.. — А иначе было бы «начало», была возможность нового начала с этой точки Эйнштейновской «гравитационной сингулярности», значит возможность творения, и уже не смог бы тогда Хокинг сказать: «нет самой возможности существования Бога, так как время не существовало до Большого Взрыва».)

Лучшее понимание смысла этих страниц книги Хокинга заставило меня теперь вспомнить о моей собственной книжечке — «Случай в пространстве». Я нашел в каталоге читального зала и её. Заглянув в её забытые первые страницы, я с удовлетворением увидел, что в своей картине не допустил противоречия с вероятностью, допущенной Хокингом. Я предположил только вероятность существования среди давно известных нам сил, природа которых тем не менее нам до сих пор неизвестна, предположил возможность существования над ними ещё одной силы, внутри которой в какой-то очень исторически короткий период времени возник и потом опять растворился в ней тот, кого иудеи назвали Богом Яхве. А это предположение следовало за первым: «пространство» и «вселенная» не синонимы, а раздельные категории и «пространство» — это категория внешняя. В нём пространство-время безгранично и бесконечно. А «вселенная» — это тот раздувающийся сейчас пузырь, в котором мы живём. Вселенная сейчас ограничена.

(Если верить русской народной песне, один мужик всю её уже на тройке лошадей проехал и в Россию воротился.) Да, но она в процессе расширения, который конечен, за ним последует сжатие, и когда оно закончится сингулярной точкой, точка эта станет опять частью бесконечного пространства.

Таким образом, в моей вселенско-пространственной модели нет противоречия ни с Хокингом, ни с Эйнштейном, но в ней нашлось место и Богу.

И я с чувством удовлетворения возвратил моё писание в библиотеку Ватикана и, отдыхая, закрыл глаза.

Думаю, что всем сидящим в креслах этого зала было так же хорошо, как было хорошо мне. Думаю, что и всем прогуливающимся по Ватикану было хорошо.

Я понял, что природа этого состояния лежит в удовлетворении естественной потребности содержать где-то рядом с умом то неясное, что составляет эмоции: любовь, эстетические удовольствия, удовлетворение творчеством, простая радость от ощущения здоровья, индивидуальная вера во что-то. И всё это испытывает и еввит; и он фантазирует, и мечтает. Но его фантазии рождают планы, мечта зовёт к их осуществлению, а вера придает уверенность действиям.

И если раньше, впервые мысленно войдя сюда, я подумал, что нынешние посетители Ватикана — и бродящие по залам, и разглядывающие роспись стен и потолков, и сидящие в библиотеке, и пробегающие глазами тексты, которые их заинтересовали с научной или познавательной целью, — совершенно недоступны духовному трепету, который когда-то внушали эти стены, то сейчас я на себе убедился в обратном: было всё-таки что-то, что на время нахождения в стенах этого музея как-то отрывало твою душу от мысли. И поднимало её куда-то.

А там, — где-то Он касался её с благословением, вполне удовлетворённый тем, что в этих стенах его перестали беспокоить чиновничьими службами.

Он был удовлетворён всем, что он наблюдал, пока был близок к Земле и, прежде всего, тем, что увидел: узнали на Земле в еввите Его посланника, и провёл еввит на Земле Его волю.

И удовлетворённый всем тем, что увидел, в земной год 6710 по еврейскому календарю, в год 2950 «н.э.» по земному популярному календарю, или в год 1000 по новейшему календарю от начала эпохи Антропоцен, потратив 9 небесных дней на земные хлопоты, — удалился Бог Яхве от Земли, и опять надолго растворился во Вселенской Силе…

ЭПИЛОГ

Я дописываю последние строки своего вúдения истории того, что однажды произошло в мировом пространстве. Целый год я и сам пребывал в нём, находясь в то же время и на Земле, — то в предместье Чикаго, то во Флориде, в городке на берегу Мексиканского залива.

Сейчас я только что вернулся из ставшей уже горячей Сарасоты в ещё холодноватый и ветреный Чикаго.

Сижу у окна, за которым иногда пробегают молодые люди. Несмотря на холодный день и сильный ветер на них нет ни пальто, ни курток, ни даже пиджаков. Нет и шапок на головах. На головах у них кипы, на ногах — кроссовки. Они в чёрных брюках и белых рубашках, из-под которых свисают «цицас» — кисти таллоса. Таллос — это символ личной духовной связи с «ха шем» — с Ним — тем, имя которого у ортодоксальных евреев из благоговения не принято даже называть.

Почти стеной к стене к моему дому красивое здание Еврейского религиозного колледжа. Это заведение, которое даёт высшее религиозное образование студентам, успешно закончившим местные ешивы, в которых они уже получили умеренное ортодоксальное или хасидское образование.

Я смотрю на этих симпатичных мне юношей, торопящихся в свой тёплый «дом изучения Торы», и мне грустно от того, что вывод, к которому я пришел в своих раздумьях о логике хода истории увёл меня так далеко от картины, к которой я привык за своим окном.

Сарасота — Чикаго, Апрель 2020 года.

 Примечание:

[1] Книгу Феликса Арановича «Однажды в пространстве» можно приобрести в интернет-магазине по ссылке в нашем «Киоске»

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.