Александр Габович: КАДРИРОВАННЫЙ ТАНКОВЫЙ ПОЛК И ДОМ ПОСЛЕДНИХ НАДЕЖД

Loading

Совок был полон нелепостей, от которых мы ещё не избавились. И юмор тут может быть лишь саркастическим. Самый главный недостаток совка заключается в том, что цели этого государства и ему подобных образований никак не связаны с возможностью счастливой трудовой и культурной жизни граждан. Химеры преобладают. 

КАДРИРОВАННЫЙ ТАНКОВЫЙ ПОЛК И ДОМ ПОСЛЕДНИХ НАДЕЖД

(неизгладимые житейские несуразности)

Александр Габович

            Недавно в сети появились сообщения, что доблестная русская армия, добившаяся в последнее время на украинском фронте общепризнанных блестящих побед, решила укрепить их и, так сказать, окончательно зафиксировать, расконсервировав старинные советские танки Т-62 и направив их в бой. У меня эта информация вышибла старческую слезу и цепочку воспоминаний. Спешу поделиться ими с читателем, а то, неровен час, попаду под беспощадный танковый огонь и не успею это сделать.

            В Советском Союзе было много танков разных видов и пород. Были они хорошие и очень хорошие, но впоследствии их дорабатывали и, не жалея труда и материалов, выпускали тысячами, а то и десятками тысяч. Тогда они, естественно, становились ещё лучше, а непроданные за рубеж танки старых образцов ставили на консервацию, поднимая на помосты и густо покрывая специальной смазкой. Но и многие весьма современные танки тоже подвергали консервации, поскольку гигантские танковые табуны требовали десятков тысяч опытных наездников, коих следовало оторвать от народного хозяйства, тоже, в основном, выпускающего танки. Те танковые части, которые консервировали, но держали в готовности принять резервистов и бросить на враждебную Европу, укомплектовывали не полностью и называли «кадрированными». В этих частях наличествовал (полный или неполный) офицерский состав и рота обслуживания зафиксированной на постаментах в ангарах могучей техники.

            Я к этим частям вроде бы не имел никакого отношения, поскольку служил в радиолокационных войсках, а танки видел только в кинофильмах, но причудливая жизнь советского человека распорядилась иначе. Первым звоночком была исповедь капитана-танкиста в одном из ресторанов Омска. Был танковый специалист не очень-то и пьян, но пристал ко мне не на шутку, так как хотел выговориться именно о танках. Это был единственный случай в моей армейской практике, когда коллега-офицер лез с откровенностями не о женщинах, а о воинской технике. Вот он мне о танках Т-62 и Т-64 и пел, не переставая, пока я из ресторана не убежал. Естественно, что марки танков я не запомнил. Это только сейчас я их идентифицировал. Не запомнил я и их тактико-технические характеристики, которые были абсолютно мне не интересны. Но вот его восхищение осталось в памяти. Я пытался его урезонить, говоря, что он ведь не знал собеседника, что я могу быть шпионом, что нельзя о секретах в ресторане болтать, но остановить потоки радости не мог. Ему повезло: шпионом или агентом органов я не был, и беседа осталась между нами. Только в этих заметках и появился повод о ней рассказать.

            Однако, «танковая атака» оказалась лишь прелюдией к удивительному приключению, которое меня ожидало во время этой командировки. Дело в том, что настал очередной личный финансовый кризис, потому что денежное содержание шло в отдельную роту Сургута, а в Омске я должен был пробыть ещё долго. За койку в военной гостинице «Золотой клоп» (название народное, шуточное) платить стало нечем. И тут друзья-приятели посоветовали мне поселиться в кадрированном танковом полку, в общежитии неженатых офицеров и сверхсрочников. Один из этих приятелей, тёртый жучок, человек гражданский, но постоянно носящий военную форму пехотного старшего лейтенанта и пьянствующий за счёт молодых офицеров, провёл меня в столь необходимое для нищенствующего двухгодичника общежитие.

            Расположено оно было в отдельном корпусе, а ангары с танками и служебные помещения полка стояли чуть поодаль от входа на территорию городка. На входе постоянно стоял контрольно-пропускной пункт с «вертушкой» бойцов роты обслуживания. Они пропускали любого офицера (sic!) без проверки документов, любезно отдавая честь. В самом общежитии мой Вергилий быстро договорился, чтобы мне БЕСПЛАТНО предоставили койку в комнате, один из обитателей которой выбыл в очередной отпуск. Комната была на четырёх человек, но для меня она оказалась спасительным оазисом и убежищем. Добавлю, что всем обитателям учреждения раз в неделю меняли постельное белье, а в коридоре был душ общего пользования. Тут я прожил две недели, за что и по сей день всем причастным благодарен.

            Пикантность ситуации с танковым полком заключалась в том, что на территории городка стояли ещё два многоэтажных дома с гражданским населением, которое подчинялось городским властям Омска. Каждый житель, включая детей-школьников, при пересечении пропускного пункта предъявлял выдаваемый полковой канцелярией пропуск и проходил туда или сюда. С гостями была проблема, потому что их нельзя было пропускать (так распорядился командир полка), но солдаты их всё равно пропускали, если сопровождающий житель предъявлял пропуск. Однако у меня, не имеющего никакого права на пересечение контрольно-пропускного пункта, ни разу никакого документа не спросили. Неисповедимы пути твои, Господи!

            Пребывая на казённой, не заслуженной мною, койке, я познакомился со многими интересными людьми. Один из них был старшина-казах, приехавший сдавать экзамен на офицерское звание. У него в Омске была любовница, поэтому он каждую ночь ночевал у неё, а утром приходил к родным пенатам. К экзаменам он не готовился, потому что до обеда отсыпался. Каждый божий день он обещал себе и оповещал меня об этом правильном и мужественном решении, что на следующую ночь он будет спать в общежитии, а в течение дня — учить матчасть. Каждый вечер он тщательно брился, принимал душ и шёл к любимой женщине. Подозреваю, что экзамен он всё-таки сдал, так как продемонстрировал истинно офицерское рыцарское поведение, заключающееся, в частности, в поклонении прекрасной даме.

            Другим обитателем общежития (хотя и не моей комнаты) был военный врач, закончивший военно-медицинское высшее заведение к 40 годам и посланный в этот самый кадрированный танковый полк, где и лечить-то собственно некого было. Видно, медицина давалась ему с трудом. Единственным предметом, которым он кое-как овладел, был антисемитизм. Не успели мы познакомиться, как он по-дружески поведал мне, что мы, как истинно русские люди (да, дорогой читатель, именно так), прозябаем, а евреи и в армии легко и хорошо устраиваются. На мой вопрос, какие-такие евреи (в общежитии мне евреи на глаза не попадались), он сказал, что это начхим того же славного полка лейтенант Витя Финкельштейн. Понятное дело, я захотел познакомиться с такой знаменитой личностью, которая сумела «по блату» устроиться в столь значительную воинскую единицу, расположенную в русской глубинке, в продуваемой всеми ветрами казахско-татарской степи. Следуя указаниям врача, я «вышел» на блатного химика Витю, который тоже обитал в нашем общежитии.

            Он оказался невысоким крепким парнем с типично славянской внешностью. Витя тут же пригласил меня в ресторан, от чего я отказался, ссылаясь (абсолютно честно) на безденежье. «Получишь — отдашь», — был ответ. И действительно, мне удалось через некоторое время получить «транш» от родителей. Но долг я отдал не наличкой, а в свою очередь пригласил Витю в ресторан. Мы с ним ещё несколько раз подолгу беседовали, и его история заслуживает на публикацию в этом мемуарном фрагменте, поскольку добавляет ядовитых красок к описанию нелепого существования нелепого полка в нелепой стране.

            Герой этой истории родился под Москвой в русской православной семье. Откуда у отца такая фамилия, никто из них не знал. Витя всегда был склонен к изучению естественных наук и после окончания школы поступил в престижный институт на химический факультет. Окончив его, пошёл работать на завод, выпускающий конденсаторы. Как можно легко понять, в СССР этот завод тоже являлся военным, хотя секретного в нём было мало: оборудование закупили во Франции. Однако работало оно плохо, и продукция часто выходила бракованной (не выдерживались требования к толщине изолирующей прослойки). Это было стандартной ситуацией в советской промышленности, где не соблюдались нормы технологического процесса. Витя придумал способ (сейчас я уже не вспомню детали) так изменить технологию «слабого звена», что даже неумелые и пьющие рабочие не вредили процессу. Брак почти исчез, а Витю в 28 лет назначили начальником цеха. Казалось бы, открывались благоприятные карьерные перспективы.

            Но тут неожиданно и не с той стороны ударил гром. А именно, наметилась командировка во Францию для закупки нового оборудования для производства другого вида конденсаторов. Естественно, что в состав советской закупочной делегации включили Витю. Но в это время в цеху уже работал молодой специалист, родственник высокого начальства. Этот парень ничем не отличился, но во Францию поехать хотел, да и стремительную карьеру сделать тоже не мешало бы. Витя же сделал? И дирекция завода по указанию свыше провела молниеносную бюрократическую операцию. Витю лишили брони, которую имели все инженеры этого предприятия военно-промышленного комплекса. И военкомат, тоже получивший указания, быстро озаботился срочным призывом лейтенанта Финкельштейна на два года в Советскую армию. Военно-учетная специальность химика касалась защиты от оружия массового поражения. Но должность начхима была полковой и делать на ней было нечего (НАТО до сих пор не напало!), поэтому на два года с такой специальностью офицеров не брали. Но у Вити, говоря словами военврача, «был блат», так что получил он назначение в кадрированный танковый полк. А парня, который его спихнул, назначили начальником цеха и послали во Францию, в командировку. Интересно, что антисемитская карта в судьбе инженера Финкельштейна впервые вынырнула именно при лишении брони, ибо, как говорил кадровик оборонного предприятия, не гоже евреям (даже мнимым) осваивать производство французских конденсаторов.

            От химика в обычном полку, чтобы он не умер от скуки, требовали проводить инструктажи, а, иногда, и учения. В кадрированном полку и этого не было. Вот почему врач так Вите завидовал, ибо даже кадрированные войска болеют, а лечить он их не умел, и приходилось выкручиваться. Поэтому Витя погряз в выпивке и случайных знакомствах, благо был он холостяком. Мне он признался, что нашёл в библиотеке книжки, где ругали Израиль и сионизм, и понял, что евреи вовсе не так плохи, если советская печать о них пишет плохо. После службы запланировал жениться на еврейке и уехать. Смотреть на этого «сиониста» и слушать его мечтания было очень смешно. А, вообще говоря, история эта грустная. Как писал Николай Некрасов на смерть Тараса Шевченко: «Не предавайтесь особой унылости: Случай предвиденный, чуть не желательный, Так погибает по божией милости Русской земли человек замечательный». В любом случае спасибо Вите, который показал мне картину неизвестного дизайнера: «Танки в стойле». Очень впечатлила.

            Наша молодая офицерская компания кочевала по вечерам по Омску в поисках то ли приключений, то ли впечатлений, то ли по морде получить. Среди посещаемых объектов выделялся Дом офицеров, называемый в народе «Дом последних надежд». Для будущих историков сообщаю, откуда такое смешное имя. Его дали учреждению девушки, которые отчаялись выйти замуж, но очень хотели бы создать семью. В России в то время наблюдалась повышенная смертность среди лиц мужского пола (подозреваю, что в наше время она ещё больше), ещё живые парни пьянствовали и становились импотентами. Поэтому на борзых и румяных армейских офицеров велась настоящая охота со стороны страждущих женщин, о чём я уже как-то писал. У офицеров тоже были свои житейские неурядицы. Большинство гарнизонов и «точек» были разбросаны по необъятной и непонятной родине, где иной раз жениться можно было бы разве что на белой медведице или камышовой кошке. Поэтому молодой офицер перед распределением или в момент отпуска из предназначенной ему командованием дыры старался жениться. Времени было в обрез. И эти офицеры зорким и жадным взглядом обегали охотниц, рассматривая их как дичь. Дом последних надежд (ДПН) был ристалищем, где гладиаторы обоего пола сражались, падали замертво и возрождались из крови и пыли. Будучи, на первый взгляд и по идее отцов-основателей, чисто совковым, пропагандистское учреждение на самом деле являлось и слыло стратегической объектом в матримониальных войнах. Много браков родилось в этих стенах. Немало их и распалось там же. Об этом ниже и пойдёт речь.

            Уж не помню, как я познакомился со знаменитым и влиятельным в ДПН человеком, Ваней Прокопенко. Ваня был лейтенантом-двухгодичником, назначенным заведующим клубом Дома офицеров. Думаю, в Советском Союзе это был единственный уникальный случай, чтобы выгодную и непыльную должность занимал не кадровый офицер. А произошло это в результате случайного стечения обстоятельств. Ваня был родом из одного местечка на Винничине и, несмотря на украинские имя, фамилию и безукоризненный пятый пункт в паспорте, обладал саморазоблачающим отчеством (читайте по поводу отчеств замечательное стихотворение Бориса Слуцкого). Поэтому учиться на преподавателя музыки предпочёл в относительно прогрессивном (на то время) Ленинграде. Он благополучно окончил вуз и женился на сокурснице, по происхождению коми, очень красивой блондинке. По распределению их обоих, в то время уже счастливых родителей ребёночка, послал в один из северных округов России, где Ваня стал директором музыкальной школы, а его жена — преподавателем.

            Приближалось тридцатилетие супружеской пары. «Северные» зарплаты исправно капали, а местные детки с наслаждением слушали Бетховена и пели в детском хоре. Ничто не предвещало беды. И тут, как и в описанном выше случае, школу, которая завоевала славу на русском севере, захотел возглавить другой человек, не такой умный и талантливый, но весьма ушлый. Для этого Ваню надо было отправить в армию. Его военно-учётной специальностью было что-то вроде «клубный работник». В то время таковые в СА не были в дефиците. Заставить военкомат призвать офицера-музыканта надо было суметь. Но конкурент сумел и был вознаграждён: Ваню призвали и направили в распоряжение командования Сибирского военного округа, в Новосибирск, жена с ребёнком остались в обжитой квартире, а ушлый стал директором.

            Ваня, однако, решил бороться до конца. Когда его хотели сделать замполитом далёкого северного отдельного подразделения, он категорически отказался. Аргументация была железной: «Для чего меня готовили на эту специальность (клубного работника), тратили государственные деньги, а хотят поставить на должность, которую стремятся занять выпускники высших политических училищ, офицеры соответствующего профиля?» Единственно в чём Ваня покривил душой, так это в предположении о желании юных политработников отправиться в северную роту. Бить баклуши в политчасти они были не против, но только не в глухомани и/или мерзком климате русского северного пограничья. На угрозы применить к Ване дисциплинарные меры он ответил симметрично: пообещал пожаловаться в Министерство обороны. «Что ты хочешь?», — спросили его. «Стать заведующим клубом», — гласил ответ. Такое свободное место было лишь одно, и Ваню направили в большой город Омск. Работницы ДПН, в основном, женщины средних лет, с удовольствием приняли нового начальника, который наладил художественную самодеятельность, организовывал концерты, танцы и прочие мероприятия. Единственным минусом стало отсутствие любимой жены, для которой в Омске попросту не было работы по специальности.

            Однако, сама специфика работы заведующим клубом в ДПН таила немалые риски. В одно из моих посещений Ваниного кабинета во время весёлых плясок посетителей в ярко освещённом зале меня поразил тогда унылый, хотя до того времени всегда жизнерадостный, хозяин. На моё недоумение был дан скорбный ответ: он заразился одной из малых болезней любви. «От кого?», «Зачем ты изменил такой красавице?» — это были вопросы, а комментарии мои невозможно привести в приличном журнале. Потом жертва лупанария показал мне пляшущую обидчицу, которая, как ни в чём не бывало, пришла заражать новых любителей клубнички. Она была ужасно некрасивая, а на фоне пришедших юных дев выглядела просто омерзительно.

            «Как ты смог?», — спросил я. «Водка», — был ответ. Самое печальное в этой истории, что жена захотела сделать мужу сюрприз, пригласила свою маму в их город, взяла отпуск и приехала к мужу, который оказался под карантином. Естественно, что она, разъярённая, уехала домой, а Ваня решил, что придётся развестись. За всю мою жизнь я в этот единственный раз успешно сыграл роль доброго ангела, уговорив Ваню приползти к жене на коленях, что он и сделал, и получил прощение. Когда окончилась наша служба, Ваня с семьёй переехал на родину, в Украину, и звонил мне уже оттуда.

            Совок был полон нелепостей, от которых мы ещё не избавились. И юмор тут может быть лишь саркастическим. Самый главный недостаток совка заключается в том, что цели этого государства и ему подобных образований никак не связаны с возможностью счастливой трудовой и культурной жизни граждан. Химеры преобладают. Советская армия, армия никчемных ублюдков, бездельников и убийц, занимает едва ли не первое место среди вредоносных советских учреждений. Миллионы судеб людей на всей планете разрушены этим монстром и его наследником, армией России. Поэтому и смех мой прорывается сквозь слёзы.

Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Александр Габович: КАДРИРОВАННЫЙ ТАНКОВЫЙ ПОЛК И ДОМ ПОСЛЕДНИХ НАДЕЖД

  1. » Совок был полон нелепостей, от которых мы ещё не избавились. И юмор тут может быть лишь саркастическим… Химеры преобладают…»
    —————————————————
    A где нет нелепостей? Химеры преобладают и на Соборе Парижской Богоматери.
    Правда, не такие как в Омске…)))

    1. Очень не люблю демагогию. Глубокомысленно сравнивать кое-что с пальцем не принесёт дивидендов даже в комментариях.

  2. Далі буде, але згодом. Пока я в командировке, в Германии. Очень интересные и разнообразные впечатления. Но об этом я писать не буду: миллионы живущих, «молодых и рьяных», знают современную жизнь лучше, чем я, старый человек. А о прошлом стоит рассказывать, потому что танки Т-62 уже разгрузились в Мелитополе, а свидетелей моих историй почти нет, вымерли. Из ружья, которое в первом акте повесил на стену кудрявый мальчик Володя, стреляет лысый правнучок Володя. Стреляет в Украину, стреляет в Европу, стреляет в свободу.

    1. Ну почему вымерли — я служил командиром танка Т-64Б под Чугуевым Харьковской области.

      «Танковая дивизия в Башкировке под Чугуевом — тот самый городишко из которого плыл по речке топор. Лето.
      Воскресенье.
      Все, кто не в карауле или не в наряде отдыхают, как могут.

      В казарме появляется пьяный в дупель замполит батальона. Строит нашу «молодую» роту и, пошатываясь ведёт за собой на спортивный городок.
      Подводит к турнику, вызывает кого-то из строя и приказывает сделать подъём-переворотом.
      Тот честно пытается, но у него не получается.
      — Мать вашу! Как вы такие слабаки будете Родину защищать?! Вы не отдыхать в воскресенье должны, а повышать уровень физической подготовки! Смотрите, как надо…
      Замполиту со второго раза удаётся допрыгнуть до перекладины. Он пытается сделать упражнение, но срывается и падает на спину в песок.
      Поднимается и волком смотрит на строй.
      Мы кусаем губы, стараясь изо всех сил не заржать…
      Взгляд замполита останавливается на мне…
      — Товарищ младший сержант, выйти из строя! Покажите, как надо выполнять подъём переворотом!
      Показываю…
      — Поняли, как надо?! — обращается к строю замполит. Подходит ко мне, целует («Суворов» , блин!) и уходит.»

      Из амейских «воспоминашек»
      https://club.berkovich-zametki.com/?p=55088#2

  3. Так и не понял зачем этот опус помещен на сайте и зачем я его прочитал.

Добавить комментарий для В'ячеслав Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.